В Новом Мире

Когда же это было?

Иногда мне кажется, что все это произошло какие-то минуты назад, хотя с тех пор миновали долгие двадцать лет.

Это не сказка, нет. Это история моей жизни, ее удивительная и незабываемая часть, ее путеводная сверкающая звезда. Начало моего нового пути в мире. Если хотите – солнечное перерождение.

Наша память всегда запечатлевает для нас самые запоминающиеся и удивительные моменты. И сейчас, спустя двадцать лет, я крайне отчетливо помню тот ярчайший почти что месяц. Они, те дни, как на ладони раскрываются передо мной – когда бы я ни пожелал, память повторяет их для меня в ярчайших подробностях… каждый день из нескольких десятков. Иногда мне даже кажется, что какая-то особенная память хранит для меня те события.

Они остались в моем сердце – те дни.

Сейчас я снова вспоминаю эти мгновения, и слезы катятся по моим щекам. Это слезы грусти и слезы радости, друзья мои.

Каждый день и каждый час – как на ладони…

***

«Джон, тебе уже пора домой!» – и встревоженная мать показалась на крыльце.

Но мальчик ее и не слышал – он был далеко. Они вместе с Джимом и Лаурой – девчонкой из того же квартала – плескались в реке. Они зачерпывали своими детскими ладонями пригоршни воды и что есть силы бросали их друг в друга, обливая сверкающим водяным потоком.

Вот он схватил двумя руками струящуюся воду и швырнул ее в Джима, облив ему лицо. Тогда Джим, до сих пор увлеченный метанием струй в смеющуюся Лауру, каким-то странным образом приставил руку к воде – и через мгновение целый водяной вихрь охватил его.

Вокруг Джима возник водяной щит. Сам же он крутился в воде и бил по ней руками – и струи летели в разные стороны от него, задевая и правого (кем здесь по праву могла считаться Лаура – ведь не она же, в конце концов, начала на него эту атаку!), так и виноватого – то есть Джона, имевшего неосторожность облить это водного чемпиона Джима и сейчас, обливаемого бесперебойным потоком, уже горько жалевшего об этом своем столь опрометчивом шаге.

Однако этот новый водяной барьер и метаемые струи, казалось, лишь еще больше воодушевили их всех – они хохотали и обливали друг друга, уже не закрывая лица от несущихся в разные стороны по совершенно непредсказуемым траекториям водных струй, посылаемых той или иной стороной.

Постепенно он вместе с пришедшей ему на помощь против этого Лохнесского чудища Лаурой стал все больше и больше теснить Джима к берегу – струи били в лицо, он уже не видел Джима толком, но все еще продолжал сражаться. Но и Джим не отступал – теперь он успевал метать воду уже и в Лауру – и той доставалось не меньше, чем ему.

Они бились и бились друг с другом, и звонкий ребяческий смех наполнял пространство и раскатывался волнами вокруг.

Они здорово повеселились в тот день. Джима все-таки удалось вытеснить на берег – и они вместе с Лаурой как полноправные победители затем обливали его, уже побежденного и не сопротивляющегося, с двух сторон изо всех сил.

Затем они гонялись друг за другом в воде точно стаи пиратских кровожадных акул, как сказал все тот же Джим. Тех, кого догоняли, хватали в воде за пятки и тащили на берег. Проще всего получалось догнать Лауру – после того, как ее удавалось схватить за пятки в воде, она, как и положено побежденному, покорно шла на берег и ждала там, пока они гонялись друг за другом. Затем, смеясь, она вновь плыла к ним и уже догоняла их, изрядно уставших в погоне друг за другом, и ей почти всегда это удавалось. Ну, разумеется, они поддавались ей.

Потом были лесные прогулки и пение птиц в ветвях деревьев. Было утро и они, усевшись на древесные бревна, завороженно слушали птичью трель.

«Наши лесные братья умеют воздавать хвалу свету», – как сейчас помню эту фразу Лауры.

Были их совместные прятки-ляпы в лесных буреломах и обильных ветвях росших здесь высоких кустарников. Были спуски с морозных ледяных гор и игра снегом. Было падение в глубокие сугробы и дружелюбный смех стоящих рядом с тобой друзей. Была радость познания столь громадного и удивительного мира, открытого их детским взорам.

Они, эти трое, еще только входили в жизнь детьми. Они и потом жили ими.

Они… Они – трое.

Теперь же из них остался только он один.

Это было как удар. Нет – это было страшнее.

Как будто тысяча пламенных молотов разом обрушилась на тебя и придавила так, чтобы ты уже не смог даже дышать… Как будто тебя засасывает какая-та страшная глубина, и ты не можешь ничего с этим сделать… Как будто тебя разрывает и кромсает на части неведомая тебе сила… Как будто ты перестал жить.

И все же он был – тот день. Десять лет назад – да, именно тогда он впервые узнал о том, что великие друзья его детства и юности, давшие ему так много – Джим и Лаура – оба они умерли. Оба покинули этот мир, и он остался в нем без них.

«Без. Них. Без. Них. Один. Один. Один», – как молотом в висках отбивало его сознание в те дни.

«Без… них», – бьющиеся в сознании слова сложились, наконец, в жалкое подобие фразы – и он потерял сознание, упав на внезапно приблизившуюся к нему землю.

После он пришел в себя, хоть и не сразу. Еще год он приходил в себя.
Это была действительно огромная потеря – потеря, быть может, самого ценного, что подарила ему эта жизнь.

Но он пережил ее. Справился – справился потому, что не мог не справиться. И потому, что сердце – его сердце, никогда не подводившее его, – настойчиво и постоянно с того дня этой потери шептало ему, что эта разлука не вечна. Что они, трое, встретятся вновь под солнцем иного мира, что они встретятся, когда его путь здесь будет завершен и долг – выполнен.

Но это было уже позже, это было спустя многие годы. А тогда они были светлыми детьми – и ничто и никто не омрачало их праздника жизни.

***

Казалось, тот день был самым обычным днем, каких за год для стороннего наблюдателя бывает ровно триста шестьдесят пять. Но так это казалось другим – но не ему. Не ему.

Призрак или человек? Я сначала даже подумал, что увидел призрака, когда тот осторожно подошел к моему дому и поздоровался со мной. Как будто бы появился из ниоткуда…

Я приветствовал его, резко приложив правую ладонь к голове и затем отпустив ее – так почему-то часто делали люди в военной форме на парадах, и я тоже решил так попробовать.

– Боец, – ответил незнакомец и улыбнулся. – Из тебя выйдет истинный боец, – добавил он.

Он заговорил. Спрашивал о моем квартале и о том, сможет ли он где-нибудь пожить здесь некоторое время, пока ему не «будет пора двигаться дальше» – кажется, именно так он тогда выразился.

Мы – я и Лаура, как раз в это время прибежавшая к моему дому с тем, чтобы пригласить меня и Джима в субботу на пикник, который собирались устроить ее родители – оба активно включились в разговор с незнакомцем, наперебой тараторя и перебивая друг друга, чтобы дать этому человеку как можно более точную информацию о том, почему ему, например, стоит остановиться в доме у тетушки Жанетты и ни в коем случае не стоит останавливаться в трактире «Ночной всадник».

Так мы узнали, что призрака зовут Ричард.

– Ричард, – ответил призрак, – так меня зовут. Одно из любимых мною имен.

Когда мы закончили наши объяснения и умолкли, изрядно устав от такой словесной тирады, он улыбнулся и спросил, может ли остановиться у меня в доме.

– А почему вы не хотите остановиться у тетушки Жанетты? – опередила меня с вопросом Лаура и взглянула на незнакомца испытующим и заинтересованным взором. Ричард-призрак поднял глаза влево-вверх – как будто бы задумался о чем-то. Затем отвел в сторону руки, выставив их ладонями вверх, как бы прося кого-то неведомого о помощи, – так продолжалось секунд десять. Затем он встряхнул головой и вновь посмотрел на нас лучистым взглядом – я как сейчас помню это чудное сверкание его глаз! – и вновь заговорил.

– Решил посмотреть снова, стоит ли мне останавливаться там, где вы мне предложили. Это будет не лучший выбор. Я должен остаться некоторое время с вами.

Мы, конечно же, начали наперебой расспрашивать его, почему же именно с нами, и как он узнал об этом, на что он ответил: «Вы все узнаете в свое время. Когда вы вырастете, вы все поймете».

– Воины, – добавил он и улыбнулся. – Не бойся, Джон, и ты не бойся, Лаура. Я не причиню вам вреда. Воины добра сражаются вместе, плечом к плечу – а не друг против друга.

Но… но я не говорил ему своего имени! И Лаура не говорила тоже! Как же он мог узнать их?

По лицу Лауры я увидел, что она тоже находится в растерянности.

– А как вы… – начала было она – и внезапно передумала, так и не закончив фразу.

Незнакомец повернулся к ней и улыбнулся.

– Хочешь спросить, как я узнал твое и Джона имя? Нет, я не выспрашивал людей о вас – это мне не требуется. Вы получите ответ и на этот вопрос, когда подрастете. Вам многое откроется в свое время.

Больше он не сказал по этому вопросу ни слова, и мы не стали его расспрашивать.

– Я так понимаю, что требуется согласие ваших родителей на то, чтобы я пожил с вами? – и он взглянул на нас. – Ну, разумеется, – вновь добавил он через пять или десять секунд. – Я достойно оплачу свое проживание и не буду мешать вам в вашей повседневной жизни. Впрочем, если вам – он посмотрел на меня и на Лауру – потребуется помощь – вы всегда можете обратиться ко мне, пока я буду с вами. Я буду здесь примерно месяц, а потом мне потребуется идти дальше, ибо мой путь зовет меня. Спросите своих родителей и решите вместе, примите ли вы меня. Я приду завтра днем. Удачи вам, воины, – и с этими словами он порывисто встал, махнул нам рукой на прощание и, казалось, так же внезапно растаял за горизонтом, как и появился, оставив нас в чувстве недоумения и в то же время пришедшей откуда-то из глубины светлой радости и предчувствия счастья.

По крайней мере, такое чувство осталось у меня – но и у Лауры, похоже, тоже.

– Ну и что будем делать? Тебе не показался этот человек… странным? – и Лаура испытующе посмотрела на меня.

– Странным? Да, верно… какой-то он странный… но я почему-то доверяю ему. Не знаю. Я доверяю ему и верю, – ответил я.

– И я тоже. Я только хотела узнать, что ты чувствуешь. Правда, не думаю, что мои родители разрешат ему жить с нами – слишком уж они настороженно относятся к незнакомцам, даже к… таким, как он… – и Лаура вздохнула. – Но твои то почти точно разрешат! Вам ведь сейчас нужны деньги, и они воспользуются любой пришедшей возможностью.

– Да, мои наверняка разрешат. Он будет жить с нами… месяц, – сказал я. –Почему же так мало, месяц?! – внезапно вырвалось у меня, и я поспешно прикрыл рот рукой. Что за мысли? Странно.

– Ну, ладно. Я приду завтра вечером, и ты мне расскажешь о нем. Он такой загадочный… – Лаура одарила меня своей улыбкой, встала с места, махнула рукой на прощание – совсем как тот незнакомец – и побежала к своему дому. Ее силуэт постепенно удалялся, как будто тая в этой утренней дымке – и вскоре совсем исчез из виду.

«Значит, завтра. Значит, месяц. Что ж, пусть будет так», – не помню, откуда пришли тогда ко мне эти мысли, но в них была необычайная сила и какое-то внутреннее согласие.

Мои родители действительно разрешили незнакомцу жить с нами.

Так начался тот чудный и незабываемый месяц моей жизни, оставшийся в моем сердце, оставшийся – навсегда.

***

Он был полон загадок, этот Ричард, и был очень добр – и мы с Лаурой, Джимом (такое событие мы не могли от него скрыть, и он тоже стал наведываться ко мне в дом, чтобы еще и еще раз встретиться с нашим новым жильцом) вскоре все трое полюбили его. Я как сейчас помню наши беседы с ним, его лучащиеся солнечные глаза и ровный, спокойный и исполненный внутренней силы голос…

«Ты спрашиваешь, откуда я пришел к вам? Из мира – из миров. Их мириады – мириады неповторимых удивительных миров. Ваша жизнь – в беспредельности. Надо только устремиться к познанию и красоте. И этот ваш мир – вы можете и его сделать цветущим садом. Понимаешь? Можете! Это все в ваших силах…»

«Сейчас ты живешь по жизни ребенком, ты замечаешь и видишь многое, чего не видят уже большинство взрослых людей – много прекрасного. Ты живешь в живом мире. Для тебя нов каждый день, для тебя чудесен – каждый день. Это справедливо и верно, это прекрасное восприятие жизни. Другим надо учиться такому восприятию, тем, кто забыл, что такое возможно – надо просто напомнить. Ваша радость жизни и любовь – твоя и твоих друзей – она как бы ключ к миру. Она откроет все врата перед вами, она проведет вас над пропастями и даст вам прекрасные крылья для полета».

«Да, именно радость заповедана людям. Люди могли бы жить в радости, если бы сами не ввели себя в круг страданий. Я не знаю, почему они сделали этот выбор – но многие его все же сделали. О какой радости я говорю? Но ведь ты уже испытывал ее! Когда вы вместе с друзьями играли и резвились – вы радовались живой жизни. Когда вы с интересом изучаете окружающий вас мир – это радость познания мира. Когда ты трудишься – это радость труда. Когда ты любишь и даришь любовь свою ближним – это радость и восторг любви и отдачи. Странно, что некоторые потеряли эту чудесную нить – но это значит, что им надо снова отыскать ее. Сердце растопить свое им надо! Люди страстно желают быть счастливыми – и не делают ничего, чтобы быть ими. Для некоторых из них каждый день – как однообразный туманный образ, и жизнь их бывает также полна тумана. Но в тумане легко заблудиться и потерять путеводную нить – поэтому надо, чтобы сердце сияло любовью и радостью – и тогда никакой туман не покроет это пламенное сердце!»

«Дойдет тот, кто движется – я знаю, ты уже слышал эти слова – и это так и есть. Нельзя сидеть на одном месте, в сотый раз перегребая рухлядь своих предрассудков, ненужных и бесполезных привычек. Двигаться надо, устремляться надо! Вдохновение нужно людям – но многие думают, что оно приходит только в каких-то исключительных случаях. Но оно всегда рядом с нами – лишь руку протянуть. Лишь начать трудиться с добрыми намерениями – и вдохновение будет верным и преданным спутником на твоем пути».

«Как я узнал твое имя? А как животные чувствуют страх? Как люди ощущают взгляд? Как чувствуется атмосфера дома, в котором они находятся? Конечно, не все обладают этой чувствительностью – но они сами своими предрассудками закрывают себе путь. Но даже те из них, кто ею обладают, обычно считают это чем-то вроде искусственного самовнушения. Предельно четко и ясно чувствуют некоторые – и все-таки не верят! Отмахиваются, отнекиваются, в то время как могли бы изучать эти явления. Но люди с таким трудом признают все, что поднимает их существо и их представление о себе, поэтому многим показаний очевидцев недостаточно – они судят по своему существу о вещах в мире. Но наука может подтвердить это – и ваша наука должна, наконец, уделить этому должное внимание. Ваша наука уже изучила немало законов физического мира – но теперь пора изучать законы мира духовного. Собственно, вам так давно было сказано о главных из них – много-много столетий тому назад, но для многих они остались пустой грамотой на бумаге, которую они уважают, но не соблюдают».

«Что это за законы? Что же вам говорилось? Люби ближнего, умей найти радость в любом труде, умей быть мужественным, учись нести добро в мир. Простые слова. Огромный смысл и мудрость – и знание тоже. Сколько же людей каждый день помнят об этом и живут так?»

«Кто я? Ведь в первый раз, когда я пришел к вам, ты посчитал меня, наверное, каким-нибудь призраком, верно? Но, как видишь, я тоже живой человек. Просто я говорю то, о чем многие еще не знают. Некоторым знавшим и забывшим – напоминаю».

«Почему я должен буду скоро уйти? Потому, что мой путь зовет меня, и я должен следовать ему. Мне еще многое предстоит сделать».

Такие беседы у нас были по вечерам. Я, Джим и Лаура – все мы вместе собирались перед домашним камином и как завороженные слушали его. Может быть потому, что он говорил правду?

***

Помню, был один день, когда сердце мое билось тревожно. Я не мог найти себе покоя, как будто что-то печальное должно было случиться.

Я шел по нашей улице, когда заметил Лауру и трех взрослых парней, окруживших ее. Затем до меня долетели ее плач и слова: «Пожалуйста, умоляю вас, не надо!»

Изо всех сил я побежал вперед. Ветер бил в лицо, и картина постепенно открывалась передо мной: трое парней окружили ее, один держал за волосы, а двое других срывали с нее одежду. Они открыто делали все это – и не боялись. Никто, никто из редких проходящих мимо людей даже не стал вмешиваться, хотя вместе они могли бы остановить это насилие.

С разбегу я набросился на одного из нападавших и повалил его на спину – стал молотить кулаками, не глядя. Желание защитить Лауру настолько сильно загорелось в моей груди, что я уже не чувствовал боли, когда двое других оторвались от плачущей Лауры и схватили меня. Я не чувствовал боли, когда один из них ухватил меня за волосы, а другой за куртку так, что я уже не мог пошевельнуться. Я не чувствовал боли, когда меня стали бить кулаками в грудь. Я не чувствовал боли, когда упал на землю, и меня стали пинать ногами. Я не чувствовал боли тогда. Боль пришла потом.

Маленькая струйка крови текла из разбитого носа и губ, оставляя вязкий красный след на тротуаре. Трое парней гоготали и раздевали плачущую и умоляющую их не делать этого девушку – умоляющую напрасно. Не знаю, сколько прошло времени – я не помню. Но вот последующее я помню предельно ясно.

– Вы сейчас же оставите ее и уберетесь прочь. Немедленно! – до боли знакомый и в тот момент уже какой-то предельно каменно-твердый голос разлился в пространстве.

Еле ворочая головой, я все-таки сумел повернуть ее – и увидел стоящего рядом со мной Ричарда. Не таким, совсем не таким был его голос, когда он говорил с нами – сейчас он был очень жестким и одновременно исполненным огромной силы. Я плохо помню те мгновения, глаза застилал какой-то красный туман – но многое все же помню…

При его словах парни оторвались от плачущей и стонущей Лауры и повернулись к нему.

– Немедленно! – повторил Ричард и сделал еще несколько шагов вперед.

– Ну, вот еще! Кто ты тут такой-то! – крикнул один из нападавших, но в его словах уже не было той вызывающей смелости от беззаконности и той уверенности, что была прежде.

– Я сказал – немедленно! Здесь не будет повторений. Можете убираться прочь, я вас не трону – вы сами уже создали себе не лучшие последствия своим поступком. Но сейчас вы уберетесь прочь!

– А ты попробуй нас выгнать, козел! – уже явно бравируя, крикнул все тот же парень.

Тогда Ричард шагнул вперед, резко вскинул правую руку вверх – в это мгновение, казалось, огненный клинок сверкнул на мгновение в его руке – или, быть может, мое помутненное сознание уже начало сводить меня с ума? – и он выставил руку вперед. – Сейчас же! – повторил он.

– Да чего же вы боитесь его! Нас же трое, а он один! – прокричал все тот же заводила и, видимо решив дать пример своим союзникам, резко рванулся в сторону Ричарда, выставив вперед свои кулаки.

Он налетел на Ричарда со всей силы – такой напор должен был просто повалить его на землю. Мне показалось, что в тот момент их столкновения как будто что-то вспыхнуло вокруг Ричарда… как бы то ни было, я ясно видел, как налетевший на него насильник точно столкнулся с каменной стеной. Он просто врезался в него и отлетел на шаг, а Ричард даже не шелохнулся, совсем – не шелохнулся. Ни на йоту. Насильник же упал на землю, тихо застонал и затем затих.

Двое других парней, итак изрядно напуганных появлением Ричарда, бросили Лауру и со всей доступной им скоростью побежали прочь. Их не преследовали.

Я не помню, что было дальше. Очнулся я уже у себя дома – и боли уже не чувствовалось.

Я встал и вскоре нашел Ричарда. Он молча сидел у камина – казалось, он дремал, глаза его были закрыты. Я не стал тревожить его, а пошел искать Лауру – я нашел ее в соседней комнате на кровати, спящую. Раны ее были перевязаны, а на ней была новая, не порванная, одежда.

Помнится, меня потом снова сморил сон. Когда я вновь проснулся, Лаура и Ричард уже были на ногах. Они сидели рядом с моей кроватью.

– А, проснулся, – сказал Ричард и улыбнулся. – Вставай, воин. Раны твои зажили, и ты вновь готов встать в строй. Тебе нужно будет сделать это перед наступающей эпохой испытаний.

– Я… я не чувствую боли… совсем. Как я так быстро поправился?

– Да, и Лаура тоже не чувствует. Боли больше нет. Я исцелил вас, но это далось мне нелегко – однако теперь я уже отдохнул.

– Как же ты..? – начала было Лаура, но Ричард поднял руку, как бы призывая к молчанию, и сказал: «После вопросы, после, сейчас вам еще нужен отдых. Отдыхайте, воины со львиными сердцами», – и вышел из комнаты.

***

Потом вновь были наши с ним беседы. Было еще много-много радостных дней. Это были незабываемые дни. Может, одни из лучших в наших жизнях.

А потом он ушел, и мы остались одни. В очередное утро он встал и сказал мне, что сегодня ему пора идти.

– Куда? – спросил я.

– По пути, который я выбрал, – были его слова.

Я заплакал тогда, когда он сказал, что уходит от нас. Он улыбнулся и сказал: «Не плачь, мы расстаемся не навечно. Быть может, мы еще встретимся. Прощай, воин, и помни о днях грядущих испытаний!» – он вновь привычно махнул рукой и направил свои шаги в свой раскрывающийся перед ним путь.

Мы стояли плечом к плечу – Джон, Джим и Лаура. Я провожал его грустным и полным надежды взглядом. Лаура опустила голову. «Прощай», – тихо прошептала она. «Он еще вернется, – сказал Джим, – мы еще встретимся с ним».

***

Я очнулся от воспоминаний. Как сейчас помню тот чудесный месяц – и последующие годы жизни, что сопровождали его. Я так и не встретил больше этого человека. Иногда я даже начинаю сомневаться – человек ли он?

Кто он – мудрец, пророк? Просто человек, согласно его словам, пришедший в этот мир напомнить людям об их долге и показать светлый путь?

Я не знаю. Но я знаю одно – его слова дали мне жизнь. Он показал мне чудесный мир, в котором мы – мы, люди! – можем жить. Если мы выберем и захотим, если мы не будем сидеть на месте, перебирая рухлядь собственных предрассудков, а будем двигаться вперед. Если мы будем любить. Если будем радостны.

Захотим ли мы жить светло? Это выбор каждого человека. Я не могу сделать этот выбор за иного. Каждый сам, рано или поздно, но неизбежно – сделает свой выбор.

Но я сделал свой выбор, и я отвечаю прекрасному – да!

Я отвечаю красоте – да!

Я отвечаю любви – да!

Я отвечаю радости – да!

И Новому Миру я отвечаю – да!

08.01.2005