Белое небо
forteen Возрастные ограничения 0+
В бесконечном во все видимые и невидимые стороны поле, где-то в его центре, стоял молодой человек, закутанный в плед и с кружкой горячего чая в руке. Неизвестно долго ли он тут и как оказался в этом бескрайнем словно сама вселенная поле, почему у него в руке чай и почему он в пледу. Неизвестно было как этот человек выглядит, есть ли у него, допустим, заколка в волосах и какой они у него длины, неизвестно носит ли он очки и окропляют ли его нос веснушки цвета оранжевого солнца, неизвестно какого цвета его глаза и какого цвета его кожа. Единственное, что можно сказать о его внешности с полной уверенностью, так это то, что абсолютно невозможно определить к какой он расе относится, живёт ли он среди гор или в низовье реки, живёт ли он на севере или на юге. Это был всего-навсего молодой неизвестный человек, стоящий в поле без конца и края с чашкой горячего только что заваренного чая и укутанный тёплым, как его душа, пледом.
Трава была ему по колено, но местами доходила до плеч, колючая и на первый взгляд не проходимая она была по всюду. Деревьев видно не было, никаких гор или чего-то, что может означать край поля, тоже. Бескрайнее пространство во все возможные стороны поверхности нашей планеты заполнял прекрасный холодноватый запах свежескошенной травы и только что проснувшихся насекомых, ведомые инстинктами они перелетали мимо человека с одного цветка на другой, коротко переговариваясь друг с другом на своём жучином языке, который, разумеется, пока что, никто не понимает. Человек не обращал внимания на этих безобидных созданий даже если те, задумавшись о своём, не замечая перед собой человека, врезались в него и, на мгновение потеряв ориентир, падали в траву, однако тут же взлетали и спешили совершать свои бесспорно жучиные дела. Внимание человека было обращено к небу, которое белея возвышалось над всем что можно было разглядеть вокруг. Бесконечно белый купол огибал незримый центр, висящий в воздухе, где-то над столь лениво происходящим, и стремился к далёкому и недосягаемому горизонту, где становился ещё белее, если только возможно себе это представить. Если внимательно приглядеться то можно было заметить на небе тускло горящие далёкие неизведанные звезды, однако все таки видимые благодаря своему усилию и воле. человек засмотрелся на них и вдруг ему показалось, что звезды его ослепили. Он коротко моргнул, уставив свой проницательный взгляд в траву, и снова поднял глаза к небу, которое, после внезапного ослепления, казалось ещё белее обычного.
Пока вокруг темнело, человек думал о том, что человечество должно быть благодарно небесам хотя бы за то, что они существуют где-то там и, по его мнению, к сожалению, не падают на всех людей, убивая их мгновенно и беспрепятственно. Купол, казалось, осуждает людей за их глупость и жадность, ему жаль их и их существование, безусловно бессмысленное и стремительно заканчивающееся. Укоризненный взгляд белого как соль неба выжигал глаза тем, кому было стыдно за свои деяния и за деяния своих братьев людей. Однако выжженные глаза по сравнению с болью чистой души, по мнению понимающих, что человечество зашло слишком далеко, является ничем и таковым будет являться до конца их непринадлежащей им жизни. Люди, как считает человек в поле, должны быть более чем благодарны случайности за то, что они появились на свет, и пусть эта случайность будет Богом, или чем то ещё, не важно, ведь человечество в любом случае идёт не по проложенной чистотой души тропинке, ведущей во мрак и небытие, которые пока что именуются в этом мире смертью, или же упокоением. Небольшое количество способных понять эти столь, на первый взгляд, простые вещи людей на данный момент сидят в страхе скукожившись, ожидая что с минуты на минуту на них снизойдёт кара возгордившегося и возвысившегося надо всеми, именующего себя всевышним. Запуганные и замкнутые, находясь в своих подверженных причинять боль своим хозяевам футлярах, сходят с ума и легко, словно подхваченные ветром, уносятся прочь из своего тела, потрепанного жизнью и несколько раз разбитое о валуны в его реке, надеясь при этом, что покидают этот мир, прогнивший
от одного края бесконечного и пустого поля до другого, и больше не вернуться туда как ни в этой жизни, так и ни в одной из возможно последующих за первой.
Беспрерывное поле давило на человека, укутанного в плед и стоящего посреди непонятно где находящегося, хотя скорее всего на планете Земля, поля, протянувшегося от одного горизонта до другого, касаясь белого как соль неба, возвышавшегося надо всеми грехами и подвигами умирающего человечества. Мерцая глазами, человек смотрел на ставшие мелькающими дальние звезды, благодаря своему усилию и терпению просвечивающие сквозь безнадёжно белое небо, и улыбался. Улыбка была произвольной, её появление никак не зависело от желания человека, она появилась в тот момент, когда он подумал, что возможно у человечества есть шанс, и, окончательно и бесповоротно, решил помочь всем и вся подняться со дна океана похоти и разврата, в котором уже давно безмятежно, что страшно, плавает наша планета, и добраться, наконец, до столь недосягаемой, как казалось раньше, поверхности так далеко сейчас находящейся над ними. Если человечество достигло дна, значит достаточно оттолкнуться от него и, пересиливая притяжения океанического дна, поплыть наверх, даже если для этого потребуется пересилить себя или же кого-то, кому больше нравится утопать в чёрной беспросветной воде, холодной из-за глубины, на которой она находится. Возможно многие не смогут адаптироваться, возможно никто не сможет, но ведь главное — дать небу понять, что возможно человечество и дало слабину затонув, однако оно делает все для того, чтобы вернуться в блаженный край, столь не запачканный и не тронутый похотью подводного мира. Возможно никто не сможет адаптироваться… однако остались на этом бессветном свете люди с чистой душой, способной пусть и через неописуемые ни одним языком планеты, вымершим или до сих пор существующим, страдания измениться и очиститься от крупиц темноты, которые имеются в каждом из живущих. Такие люди поведут других за собой, но только если способны будут вышагнуть за пределы своего, поставленного ими же, купола и, пересиливая свою ненависть к остальным, будут контактировать со всеми, кого они ранее, или же возможно все ещё, призирали. Возможно тогда человечество перестанет бояться и станет жить спокойнее, не угрожая небу кулаками, а вновь молясь ему и посылая непрерывные слова благодарности за своё все ещё бессмысленное существование…
В вечном и бесконечном во все видимые и невидимые стороны поле, где-то в его центре, стоял молодой человек, закутанный в плед и с кружкой горячего чая в руке. Известно было, что он долго тут находится и как оказался в этом бескрайнем словно сама вселенная поле, почему у него в руке чай и почему он в пледу. Известно было как этот человек выглядит, есть ли у него, допустим, заколка в волосах и какой они у него длины, известно носит ли он очки и окропляют ли его нос веснушки цвета оранжевого солнца, известно какого цвета его глаза и какого цвета его кожа. Все это время, пока он находился в этом поле, он жил в горах и низовье реки, жил на юге и на сере, на западе и востоке…
Плед упал на землю, сделав существование нескольких насекомых бессветным навечно и примяв траву так, что та не восстановит своей былой формы. Кружка чая лежала неподалёку, в ней отражалось синеющее небо и восходящее небо. Звезды, с воодушевлением смотревшие на землю, закрыли свои глаза и более не открывали их без надобности. Человек пошёл во все стороны разом и не оглядывался больше никогда на то место, где изменилась его жизнь. Небо стало ему неинтересно, а поле лишь отдавалось болью в виске. Звезды более не слепили его, небо более не притягивало его взгляд, улыбка более не озаряло его лицо…
Трава была ему по колено, но местами доходила до плеч, колючая и на первый взгляд не проходимая она была по всюду. Деревьев видно не было, никаких гор или чего-то, что может означать край поля, тоже. Бескрайнее пространство во все возможные стороны поверхности нашей планеты заполнял прекрасный холодноватый запах свежескошенной травы и только что проснувшихся насекомых, ведомые инстинктами они перелетали мимо человека с одного цветка на другой, коротко переговариваясь друг с другом на своём жучином языке, который, разумеется, пока что, никто не понимает. Человек не обращал внимания на этих безобидных созданий даже если те, задумавшись о своём, не замечая перед собой человека, врезались в него и, на мгновение потеряв ориентир, падали в траву, однако тут же взлетали и спешили совершать свои бесспорно жучиные дела. Внимание человека было обращено к небу, которое белея возвышалось над всем что можно было разглядеть вокруг. Бесконечно белый купол огибал незримый центр, висящий в воздухе, где-то над столь лениво происходящим, и стремился к далёкому и недосягаемому горизонту, где становился ещё белее, если только возможно себе это представить. Если внимательно приглядеться то можно было заметить на небе тускло горящие далёкие неизведанные звезды, однако все таки видимые благодаря своему усилию и воле. человек засмотрелся на них и вдруг ему показалось, что звезды его ослепили. Он коротко моргнул, уставив свой проницательный взгляд в траву, и снова поднял глаза к небу, которое, после внезапного ослепления, казалось ещё белее обычного.
Пока вокруг темнело, человек думал о том, что человечество должно быть благодарно небесам хотя бы за то, что они существуют где-то там и, по его мнению, к сожалению, не падают на всех людей, убивая их мгновенно и беспрепятственно. Купол, казалось, осуждает людей за их глупость и жадность, ему жаль их и их существование, безусловно бессмысленное и стремительно заканчивающееся. Укоризненный взгляд белого как соль неба выжигал глаза тем, кому было стыдно за свои деяния и за деяния своих братьев людей. Однако выжженные глаза по сравнению с болью чистой души, по мнению понимающих, что человечество зашло слишком далеко, является ничем и таковым будет являться до конца их непринадлежащей им жизни. Люди, как считает человек в поле, должны быть более чем благодарны случайности за то, что они появились на свет, и пусть эта случайность будет Богом, или чем то ещё, не важно, ведь человечество в любом случае идёт не по проложенной чистотой души тропинке, ведущей во мрак и небытие, которые пока что именуются в этом мире смертью, или же упокоением. Небольшое количество способных понять эти столь, на первый взгляд, простые вещи людей на данный момент сидят в страхе скукожившись, ожидая что с минуты на минуту на них снизойдёт кара возгордившегося и возвысившегося надо всеми, именующего себя всевышним. Запуганные и замкнутые, находясь в своих подверженных причинять боль своим хозяевам футлярах, сходят с ума и легко, словно подхваченные ветром, уносятся прочь из своего тела, потрепанного жизнью и несколько раз разбитое о валуны в его реке, надеясь при этом, что покидают этот мир, прогнивший
от одного края бесконечного и пустого поля до другого, и больше не вернуться туда как ни в этой жизни, так и ни в одной из возможно последующих за первой.
Беспрерывное поле давило на человека, укутанного в плед и стоящего посреди непонятно где находящегося, хотя скорее всего на планете Земля, поля, протянувшегося от одного горизонта до другого, касаясь белого как соль неба, возвышавшегося надо всеми грехами и подвигами умирающего человечества. Мерцая глазами, человек смотрел на ставшие мелькающими дальние звезды, благодаря своему усилию и терпению просвечивающие сквозь безнадёжно белое небо, и улыбался. Улыбка была произвольной, её появление никак не зависело от желания человека, она появилась в тот момент, когда он подумал, что возможно у человечества есть шанс, и, окончательно и бесповоротно, решил помочь всем и вся подняться со дна океана похоти и разврата, в котором уже давно безмятежно, что страшно, плавает наша планета, и добраться, наконец, до столь недосягаемой, как казалось раньше, поверхности так далеко сейчас находящейся над ними. Если человечество достигло дна, значит достаточно оттолкнуться от него и, пересиливая притяжения океанического дна, поплыть наверх, даже если для этого потребуется пересилить себя или же кого-то, кому больше нравится утопать в чёрной беспросветной воде, холодной из-за глубины, на которой она находится. Возможно многие не смогут адаптироваться, возможно никто не сможет, но ведь главное — дать небу понять, что возможно человечество и дало слабину затонув, однако оно делает все для того, чтобы вернуться в блаженный край, столь не запачканный и не тронутый похотью подводного мира. Возможно никто не сможет адаптироваться… однако остались на этом бессветном свете люди с чистой душой, способной пусть и через неописуемые ни одним языком планеты, вымершим или до сих пор существующим, страдания измениться и очиститься от крупиц темноты, которые имеются в каждом из живущих. Такие люди поведут других за собой, но только если способны будут вышагнуть за пределы своего, поставленного ими же, купола и, пересиливая свою ненависть к остальным, будут контактировать со всеми, кого они ранее, или же возможно все ещё, призирали. Возможно тогда человечество перестанет бояться и станет жить спокойнее, не угрожая небу кулаками, а вновь молясь ему и посылая непрерывные слова благодарности за своё все ещё бессмысленное существование…
В вечном и бесконечном во все видимые и невидимые стороны поле, где-то в его центре, стоял молодой человек, закутанный в плед и с кружкой горячего чая в руке. Известно было, что он долго тут находится и как оказался в этом бескрайнем словно сама вселенная поле, почему у него в руке чай и почему он в пледу. Известно было как этот человек выглядит, есть ли у него, допустим, заколка в волосах и какой они у него длины, известно носит ли он очки и окропляют ли его нос веснушки цвета оранжевого солнца, известно какого цвета его глаза и какого цвета его кожа. Все это время, пока он находился в этом поле, он жил в горах и низовье реки, жил на юге и на сере, на западе и востоке…
Плед упал на землю, сделав существование нескольких насекомых бессветным навечно и примяв траву так, что та не восстановит своей былой формы. Кружка чая лежала неподалёку, в ней отражалось синеющее небо и восходящее небо. Звезды, с воодушевлением смотревшие на землю, закрыли свои глаза и более не открывали их без надобности. Человек пошёл во все стороны разом и не оглядывался больше никогда на то место, где изменилась его жизнь. Небо стало ему неинтересно, а поле лишь отдавалось болью в виске. Звезды более не слепили его, небо более не притягивало его взгляд, улыбка более не озаряло его лицо…
Рецензии и комментарии 0