Непобедители.
Возрастные ограничения 0+
…Есть в одном городе N заброшенное военное училище. Здание его стоит посреди забытого Богом парка подобно призраку. Фантом, который вот-вот развалится на груду камней.
Меня занесло туда весной невесёлого 2014-го года. Помню, что было довольно тепло, солнце припекало изо всех апрельских сил. Пытаясь скоротать пару часов, я оказалась внутри того здания. Я бродила по этажам, в прямом смысле слова рискуя жизнью, – лестницы и пол могли рухнуть в любой момент. Меня пугало осознание того, что сюда ежеминутно может заявиться местная шпана, следы присутствия которой обнаруживались повсюду – бутылки от пива, окурки, семечная шелуха… Но вместе с этим что-то иное тревожило меня. Я всё время ощущала рядом с собой чьё-то присутствие. Было такое чувство, что ребята, чью жизнь забрала первая чеченская, всё ещё были здесь, в этом здании, и во взглядах их читалась нечеловеческая боль и обида… Мне казалось, что вся скорбь солдатских матерей обратилась в некий энергетический сгусток, окруживший меня; что вода, льющаяся через дырявую крышу это не тающий снег, а горькие слёзы солдат и их родных.
Так, сопровождаемая кем-то невидимым, я бродила по зданию, разглядывала транспаранты, заходила в комнаты. В одной из них – двухъярусные кровати, на некоторых ещё лежит постельное бельё… На полу валяются противогазы и тетради… Казалось, что ребята ушли в горы Чечни совсем недавно. Всё вокруг ещё дышало ими, но во всём этом было больше холода и одиночества, нежели юношеской беззаботности и надежды.
Стены, увешанные плакатами, давно выцвели и потрескались, сами лозунги вызывали теперь жалость и опустошённость. Каждый день ребята читали эти лозунги. И уж, наверно, никто из них не думал, что, как бы ты не соблюдал технику безопасности, как бы ловко не собирал автомат, – смерть всё равно настигнет тебя на чужой земле — ужасная нехристианская смерть… казнь. Сколько солдатских глаз останавливалось на этом плакате – голубых и карих, весёлых и грустных? Сотни, сотни… Вот мне чудится чей-то голос… Наверное, это я разговариваю сама с собой от отчаяния. Эхо разносится в глубине этой мёртвой холодной пустоты.
Помню, в какой-то момент я дошла до конца коридора на втором этаже и увидела на стене большой стенд с картой Кировской области. Увидела красные метки возле населённых пунктов, линии от которых двигались к фотографиям солдат. Всего несколько фото были прикреплены к стенду, остальные грудой ненужных фантиков валялись на полу. К горлу подступил ком. Как же так? Ребята, убитые ни за что, герои первой чеченской войны… Но никто и не помнит об их жертве и об их подвиге. И память о них самих Государство не желает хранить достойным образом, потому что они – непобедители. Первая чеченская война это позорная страница Российской истории, и груз за весь этот позор Государство возложило на плечи наших юных соотечественников. На каждом фото – чей-то сын, брат и жених. Со всех сторон взирают на меня печальные и мудрые глаза. И вихрем проносятся слова в моей голове: «Не забывайте нас, помните! Мы требуем — не забывайте!».
Дрожащими руками, подавляя слёзы, я собрала с пола фотографии бойцов. Прикрепить их к стенду уже не было возможности. Всё, что я могла сделать – положить их фото на подоконник. За разбитыми пыльными окнами продолжалась жизнь, вбирающая в себя всю силу весны. День – в самом разгаре. Но в этом здании уже никогда не наступит дня; здесь нет жизни; здесь только боль и скорбь среди призрачных теней.
Человеческая жизнь… Вот она. Она – ничто. И память о человеке – тоже.
Наши власти так трясутся над памятью о героях В.О.В., но почему же замалчивается подвиг героев первой чеченской войны? Нам ненавязчиво внушают, что и не было никакого подвига. А сколько таких зданий-призраков разбросано по России? Осознаем ли мы когда-нибудь всё, что тогда произошло? Узнаем ли мы когда-нибудь правду? Перестанет ли нас когда-нибудь мучить совесть и чувство вины? Но если без чувства вины нет памяти, то пусть оно сожжёт нас дотла!
Ноябрь 2018-август 2019.
Меня занесло туда весной невесёлого 2014-го года. Помню, что было довольно тепло, солнце припекало изо всех апрельских сил. Пытаясь скоротать пару часов, я оказалась внутри того здания. Я бродила по этажам, в прямом смысле слова рискуя жизнью, – лестницы и пол могли рухнуть в любой момент. Меня пугало осознание того, что сюда ежеминутно может заявиться местная шпана, следы присутствия которой обнаруживались повсюду – бутылки от пива, окурки, семечная шелуха… Но вместе с этим что-то иное тревожило меня. Я всё время ощущала рядом с собой чьё-то присутствие. Было такое чувство, что ребята, чью жизнь забрала первая чеченская, всё ещё были здесь, в этом здании, и во взглядах их читалась нечеловеческая боль и обида… Мне казалось, что вся скорбь солдатских матерей обратилась в некий энергетический сгусток, окруживший меня; что вода, льющаяся через дырявую крышу это не тающий снег, а горькие слёзы солдат и их родных.
Так, сопровождаемая кем-то невидимым, я бродила по зданию, разглядывала транспаранты, заходила в комнаты. В одной из них – двухъярусные кровати, на некоторых ещё лежит постельное бельё… На полу валяются противогазы и тетради… Казалось, что ребята ушли в горы Чечни совсем недавно. Всё вокруг ещё дышало ими, но во всём этом было больше холода и одиночества, нежели юношеской беззаботности и надежды.
Стены, увешанные плакатами, давно выцвели и потрескались, сами лозунги вызывали теперь жалость и опустошённость. Каждый день ребята читали эти лозунги. И уж, наверно, никто из них не думал, что, как бы ты не соблюдал технику безопасности, как бы ловко не собирал автомат, – смерть всё равно настигнет тебя на чужой земле — ужасная нехристианская смерть… казнь. Сколько солдатских глаз останавливалось на этом плакате – голубых и карих, весёлых и грустных? Сотни, сотни… Вот мне чудится чей-то голос… Наверное, это я разговариваю сама с собой от отчаяния. Эхо разносится в глубине этой мёртвой холодной пустоты.
Помню, в какой-то момент я дошла до конца коридора на втором этаже и увидела на стене большой стенд с картой Кировской области. Увидела красные метки возле населённых пунктов, линии от которых двигались к фотографиям солдат. Всего несколько фото были прикреплены к стенду, остальные грудой ненужных фантиков валялись на полу. К горлу подступил ком. Как же так? Ребята, убитые ни за что, герои первой чеченской войны… Но никто и не помнит об их жертве и об их подвиге. И память о них самих Государство не желает хранить достойным образом, потому что они – непобедители. Первая чеченская война это позорная страница Российской истории, и груз за весь этот позор Государство возложило на плечи наших юных соотечественников. На каждом фото – чей-то сын, брат и жених. Со всех сторон взирают на меня печальные и мудрые глаза. И вихрем проносятся слова в моей голове: «Не забывайте нас, помните! Мы требуем — не забывайте!».
Дрожащими руками, подавляя слёзы, я собрала с пола фотографии бойцов. Прикрепить их к стенду уже не было возможности. Всё, что я могла сделать – положить их фото на подоконник. За разбитыми пыльными окнами продолжалась жизнь, вбирающая в себя всю силу весны. День – в самом разгаре. Но в этом здании уже никогда не наступит дня; здесь нет жизни; здесь только боль и скорбь среди призрачных теней.
Человеческая жизнь… Вот она. Она – ничто. И память о человеке – тоже.
Наши власти так трясутся над памятью о героях В.О.В., но почему же замалчивается подвиг героев первой чеченской войны? Нам ненавязчиво внушают, что и не было никакого подвига. А сколько таких зданий-призраков разбросано по России? Осознаем ли мы когда-нибудь всё, что тогда произошло? Узнаем ли мы когда-нибудь правду? Перестанет ли нас когда-нибудь мучить совесть и чувство вины? Но если без чувства вины нет памяти, то пусть оно сожжёт нас дотла!
Ноябрь 2018-август 2019.
Рецензии и комментарии 0