Оранжерея среди почти руин

Жители нашего мира обладают крайне короткой памятью, при этом уверены, что очень продолжительной историей. Обратное доказать очень просто, через семьдесят пять лет после Победы в великой войне некоторые её события приходится восстанавливать практически по крупицам, хотя, казалось бы, совсем недавно можно было расспросить у самих её участников. Но не воспользовались моментом, видимо было не до того, были заняты другим. То, что было не так давно, каких-то тридцать лет назад, в настоящем времени получило несколько другую окраску, смешалось с чем-то не особо приятным и использует в очень разных целях, в основном для самопиара и поднятия рейтингов, приобретения веса, в том числе и политического.
Молодёжь, несколько дезориентированная тем, что творят более взрослые, а именно на этом фоне и разворачиваются события их жизни, находит свои пути, не совсем проторенные и изучает мир самостоятельно, стараясь не оглядываться на тех, кто сами не в силах определиться что хорошо, а что плохо не смотря на возраст. Наверное именно поэтому такими популярными стали альтернативная история, эффект Манделы и теория плоской земли. Они дают возможность всё проверить самим, без оглядки на авторитетов.
И, наверное, самым первым шагом в таких исследованиях становятся путешествия по наследию индустриального прошлого — по заброшкам, в которые с завидной периодичностью превращаются совсем ещё недавно дымящие заводы и фабрики, на которых выпускали галоши и резиновые сапоги. Не только их, конечно, они много чего выпускали, но кто к чему привык, то тому и запомнилось. У жителей нашего мира очень короткая память…
Молодёжь в настоящее время очень оснащена технически, у них есть то, о чём предыдущие поколения могли только читать в фантастике, в перерывах между учёбой и прогулками по долгостроям, каких тоже хватало в избытке. Предыдущие поколения исследовали то, что не могли достроить их отцы под руководством их дедов, а их дети теперь выкладывают в интернет съёмки того, что не смогли сохранить их отцы. И такая ситуация сложилась повсюду, на месте промышленных гигантов вырастают многоэтажные жилые комплексы, в просторечии называемые человейниками и это даже никого не удивляет, и тем более, не возмущает.
Урал, край суровых людей, металлургов и ремесленников испокон веков славился своими природными богатствами. И испокон веков их здесь добывали, обрабатывали, придавали им форму и наделяли содержанием. Каких-то пару-тройку десятков лет назад здесь не было безработных, с Урала круглыми сутками спускались целые железнодорожные составы, гружёные всем, что только можно, что сумели сделать своими руками его жители. Сейчас же, в настоящем времени, картина выглядит несколько иначе. Может быть даже и получше, чем где-то ещё, но от идеала очень и очень далека. И здесь тоже встречаются заброшки, которые так любит исследовать молодёжь. Да и их родители были такими же, это очень трудно скрыть, даже если приложить к этому массу усилий.
Где-то на Урале… К предприятию, стоящему на окраине небольшого города, на стареньких ржавеньких «Жигулях», подъехала небольшая компания. За рулём сидел видимо самый старший из них, это очевидно по крайней мере по наличию водительского удостоверения и автомобиля, пусть и не самого роскошного и респектабельного, это был юноша лет двадцати. Двое других были чуть помоложе, на год-два, юноша и девушка. На дворе стояло лето, не самый разгар, даже не середина, не жаркое, временами даже прохладное и дождливое, но каким бы оно не было, всё-таки это лето…
«Жигулёнок» остановился на стоянке перед проходной, машин на ней было совсем мало, но посетителям это даже понравилось, закралась надежда, что если им удастся проникнуть внутрь, то там можно будет увидеть что-то такое, чего не видел никто. Но на проходной их встретил бравый старик-охранник, преградил путь и велел связаться по внутреннему телефону с отделом кадров для получения временных пропусков. На это ушло всего несколько минут. В отдел кадров вызвался сходить самый старший, который и привёз сюда всю компанию. Собрал документы, какие у кого нашлись и в сопровождении второго охранника исчез в переходах и коридорах полуживого предприятия.
Минут через десять он вернулся с тремя серыми казёнными бумажками, которые давали право на проход внутрь и в сопровождении совсем другого мужчины, тоже пожилого, в потрёпанном костюме и белой каске на голове.
— Пойдёмте,- пригласил их мужчина.
Представился он Владимиром Владимировичем, молодёжь хохотнула.
— А чего вы смеётесь?- удивился Владимир Владимирович,- меня, может быть, в честь Маяковского так назвали, да и отчество соответствует. Вы хоть знаете, кто это такой?
Ответить было нечего, по крайней мере вразумительного, поэтому решили промолчать. Экскурсия заняла не очень много времени, всего около часа. Заброшенные, или готовящиеся такими стать, помещения и строения всё ещё имели крыши на своих стенах и в основном были закрыты замками, а некоторые даже опечатаны.
Оказалось, что названный в честь пролетарского поэта мужчина раньше был на этом предприятии сначала мастером, потом заведовал производством, и некоторое время даже исполнял обязанности директора, но судя по общему состоянию всего предприятия в целом, ни он, ни его предшественники, ни последователи, не занимались ничем полезным и созидательным, запустение выглядывало отовсюду, разруха, которая могла начаться в любой момент, видимо просто брезговала браться за эти строения, а, может быть, проявляя сострадание к работникам предприятия, не торопилась.
Молодёжь всё время что-то снимала и фотографировала, они по очереди что-то комментировали на камеру, тут же пересказывая услышанное от Владимира Владимировича, при этом порой привирая и преувеличивая. Владимира Владимировича не зря назвали в честь поэта, временами его несло и он тоже преувеличивал, стараясь попасть в кадр, он с упоением рассказывал о былой славе предприятия, о технологических и социальных прорывах, о том, как здесь было прекрасно раньше, как работники практически не вылазили из дома отдыха, никогда не болели и выполняли и перевыполняли планы, которые перед ними ставили вышестоящие органы.
Под конец экскурсии Владимир Владимирович показал и самих работников предприятия — инвалидов по зрению, которые на ощупь собирали какие-то изделия, применяемые в электрике, несложные, дешёвые, но необходимые. И таких пластмассовых штуковин, стоивших сущие копейки, можно было приобрести где угодно, хоть в самой Африке, но закон не давал распустить этих бедолаг и обязывал руководство казённой организации заботиться о подопечных. Иначе разруха давно бы уже вступила в законные права и газоны заросли бы полынью.
На что надеялся Владимир Владимирович, согласившись на это несколько странное предложение, было не совсем ясно, может быть для галочки, что поводит работу с молодёжью, но галочек никто не спрашивал и никто его не обязывал это делать, может быть мучала совесть, и он понимал, что когда-нибудь, а случится это совсем скоро, оставить после себя он сможет только запустение и полную бесперспективность. Может быть надеялся, что видео, в котором он появится, увидят и его будут узнавать на улицах, но вряд ли.
Молодёжь же, поняв, что отснятый материал будет мало кому интересен, ведь трупы заводов и фабрик интересуют публику куда больше, чем полуживые, находящиеся при смерти и под некоторым присмотром, начала нервничать и собираться на выход. Избалованная публика настолько уже привыкла к крови, пошлости и развалинам, что обычную паутину в углах и мох на крышах примут за халтуру.
Но на радость Владимира Владимировича хлынул проливной дождь, отъезд отложился на неопределённое время, потому что они как раз находились в дальнем корпусе.
Следующие полчаса они почти не снимали, без интереса слушали воодушевлённое брюзжание экскурсовода, повторяющееся уже по третьему кругу, об одном и том же — перспективы, прорывы, социальная значимость и былая слава. Лишь только на небе начали появляться просветы и капли с неба начали лететь чуть реже, молодые блогеры решили покинуть это гостеприимное предприятие и под ослабевающим дождём пошли в сторону здания, на первом этаже которого находилась проходная.
Владимир Владимирович, не поняв, что уже сделал всё, что от него требовалось, что пора остановиться и не надоедать, плёлся за ними, обходя глубокие лужи и бухтел что-то себе под нос.
— К ведьме поднимитесь, пропуска отметьте,- остановил их охранник на выходе.
— К какой ещё ведьме?- удивившись спросила за всех девушка.
— Извиняюсь, сорвалось,- усмехнулся охранник,- в отдел кадров зайдите.
— Ребята, а давайте я схожу?- предложила девушка.
— Иди, иди,- тут же согласился самый старший и спросил у охранника,- а можно мы в машине подождём пока она ходит?
— Ладно, ждите,- махнул рукой охранник.
Девушка собрала бумажные пропуска и пошла искать по коридорам и переходам отдел кадров, который находился в этом же здании, но на втором этаже. Указатели подсказали ей, как добраться до заветного кабинета.
— Да-да,- послышался ответ из-за двери, когда она постучалась,- входите.
Дверь открылась и девушка не сразу поняла, куда попала. Перед её глазами открылась картина, которая очень резко контрастировала с ранее увиденным и отснятым, здесь было всё по другому, казалось даже дождь на улице внезапно закончился и в окно льётся яркий солнечный свет. Но это было не так, струи воды стекали по наружной стороне оконных стёкол, но никто этого не замечал. Девушке показалось, что она попала из серости и запустения прямиком в оазис, жизнь в котором кипела, цвела и просто окружала со всех сторон каждого, кто сюда попадал по каким-либо причинам. Кабинет больше напоминал цветочную оранжерею, чем отдел кадров. Цветы были везде — на полу, на окне, на шкафу, столе, подставках вдоль стены. Они из них буйно цвели, другие только набирали цвет, третьи просто стояли в горшках, и все они пахли. Казалось, что с помощью собственных ароматов они разговаривают друг с другом, более скромные перешёптываются, настырные кричат, кто-то из них, возможно даже пел, рассказывая о своих мечтах или планах на будущее.
— Ой,- единственное, что смогла произнести девушка, не до конца веря своим глазам.
— Тебе наверное пропуска надо отметить?- заговорила черноволосая стройная женщина невысокого роста, сидящая за столом,- давай, отмечу.
— А можно я у вас здесь немножко побуду?- неожиданно для себя попросилась в гости девушка.
— Ну побудь,- улыбнувшись ответила женщина, протягивая ей пропуска.
— А это...- хотела что-то сказать девушка, но вдруг замолчала.
— А это герань,- женщина встала из-за стола и подошла к пышно цветущему растению,- бабушкин цветок, но это заблуждение цветоводов, селекционная, смотри, какая красота.
— Герань?- удивилась девушка.
— Да, да, она самая, пеларгония,- пояснила женщина.
— А этот?- девушка посмотрела на другое растение, стоящее на подоконнике с цветами необычной формы.
— Венерин башмачёк, или по другому кальцеолярия,- пояснила женщина.
— А можно я пофографирую?- попросила девушка.
— Ну пофотографируй,- улыбнувшись разрешила женщина, ей, видимо был приятен интерес девушки к её цветам.
— А этот как называется?- девушка вытащила телефон и направила объектив на растение с разноцветными, будто испачканными листьями.
— Колеус триколор, крапива домашняя, но она не злая, не жжётся.
— А этот?
— Это бенония, их здесь четыре вида, они разнообразные, поэтому их нужно знать в лицо каждого,- ответила женщина показывая на цветы,- вот это тоже она, и этот тоже, и вот этот.
— Так ведь они не похожи друг на друга,- снова удивилась девушка.
— Но всё равно родственники,- усмехнулась женщина,- у людей тоже так бывает.
— Да, точно,- согласилась девушка,- мы вот с сестрой совсем не похожи. А вот этот что за цветок?
— Это цикламен.
— Какие листья у него интересные,- произнесла девушка, рассматривая узор на листьях, на который словно не хватило цвета краски.
Разговор, несколько похожий и на лекцию и на фотосессию одновременно, продолжался ещё некоторое время, но был прерван телефонным звонком, девушка чуть не выронила телефон из рук, когда он зазвонил. Вызов она сбросила и сделала ещё несколько снимков.
— Заждались уже?- улыбнувшись спросила женщина,- потеряли?
— Да ну их со своими заброшками,- ответила девушка,- нет в них ничего интересного, надоело уже по развалинам лазить, кому это интересно…
— Ну раз кто-то их снимает, значит кому-то это нужно,- сказала женщина, наблюдая как её собеседница фотографирует её питомцев.
— Мне больше нет, не интересно, они же мёртвые,- в этот момент могло показаться, что девушка понимает не сразу, что говорит, а смысл доходит до неё лишь потом, от услышанного собой же сказанного,- а в цветах жизнь, они ведь настоящие…
— Конечно настоящие и живые,- согласилась женщина.
— Можно я пойду?- вдруг спросила девушка, но было не понятно, у кого она это спросила, у женщины, которая её не держала и уходу никак не препятствовала, или у цветов, к которым она так сильно прониклась и которые теперь её никак не отпускали.
Снова зазвонил телефон, девушка вздрогнула и неохотно пошла к выходу, у самой двери она повернулась и спросила.
— А можно я к вам как-нибудь зайду?
— Заходи конечно,- за себя и за цветы ответила женщина.
— Знаете,- расчувствовалась девушка,- мне так не охота опять проходить через ваши мрачные коридоры, но придётся. До свидания.
— До свидания,- улыбнувшись ответила женщина.
Девушка ушла, её шаги в тёмном коридоре почти стихли, но потом снова зазвучали, приблизились, она снова заглянула в открытую дверь кабинета.
— Мне кажется я поняла, почему вас охранник назвал ведьмой,- сказала девушка.
— Потом расскажешь, но только мне лично,- рассмеялась женщина, уже снова сидящая за столом,- другим ни слова.
— Договорились,- ответила девушка и убежала, в её руке снова зазвонил телефон.
Через пару минут старенький «Жигулёнок» покинул стоянку и немного поддымливая прокатил мимо окна отдела кадров, девушке, сидящей на заднем сидении почему-то показалось, что цветы на окне помахали ей листьями.
Ничто не может до конца прийти в запустение и превратиться в руины окончательно, если внутри найдётся кто-то, кому под силу поддерживать жизнь. И даже если это просто обычные молчаливые растения, которые и слова сказать не могут, и жаловаться никогда не научатся, ни, тем более предпринять каких-либо действий самостоятельно, они могут служить прекрасным примером того, что жизнь прекрасна, её нужно сохранять, беречь и по возможности преумножать. А любоваться и радоваться разрухе и руинам это удел скорее неодушевлённых предметов, чем людей — созидателей.