Поединок
Возрастные ограничения 18+
Поединок
Муж и воин лишь тот, кто идет по своему пути до конца и остается тем человеком, которым он является
на свет Божий
Солнце в зените. Стоял жаркий день, середина лета. Небо было на редкость ярко-синее. Тишина, легкое дуновение ветра. Стрекочут насекомые, поют птицы, повсюду чувствуется аромат разнотравья и от этого возникает опьяняющая эйфория.
Сознание погружено в полное спокойствие, мысли улетучились. Абсолютное соединение с дыханием мира. Пульс ровный и очень медленный. И времени нет уже. Душа в мире и мир в душе. И паришь, как орел над степью плавно и легко в потоке теплого ветра. На крыльях трепещут перья, создавая приятный гул, и разворачиваешься непринужденно на воздушных волнах. И всем своим существованием находишься в полном экстазе. Озарение. Но нет уже вопросов, а есть лишь я и Всевышний, или это уже не я?
Риг, открыв глаза, увидел яркий свет и в сердце любовь ко всему.
***
Он медленно пришел в реальность, и ощутил полностью свое тело. Пришла в голову мысль, как будто он сросся с землей, и стал, словно покатый камень, без желания совершать какое-либо движение. Лишь видение и чувство всего, что в данный момент окружало, начало создавать интерес к происходящему. Сел шмель на руку. Рука в тот момент очень плавно, не спеша приблизилась к ближайшему цветку, и шмель переполз без всяких преград на ароматный сочный бутон. Прилипла мошка к щеке, и рука непроизвольно прихлопнула насекомое, кусавшее плоть. Рядом торопился жук, плавно обходя препятствия на своем пути, без суетно, не сбиваясь со своей цели и не задерживаясь, окатывал все, что встречалось на пути.
Риг сидел на земле, медленно перебирая мелкие камушки. И тут что-то коснулось правой ноги, мозг на мгновение подал сигнал паники. Ядовитая змея переползала через ногу. Змея почувствовала страх человека и застыла. Непонятно, что это существо предпримет в этот момент. Риг дал своему сознанию команду спокойствия. «Я такой же, как все — камень, дерево, земля», — и тело приняло мягкое очертание всего сущего. Сухая кожа змеи скользнула по ткани и уползла непринужденно в своем направлении. Продышав это переживание, мужчина встал встряхнул плечи, легко покрутил головой и зашагал в закате солнца в сторону своего селения.
***
Уверенно ступая по мягкой земле, Риг ощущал дыхание моря. Соленый запах будоражил все телесные чувства, и голова кружилась в умопомрачительной эйфории. Взгляду открывался сказочный мир, полный чудес и загадок. Этот мужчина не знал, что там, за этим морем. Он вообще никогда не был дальше своего фьорда, но, тем не менее, он был очень счастлив в своем бескрайнем волшебном мирке. Телесная энергия вырывалась наружу. Он выхватил из ножен своего стального неразлучного друга, и они зазвенели в такт, поймав ритм. Меч казался продолжением руки человека. Возникала вибрация тела, стали и воздуха, и это все закручивалось в единое дыхание. Вращение меча создавало уникальную музыку, а движение тела — грациозный танец. На краю обрыва над бескрайним морем, в закате тонущего солнца душа и тело испытывали невероятный подъем. Все сознание отдалось светлой радости, влекущей в необъятные просторы.
***
Завидев издали свою деревню, Риг ускорил шаг, чуя неладное. В памяти всплыло недавнее событие, которое случилось в их фьорде. Тогда приехали люди, и говорили непонятные вещи. Призывали принять новую веру, вырывая свободных людей из их привычной жизни. И действительно, преодолев перевал, Риг увидел, что по всему селению полыхал огонь. Не раздумывая, он устремился вниз с горного утеса, перепрыгивая через валуны, выхватывая на ходу своего стального дракона — так Риг называл свой меч. И, сорвав с себя рубаху, Риг вбежал на поляну, где рыцари расправлялись с его племенем.
Удар, шаг в сторону, по инерции следующий удар и дракон пробивает плоть мужчины с красным крестом на груди. Тот самый крест, который они приказали возвести, когда приходили весной. «Но зачем возводить знак солнца, когда оно постоянно над нами?».
Следующий свой удар Риг вонзил в бегущего на него врага с занесённым мечом. Дракон вонзился в подмышечную впадину, перерубив грудную мышцу, сломав ключицу, перерезал глотку. Боковым зрением Риг заметил набегающую тень и в следующий миг дракон уже торчал в перерубленном шлеме.
Тут же Риг встретился с ударом огромной силы. Дракон едва успел защитить своего хозяина от страшного удара. Отбив смертоносную сталь, Риг быстро шагнул в сторону, и дракон уже ломает ребра рыцаря. Чувствуя свое сердцебиение и струи горячего пота, скатывающегося по спине, мужчина пребывал в полной концентрации. Очумевшие рыцари взяли в кольцо одинокого воина…
***
Рига привезли живым и здоровым. Связанным он пролежал всю ночь в темнице. Он очень заинтересовал Гуттхорма, предводителя воинов. Гуттхорм всю ночь думал об этом необычном человеке, в котором не было ни страха, ни сомнений. На рассвете, собравшись с мыслями, Гуттхорм отправился с докладом о проделанной работе к Ранульфу, местному правителю фьорда. На собрании, как всегда присутствовал глава новой религии под названием христианство, свирепый инквизитор Вульфстан. Ранульф восседал на троне с отрешенным видом. Он предавался воспоминаниям о боевых походах со своими отважными воинами, большинство из которых погибло в сражении с рыцарями, пришедшими из Англии и насадившими новый закон, новый мир, к которому он так неохотно, но все же привыкал.
С одержимым взглядом инквизитор Вульфстан с нетерпением ждал доклада Гуттхорма, который оповестил их о том, что они уничтожили все непокорное поселение. Вульфстан слушал и взгляд его становился при этом глумливым и свирепым. Он с омерзительным наслаждением расспрашивал все подробности произошедшего, при этом глаза его горели лихорадочным извращенным выражением. Узнав, что Гуттхорм оставил в живых, как он выражался, кого-то из варварского племени не принимающих благую весть, дикарей, приказал тут же его обезглавить. Но Ранульф, уставший правитель некогда воинственного фьорда, терявший власть, удерживая ее только тем, что сразу беспрекословно принял новую благую весть, решил дать понять, что пока он здесь еще правитель и только он вправе решать, что и кому суждено на этом фьорде. Вспыхнувший злобой взгляд Вульфстана на мгновение ввел в оцепенение Ранульфа. Инквизитор уже представлял в своем озлобленном воображении, что скоро сожжет этого выскочку, якобы правителя, на всепоглощающем святом костре. Правитель потребовал объяснить своего верного воеводу Гуттхорма, почему он оставил в живых этого дикаря. И вот рассказ Гуттхорма:
«Когда добивали последних обитателей селения, появился он. Я раньше не видел таких. Он, как берсерк сражался, одержимый безудержной пугающей энергией воина. Но осознав, что все его близкие погибли, он остановился и желал принять смерть, оставаясь при этом спокойным. Его взгляд был ясный и ровный. Стоя прямо, склонив голову и опустив меч, он излучал в этот момент принятие действительности. И в последний миг перед его гибелью, я понял, что он должен остаться в живых, ибо в нем я увидел благородного мужа.»
И тогда Ранульф приказал привести этого мужчину, при этом отдав распоряжение найти лучшего воина для поединка с пленником. Инквизитор Вульфстан со сжавшимся от злобы сердцем слушал внимательно рассказ воеводы, и этот уцелевший муж заинтересовал и его. Он подумал: «Пусть повеселится этот глупый и напыщенный правитель. Недолго ему осталось править», — он уже готовил в своем воспаленном сознании расправу, но считал, что она должна быть жестокой и холодной, безо всяких эмоций, — «Все равно последнее слово будет за мной!»
Рига доставили в положенный час. Ввели отрешенного пленника с бесстрастным ликом. На вид ничем не примечательного, среднего роста худощавого, но под одеждой просматривались крепкие упругие мышцы. Светлые волосы до плеч, правильные черты лица. И тут злобного Вульфстана
привлек взгляд Рига. Его буквально поразило то, что этот пленник был полностью отрешен от всего происходящего. Создавалось ощущение, что он находится где-то далеко, в своих мыслях, и ничто не может вывести его из этого спокойного состояния. Он был словно каменный и безразличный ко всему, и в то же время чувствовалась внутренняя сила.
В помещении собрались Ранульф со своей свитой и Вульфстан, так как власть принадлежала церкви, и он был обязан находиться на всех собраниях, что он с удовольствием и делал. Он упивался расправой над людьми, которые были иных взглядов, не соответствующих церковным традициям. Особенно он с жадным остервенением издевался над красивыми женщинами, которых подозревали в колдовстве. Тут он давал своим извращенным порокам полную фантазию. Он сжигал, расчленял, заживо сдирал кожу, и чего еще только не придумывал его больной рассудок. Его трясло лихорадочным экстазом от криков женщин, при этом он покрывался судорожным оцепенением и глумливым возбуждением.
Еще присутствовали несколько воинов. Одному из них предстояло сразиться с Ригом. «Ну что, начнем?!», — прокричал нетерпеливый Ранульф, но цепкий взгляд Вульфстана охладил ребячий пыл правителя. И тогда Ранульф завел вступительную речь, так как с приходом к власти церковных законов требовалось сначала выяснить, отчего человек не принимает светлую благую весть. После уже, по традиции принялся за дело инквизитор, так как за ним было последнее слово и он решал участь жертвы. Риг не проронил ни слова и был безмятежен и спокоен. Ему было все равно, он уже принял всю неизбежную картину происходящего. Ни злобный взгляд, ни угрозы не действовали и не пугали Рига. Тогда раздраженный святой отец решил посмотреть, как будет бороться за свою жизнь пленник и проверить его отвагу и спокойствие духа.
Обрадовавшийся правитель ликовал от предвкушения боя, он еще помнил боевые походы, в которых он сам принимал участие. Эти воспоминания согревали теперь его изнеженную и ленивую душу. Ведь сейчас ему приходилось только отдавать приказы, диктуемые святой инквизицией, и в душе он считал себя рабом этой системы, но ничего поделать не мог, так как встал на колени перед этой жестокой и страшной силой. Он отдал приказ Гуттхорму о начале поединка и тот призвал Торольда, искусного воина. Торольд вышел по пояс голый с коротким мечом и круглым маленьким щитом. Его тело было исписано руническими знаками вперемешку со шрамами от множества битв. Торольд являлся берсерком.
Риг стоял напротив этого воина и, казалось, он смотрит сквозь него с бесстрастным видом. «Дайте ему оружие!», — прокричал Гуттхорм, и один из стоящих рядом воинов выхватил свой меч и вложил в руки Рига. Риг принял меч спокойно и естественно, как будто ему дали что-то подержать, и все воины в этом зале издали боевой клич на выдохе, с ударом мечей о щиты, ускоряя темп, и под сводами зала эхом раздавалось «О-у-у! О-у-у! О-у-у!!!» И разливался в крови воинов инстинктивный сладкий привкус свободы.
Торольд, отбросив щит, сжав меч, двинулся на Рига, раскачиваясь при этом всем своим телом из стороны в сторону. Риг стоял с опущенным мечом, и смотрел куда-то за горизонт всего происходящего. Берсерк понял, что Риг не воспринимает его как соперника, остановился от удивления, так как не увидел в своем поединщике ни страха, ни сомнения, ни вражды. И тут воины ударами мечей о щиты и грозными выдохами вывели из оцепенения Торольда, и его тело завибрировало в такт с мечом. Опьяняющее возбуждение битвы охватило все сознание, и уже не было ничего кроме одержимой музыки битвы.
Торольд крутанул мечом над головой, и шагнул с ударом на Рига, и тут произошло что-то необъяснимое для всех собравшихся.
Вульфстан в своем черном балахоне бросился в тот момент, когда меч Торольда начал описывать круг над головой. И когда меч оказался взведенным для удара, чтобы срубить голову Рига, он бросился тараном, снеся Торольда и закричал что есть мочи: «Сложить мечи! Данной мне властью приказываю, именем нашего Иисуса Христа — расступитесь!» Расставив руки в стороны, откинув капюшон с головы, сверкающим гневным взглядом он обвел всех собравшихся, остановившись на Ранульфе, так как тот мог подействовать на Гуттхорма, предводителя этих варваров-викингов. Хоть они и носили одеяния рыцарей, но в душе оставались теми же язычниками. Он знал, что у него есть только один шанс, и скомандовал: «Прекратить!» И правитель, встав с трона, подняв руку, известил: «Мечи в ножны!» Гуттхорм скомандовал: «Всем на выход!» От сильного удара, Торольд влетел головой в каменную стену и потерял на какое-то время сознание. Он встал, подобрал свой меч и, повинуясь приказу, прошел мимо Рига, взглянув ему в глаза, и увидев лишь смирение и принятие происходящего.
После того, как увели Рига, Вульфстан, не сказав ни слова, удалился в свою келью. Там, встав на колени перед распятием, он почувствовал тесноту замкнутого пространства. Стены сдавили его душу, грудь сжималась. Не в силах больше оставаться здесь, он вырвался на свежий воздух и побежал к морю, остановившись только у самого края суши. Взглянув вслед уходящему солнцу, дыша соленым прибоем, он ощутил, как к нему вернулось то чувство, когда он бороздил просторы северных морей в поисках новых земель и приключений, и первый раз за последние годы он улыбнулся солнцу, тонущему в бесконечном морском пространстве.
***
«Где я? Кто я? Что происходит?», — размышлял Вульфстан после того, как вернулся в свою обитель. Бродя из угла в угол, взявшись за голову, и бормоча всякий бред, он был на грани потери рассудка. В его сознании происходил кризис. Мечась в пылу отчаяния, рушилась вся его картина мира. Вспоминалось, что когда-то, до появления благой вести, он сам был викингом и наслаждался походами и новыми открытиями. В этот момент его изможденное лицо приобрело форму зловещей маски: бледная кожа, опавшие щеки, ввалившиеся глаза бешено безумно дотлевали в припадке негодования. Подсознание вытесняло, казалось, непоколебимую религию, благую весть, которая отмывала варварское невежество и просветляла языческую чернь, озаряла путь в новую блаженную вечную жизнь, которая ожидает всех, кто принял ее, на том свете. А предыдущая жизнь, где он радовался этому миру, проявлялась в воспаленном, безумно запутанном воображении с новой силой.
И, перед тем, как окончательно сойти с ума, с ним произошел катарсис. Когда сознание от полного непонимания происходящего решило взорваться, блеснула мысль, смешать язычество с Евангелием. Суровый реализм с мудростью Христа. И в этот момент безумие отступило. Судорога, сковавшая плоть, отпустила, и по телу разлилась теплота. Упав от бессилия, он отключился, разум смирился с переворотом мыслей.
***
Проснувшись от полуденного солнца, Вульфстан почувствовал себя полностью отдохнувшим, как в былые времена, когда, выспавшись после изнурительной битвы, он вставал с радостью, готовый к новым походам. И сейчас, так же, как раньше, встав, потянувшись и улыбнувшись свету, промолвил: «Да будет так!» Первое, что он сделал, перед тем, как отправиться к Ригу, достал свой меч, единственный, оставшийся от прошлой жизни предмет, и медленно, вращая мечом, постепенно ускоряясь, ступал ровным уверенным шагом. Он чувствовал упругость мышц, исхудавшее и отвыкшее от битв тело, снова наливалось силой. Пот струился по лицу и спине здоровой влагой. Вульфстан вспоминал и возвращал в своей памяти утраченные ощущения былых лет.
Не в силах уже расстаться со Змеем, так раньше он называл свое оружие, бережно вставив его в ножны и повесив на пояс, он надел просторный единственный свой черный балахон и направился к морю. Раздевшись, дыша полной грудью, он вбежал в колыбель мироздания и, оказавшись в невесомости, кружился в радостном вакууме блаженного экстаза. Выйдя из воды, тело приобрело ловкость и упругость сильного животного, изборожденное морщинами лицо разглаживалось от сияющей улыбки и глаз, горящих от восторга.
***
Пристальный взгляд Вульфстана не отрываясь, смотрел на отрешенного Рига. Тусклый свет еле проникал сквозь маленькую зарешеченную бойницу. Камера напоминала склеп. Зайти в нее можно только согнувшись через маленькую дверь. Оказавшись в камере, нельзя было выпрямится, а лечь можно, только если согнуть ноги. Риг сидел у стены лицом к двери. Под потолком над его головой из бойницы можно было разглядеть только вечерний пейзаж волнующегося моря.
Так два человека просидели напротив друг друга, не проронив ни слова до тех пор, пока Вульфстан не осознал после глубокого размышления, что он сидит в темноте, а за окном горят ярко звезды. Наконец он произнес:
— Здравствуй, добрый человек.
— И тебе здравствовать, добрый человек, — ответил Риг. В этот момент Вульфстан оцепенел в страхе от неожиданного голоса из темноты.
***
— Кто Ты?
— Меня зовут Риг.
— А я Вульфстан, пастырь этой местности. Поставлен сюда святой церковью Иисуса Христа, сына Божьего единородного. Ты знаешь, кто это?
— Все мы дети божьи.
— Но в образе Христа пришел в наш грешный мир сам Всевышний.
Вышний в каждом из нас, — ответы Рига произвели на Вульфстана огромное впечатление. «Что это за варвар, который перевернул во мне, истовом слуге Божьем с непоколебимой чистой верой всю картину мира. Как так, я говорю с простолюдином на равных, не диктуя условия, и я ощущаю внутреннюю радость от такого общения. Естественного, легкого, непринужденного. Все разом перевернулось во мне, еще до конца не осознавая, при встрече с этим мужем. А что на меня подействовало? Какое-то внутреннее чувство подсказывало мне в тот момент, когда я не нашел в его глазах ни страха, ни сожаления, ни злобы. Его не сломать. И нет у меня власти над ним. Он уже обрел соединение с тем, кто всюду. Он уже здесь и сейчас в царствии небесном. Только такой человек, со свободой в душе смог показать мне, при котором все трепетали от страха и заключали себя в мои оковы, отдавали всю свою свободу в мои руки, и только он был не соединен с тем миром, где я мог порабощать любого оттого, что они были овцами, а я пастух, который может принести в жертву любого агнца. Но столкнувшись с человеком, над которым нет власти и душа его безмятежна, весь мой мир перевернулся. И что я понял тогда? Лишь одно — что пути господни неисповедимы и не знаешь, как можно обрести в своей душе дыхание Вышнего. А у этого мужчины чувствуется божественная свобода, и лишь он, не сказав ни слова, показал всю мою никчемность и ограниченность. Я лишь исполнитель воли власть имущих, и нет здесь никакой духовной свободы», — такие мысли пришли в сознание Вульфстана, и он уже знал, что никогда больше не будет жить, как прежде.
***
— Расскажи мне о себе, — в голосе Вульфстана больше не звучал приказной тон, речь лилась естественно и непринужденно.
— Я из рода Белых псов, живущих в местности Викин.
— Чем вы занимались?
— После того, как последний драккар отплыл от нашего берега, в надежде найти земли для свободолюбивых викингов, как говорили они, оставшийся народ, в основном старики, дети, женщины, продолжали жить. Кто-то ждал, что за ними вернутся и заберут в свободные земли, остальные смирились с такой судьбой и продолжали жить, как раньше, поклоняться солнцу, промышлять охотой и собирательством, ловить рыбу. Мы не понимали, что от нас хотят люди с крестами, которые говорили о добре, а сами убивали и бесчинствовали.
— Отчего ты не последовал за своими собратьями воинами?
— Оттого, что я люблю свою землю и свою женщину. Перед тем, как всех изрубили, мы с Гудрид сидели на нашей скале над фьордом и любовались звездным небом. Это было самое прекрасное и счастливое время моего бытия. И зачем мне уезжать, когда я был счастлив на своей земле?
— Сколько тебе лет?
— Тридцать третью зиму я живу на этом свете.
— Как я понял, ты не был викингом воином — открывателем новых миров, живущим и умирающим с мечом в руках, мечтающим уйти в Валгаллу, воюющим силой Тора?
— Да я и не думал об этом, мне было интересно на своей земле. Я любил и был любим. У меня было все. Я возжигал костры, радовался свету, поклонялся, как отцы наши, солнцу, слушал вечером у огня рассказы старцев. Утром, просыпаясь, мой дух радовался новому дню. Каждый день я открывал для себя новые миры, не удаляясь от своего фьорда. Зачем мне было ехать куда-то, когда мне здесь счастливо жилось?
— Ты никуда не ездил, не участвовал в битвах, откуда тогда ты научился владеть мечом?
— Жил в нашем селении дедушка Бьорн. Очень старый муж. Он мне подарил свой меч, с которым я никогда не расставался, и он обучал меня, как владеть мечом и своим телом. Закаляя свой дух и тело, я не представлял жизни без этих занятий. Он жил уединенно, но меня принимал с радостью, передавая мне знания выживания и рунической письменности. Он рассказывал, что давным-давно люди ведали больше и были ближе к богам, а с приходом христианства наш род забился в скалах фьорда, но и там нас настигли, потоптав все наши традиции. И мне не суждено уже ведать наших богов, так как наш род Белых псов утратил силу тех богов, которые вели нас по жизни в былые времена. И десять зим назад, когда воины христовы прибыли к нам, установив большой крест и уничтожив все наши оставшиеся святыни, они никого не убивали, ибо сопротивления оказать было некому, так как незадолго до этого отошел последний драккар с отважными белыми псами, гонимыми в поисках свободы. Я не последовал за ними, так как не был с ними ни в одном походе. Они смеялись надо мной, считали меня трусом, но я не жалел ни о чем. Я был свободен, хотя они так не считали. Мы с Гудрид решили быть вместе на нашей земле и не расставаться, так как мы были счастливы там. Я все еще жил со своей матушкой. Отца своего я никогда не видел, он погиб в походе еще до моего рождения. Говорят, он был храбрым воином. Этим летом мы с Гудрид решили создать свой очаг и жить уже вдвоем. В последнее время у костра мы часто об этом мечтали. Боги пока не давали нам потомства, и мы надеялись, что когда будет свой очаг, то все получится.
Далее Вульфстан уже все знал. По его приказу был отправлен отряд карающих святым мечом непокорных варваров. Этих варваров в одеянии христовых воинов сопровождал Гуттхорм — крестившийся викинг, которого посвятили в рыцари, и его, Вульфстана произвели в пастыри десять зим тому назад.
— Отчего вы не захотели креститься и обрести святой дух ради жизни вечной?
— А для чего нам надо было крестится? Это было нужно вам. Вы нас принуждали. Мы хотели жить так, как жили наши предки. Радоваться солнцу, огню, добывать пропитание, открывать новые края. Так жили викинги до нас. И я жил на этой земле и у меня было все — любовь, очаг, память рода, и весь мир был у меня, хоть я и не был нигде, не ходил по морям в поисках новых земель. Я находил и открывал все здесь, где жил. Я жил здесь и сейчас, а вы предлагали загробный мир. Говорили, что там ждет рай, а здесь нужно искупать свои грехи, чтобы обрести жизнь там. А где там? Я здесь жил и радовался. Не надо мне другой жизни. Вот здесь был мой рай. А вы говорите о добре, но караете мечом. У меня было все, и вы лишили меня этого. И все, чего я желал после — это умереть с мечом в руках, ибо кровь во мне викингов, но вы отчего-то оставили мне жизнь. Но я для себя уже решил уйти из этой жизни. Я чувствую, как жизненные силы покидают меня. Вы истребили мой род, мою любовь и нет у меня другой жизни в этом мире. А что будет там, после, знают только боги, но не я.
— Ты знаешь, кто я. Но ты общаешься со мной и в твоей речи нет злобы и укора, но ведь я тоже причастен к гибели твоего народа.
— Я принял свою участь, ничего уже не вернуть, и я умираю. А тебе нужно поговорить со мной, я это чувствую, ведь и у тебя что-то произошло, иначе ты бы здесь со мной не сидел.
— Все ты верно говоришь. Душу ты мою пробудил лишь одним своим бесстрашием и невозмутимостью. С тобой ничего нельзя было сделать, твоя душа была свободна и легка, и меня осенило в тот момент, и я прозрел, и я понял, что царствие небесное — оно в душе. И оно уже здесь, в этой жизни. И Бог везде, и смерти уже нет, ибо душа соединена с Богом. Я это прочел в твоей отрешенности. От тебя исходило: «Делайте со мной, что вам вздумается, со мной Бог, Боги, не важно». Но я почуял, что ты обрел царствие небесное здесь, на этой грешной земле. Ты жил счастливой радостной жизнью, но наступил момент, когда тебе стало все равно. Ты принял все случившееся и шел умирать за свой род, любовь, свободу до конца, ни о чем не сожалея. Молча, никому ничего не доказывая, ибо ты понял для себя и решил, что жизненный путь твой закончен. Душа надышалась и нет смысла далее идти, ибо далее только оковы враждебного мира. И ты решил уйти свободным за своим родом. «А нам что доказывать?» — подумал ты. «У нас свой путь». А что тебе, свободному человеку до нас всех, ведь ты уже с миром не соединен, ибо пребываешь в гармонии, в вечности в свободе от всех догм и учений. Твое учение жить и уходить со свободой в душе.
— Я не знаю, что ты всем этим хочешь сказать и многих твоих слов не понимаю, но я чувствую в твоих речах желание излить накопившуюся тоску.
— Ты верно подумал, Риг, все так и есть, ведь во мне тоже течет кровь викингов, и от твоей отважной наружности повеяло дыханием давно забытого северного ветра, будоражащего душу, и духа, рвущегося за приключениями и подвигами, за открытиями. Из меня вырвались остатки той свободы, которая была во мне и в моей крови, данная моим родом и моими предками -отважными воинами. И я понял, кто я. Я — посланник божий, и я пойду по миру, как учил Христос с чистым духом живым без страха и сомнений проповедовать слово Божье. И девизом будет мне на моем пути: возлюби ближнего своего, как Бога, ибо мы все Боги от Бога, и буду служить нищему, ибо возвышающий себя, да унизится, а униженный — да возвысится.
— И мне опять не понятен твой разговор, но я чувствую, что ты обрел для себя истинный, как ты говоришь, путь и будешь жить далее без страха, как твой предок и как твой Христос, странствовать и нести людям слово Божие в согласии со своим духом.
— Ты все понял верно, хоть ты и не ведаешь благой вести, но это и не важно, ведь истина одна. В каждом из нас есть огонь Божий, и радостно жить, когда прислушиваешься к Божественному огню в своей душе. И для этого не требуется никакого учения, но я пойду по миру и буду нести благую весть без насилия, ибо теперь сила моя в смирении. А до кого достучусь, так тому и быть, а нет — пойду далее без упрека и сожаления, ибо в этом мой путь, а дальше будь, что будет. Ведь не оставил меня Христос в этом мире, а указал мне светлый и чистый путь, открыл для меня врата своего царствия, ибо душа моя ликует и радуется Божественному свету, который всегда со мной.
— Христос был тоже, как и наши предки, храбрым воином. Судя, по твоим словам, только воин может нести свой свет в этом мире людям.
— Воистину, Христос воин, но откуда ты знаешь о Сыне Божьем?
— Ты говоришь.
— И ты воистину сын Божий.
— Я Риг, сын Эйвинда, благородного воина из рода Белых псов, любящий белокурую Гудрид, живший с радостью на своем фьорде в местности Викин, верующий в Богов Земли, Воды, Огня и Неба, в Божественный свет и верю теперь в Иисуса Христа, сына Божьего, воина, идущего воистину.
— Ибо Он показал нам, идя и умирая ради нас. Да будет так, так и будет. Христос есть свет, и кто верует в него да пребудет в царствии небесном, ибо царствие небесное — свет в наших душах. Истинно, истинно Христос поделился сакральными знаниями со всем миром, показал нам, язычникам, ведь избранный Богом народ израильский не принял этот свет, и тогда пришел Христос к нам, варварам, и объединив всех богов воедино, объявил, что Бог есть любовь. Сердце мое радостью обливается, дух мой истиной наполняется, путь мой к свету направляется. Пойдем со мной, Риг, будем вместе нести слово Божие.
— Я свой путь прошел до конца и спасибо тебе, мой друг Вульфстан за то, что я общался, будучи в плену, как свободный человек и ухожу из этого мира свободным. Чувствую, силы телесные покидают меня, но дух мой направится, как ты сказал, в царствие небесное, ведь оно всегда было со мной и будет со мной вечно. В вечность ухожу — и там моя Гудрид, и я понял, что Христос есть свет Божий и он везде.
— Истинно, Риг, ты уже в царствии небесном, ибо смерти нет. Цветы буйным цветом цветут в моей душе. Истинно, истинно, Риг, я общаюсь с Христом, и это значит, что я общаюсь с Богом, — слезы радости текли по лицу Вульфстана, и пребывал он в таком блаженном состоянии, где дух человека соединился с божественным началом всех начал, и был только он и Всевышний. Вульфстан уже знал, что он находится в царствии небесном.
***
Мир просыпался после ночной темноты. Солнце показалось вдали за скалами. Кричали чайки. Море спокойно накатывалось волнами вдоль берега. Все шло своим чередом, и, если присмотреться, то можно было увидеть, что на горизонте извилистой дороги, уходящей от местности Викин, виднелся один силуэт, который утонул в лучах утреннего рассвета…
Муж и воин лишь тот, кто идет по своему пути до конца и остается тем человеком, которым он является
на свет Божий
Солнце в зените. Стоял жаркий день, середина лета. Небо было на редкость ярко-синее. Тишина, легкое дуновение ветра. Стрекочут насекомые, поют птицы, повсюду чувствуется аромат разнотравья и от этого возникает опьяняющая эйфория.
Сознание погружено в полное спокойствие, мысли улетучились. Абсолютное соединение с дыханием мира. Пульс ровный и очень медленный. И времени нет уже. Душа в мире и мир в душе. И паришь, как орел над степью плавно и легко в потоке теплого ветра. На крыльях трепещут перья, создавая приятный гул, и разворачиваешься непринужденно на воздушных волнах. И всем своим существованием находишься в полном экстазе. Озарение. Но нет уже вопросов, а есть лишь я и Всевышний, или это уже не я?
Риг, открыв глаза, увидел яркий свет и в сердце любовь ко всему.
***
Он медленно пришел в реальность, и ощутил полностью свое тело. Пришла в голову мысль, как будто он сросся с землей, и стал, словно покатый камень, без желания совершать какое-либо движение. Лишь видение и чувство всего, что в данный момент окружало, начало создавать интерес к происходящему. Сел шмель на руку. Рука в тот момент очень плавно, не спеша приблизилась к ближайшему цветку, и шмель переполз без всяких преград на ароматный сочный бутон. Прилипла мошка к щеке, и рука непроизвольно прихлопнула насекомое, кусавшее плоть. Рядом торопился жук, плавно обходя препятствия на своем пути, без суетно, не сбиваясь со своей цели и не задерживаясь, окатывал все, что встречалось на пути.
Риг сидел на земле, медленно перебирая мелкие камушки. И тут что-то коснулось правой ноги, мозг на мгновение подал сигнал паники. Ядовитая змея переползала через ногу. Змея почувствовала страх человека и застыла. Непонятно, что это существо предпримет в этот момент. Риг дал своему сознанию команду спокойствия. «Я такой же, как все — камень, дерево, земля», — и тело приняло мягкое очертание всего сущего. Сухая кожа змеи скользнула по ткани и уползла непринужденно в своем направлении. Продышав это переживание, мужчина встал встряхнул плечи, легко покрутил головой и зашагал в закате солнца в сторону своего селения.
***
Уверенно ступая по мягкой земле, Риг ощущал дыхание моря. Соленый запах будоражил все телесные чувства, и голова кружилась в умопомрачительной эйфории. Взгляду открывался сказочный мир, полный чудес и загадок. Этот мужчина не знал, что там, за этим морем. Он вообще никогда не был дальше своего фьорда, но, тем не менее, он был очень счастлив в своем бескрайнем волшебном мирке. Телесная энергия вырывалась наружу. Он выхватил из ножен своего стального неразлучного друга, и они зазвенели в такт, поймав ритм. Меч казался продолжением руки человека. Возникала вибрация тела, стали и воздуха, и это все закручивалось в единое дыхание. Вращение меча создавало уникальную музыку, а движение тела — грациозный танец. На краю обрыва над бескрайним морем, в закате тонущего солнца душа и тело испытывали невероятный подъем. Все сознание отдалось светлой радости, влекущей в необъятные просторы.
***
Завидев издали свою деревню, Риг ускорил шаг, чуя неладное. В памяти всплыло недавнее событие, которое случилось в их фьорде. Тогда приехали люди, и говорили непонятные вещи. Призывали принять новую веру, вырывая свободных людей из их привычной жизни. И действительно, преодолев перевал, Риг увидел, что по всему селению полыхал огонь. Не раздумывая, он устремился вниз с горного утеса, перепрыгивая через валуны, выхватывая на ходу своего стального дракона — так Риг называл свой меч. И, сорвав с себя рубаху, Риг вбежал на поляну, где рыцари расправлялись с его племенем.
Удар, шаг в сторону, по инерции следующий удар и дракон пробивает плоть мужчины с красным крестом на груди. Тот самый крест, который они приказали возвести, когда приходили весной. «Но зачем возводить знак солнца, когда оно постоянно над нами?».
Следующий свой удар Риг вонзил в бегущего на него врага с занесённым мечом. Дракон вонзился в подмышечную впадину, перерубив грудную мышцу, сломав ключицу, перерезал глотку. Боковым зрением Риг заметил набегающую тень и в следующий миг дракон уже торчал в перерубленном шлеме.
Тут же Риг встретился с ударом огромной силы. Дракон едва успел защитить своего хозяина от страшного удара. Отбив смертоносную сталь, Риг быстро шагнул в сторону, и дракон уже ломает ребра рыцаря. Чувствуя свое сердцебиение и струи горячего пота, скатывающегося по спине, мужчина пребывал в полной концентрации. Очумевшие рыцари взяли в кольцо одинокого воина…
***
Рига привезли живым и здоровым. Связанным он пролежал всю ночь в темнице. Он очень заинтересовал Гуттхорма, предводителя воинов. Гуттхорм всю ночь думал об этом необычном человеке, в котором не было ни страха, ни сомнений. На рассвете, собравшись с мыслями, Гуттхорм отправился с докладом о проделанной работе к Ранульфу, местному правителю фьорда. На собрании, как всегда присутствовал глава новой религии под названием христианство, свирепый инквизитор Вульфстан. Ранульф восседал на троне с отрешенным видом. Он предавался воспоминаниям о боевых походах со своими отважными воинами, большинство из которых погибло в сражении с рыцарями, пришедшими из Англии и насадившими новый закон, новый мир, к которому он так неохотно, но все же привыкал.
С одержимым взглядом инквизитор Вульфстан с нетерпением ждал доклада Гуттхорма, который оповестил их о том, что они уничтожили все непокорное поселение. Вульфстан слушал и взгляд его становился при этом глумливым и свирепым. Он с омерзительным наслаждением расспрашивал все подробности произошедшего, при этом глаза его горели лихорадочным извращенным выражением. Узнав, что Гуттхорм оставил в живых, как он выражался, кого-то из варварского племени не принимающих благую весть, дикарей, приказал тут же его обезглавить. Но Ранульф, уставший правитель некогда воинственного фьорда, терявший власть, удерживая ее только тем, что сразу беспрекословно принял новую благую весть, решил дать понять, что пока он здесь еще правитель и только он вправе решать, что и кому суждено на этом фьорде. Вспыхнувший злобой взгляд Вульфстана на мгновение ввел в оцепенение Ранульфа. Инквизитор уже представлял в своем озлобленном воображении, что скоро сожжет этого выскочку, якобы правителя, на всепоглощающем святом костре. Правитель потребовал объяснить своего верного воеводу Гуттхорма, почему он оставил в живых этого дикаря. И вот рассказ Гуттхорма:
«Когда добивали последних обитателей селения, появился он. Я раньше не видел таких. Он, как берсерк сражался, одержимый безудержной пугающей энергией воина. Но осознав, что все его близкие погибли, он остановился и желал принять смерть, оставаясь при этом спокойным. Его взгляд был ясный и ровный. Стоя прямо, склонив голову и опустив меч, он излучал в этот момент принятие действительности. И в последний миг перед его гибелью, я понял, что он должен остаться в живых, ибо в нем я увидел благородного мужа.»
И тогда Ранульф приказал привести этого мужчину, при этом отдав распоряжение найти лучшего воина для поединка с пленником. Инквизитор Вульфстан со сжавшимся от злобы сердцем слушал внимательно рассказ воеводы, и этот уцелевший муж заинтересовал и его. Он подумал: «Пусть повеселится этот глупый и напыщенный правитель. Недолго ему осталось править», — он уже готовил в своем воспаленном сознании расправу, но считал, что она должна быть жестокой и холодной, безо всяких эмоций, — «Все равно последнее слово будет за мной!»
Рига доставили в положенный час. Ввели отрешенного пленника с бесстрастным ликом. На вид ничем не примечательного, среднего роста худощавого, но под одеждой просматривались крепкие упругие мышцы. Светлые волосы до плеч, правильные черты лица. И тут злобного Вульфстана
привлек взгляд Рига. Его буквально поразило то, что этот пленник был полностью отрешен от всего происходящего. Создавалось ощущение, что он находится где-то далеко, в своих мыслях, и ничто не может вывести его из этого спокойного состояния. Он был словно каменный и безразличный ко всему, и в то же время чувствовалась внутренняя сила.
В помещении собрались Ранульф со своей свитой и Вульфстан, так как власть принадлежала церкви, и он был обязан находиться на всех собраниях, что он с удовольствием и делал. Он упивался расправой над людьми, которые были иных взглядов, не соответствующих церковным традициям. Особенно он с жадным остервенением издевался над красивыми женщинами, которых подозревали в колдовстве. Тут он давал своим извращенным порокам полную фантазию. Он сжигал, расчленял, заживо сдирал кожу, и чего еще только не придумывал его больной рассудок. Его трясло лихорадочным экстазом от криков женщин, при этом он покрывался судорожным оцепенением и глумливым возбуждением.
Еще присутствовали несколько воинов. Одному из них предстояло сразиться с Ригом. «Ну что, начнем?!», — прокричал нетерпеливый Ранульф, но цепкий взгляд Вульфстана охладил ребячий пыл правителя. И тогда Ранульф завел вступительную речь, так как с приходом к власти церковных законов требовалось сначала выяснить, отчего человек не принимает светлую благую весть. После уже, по традиции принялся за дело инквизитор, так как за ним было последнее слово и он решал участь жертвы. Риг не проронил ни слова и был безмятежен и спокоен. Ему было все равно, он уже принял всю неизбежную картину происходящего. Ни злобный взгляд, ни угрозы не действовали и не пугали Рига. Тогда раздраженный святой отец решил посмотреть, как будет бороться за свою жизнь пленник и проверить его отвагу и спокойствие духа.
Обрадовавшийся правитель ликовал от предвкушения боя, он еще помнил боевые походы, в которых он сам принимал участие. Эти воспоминания согревали теперь его изнеженную и ленивую душу. Ведь сейчас ему приходилось только отдавать приказы, диктуемые святой инквизицией, и в душе он считал себя рабом этой системы, но ничего поделать не мог, так как встал на колени перед этой жестокой и страшной силой. Он отдал приказ Гуттхорму о начале поединка и тот призвал Торольда, искусного воина. Торольд вышел по пояс голый с коротким мечом и круглым маленьким щитом. Его тело было исписано руническими знаками вперемешку со шрамами от множества битв. Торольд являлся берсерком.
Риг стоял напротив этого воина и, казалось, он смотрит сквозь него с бесстрастным видом. «Дайте ему оружие!», — прокричал Гуттхорм, и один из стоящих рядом воинов выхватил свой меч и вложил в руки Рига. Риг принял меч спокойно и естественно, как будто ему дали что-то подержать, и все воины в этом зале издали боевой клич на выдохе, с ударом мечей о щиты, ускоряя темп, и под сводами зала эхом раздавалось «О-у-у! О-у-у! О-у-у!!!» И разливался в крови воинов инстинктивный сладкий привкус свободы.
Торольд, отбросив щит, сжав меч, двинулся на Рига, раскачиваясь при этом всем своим телом из стороны в сторону. Риг стоял с опущенным мечом, и смотрел куда-то за горизонт всего происходящего. Берсерк понял, что Риг не воспринимает его как соперника, остановился от удивления, так как не увидел в своем поединщике ни страха, ни сомнения, ни вражды. И тут воины ударами мечей о щиты и грозными выдохами вывели из оцепенения Торольда, и его тело завибрировало в такт с мечом. Опьяняющее возбуждение битвы охватило все сознание, и уже не было ничего кроме одержимой музыки битвы.
Торольд крутанул мечом над головой, и шагнул с ударом на Рига, и тут произошло что-то необъяснимое для всех собравшихся.
Вульфстан в своем черном балахоне бросился в тот момент, когда меч Торольда начал описывать круг над головой. И когда меч оказался взведенным для удара, чтобы срубить голову Рига, он бросился тараном, снеся Торольда и закричал что есть мочи: «Сложить мечи! Данной мне властью приказываю, именем нашего Иисуса Христа — расступитесь!» Расставив руки в стороны, откинув капюшон с головы, сверкающим гневным взглядом он обвел всех собравшихся, остановившись на Ранульфе, так как тот мог подействовать на Гуттхорма, предводителя этих варваров-викингов. Хоть они и носили одеяния рыцарей, но в душе оставались теми же язычниками. Он знал, что у него есть только один шанс, и скомандовал: «Прекратить!» И правитель, встав с трона, подняв руку, известил: «Мечи в ножны!» Гуттхорм скомандовал: «Всем на выход!» От сильного удара, Торольд влетел головой в каменную стену и потерял на какое-то время сознание. Он встал, подобрал свой меч и, повинуясь приказу, прошел мимо Рига, взглянув ему в глаза, и увидев лишь смирение и принятие происходящего.
После того, как увели Рига, Вульфстан, не сказав ни слова, удалился в свою келью. Там, встав на колени перед распятием, он почувствовал тесноту замкнутого пространства. Стены сдавили его душу, грудь сжималась. Не в силах больше оставаться здесь, он вырвался на свежий воздух и побежал к морю, остановившись только у самого края суши. Взглянув вслед уходящему солнцу, дыша соленым прибоем, он ощутил, как к нему вернулось то чувство, когда он бороздил просторы северных морей в поисках новых земель и приключений, и первый раз за последние годы он улыбнулся солнцу, тонущему в бесконечном морском пространстве.
***
«Где я? Кто я? Что происходит?», — размышлял Вульфстан после того, как вернулся в свою обитель. Бродя из угла в угол, взявшись за голову, и бормоча всякий бред, он был на грани потери рассудка. В его сознании происходил кризис. Мечась в пылу отчаяния, рушилась вся его картина мира. Вспоминалось, что когда-то, до появления благой вести, он сам был викингом и наслаждался походами и новыми открытиями. В этот момент его изможденное лицо приобрело форму зловещей маски: бледная кожа, опавшие щеки, ввалившиеся глаза бешено безумно дотлевали в припадке негодования. Подсознание вытесняло, казалось, непоколебимую религию, благую весть, которая отмывала варварское невежество и просветляла языческую чернь, озаряла путь в новую блаженную вечную жизнь, которая ожидает всех, кто принял ее, на том свете. А предыдущая жизнь, где он радовался этому миру, проявлялась в воспаленном, безумно запутанном воображении с новой силой.
И, перед тем, как окончательно сойти с ума, с ним произошел катарсис. Когда сознание от полного непонимания происходящего решило взорваться, блеснула мысль, смешать язычество с Евангелием. Суровый реализм с мудростью Христа. И в этот момент безумие отступило. Судорога, сковавшая плоть, отпустила, и по телу разлилась теплота. Упав от бессилия, он отключился, разум смирился с переворотом мыслей.
***
Проснувшись от полуденного солнца, Вульфстан почувствовал себя полностью отдохнувшим, как в былые времена, когда, выспавшись после изнурительной битвы, он вставал с радостью, готовый к новым походам. И сейчас, так же, как раньше, встав, потянувшись и улыбнувшись свету, промолвил: «Да будет так!» Первое, что он сделал, перед тем, как отправиться к Ригу, достал свой меч, единственный, оставшийся от прошлой жизни предмет, и медленно, вращая мечом, постепенно ускоряясь, ступал ровным уверенным шагом. Он чувствовал упругость мышц, исхудавшее и отвыкшее от битв тело, снова наливалось силой. Пот струился по лицу и спине здоровой влагой. Вульфстан вспоминал и возвращал в своей памяти утраченные ощущения былых лет.
Не в силах уже расстаться со Змеем, так раньше он называл свое оружие, бережно вставив его в ножны и повесив на пояс, он надел просторный единственный свой черный балахон и направился к морю. Раздевшись, дыша полной грудью, он вбежал в колыбель мироздания и, оказавшись в невесомости, кружился в радостном вакууме блаженного экстаза. Выйдя из воды, тело приобрело ловкость и упругость сильного животного, изборожденное морщинами лицо разглаживалось от сияющей улыбки и глаз, горящих от восторга.
***
Пристальный взгляд Вульфстана не отрываясь, смотрел на отрешенного Рига. Тусклый свет еле проникал сквозь маленькую зарешеченную бойницу. Камера напоминала склеп. Зайти в нее можно только согнувшись через маленькую дверь. Оказавшись в камере, нельзя было выпрямится, а лечь можно, только если согнуть ноги. Риг сидел у стены лицом к двери. Под потолком над его головой из бойницы можно было разглядеть только вечерний пейзаж волнующегося моря.
Так два человека просидели напротив друг друга, не проронив ни слова до тех пор, пока Вульфстан не осознал после глубокого размышления, что он сидит в темноте, а за окном горят ярко звезды. Наконец он произнес:
— Здравствуй, добрый человек.
— И тебе здравствовать, добрый человек, — ответил Риг. В этот момент Вульфстан оцепенел в страхе от неожиданного голоса из темноты.
***
— Кто Ты?
— Меня зовут Риг.
— А я Вульфстан, пастырь этой местности. Поставлен сюда святой церковью Иисуса Христа, сына Божьего единородного. Ты знаешь, кто это?
— Все мы дети божьи.
— Но в образе Христа пришел в наш грешный мир сам Всевышний.
Вышний в каждом из нас, — ответы Рига произвели на Вульфстана огромное впечатление. «Что это за варвар, который перевернул во мне, истовом слуге Божьем с непоколебимой чистой верой всю картину мира. Как так, я говорю с простолюдином на равных, не диктуя условия, и я ощущаю внутреннюю радость от такого общения. Естественного, легкого, непринужденного. Все разом перевернулось во мне, еще до конца не осознавая, при встрече с этим мужем. А что на меня подействовало? Какое-то внутреннее чувство подсказывало мне в тот момент, когда я не нашел в его глазах ни страха, ни сожаления, ни злобы. Его не сломать. И нет у меня власти над ним. Он уже обрел соединение с тем, кто всюду. Он уже здесь и сейчас в царствии небесном. Только такой человек, со свободой в душе смог показать мне, при котором все трепетали от страха и заключали себя в мои оковы, отдавали всю свою свободу в мои руки, и только он был не соединен с тем миром, где я мог порабощать любого оттого, что они были овцами, а я пастух, который может принести в жертву любого агнца. Но столкнувшись с человеком, над которым нет власти и душа его безмятежна, весь мой мир перевернулся. И что я понял тогда? Лишь одно — что пути господни неисповедимы и не знаешь, как можно обрести в своей душе дыхание Вышнего. А у этого мужчины чувствуется божественная свобода, и лишь он, не сказав ни слова, показал всю мою никчемность и ограниченность. Я лишь исполнитель воли власть имущих, и нет здесь никакой духовной свободы», — такие мысли пришли в сознание Вульфстана, и он уже знал, что никогда больше не будет жить, как прежде.
***
— Расскажи мне о себе, — в голосе Вульфстана больше не звучал приказной тон, речь лилась естественно и непринужденно.
— Я из рода Белых псов, живущих в местности Викин.
— Чем вы занимались?
— После того, как последний драккар отплыл от нашего берега, в надежде найти земли для свободолюбивых викингов, как говорили они, оставшийся народ, в основном старики, дети, женщины, продолжали жить. Кто-то ждал, что за ними вернутся и заберут в свободные земли, остальные смирились с такой судьбой и продолжали жить, как раньше, поклоняться солнцу, промышлять охотой и собирательством, ловить рыбу. Мы не понимали, что от нас хотят люди с крестами, которые говорили о добре, а сами убивали и бесчинствовали.
— Отчего ты не последовал за своими собратьями воинами?
— Оттого, что я люблю свою землю и свою женщину. Перед тем, как всех изрубили, мы с Гудрид сидели на нашей скале над фьордом и любовались звездным небом. Это было самое прекрасное и счастливое время моего бытия. И зачем мне уезжать, когда я был счастлив на своей земле?
— Сколько тебе лет?
— Тридцать третью зиму я живу на этом свете.
— Как я понял, ты не был викингом воином — открывателем новых миров, живущим и умирающим с мечом в руках, мечтающим уйти в Валгаллу, воюющим силой Тора?
— Да я и не думал об этом, мне было интересно на своей земле. Я любил и был любим. У меня было все. Я возжигал костры, радовался свету, поклонялся, как отцы наши, солнцу, слушал вечером у огня рассказы старцев. Утром, просыпаясь, мой дух радовался новому дню. Каждый день я открывал для себя новые миры, не удаляясь от своего фьорда. Зачем мне было ехать куда-то, когда мне здесь счастливо жилось?
— Ты никуда не ездил, не участвовал в битвах, откуда тогда ты научился владеть мечом?
— Жил в нашем селении дедушка Бьорн. Очень старый муж. Он мне подарил свой меч, с которым я никогда не расставался, и он обучал меня, как владеть мечом и своим телом. Закаляя свой дух и тело, я не представлял жизни без этих занятий. Он жил уединенно, но меня принимал с радостью, передавая мне знания выживания и рунической письменности. Он рассказывал, что давным-давно люди ведали больше и были ближе к богам, а с приходом христианства наш род забился в скалах фьорда, но и там нас настигли, потоптав все наши традиции. И мне не суждено уже ведать наших богов, так как наш род Белых псов утратил силу тех богов, которые вели нас по жизни в былые времена. И десять зим назад, когда воины христовы прибыли к нам, установив большой крест и уничтожив все наши оставшиеся святыни, они никого не убивали, ибо сопротивления оказать было некому, так как незадолго до этого отошел последний драккар с отважными белыми псами, гонимыми в поисках свободы. Я не последовал за ними, так как не был с ними ни в одном походе. Они смеялись надо мной, считали меня трусом, но я не жалел ни о чем. Я был свободен, хотя они так не считали. Мы с Гудрид решили быть вместе на нашей земле и не расставаться, так как мы были счастливы там. Я все еще жил со своей матушкой. Отца своего я никогда не видел, он погиб в походе еще до моего рождения. Говорят, он был храбрым воином. Этим летом мы с Гудрид решили создать свой очаг и жить уже вдвоем. В последнее время у костра мы часто об этом мечтали. Боги пока не давали нам потомства, и мы надеялись, что когда будет свой очаг, то все получится.
Далее Вульфстан уже все знал. По его приказу был отправлен отряд карающих святым мечом непокорных варваров. Этих варваров в одеянии христовых воинов сопровождал Гуттхорм — крестившийся викинг, которого посвятили в рыцари, и его, Вульфстана произвели в пастыри десять зим тому назад.
— Отчего вы не захотели креститься и обрести святой дух ради жизни вечной?
— А для чего нам надо было крестится? Это было нужно вам. Вы нас принуждали. Мы хотели жить так, как жили наши предки. Радоваться солнцу, огню, добывать пропитание, открывать новые края. Так жили викинги до нас. И я жил на этой земле и у меня было все — любовь, очаг, память рода, и весь мир был у меня, хоть я и не был нигде, не ходил по морям в поисках новых земель. Я находил и открывал все здесь, где жил. Я жил здесь и сейчас, а вы предлагали загробный мир. Говорили, что там ждет рай, а здесь нужно искупать свои грехи, чтобы обрести жизнь там. А где там? Я здесь жил и радовался. Не надо мне другой жизни. Вот здесь был мой рай. А вы говорите о добре, но караете мечом. У меня было все, и вы лишили меня этого. И все, чего я желал после — это умереть с мечом в руках, ибо кровь во мне викингов, но вы отчего-то оставили мне жизнь. Но я для себя уже решил уйти из этой жизни. Я чувствую, как жизненные силы покидают меня. Вы истребили мой род, мою любовь и нет у меня другой жизни в этом мире. А что будет там, после, знают только боги, но не я.
— Ты знаешь, кто я. Но ты общаешься со мной и в твоей речи нет злобы и укора, но ведь я тоже причастен к гибели твоего народа.
— Я принял свою участь, ничего уже не вернуть, и я умираю. А тебе нужно поговорить со мной, я это чувствую, ведь и у тебя что-то произошло, иначе ты бы здесь со мной не сидел.
— Все ты верно говоришь. Душу ты мою пробудил лишь одним своим бесстрашием и невозмутимостью. С тобой ничего нельзя было сделать, твоя душа была свободна и легка, и меня осенило в тот момент, и я прозрел, и я понял, что царствие небесное — оно в душе. И оно уже здесь, в этой жизни. И Бог везде, и смерти уже нет, ибо душа соединена с Богом. Я это прочел в твоей отрешенности. От тебя исходило: «Делайте со мной, что вам вздумается, со мной Бог, Боги, не важно». Но я почуял, что ты обрел царствие небесное здесь, на этой грешной земле. Ты жил счастливой радостной жизнью, но наступил момент, когда тебе стало все равно. Ты принял все случившееся и шел умирать за свой род, любовь, свободу до конца, ни о чем не сожалея. Молча, никому ничего не доказывая, ибо ты понял для себя и решил, что жизненный путь твой закончен. Душа надышалась и нет смысла далее идти, ибо далее только оковы враждебного мира. И ты решил уйти свободным за своим родом. «А нам что доказывать?» — подумал ты. «У нас свой путь». А что тебе, свободному человеку до нас всех, ведь ты уже с миром не соединен, ибо пребываешь в гармонии, в вечности в свободе от всех догм и учений. Твое учение жить и уходить со свободой в душе.
— Я не знаю, что ты всем этим хочешь сказать и многих твоих слов не понимаю, но я чувствую в твоих речах желание излить накопившуюся тоску.
— Ты верно подумал, Риг, все так и есть, ведь во мне тоже течет кровь викингов, и от твоей отважной наружности повеяло дыханием давно забытого северного ветра, будоражащего душу, и духа, рвущегося за приключениями и подвигами, за открытиями. Из меня вырвались остатки той свободы, которая была во мне и в моей крови, данная моим родом и моими предками -отважными воинами. И я понял, кто я. Я — посланник божий, и я пойду по миру, как учил Христос с чистым духом живым без страха и сомнений проповедовать слово Божье. И девизом будет мне на моем пути: возлюби ближнего своего, как Бога, ибо мы все Боги от Бога, и буду служить нищему, ибо возвышающий себя, да унизится, а униженный — да возвысится.
— И мне опять не понятен твой разговор, но я чувствую, что ты обрел для себя истинный, как ты говоришь, путь и будешь жить далее без страха, как твой предок и как твой Христос, странствовать и нести людям слово Божие в согласии со своим духом.
— Ты все понял верно, хоть ты и не ведаешь благой вести, но это и не важно, ведь истина одна. В каждом из нас есть огонь Божий, и радостно жить, когда прислушиваешься к Божественному огню в своей душе. И для этого не требуется никакого учения, но я пойду по миру и буду нести благую весть без насилия, ибо теперь сила моя в смирении. А до кого достучусь, так тому и быть, а нет — пойду далее без упрека и сожаления, ибо в этом мой путь, а дальше будь, что будет. Ведь не оставил меня Христос в этом мире, а указал мне светлый и чистый путь, открыл для меня врата своего царствия, ибо душа моя ликует и радуется Божественному свету, который всегда со мной.
— Христос был тоже, как и наши предки, храбрым воином. Судя, по твоим словам, только воин может нести свой свет в этом мире людям.
— Воистину, Христос воин, но откуда ты знаешь о Сыне Божьем?
— Ты говоришь.
— И ты воистину сын Божий.
— Я Риг, сын Эйвинда, благородного воина из рода Белых псов, любящий белокурую Гудрид, живший с радостью на своем фьорде в местности Викин, верующий в Богов Земли, Воды, Огня и Неба, в Божественный свет и верю теперь в Иисуса Христа, сына Божьего, воина, идущего воистину.
— Ибо Он показал нам, идя и умирая ради нас. Да будет так, так и будет. Христос есть свет, и кто верует в него да пребудет в царствии небесном, ибо царствие небесное — свет в наших душах. Истинно, истинно Христос поделился сакральными знаниями со всем миром, показал нам, язычникам, ведь избранный Богом народ израильский не принял этот свет, и тогда пришел Христос к нам, варварам, и объединив всех богов воедино, объявил, что Бог есть любовь. Сердце мое радостью обливается, дух мой истиной наполняется, путь мой к свету направляется. Пойдем со мной, Риг, будем вместе нести слово Божие.
— Я свой путь прошел до конца и спасибо тебе, мой друг Вульфстан за то, что я общался, будучи в плену, как свободный человек и ухожу из этого мира свободным. Чувствую, силы телесные покидают меня, но дух мой направится, как ты сказал, в царствие небесное, ведь оно всегда было со мной и будет со мной вечно. В вечность ухожу — и там моя Гудрид, и я понял, что Христос есть свет Божий и он везде.
— Истинно, Риг, ты уже в царствии небесном, ибо смерти нет. Цветы буйным цветом цветут в моей душе. Истинно, истинно, Риг, я общаюсь с Христом, и это значит, что я общаюсь с Богом, — слезы радости текли по лицу Вульфстана, и пребывал он в таком блаженном состоянии, где дух человека соединился с божественным началом всех начал, и был только он и Всевышний. Вульфстан уже знал, что он находится в царствии небесном.
***
Мир просыпался после ночной темноты. Солнце показалось вдали за скалами. Кричали чайки. Море спокойно накатывалось волнами вдоль берега. Все шло своим чередом, и, если присмотреться, то можно было увидеть, что на горизонте извилистой дороги, уходящей от местности Викин, виднелся один силуэт, который утонул в лучах утреннего рассвета…
Рецензии и комментарии 0