Тихое Безумие.

Гарри завели в белую комнату в смирительной рубашке. В комнате сидел пожилой мужчина в халате с блокнотом в руках. С Гарри обращались довольно грубо, постоянно подталкивая его, хоть в этом не было никакого смысла, так как Гарри послушно шёл самостоятельно. На эти довольно бесцеремонные толчки Гарри грубо отвечал:
— Полегче! Я и сам могу идти! Уберите от меня свои руки! — И тому подобное.
Его грубо усадили на стул. Гарри высказал ещё пару нелепых фраз им в спину, а когда они вышли за дверь, Гарри успокоился и стал разглядывать доктора сидевшего напротив.
Это был бородатый мужчина, в очках, лет пятидесяти. Он сидел со спокойным невозмутимым видом, записывая что-то в блокнот. Создавалось ощущение, что всё произошедшее сейчас в комнате вовсе его не коснулось.
Они сидели около минуты. Гарри всё ждал, что мужчина заговорит первый, но вскоре не выдержал и задал вопрос:
— Вы можете объяснить мне, что здесь происходит?
— А как вы думаете? — Донёсся встречный вопрос от доктора. Он говорил тихо и спокойно. Доктор снял очки и стал пристально следить за Гарри.
— Утром в изоляторе, один добрый офицер сказал, что меня хотят отправить на исправительные работы, на десять лет, — Гарри говорил быстро и нервно. — Но теперь, как я понимаю, меня хотят упрятать в психушку.
— Верно. Сегодня шёл процесс о вашей невменяемости, но судья решил проверить вас.
— Вы хотите сказать, что сегодня надо мной был суд!?
— Естественно! Без суда, сюда не попадают.
— Но… Но почему на нём не было меня!
— А зачем вы там нужны? Вы бы сказали, что вы невиновны.
— Но я невиновен!
Доктор надел очки и стал записывать что-то в блокнот.
— Что вы там записывайте!? — Спросил Гарри.
— Ничего серьёзного. Некоторые тезисы из нашей беседы. Так почему же Гарри, вы считаете себя невиновным?
— Давайте начнём с того, что я даже не понимаю в чём меня обвиняют.
— А как вы думаете, в чём вас обвиняют?
— Понятия не имею!
Доктор, что-то записал.
— Вас обвиняют, Гарри, — начал он. — В ваших стихах.
— Я не имею права писать стихи?
— О, нет. Конечно же имеете полное право. У нас свободная страна.
— Так в чём же тогда проблема?
— Проблема в их содержании. Герои в ваших стихах постоянно умирают, совершают самоубийство, идут против системы и общества, и тому подобное.
— Ну и в чём собственно говоря проблема? Смерть неотъемлемая часть жизни. Осознание неизбежности смерти, заставляет больше ценить жизнь, в этом нет ничего плохого. А что касаемо непримиримости с обществом, это популярная проблема среди молодёжи и людей отвергаемых обществом. Своими стихами я хочу показать, что они не одни в этом мире, что я их понимаю.
— Вы просто позиционируете тему смерти как какой-то конечный итог. Этим вы обижаете религиозное общество. Для них смерть, это не конец.
— Пусть верят во что хотят! С какой стати я должен парится, обидел я их или нет? Если их не устраивают мои стихи, так пусть не читают их!
— Так значит вы человек нерелигиозный? — Сказал доктор снова записывая, что-то в блокнот.
— Я не имею право быть атеистом?
— О, что вы, конечно же имеете. Вы же свободный человек. Просто по статистике принято считать, что атеисты довольно вспыльчивые и неуправляемые люди.
— Я без понятия кто так считает, но я довольно спокойный человек.
— Но вы в своих стихах очень резко и нелестно отзывались о нашем государстве.
— Я всего лишь высказал свою гражданскую позицию! Я имею на это право! Я пишу о реальных вещах! О репрессиях, коррупции, пропаган…
— Послушайте Гарри, — перебил его доктор и снял свои очки. — Вы конечно же имеете на всё это право. Но поймите… Никто так не делает.
— Это не повод сажать меня в психушку! Если я не хочу плясать под дудку нашей власти? Если я не хочу писать счастливые концы? Что с того?
— Вы пугаете впечатлительных людей. Зачем людям знать, про смерть, репрессии, коррупцию и тому подобное? Кому надо, тот знает. Но напоминать об этом постоянно, не за чем. Люди должны жить счастливой свободной жизнью. Счастлив народ, счастлива и страна.
— Начнём с того, что я никого не заставляю читать мои стихи. И даже не смотря на то, что на них и так стоят всевозможные запреты и ограничения, они всё равно расходятся миллионами копий. Я лишь говорю то, что у всех на устах. То, что все и так прекрасно знают и понимают!
— Ой, Гарри, бросьте! Да, все прекрасно знают как жить нельзя. И мне даже нравятся ваши произведения… — Сказал он сделав паузу, надел свои очки и что-то записал. — Но всё же людям не стоит этого знать. Зачем эта оголтелая мораль? Человек обязан быть счастливым, как и все вокруг.
— То есть меня хотят упрятать за решётку потому что я не такой как все? Почему же просто не запретить людям этого делать? Если все, как вы говорите, не хотят читать то, что я пишу?
— Потому что людям нельзя что-то запрещать. Они сразу начинают бороться против запретов, отстаивать свои права. Всё должно быть интуитивно и понятно. Каждый человек сам должен отличать добро и зло. Вот взять нашу страну. У нас всеобщая свобода и безнаказанность. Но ваша свобода махать руками, заканчивается там, где начинается кончик моего носа. Вы можете убить человека в любой момент и остаться безнаказанным, но вы этого не сделаете, так как это посягательство на свободу другого человека (если он конечно не даст вам письменного согласия). Так и ваши стихи. Они посягают на умственную свободу, они оскорбляют власть и религию, они забирают у людей счастье. А власть и религия, только и делают, что дарят людям счастье.
— Как иронично звучат ваши слова, с учётом того, что руки у меня связаны. Если вы так боитесь моей умственной активности, вам надо было завязать мне ещё в добавок рот! Но это всё конечно смешно! Вы сравниваете физическое насилие с ментальным?
— В наш век, нет никакой разницы. Словами можно добиться куда большего порой, чем руками. Можно сломать человеку жизнь, можно довести его до суицида.
— То есть по вашему стоит жить в мире иллюзий. Упорно не замечать бедность и беспредел? Власть и так уже травит бедных людей, только потому что они портят имидж нашего населения.
— Во первых, это только конспирологическая теория, это не доказано. Но будем честны… Это конечно и так всем понятно… И об этом просто не принято говорить… Но… Государство даёт шанс каждому развиваться в обществе, если у него это не получилось, тогда зачем ему вообще жить в этом обществе?
— Вы с ума сошли!? Вы образованный человек! Как вы можете о таком говорить? Не государство дало жизнь человеку и не ему её забирать!
— Да но по статистике большинство преступников, это бедные люди, люди у которых нет постоянного заработка.
— По статистике то, по статистике это! Не числами измеряется человек, а словом!
— Слова слишком опасны и неуправляемы. Дай не тому человеку слово и он превратит его в оружие. Куда увереннее звучат числа.
— Мы не найдём с вами здесь общего.
Они оба замолчали. Гарри немного оглядел скудный интерьер комнаты. Снова взглянул на пишущего доктора, а затем ехидно спросил:
— А если я всем расскажу, что вы любите моё творчество? Вас тоже посчитают психом?
— Я думаю вам никто не поверит.
— Почему же?
— Потому что вы псих.
— А как же прослушка? Или камеры?
— Хоть это и государственное учреждение, но в этой комнате ничего такого нет. Это буквально самое тихое место в нашей стране. Слова отсюда, могут выйти только в моём блокноте.
— Так почему же вы не напишите в нём, что любите мои стихи?
— Не хочу.
— Почему? Боитесь?
— Да.
— Но почему же?
— Потому что, меня могут посчитать психом! Этого вы хотите услышать от меня Гарри!?
— Вот видите!? Даже вы это признаёте! А вы врач! Вы не можете быть психом. Мы с вами полностью адекватные.
— Возможно мы и адекватные. Но кто нас поймёт? Нас просто посчитают психами и я буду лежать рядом с вами, в вашей палате!
— Это безумие какое-то…
— Да, это безумие. Но это тихое безумие. Безумие не выходящие из этой комнаты, не выходящие из моего сознания. Вы, Гарри, позволили этому безумию выйти. Позволили ему разгуливать по улицам, залезть в сознание других людей! Так что не удивительно, что кто-то захотел отобрать ваше безумие и запереть его в клетку.
Гарри грустно опустил глаза, ничего на это не ответив глубоко вздохну.
— Не расстраивайтесь. У вас всё будет хорошо, мы вас вылечим.
— Так говорят все врачи, безнадёжным пациентам. Но если я не захочу, чтоб меня лечили? Если я не считаю себя психом?
— Все психи так говорят.
— И это всё? Мои стихи, единственное доказательство моего безумия?
— О, нет, что вы. Ваша мать, отец и друзья дали показания.
— Показания? Против меня?..
— Не расстраиваетесь, Гарри, они сделали это, только ради вашего блага.
— И что же мама?.. Что сказала моя мама?..
Доктор перелистнул свой блокнот на первые страницы, прочитал несколько строчек и сказал:
— Она сказала, что вы часто запирались часами в своей комнате, пропуская завтраки, обеды и даже ужины.
— Но это был всего лишь мой творческий процесс. Я разговаривал с ней об этом, всё было нормально.
— Люди так не делают.
— Так делаю я! И в этом нет ничего такого!
— А как же ваши прогулки по парку, в одиночестве? Даже по кладбищам?
— Кто вам про это рассказал?
— Ваш отец. Он сказал, что вы какой-то странный в последнее время, иногда даже озлобленный.
— Ну… Да! Я люблю гулять один, думать о жизни. А на кладбище, я часто навещаю своего покойного дедушку. Он привил мне любовь к литературе. И мои перемены настроения, вполне обычное явление, как и у всех людей.
— Вы разговаривайте с могилой?
— Да! Что в этом такого? Пусть я и атеист, но я всё же люблю иногда поразмышлять, представляя, что он меня слышит. В этом нет ничего такого.
— Буду честен. Это странно, Гарри. Ваши друзья также жалуются, что вы стали более закрытым и совсем не проводите с ними время. Что вы ответите на это?
— Меня стали печатать. У меня появилась работа. И вообще я психологически их перерос, и не хочу участвовать в их попойках!
— Это всё звучит подозрительно.
— По таким критериям психом может стать каждый! У всех есть необычные привычки и свои странности. И не вам решать как должен вести себя нормальный человек!
— Вы правы. Не мне. Это решает общество.
— И у общества на это нет прав!
— Это вы так считаете. Прав у них больше, чем у самого Господа Бога.
Они оба опять замолчали. Гарри опустил голову, на его глазах стали наворачиваться слёзы. Его голову переполнял поток мысли и собравшись с силами он спросил:
— Что со мной будет?
— Ох, не знаю Гарри, не знаю.
Гарри распознал в голосе доктора глубокую печаль и досаду. Он понял, что ничего хорошего с ним не случится.
— Скажите доктор, как человек старшего поколения, вы считаете это нормальным?
— Считаю нормальным, что?
— Всё это? Всё что происходит?
— Проблема моего поколения, Гарри, что мы уже ничего не воспринимаем нормально. После стольких войн, репрессий, постоянно сменяющихся режимов, единственное, что нам хочется, это только покой, только стабильность.
— Я понял… Да, я понял… Меня душит не власть, не религия, а такие как вы…
Доктор немного растерялся. Гарри опустил голову, с его подбородка, упала маленькая слеза. Не сумев подобрать слов, доктор тихо произнёс:
— Мы закончили, Гарри. Пора уходить.
Они встали. Доктор открыл Гарри дверь, его встретили двое солдат и один офицер. Солдаты тут же его подхватили и стали пинать небольшими толчками, которыми привели его в кабинет, в конец пустого коридора. Доктор молча передал офицеру блокнот. Тот взял его, пролистнул делая вид, что читает и протянул доктору документ. Доктор расписался, офицер улыбнулся, они пожали друг другу руки и офицер удалился, выкинув блокнот в первую попавшийся мусорку.
Гарри через несколько дней, с помощью сильных препаратов, превратили в овоща. Мысли путались в его голове, он не мог уже сочинять стихи и поэмы, и казалось, что все его накопленные знания в литературе, что вся его любовь к искусству, унаследованная от дедушки, куда-то исчезло, в его голове. Он даже не мог вспомнить мать и отца, не помнил кто он есть и кем он был. Месяцами не выходил из палаты, боясь даже стен.
Доктор который поставил ему диагноз, постоянно наблюдал за ним. Он всё надеялся, что природа и дух всё же возьмёт верх над препаратами и в один прекрасный день, Гарри, выйдет из своей палаты таким же, каким и был раньше. Таким же смелым и сильным, таким же мечтательным и меланхоличным, и так же будет будоражить общество своими стихами.
Но этого не происходило, не через день, не через неделю, не через месяц и даже не через пол года. Гарри был безнадёжен. Доктор, от отчаяния и вины, от осознания, что он натворил, повесился. Его наши только через три дня. На его стенах, полу и в его руках, повсюду, были стихи молодого поэта Гарри.
Пресса разбушевалась, власть окончательно запретила его стихи, а Гарри был приговорён к смертной казни на электрическом стуле. Это было смешно, но власть не хотела, чтобы Гарри даже существовал как идол.
Они привязали его к электрическому стулу, он не понимал что происходит. На его казнь пришло множество народу, начиная от его родных и близких, заканчивая его фанатами и ненавистниками.
Начался отчёт. Много народу рыдало. Рыдали его мать и отец и казалось, на последней секунде, буквально за миг до того, как по его телу проносится разряд: Гарри ожил. Он посмотрел на всех так, как смотрел раньше. Воодушевленно, осознанно, как будто ничего вокруг не происходит. Он смотрел с любовью и ненавистью, и казалось, что в его голове, родилась новое стихотворение. Стихотворение, которое он так и не произнёс. Ушедшее с ним навсегда…