Сюрреализм чёрной души
Елена Питерская Возрастные ограничения 12+
Небо застилали свинцовые тучи, и только уличные фонари освещали болезненно-желтым светом один из районов прогнившего города, где на лавочке, поставленной в самом углу сквера, между двумя растущими кленами, сидишь ты, с опущенной головой.
Наверное, не хотелось думать, что кто-то может застать тебя в столь поздний час, но квартира, в которой ты проживаешь уже больше восемнадцати лет, сейчас казалась как никогда удручающей. Хотя бы потому, что соседка с верху залила водой, а вместе с тем и кучей проблем, в которых ты дрейфуешь, точно кораблик в ненастье: совсем один и едва удерживаясь на плаву. Конечно, то-то тебе не хватало проблем с работой, так еще и добавились с ремонтом. Соседка оказалась той еще стервой, отказываясь платить и объясняя это тем, что виновата не она, а ее обдолбанный любовник, ушедший в прошлый четверг и до сих пор не вернувшийся.
«Опять выпивает… Ты уж прости, но я на нуле. И только давай без скандалов и полиции. Копы в наше время ни к чему хорошему не приводят. Ладно, бывай, сосед. — были последние слова девушки, зашедшей извиниться чисто из собственных соображений, а не пресловутого чувства вины. У таких как она, вообще напрочь отсутствуют какие-либо чувства, кроме желания. Поэтому ты, потоптавшись на пороге и переваривая случившееся, тихо взвыл и поплелся к себе. Может, ты и был тряпкой, но её слова имели вес — копы не приведут ни к чему хорошему.»
Тяжелый вздох разрезал звенящую тишину. Половина второго ночи, а ты сидишь на скамейке в сквере и тупо пялишься на свои руки. Пальцы в занозах от старой кисточки и постоянной работы с тяжелым деревянным мольбертом, который ежедневно приходится складывать и раскладывать, ухаживая за ним и придавая презентабельный вид, ведь денег на новый нет. Кожу на узких ладонях неприятно стягивает засохшая краска. Зеленый, синий, красный слились в один цвет, создавая тошнотворную гамму. От нее хочется блевать, хотя сама она и без того похожа на вышедшую из желудка желчь.
Ты рисуешь картины на заказ, каждый раз пополняя анкету на сайте новыми фотографиями законченных работ. И хоть преподаватели пророчат тебе безбедное и счастливое будущее с своими художествами, в данный момент ты беден, как церковная мышь. Мало кто видит в твоих работах даже намек на искусство. А слово сюрреализм и вовсе слышат впервые в жизни. Твои картины напоминают людям больше шизофрению на холсте или открытое непотребство; естественно, как цикада может плыть на желтом, казалось бы, огненном, листочке посередине песочного моря, придерживая лапкой хворостинку и гребя ей, как вислом, при этом очеловеченными глазками взирая на искривленные часы, застрявшие на поверхности песчаных дюн.
Желтый лист плывет.
У какого берега, цикада,
Вдруг проснешься ты?
Потенциальным заказчикам смешно, и они покупают её, чтобы на время забыть о заботах и, посмотрев на картину, громко рассмеяться, всплеснув руками, думая над абсурдностью ситуации. Только тебе не смешно. Ты видишь в своих картинах глубины собственного подсознания, страха и бытия. Цикада
ассоциируется с одиноко странствующим созданием, дрейфующим на кораблике-листочке в вязком море из песка и, по своей глупости, не имеющим возможности выбраться из этого вечного круговорота. Поэтому она и смотрит на часы, думая, как же быстро убывает время в этих землях. А ведь она еще даже не достигла противоположного берега.
Иногда, где-то твои картины несут смысл понятный всем их обладателям, где-то истина достается только художнику, а где-то… Ты сомневаешься в своем психическом здоровье, ведь это понять не дано даже тебе.
Сюрреализм, кажется, кипит в тебе и течёт по венам. Хочется рисовать, но не миниатюры или портреты. Они отображают людей, а ты людей ненавидишь, потому что люди — худшее, что случалось в твоей жизни.
Над головой громыхает. Кажется, будто небо разобьётся и полетит осколками на твою голову. И льётся с неба дождь, мокнет и картина, оставленная тобой на балконе. Жизнь идёт, идёшь и ты, вспоминая, что завтра будет новый день и череда заказов. А цикада с картины в последний раз смотрит на размывшие водой часы и исчезает вслед за ними.
Наверное, не хотелось думать, что кто-то может застать тебя в столь поздний час, но квартира, в которой ты проживаешь уже больше восемнадцати лет, сейчас казалась как никогда удручающей. Хотя бы потому, что соседка с верху залила водой, а вместе с тем и кучей проблем, в которых ты дрейфуешь, точно кораблик в ненастье: совсем один и едва удерживаясь на плаву. Конечно, то-то тебе не хватало проблем с работой, так еще и добавились с ремонтом. Соседка оказалась той еще стервой, отказываясь платить и объясняя это тем, что виновата не она, а ее обдолбанный любовник, ушедший в прошлый четверг и до сих пор не вернувшийся.
«Опять выпивает… Ты уж прости, но я на нуле. И только давай без скандалов и полиции. Копы в наше время ни к чему хорошему не приводят. Ладно, бывай, сосед. — были последние слова девушки, зашедшей извиниться чисто из собственных соображений, а не пресловутого чувства вины. У таких как она, вообще напрочь отсутствуют какие-либо чувства, кроме желания. Поэтому ты, потоптавшись на пороге и переваривая случившееся, тихо взвыл и поплелся к себе. Может, ты и был тряпкой, но её слова имели вес — копы не приведут ни к чему хорошему.»
Тяжелый вздох разрезал звенящую тишину. Половина второго ночи, а ты сидишь на скамейке в сквере и тупо пялишься на свои руки. Пальцы в занозах от старой кисточки и постоянной работы с тяжелым деревянным мольбертом, который ежедневно приходится складывать и раскладывать, ухаживая за ним и придавая презентабельный вид, ведь денег на новый нет. Кожу на узких ладонях неприятно стягивает засохшая краска. Зеленый, синий, красный слились в один цвет, создавая тошнотворную гамму. От нее хочется блевать, хотя сама она и без того похожа на вышедшую из желудка желчь.
Ты рисуешь картины на заказ, каждый раз пополняя анкету на сайте новыми фотографиями законченных работ. И хоть преподаватели пророчат тебе безбедное и счастливое будущее с своими художествами, в данный момент ты беден, как церковная мышь. Мало кто видит в твоих работах даже намек на искусство. А слово сюрреализм и вовсе слышат впервые в жизни. Твои картины напоминают людям больше шизофрению на холсте или открытое непотребство; естественно, как цикада может плыть на желтом, казалось бы, огненном, листочке посередине песочного моря, придерживая лапкой хворостинку и гребя ей, как вислом, при этом очеловеченными глазками взирая на искривленные часы, застрявшие на поверхности песчаных дюн.
Желтый лист плывет.
У какого берега, цикада,
Вдруг проснешься ты?
Потенциальным заказчикам смешно, и они покупают её, чтобы на время забыть о заботах и, посмотрев на картину, громко рассмеяться, всплеснув руками, думая над абсурдностью ситуации. Только тебе не смешно. Ты видишь в своих картинах глубины собственного подсознания, страха и бытия. Цикада
ассоциируется с одиноко странствующим созданием, дрейфующим на кораблике-листочке в вязком море из песка и, по своей глупости, не имеющим возможности выбраться из этого вечного круговорота. Поэтому она и смотрит на часы, думая, как же быстро убывает время в этих землях. А ведь она еще даже не достигла противоположного берега.
Иногда, где-то твои картины несут смысл понятный всем их обладателям, где-то истина достается только художнику, а где-то… Ты сомневаешься в своем психическом здоровье, ведь это понять не дано даже тебе.
Сюрреализм, кажется, кипит в тебе и течёт по венам. Хочется рисовать, но не миниатюры или портреты. Они отображают людей, а ты людей ненавидишь, потому что люди — худшее, что случалось в твоей жизни.
Над головой громыхает. Кажется, будто небо разобьётся и полетит осколками на твою голову. И льётся с неба дождь, мокнет и картина, оставленная тобой на балконе. Жизнь идёт, идёшь и ты, вспоминая, что завтра будет новый день и череда заказов. А цикада с картины в последний раз смотрит на размывшие водой часы и исчезает вслед за ними.
Рецензии и комментарии 1