Золотое яйцо

Грузная неприметная деревня, где каждый будто не на своём месте. Люди негромко переговариваются за гулом изнуряющей работы. Хозяйки в тусклый фартуках, заляпаных золой и сухой землёй, охают и ахают на, разбитые пронырливыми мышами, яйца в курятнике. Дома в деревеньке перекошенные, огороды богаты только репой и редькой, а лапти на ногах деревенских изношаны, вот-вот дыры появятся. В самом покошенном домике на окраине, с протекающей крышей и разобранной печкой живут бабка Матрёна, да муж её Иван Васильевич. Не помнит уж никто сколько они на свете этом землю топтают, но огород у них зарос уж сорняками, да глух на левое ухо стал Иван Васильевич. Одна у них радость наседка-курочка, имя её они, правда, давно запямятовали, так и зовут Наседочкой. Кошка ещё у их дома трется, да не знает никто, что облезлая там забыла, может подкармливают, чтоб грехи тяжкие замолить, а может просто место там мышиное.
Жили они, тужили, да случилось в их смердящем курятнике чудо. Раскудахталась Наседочка, крыльями заразмахивала. Приковыляла с трудом непосильным бабка Матрёна, да увидала — в соломе смрадящей нечищенной проблескивает что-то, на перстень барина здешнего прежнего походит, но больше гораздо. Протянула бабка костлявую руку за блеском, вытащила, а то яйцо, да непростое, а будто блестящим чем-то облитое. Поскребла бабка немытым огрубевшим пальцем по яйцу, а ему хоть бы хны. Поковыляла тогда бабка к дому, Ивану Васильевичу показать, что их курица снесла.
В доме дед на печи сидит ноги на камни не разобраные свесив. Осмотрел он яйцо да говорит: " Я от барина прежнего слыхал, что этот блеск золото только даёт, ценность большую имеет у купцов," Бабка заохала, яйцо из дедовских рук вырвала, да на стол положила с большой аккуратностью. Напридумывала себе старуха, как они зерна, али хлеба купят у купца, яичко обменяв. Так обрадывалась старая, что лицо морщинистое в улыбке исказилось, да глаза заслезились. Запричитала: " Скоро боярин приедет, мы у него за это яичко хлеба, али зерна попросим," Тут кошка беспризорная запрыгнула, да прям на стол так, что он закачался в разные стороны, словно лодка соседская на болоте ближайшем. Бабка кошку по хребту огрела и со стола скинула, кулаком пригразив. Сама же фартук сняла грязный и в него яйцо золотое завернула для сохранности. Снова на стол положила, да огород их представила, где битком разных овощей было, вот заживут они, яйцо продав. Пока бабка размышляла как заживут они, а дед уши прочистить веточкой снова пытался, на стол мышка шустрая пробралась. Побегав, по пустому столу, где ни единой крошечки не завалялось фартук скомканый заприметила, подумала в нем до обедни затаиться, попыталась под него забряться. Видно силёнок в мышке много, что она яйцо к краю додвигала. Тут уж её старуха запреметила, вскочила, стол закачался, да яйцо упало, выкатилось, о камень печной стукнулось и разбилось. Бабка в слёзы горикие ударилась, Иван Васильевич головой закачал — не жили богато, нечего и начинать. Стоит ещё та деревня, нет больше бабки, Ивана Васильевича, курицы, кошки и мышки, да и запамятывали о них давно. Только о яйце золотом память в умах людских осталась.