В плену жизни

Глава 1
ССОРА
Начало утра было чудесным. Мой сладкий сон отступил перед лёгкими, мягкими лучами солнца, пробивающимися через оконное стекло прямо на нежное личико спящего ребёнка. Они ласково прикасались к щеке, гладили мои чуть отросшие волосы, мягко щекотали закрытые глаза. За окнами было белым-бело: снежное царство окутало весь проулок. Всё было покрыто пушистым и рыхлым снегом: деревья, луга, заборы. Солнце только-только поднялось и начало свою игру со свежевыпавшим снегом, заставляя его переливаться блёстками зеркальных стёкол.
Мне тогда было лет шесть, не больше. И это утро, начавшееся так прекрасно, стало тем роковым моментом, когда всё в моей жизни перевернулось. Всё началось с резкого дребезга разбиваемой посуды. Я резко привстал. За дребезгом послышались крики, крики и очередная ругань отца с матерью. Видимо, отец опять вернулся домой пьяный только под утро.
Я быстро оделся и стал медленно пробираться к двери.
— Я не собираюсь терпеть это каждый день! Хватит! Я тоже человек! – плакала мама.
— А кто ж тебя вынуждает, — проговорил отец, садясь за стол и доставая сигарету. — Вон, посмотри-ка направо. Видишь дверь? Так знай же, она для тебя всегда открыта, — и, выпуская дым, добавил, — дорогая.
— Подлец, какой же ты подлец! Всю жизнь мне исковеркал! — раздражённо вскрикнула мать.
За этим последовал резкий удар со стороны отца.
— Запомни раз и навсегда, обзывать себя я никому не дам, тем более, тебе! Ты для меня никто и ничто и жениться на тебе я не хотел, да только родня заставила, будь они не ладны. Ну не люблю я тебя, не повезло тебе со мной, с этим я согласен и вины твоей здесь нет. Так уж получилось. Я не изменюсь и всегда будет так, как есть. Твоя воля — уйти или остаться. Делай, как знаешь, мне, если честно, всё равно. Всё, устал я, пойду спать.
— Да, иди, может твоя Мариночка тебе приснится, — язвительно откликнулась мама.
Отец схватил пепельницу со стола и бросил её в мать. Она попала ей в плечо, рухнула на пол и разбилась, разбив и мою крохотную, едва начавшуюся жизнь.
— Закрой свой рот и проваливай отсюда, видеть тебя не могу!
— Проваливай, да? Да ты просто слабак, вот ты кто! Не смог за своё счастье ухватиться, жениться на любимой Марине и похитить её смелости не хватило! Так своё горе на мне вымещаешь. Слабак ты, а не мужик!
Отец в бешенстве набросился на мать, но она быстро схватила палку, стоявшую у дверей, и ударила палкой его по голове. Отец дёрнулся, держась за голову.
— Не смей ко мне прикасаться! Ты мне больше никто! — со злость отчаянья прокричала она.
— Проваливай отсюда, – процедил сквозь зубы отец, — это ты мне больше не жена!
Тут мать обернулась и увидела испуганного мальчика, прижавшегося к стене и плачущего от ужаса и непонимания происходящего. Она быстро схватила меня за руку и сказала:
— Идём, ноги моей больше в этом доме не будет!..
Отец же сел на диван и смотрел огорченными и одновременно озлобленными глазами нам вслед. И на кого он больше злился, на жену ли за то, что ушла, оскорбив его как мужчину, на себя ли за то, что погубил её жизнь или на родственников за то, что не позволили жениться на любимой, а заставили на ней, неизвестно… — рассказывал Саид, сидя под деревом в нашем любимом парке.
— Тяжёлая была у него жизнь и характер нелёгкий, — в задумчивости добавила Амина.
— Амина, а что ты чувствовала, когда он тебе, можно сказать, открывал душу?
— Мне было интересно и даже, кажется, это меня прельщало. И жалость была, да, но этого не записывайте, ему бы это не понравилось.
— Что же было дальше? – с интересом писателя спрашивал Мурад.

Глава 2
РАЗЛУКА
Они шли быстро. Мальчик, имя которого было Саид, практически бежал, чтобы не отставать от матери. Она же, казалось, не видела вокруг ничего и никого. Её глаза, полные боли, обиды и осознания, что семьи вернуть уже нельзя как будто вдруг стали каменными пластинами, за которыми уже не было видно ничего. Саид споткнулся о деревянный сук, лежавший на дороге, и упал. Айшат быстро дёрнула его за руку.
— Под ноги надо смотреть! Идём!
Вот уже показался дом бабушки Асият, старый, небольшой, с маленькими комнатами и галереей по старинному образцу. Асият, женщина лет 40, небольшого роста, худощавая, жилистая, будто дерево, старое и корявое, многое претерпевшее от суровых ветров жизни. Глаза у неё были маленькие и глубоко посаженные.
Они вошли в дом. Айшат наконец отпустила руку Саида, села на стульчик возле окна с выцветшей голубой краской и заплакала, укрывая лицо руками.
— Доченька, ты чего? Что случилось? Почему ты плачешь? – сыпались вопросы от склонившейся над плачущей дочерью Асият.
— Мама… мама… – рыдала она и уже не могла ничего выговорить.
— Успокойся, успокойся! Скажи, что случилось?
— Мы расстались, мы с ним расстались… — только и смогла выговорить Айшат.
Бабушка Асият встала и буквально похолодела от ужаса случившегося.
— Как? Почему? – едва смогла она вымолвить.
— Через месяц родители Саида развелись. Стоит ли говорить о взаимных оскорблениях, придирках и обвинениях родственников с обеих сторон, выпавших на долю маленького человечка, – грустно продолжила Амина.
Айшат в гневе на своего бывшего мужа и не без помощи бабушки Асият отдала Саида на воспитание к отцу Расулу. Тот же в свою очередь женился на лачке, чтобы лишний раз позлить свою мать Зульхижат, которой в конце-концов и передали Саида. В то время не принято были вступать в брак людям из разных селений, а брак с представителем другой национальности вообще воспринимался как вызов.
Глава 3
БОЛЬ
Мир вокруг маленького мальчика внезапно переменился. Ребёнок при живых родителях лишился их любви и чувствовал себя обездоленным и ненужным. Почему так произошло? Почему бабушка Асият и мама, любившие и лелеявшие его, больше его не любят? Он не мог понять причины происходящего и всю вину за это возлагал на себя. Вечером того дня, когда его отвезли к отцу, он нечаянно разбил хрустальную вазу. Его, естественно, поругали за это. А после, часа через два, он услышал мамин плачь, а бабушка говорила, что так надо, что ей нужно устроить личную жизнь, что она уже слово дала и к вечеру он уже был на пороге бабушки Зульхижат. Единственную причину расставания с матерью Саид видел в разбитой вазе.
На следующий день он пошёл в овраг, куда скидывали мусор, и собрал все осколки разбитой несчастной вазы. Саид решил склеить и отнести её маме и бабушке Асият. Он уже представлял себе, как удивится бабушка, как обрадуется мама, назовут его умничкой, обнимут, приласкают и, конечно же, оставят с мамой.
Саид собирал кусочки вазы и бережно складывал их в маленькое ведёрко. Спрятался в чуланчике, осторожно, аккуратно всё склеил, даже не видно было, если не очень присматриваться, что ваза склеена. Он спрятал её в дальнем ящичке и утром решил пойти к матери. Саид долго не мог заснуть, представляя радость встречи, он вертелся из стороны в сторону, улыбался про себя и чувствовал себя маленьким героем.
Долгожданное утро он встретил с улыбкой и необычайным волнением. И как только освободился от утренних процедур, Саид потихоньку вышел, положив вазу в пакет, и отправился в дом бабушки Асият.
Снег под нещадными лучами солнца уже растаял, уступив место грязи и лужам. Саид шёл быстро, но осторожно. Брызги луж изрядно испачкали его одежду, но он этого не замечал, всё это были мелочи, он увидится с мамой, с мамой, милой, дорогой и любящей.
Вот уже показалась зелёная калитка, дверь, которая вот-вот откроется и он увидит маму.
— Мама! Мама! — закричал Саид изо всех сил. Он уже не видел дороги, споткнулся и не смог удержать пакет. Быстро встал, посмотрел в пакет и глаза его налились слезами, краешек горловины у вазы потрескался и упал. Тут открылась дверь и на пороге появилась мама.
— Саид, — удивилась она, — сынок…
Он бежал, бежал ей навстречу со всей мочи, вне себя от счастья. Вот, осталось только чуть-чуть и вдруг, словно огромная чёрная туча, между ними встала бабушка Асият. Она быстро схватила его за шиворот и спросила:
— Ты куда это, а?
Взгляд её был суров и мрачен, и мальчик не узнавал в ней старую, добрую БА…
— Я принёс вот, — и он достал вазу, — я склеил, это вот оторвалось и его приклею.
Бабушка вырвала у него из рук пакет, бросила на землю. Мать прибежала со слезами на глазах и уже готова была обнять его, как бабушка резко оттолкнула её.
— Ты куда ещё? А ну живо в дом!
— Мама, это же мой сын, мой!
— Я кому сказала уйти!
Асият так строго и непреклонно посмотрела на свою дочь, что та невольно опустила руки, отвернулась и в слезах побежала в дом.
— Мама, мама!!! – всё вырывался Саид. Асият посмотрела ему в глаза и также строго сказала:
— Теперь иди к себе домой!
— Я не хочу, я к маме хочу!
Асият начала его тащить, тот же барахтался и сопротивлялся, как мог.
В этот момент из окна двери опять выглянула мать. Она плакала, прикрывая лицо одной рукой, и, кажется, что-то говорила.
— Мама, мама!!! – вопил ребёнок.
Бабушка дёрнула его сильней и он уже не мог сопротивляться. Так они дошли до калитки и тут Саид мёртвой хваткой вцепился в неё.
— Мама, мама!!! Возьми меня обратно! Я буду всё-всё делать, как ты скажешь, и ничего больше не сломаю!!! Мама!
Мать отбежала от двери, свалилась на диван и заплакала. Бабушка не смогла его оторвать от калитки и ущипнула его за руку. И ещё, и ещё раз.
— А ну отпусти! Иди к себе домой! К своему отцу иди! — запыхалась она.
— Я хочу к маме, пусти меня к маме… — всё не сдавался Саид.
И тут она взяла поменьше и щипнула посильнее. Он разжал кулаки, отбежал и потёр руки.
— А ну быстро домой! — прошипела она со злостью.
— Я хочу к маме… — прошептал он с обидой, уже ни на что не надеясь.
— У тебя больше нет матери! Запомни это раз и навсегда! И нет её у тебя из-за твоего отца!
— У меня теперь вообще никого нет: ни матери, ни отца и даже бабушки.
Саид отвернулся и пошёл прочь. На полдороги он обернулся, бабушка всё также стояла у калитки, взгляд её утратил недавнюю жёсткость, стал чуть мягче, а на щеках блестели полосы от слёз. Может, если бы он тогда побежал к ней снова и обнял её, она бы его не отогнала, но он не побежал, а побрёл дальше от того места, где мама так и не пришла его обнять, хотя бы просто обнять.
Больше он не пытался увидеться с матерью, даже скорее избегал мест, где мог с ней встретиться.
Через два месяца она вышла замуж за другого.

Глава 4
БАБУШКА ЗУЛЬХИЖАТ
Годы проходят незаметно, жизнь течёт своим руслом. Порой томишься в ожидании: когда же пройдёт день, пять минут, а иногда оглядываешься назад и удивляешься быстротечности времени и жизни.
Саид в расцвете юношеских сил: худой, с длинными пальцами рук, о которых могли мечтать многие девушки, с длинным, характерным для многих кавказцев носом, с маленькой горбинкой, с взъерошенными и часто нечёсаными волосами, с тонкими губами и карими глазами, то блестящими от громкого смеха, то одинокими ночами, томящимися от глубокой печали.
В школе среди сверстников он пользовался авторитетом: некоторые даже ему подражали, однако учителя и родители считали его плохой компанией для своих детей, называли его зачинщиком всех драк и неприятностей.
На школьной вечеринке Саид вместе с другими парнями немножко выпил, он зашёл домой как можно тише, боясь расспросов бабушки, однако она не спала.
— Саид, ты?
-Я, — отозвался он и замер на месте.
— Вырос уже совсем, а я и не заметила… И выпил уже… Да, время летит быстро…
— Ба, я совсем чуть-чуть, только пригубил.
— Поступай как знаешь, я тебе нотаций не читала и не буду. Отца-то твоего всё учила-учила, а вон как вышло… Я разве думала, что так будет? Нет, даже в мыслях себе не представляла. Только сейчас я понимаю, что слишком опекала, контролировала каждый его шаг. Я гордилась им: в школе отличник, институт окончил с красным дипломом. Эх, улыбнулась она и застывшим взглядом уставилась в пол:
– Я ведь даже в город за ним поехала, чтобы его оберегать, — её глаза наполнились слезами, она присела на стул. Всё было вроде ничего, а только влюбился мой птенец и в кого, возмущалась я, не уважали их семью в селении, считали самими последними. А тут мой мальчик, мой принц, влюбился в недостойную. Ужасу и возмущению моему не было предела. Как сейчас помню, подходит он ко мне, обнимает нежно-нежно и говорит:
— Мама, я тебя очень люблю, но без неё я тоже жить не могу, прошу тебя, умоляю, засватай её за меня.
— Сейчас бы я всё отдала, лишь бы вернуться назад, в тот момент и сказать, хотя бы, хорошо, сынок. А я… я… — она не могла промолвить и слова, обняла Саида и зарыдала. Зарыдала со всей болью и безысходностью.
— Я не поняла, не поддержала, — проговаривала Зульхижат сквозь слёзы.
— Всё вышло из-под контроля… Он ненавидит меня… Портит свою жизнь назло мне… Это так ужасно… И я ничего не могу поделать, ничего не могу изменить. Одна моя ошибка и сын пьяница, внук без отца и матери, прости хоть ты меня, сынок, всё из-за меня…
Саид не знал, что сказать, как утешить бабушку.
— Всё не так уж плохо, Ба. Всё будет хорошо, — были его слова, объятые холодной дрожью боли.
Вечером, вновь и вновь прокручивая в голове этот разговор, он вдруг подумал о том, что и сам считал себя виноватым в разлуке с матерью и даже находил для этого сотни причин и изъянов в себе. Теперь он видел, что и бабушка считает виноватой только себя, может, и папа, и даже мама тоже считают, что виноваты сами.
— Как всё глупо, — пронеслось в его голове и, не желая больше думать об этом, он завернулся в одеяло, обмотав им себя всего, отвернулся к стене и закрыл глаза.

Глава 5
ОТЕЦ
Утро. Пасмурно. Мелкий дождь барабанил в окна и отвлекал от долгого рассказа Айшат Асадулаевны. Рассказывала она интересно, приводила примеры, но в этот день Саид никак не мог приноровиться, прислушаться…
— Бабулю жаль… Да и отца по-своему можно понять… Надо бы с ним поговорить, но послушает ли он меня, захочет ли говорить на эту тему? Всё равно нужно к нему пойти, попытаться.
Отец сильно постарел за эти годы, осунулся весь, глаза налились красным цветом и, казалось, выкатятся вот-вот из глазниц.
— Здравствуй, отец. Как твои дела?
— А, сын, давно не заходил проведать отца, заходи, садись. Жена, накрой нам на стол! Ну, рассказывай, как твои дела, как школа?
— Ничего. Нормально всё.
Тут отец достал из-под стола две рюмки, бутылку водки, испитую до половины, и хотел было налить Саиду.
— Нет, я не буду.
— Правильно, правильно, сынок, и не пей. И я в твоём возрасте не пил, но ты и потом не пей, нет в ней ничего хорошего, нет. А спросишь, зачем я тогда пью? А боль она вот здесь притупляет, вот что… — пробубнил он, стуча кулаком себе в грудь.
— Отец, мне хотелось бы поговорить с тобой.
— Ну, — уставился на него Залумхан, — что случилось?
Саид молчал, не зная как сказать, и нужно ли вообще что-то говорить.
— В школе проблемы? Ну, говори же, не бойся.
— Бабушка Зульхижат в последнее время часто болеет, может, придёшь?
— Вчера только её видел, нормально она. Да и вообще, чем чаще меня видит, тем хуже ей становится. Так и ей меньше нервотрёпки, и мне головной боли меньше будет.
— Всё-таки зашел бы проведать, она бы очень обрадовалась.
— Ты ещё маленький, сын, но всё же я скажу тебе: всю жизнь она мне испортила, понимаешь, всю, и вот таким вот я стал из-за неё. Так что сама виновата! Пусть теперь гордится сыном, невесткой! — и он зло усмехнулся про себя.
— Если так рассуждать, я тоже могу сказать, что ты испортил мне всю жизнь, но я ж этого не говорю, — подумалось Саиду, но высказать эту мысль он не посмел.
Раздался плач ребёнка. Отец вздрогнул, посмотрел в сторону люльки, накрытой потрёпанным временем одеялом, и прокричал:
— Асма, не слышишь что ли, ребёнок плачет!
Впопыхах, вытирая руки о полотенце, прибежала женщина лет 35, взяла ребёнка на руки, стала его укачивать, но он всё не успокаивался.
— Нужно ему смесь приготовить, ты не возьмёшь? – неуверенно спросила она, обратившись к отцу.
Отец ничего не ответил, но посмотрел на неё так, что она быстро опустила глаза.
— Дай его мне, — протянул Саид руки и вскоре у него в руках очутился двухмесячный младенец, сопровождаемый благодарным взглядом матери.
Было страшно держать его на руках, у Саида перехватило дыхание, он боялся даже шевельнуться.
— Родила мне на голову, будто я в состоянии с ним нянчиться… — потушил сигарету Залумхан.
— Может отец и про меня так думал, когда родился я? — промелькнуло у Саида в голове.
Вернулась Асма с бутылочкой в руке.
— Ах ты, мой маленький, ты моя радость, — улыбалась она Расулу, — ну что, проголодался, а?
— Ладно, отец, пойду я, пора уже.
— Куда ж ты так быстро, куда торопишься, сейчас стол накроем, посидим…
— Нет, отец, мне пора, я как-нибудь ещё загляну.
— Только обязательно приходи, слышишь!
— Угу, — пробурчал Саид, кивая головой, и вышел на улицу.
Лучи солнца ослепили его и он, прищурив глаза, поискал обувь, наскоро одел её и вышел на улицу.
— Как же скоро дождь сменился солнцем, — подумалось ему.
Пойду, поиграю в волейбол, парни, наверное, уже собрались.

Глава 6
БРАТ
Саид поздно проснулся и потому шёл в школу впопыхах, дыхание уже перехватывало, ещё бы, нелегко идти вверх, удерживая первоначально заданную скорость. Но медлить было нельзя, не то он опять опоздает и опять Айшат Асадулаевна будет ему объяснять, как это плохо. На школьной площадке не было никого.
— Не хотел, но всё равно опоздал, лучше на второй урок пойду, а то нотаций и от математички добавится, пойду в туалет, пережду там, — промелькнула у него в голове мысль.
Он сел на скамейку, что стояла рядом с туалетом, но внезапно услышал окрик. Побежал. За углом кладовой трое мальчишек толкали его сводного брата Максуда и громко ругались. Брат, судя по жестам, слабо им возражал и, казалось, в чём-то перед ними оправдывался.
Максуд был на три года младше его. Особо не выделялся, в конфликты не вступал, учился на совесть. Мальчик был хилый, часто болел – вот всё, что знал о нём Саид. Они никогда не разговаривали, а только со стороны посматривали друг на друга.
Саид быстро ринулся к ним. К этому времени один из парней по имени Марат, более крупный и развязный, замахнулся и ударил Максуда. Брат съёжился весь и схватился за живот обеими руками.
— Ты на кого руки понимаешь, сволочь! – крикнул Саид и с размаху врезал кулаком Марату прямо в лицо. Тот свалился на землю. Двое других ребят сразу отошли на приличное расстояние, все знали, какой Саид драчун и не хотели с ним связываться.
Саид подошел к Марату, схватил его за волосы.
— Ещё раз на брата хоть взглянешь, я тебе глаза выколю! Понял? Ты меня понял?
— Да.
— А теперь убирайтесь отсюдова живооо!
Они ушли. Максуд, прислонившись к стене, полусидел и смотрел на всё удивлёнными глазами. Очки его, треснутые с одной стороны, валялись на земле. Саид поднял их, протянул ему и сказал:
— Ещё раз к тебе подойдут — скажи мне. Я им своё место живо напомню. Ну, как ты?
— Ничего.
— Идём тогда, а то сейчас все сюда сбегутся.
— Идём.
Они бежали. Бежали радостные и полные новых ощущений.
— Как сейчас помню, он сжал мне руку, как будто ему хотелось сжать в кулак свою боль, я видела это по его глазам, — Амина взяла стакан воды и сделала глоток.
— Отчего?
— Что? — как будто очнувшись, спросила она и, не дожидаясь ответа, достала листок и передала мне. На листке было написано:
— Родная моя, я очень соскучился по тебе, но, несмотря на это, не смогу прийти сегодня, дела очень важные, иначе бы пришёл обязательно, но договора не нарушу (я о моей скромной биографии, что обещался тебе рассказать).
…
Мы с Максудом подружились. Он частенько звал меня и нашего двоюродного брата Асхаба к себе домой. Позднее я узнал, что это мать попросила его. После школы мы шли к нему. Помню, как мать волновалась, при первой встрече у неё даже голос задрожал. Да и я волновался не меньше, только старался не подавать виду. Это были какие-то немые встречи, была любовь и теплота, но не было разговора, бесед о важном, о нас. Всё было в мыслях и чувствах, но они не проявлялись. Мы оба чего-то боялись. Боялись произнести, не знаю. Я боялся потерять то малое, что пришло в мою жизнь, она, может, тоже. Помню, как вошёл к ней первый раз в дом. Я не знал, что делать, как вести себя.
— А, пришли, устали, проголодались, наверное, – быстро проговорила она.
При этом украдкой посмотрела на меня, улыбнулась, но сразу убрала улыбку. Мне показалось, она хотела обнять меня, но не решилась.
На столе были разные яства: И чуду, и борщ, и пирог к чаю. Вот тогда-то я и заподозрил, что она меня специально ждала и потому столько всего приготовила. И это, признаюсь, было очень приятно.
После обеда, как только Максуд вышел в ванную, она спросила тихонько:
— Ну, как дела у тебя?
— Всё хорошо.
— Как живётся тебе у папы?
— Нормально.
— Хорошо, – улыбнулась она, – я рада.
Тут вернулся Максуд и мы начали свою болтовню, потом переключились на компьютерные игры. Она изредка заглядывала к нам в комнату и молча уходила.
Я во всём помогал и поддерживал Максуда и порой мне кажется, что в большей части ради матери, а не ради него самого.
Какие это были времена? Мы с ним дурачились, как могли. Помню, однажды это дурачество чуть не привело к трагедии.
— А у меня дома ружьё есть отцовское, — похвастался Максуд, — хочешь посмотреть, — с довольной улыбкой произнёс он, видя мою заинтересованность.
— Ну, покажи, — полюбопытствовал я.
Мы быстренько вошли в дом. Я тогда учился в 10-ом классе, а Максуд, по-моему, в 5-ом. В потрёпанной временем плотной ткани лежал самодельный пистолет с крутящимся барабаном. Максуд бережно и неторопливо её разворачивал, наконец, достал пистолет, прищурился и, направив его в сторону, произнёс:
— Пиф-паф.
— Какое же это ружьё? Это пистолет, причём старый, — подчеркнул я.
— А, всё равно он не стреляет. Папа сказал, испортился.
— Ух ты! И патроны есть? — не выдержал я.
— Давай вставим один. Раз всё равно не стреляет, можно же?
— Давайте, — поддержал нас и Асхаб.
Асхаб был мой ровесник. На год младше. Он был племянник моей матери. Максуд свёл нас вместе и мы стали друзьями.
Мы вышли во двор. Я взял пистолет и вставил патрон.
— Если папа узнает, он будет ругаться, — пытался воспротивиться Максуд.
— Не боись, не узнает, — в предвкушении произнёс Асхаб.
Я вытянул руку в сторону забора, прищурился и нажал на курок. Потом попробовал свои силы и Асхаб.
— И мне, и мне дайте! — просил Максуд.
— Погоди, я выхватил пистолет у Асхаба, направил к своей голове и нажал на курок.
— Тыдыщ! — произнёс я.
Следующее, что пришло мне в голову, это якобы выстрелить в Асхаба. Направил пистолет ему в грудь и нажал на спусковой крючок. Асхаб затаил дыхание и чуть отодвинулся.
— Ну что ты глаза выпучил, испугался? — рассмеялся я. — Он же не стреляет, смотри, и я ещё раз нажал на курок, но уже направив пистолет на дерево, стоявшее рядом.
— Пам!!! — раздался выстрел. Мы остолбенели. Ужас оттого, что могло произойти, будто крепкой рукой сжал наши сердца. Стоило посмотреть тогда на наши лица! Некоторое время молчаливое оцепенение завладело нами. Потом я живо схватил ткань, все ещё лежащую в руке Максуда, завернул пистолет и быстро положил в шкаф, где он и лежал.
— Ни слова отцу, — только и смог сказать я Максуду и мы с Асхабом ушли.
Да, мы тогда испугались, но только теперь я представляю себе ясно ужас того, что могло произойти. Аллах уберёг меня тогда то ли от самоубийства, то ли от убийства.
Но для чего?

Глава 7
ЧЁРНЫЕ ВОРОТА

Твоя улыбка, ласковый твой взгляд.
Слегка коснувшись лепестка,
Срывая жизни маскарад,
Срывает все оковы сердца.
И, оставляя лёгкий след,
Слетает так же просто.
И восхищённый грустный взгляд
Вслед за тобою мчится.

В этот день Саид подрался с Али, старшим братом Марата. На большой перемене к Саиду подошёл одноклассник Али. Он был выше Саида, занимался борьбой, хотел всем показать какой он сильный и накаченный. Али подошёл сзади и толкнул его.
— Ты чего на моего брата руку поднимаешь?
— Во-первых, не смей никогда больше толкать меня, — прошептал Саид, прокрутив руку и согнув её ему за ухо.
— Во-вторых, почему твой брат на моего, трое на одного идут? Не потому ли, что трусость у вашего рода в крови? – проговорил Саид, высвобождая его.
— Ах ты, гад, — прохрипел Али, — никто не смеет обзывать меня трусом!
Али ринулся вперёд и угодил кулаком Саиду в глаз. Саид быстро схватил его за голову и несколько раз ударил в живот. Завязалась драка. Саид был жилистее, находчивее и бился «насмерть», не боясь никакой физической боли. Вскоре их драку увидели одноклассники и развели в разные стороны.
После потасовки у Саида остался синяк под глазом.
— Вот гад! Как я теперь домой пойду? Бабушке не понравится, переживать будет. Надо будет дождаться ночи и проскользнуть незаметно, а утром выскользну как-нибудь незаметно… – пронеслось у него в голове.
Дождавшись ночи и дойдя до двери, он, затаив дыхание, сначала приподнял её, чтобы не скрипела, потом медленно открыл и тихо, на носочках прошёл в свою комнату. Саид мельком взглянул в соседнюю комнату, где обычно и спала бабушка, и увидел, что она уже в кровати, глаза закрыты, свет выключен, хотя телевизор и был включён.
— Меня, наверное, дожидалась, — подумал он.
Выключил телевизор и лёг в своей комнате.
Утром он проснулся рано, оделся и увидел, что бабушка всё ещё спит. Она всегда просыпалась рано, доила коров, занималась хозяйством.
— Устала, наверное, вчера, эх, надо будет разбудить. Она сразу увидит, но всё равно надо.
Войдя в комнату, он увидел, что бабушка лежит всё в той же позе, что и вчера. Он тихо подошел к ней, слегка коснулся руки и сказал:
— Ба, вставать пора.
Она лежала на боку, спиной к нему.
— Бабушка, — сказал он и немножко потянул её к себе. Она упала на спину, а лицо осталось так же повернутым к стене. Холодные мурашки побежали по его спине. Сердце вдруг замерло. Он повернул её лицо к себе и ужаснулся. Оно было безжизненно бледным и холодным.
— Бабушка! Бабушка! – вырывался из его груди крик.
Он в ужасе выпучил глаза и задрожал всем телом. Слегка ударил её по щекам, толкал её.
— Очнись, очнись, Ба!
— Что же делать? Скорую вызвать? Соседей? Сначала скорую, потом к соседям, — промелькнуло в его голове.
Саид быстро набрал номер, вызвал скорую и ринулся к соседям. Может, не совсем умерла, может, смогут ещё спасти?
Ему показались бесконечно длинными и нескончаемыми минуты, проведённые врачами около бабушки. Соседи уже толпились в доме, говорили, что врачи помогут, но Саид видел, что они обманывают, видел, как шепчутся, исподлобья глядя на него, слышал какие-то обрывки фраз, что уже нет надежды.
— Бедный мальчик, — вполголоса говорили они, качая головой и с сожалением глядя в его сторону.
Он видел суету женщин, поспешно убиравших комнаты. Но он ждал, ждал и верил с замиранием сердца. Дверь открылась, вышел врач. Он прямо подошёл к Саиду, взял его за локоть, как будто приглашая в другую комнату. В сердце Саида кольнуло, взгляд стал туманным и мокрым и, предчувствуя отчаянную правду, он поплёлся за врачом.
— Я сожалею, сынок, мужайся, но уже ничего невозможно сделать.
— Ну хоть что-нибудь пожалуйста, доктор… Она не могла… Она очень стойкая.
Комок горечи и боли застыл у него в горле. Он не мог осознать, принять эту весть.
— Мне жаль… крепись…
— Когда? Когда? Во сколько это случилось?
— Трудно сказать… точное время назвать не могу. Но, думаю, ещё вчера.
Доктор вышел. Саид прислонился к стене, схватился обеими руками за голову, затем сел и зарыдал. Тихо, так, чтоб никто не слышал.
— Ещё недавно она была жива. Ходила, говорила, готовила кушать, а теперь её уже нет. Как такое может быть?
В этот же день бабушку решили похоронить. На похоронах его обнимали, жали руку, говорили слова сочувствия. В его же глазах всё было расплывчато и пусто. Время, казалось, уже не властно над ним. Всё вдруг застыло и замерло. И среди всей этой суеты из сгустков тумана, фраз, притворства и сожаления пробился маленький лучик солнца. Он увидел её сразу, как только она вошла. Вот она идёт к нему, к нему одному. Ближе… ближе… Она обняла его и всё стало спокойным, безмятежным. Нежное тепло её тела было словно солнце для цветка, что томился в тени.
— Мама, — промолвил он. Как давно он не произносил этого слова, как ему не хватало её, хотя он всегда это отрицал для самого себя. Его глаза наполнились слезами, хотелось плакать и кричать, выть, но он сжал кулаки, сглотнул и проглотил свою боль, спрятал её так же глубоко в сердце, где она и была всегда.
— Бедный мой мальчик, – произнесла она, ей было стыдно, оттого что столько времени она была далека от сына. Ей хотелось, чтобы все эти люди исчезли, растворились, чтобы оставили их одних, поговорить, соприкоснуться душами, попросить прощения, поплакать. Но они были здесь, смотрели на них и начали уже обсуждать и осуждать.
— Я сейчас должна идти, но потом, потом мы обязательно поговорим.
И она ушла, ушла и душа Саида вновь «завяла» в тени. Он вышел из комнаты и поплёлся подальше от режущих его любопытных глаз.
— Почему «ПОТОМ»? Что значит «потом»? Потом – это не сейчас. А когда? Не ясно. Мама, почему ты меня не любишь?
— Саид, — услышал он окрик, его звали, чтобы отправить за хлебом, раздавать садака.
Ближе к вечеру мать подошла к нему, села рядом, чуть слышно спросила:
— Ну, как ты?
— Ничего.
— Бабушки уже нет, царство ей небесное и потому ты больше не можешь оставаться здесь, один. Я бы хотела, чтобы ты жил с нами, но муж против. Уж ты пойми меня. Ты будешь жить с отцом. С ним я уже поговорила.
— Уже второй раз.
— Что второй раз?
— Ничего. Я и сам справлюсь. Здесь же буду, – слёзы душили его, ему хотелось убежать, но он просто сидел, склонив голову, не мог смотреть на неё.
— Нет, это исключено, что люди скажут? Скоро учиться в город поедешь, поступишь. Так что потерпи немного, хорошо?
— Хорошо, – с трудом выдавил он из себя.
— Ну, я пойду. Идти надо! – протянула руку, чтобы по голове погладить, убрала, потёрла лоб.
— Отец скоро придёт за тобой.
Айшат направилась к двери, открыла её, оглянулась и сдавленным голосом произнесла:
– Ты уж меня прости, ладно? – и выбежала, кое-как добралась до дома, спрятала лицо в объятья ладоней и зарыдала горько и неистово.
— Почему? Почему? – била она себя по груди.
— Сынок! Сыночек мой! — обняла и сжала себя.
— Мама! — услышала она окрик Максуда. Резко привстала, стёрла слезы, схватила какую-то посуду, лежавшую на столе, и, направляясь в сторону кухни, ответила:
— Что, родной?
Глава
АЙШАТ
Айшат была настолько красивой женщиной, что многие ей в этом завидовали. Чёрные волосы, коротко собранные сзади, маленький носик, глаза большие, карие, печально опущенные. Она всегда была в форме и не особо поправлялась даже во время беременности. Её муж Магомед был безумно влюблён в неё ещё со школы, но когда посватался, получил отказ. Асият посчитала его недостойным её дочери, а Залумхан был из достойной семьи: умный, образованный, не пил, не дрался. Но после развода с ним за кого бы вышла её дочь, кто бы к ней посватался теперь? И сватовству со стороны Магомеда в этот раз она была рада. Но и Магомед в этот раз стоял на более сильной позиции и поставил условие, что её сын от первого брака не будет жить с ними.
— Не желаю ни видеть, ни слышать его и даже разговоров о нём и Залумхане!
И Асият согласилась. С тех пор прошли года. У Магомеда и Айшат родился третий ребёнок, сын Ахмед. А старшие, Максуд и Написат, уже ходили в школу. Магомед утром, как всегда, отправился на работу. Айшат после бессонной ночи с двухмесячным Ахмедом заснула. Он не спал всю ночь. Плакал и Айшат возилась с ним, как всегда качая его в колыбели.
Они были в гостинной. Она – Айшат, Магомед и её свекровь Бика. Тяжёлый разговор. Ей было не по себе. Они убеждают её, что так надо, необходимо, а она смотрит на своего сыночка и не может ни согласиться, ни отказаться. Тошно. Трудно дышать. Она боится, боится, что, не согласившись, вызовет гнев родни. Слов нет, но ей кажется, что соглашается. Вдруг муж берёт нож и проводит им по горлу её кровиночки. Ребёнок всё также стоит, он даже не плачет и не говорит ничего, но Айшат видит боль в его глазах. Огромную, невыносимую. Его глаза выпрашивали у неё ответа. Ответа на вопрос:
– Как ты могла?
Айшат отталкивает Магомеда, обнимает своё дитя и у неё вырывается истошный крик:
– Нет!!! Верните его! Вылечите! Она встаёт она на колени и целует его руку.
— Я не согласна!!! — кричит она. — Верните всё обратно!!!
— Уже поздно, — отвечает Магомед, — ничего не изменишь.
— Вырвите моё сердце и дайте ему!!! Излейте ему всю мою кровь!!! Верните! — кричит она и крепко сжимает Саида.
И понимает, что не вернут. Безысходность. Крик, разрывающий лёгкие, она просыпается и понимает, что всего этого нет, что это только сон, а боль внутри гвоздём протыкает сердце.

Глава 8
СВАТОВСТВО
Любовь приходит, не спросив. Ей не нужно твоё согласие. Она приходит, и чистое небо переполняют облака, разные по форме, величине, то похожие на забавных зверушек, то наполняющие сердце чем-то важным и неземным. Первая любовь порой оставляет неизгладимый след в сердце. Может быть, потому что она первая?
Она была новенькая в школе. Училась в 10-ом классе, где и Асхаб. Саид же, будущий выпускник, недавно ещё гордившийся тем, что он — одиннадцатиклассник, с больной завистью смотрел на Асхаба. Удивительно, лучший друг — его соперник. Не только они, все школьные мальчишки были в неё влюблены. Анисат выглядела не по годам старше. Высокая, взбалмошная, чёрные как уголь волосы, чуть продолговатый носик, глаза, словно свёрла впивались в сердце какой-то усмешкой. Задорная, общительная, позволяла себе разговаривать свободно с мальчиками, что не было принято в селении. Позволяла себе не подчиняться всем указаниям учителей, да и их подкупала своей фарфоровой улыбкой. Асхаб был красивым парнем: широкие плечи, белая, словно у европейца кожа, светло-серые глаза, уверенность в себе и харизматичная улыбка. Он всегда умел собирать вокруг себя компанию, подкупать их сердца юмором и остроумными, выученными заранее словцами. Вся школа видела, что Анисат неравнодушна к нему. На каждом празднике и свадьбе они постоянно танцевали друг с другом. Анисат смущалась и краснела порой при виде его. В школе Асхаб постоянно шутил и старался показать все свои умения, чтобы её впечатлить. Видел это и Саид. И он сам не заметил, как зависть постепенно переросла в злость. Здороваясь и улыбаясь ему, подкалывая порой шутками о нём и Анисат, он старался не показывать своих чувств к Анисат и изменившееся отношение к Асхабу. И вот однажды, лёжа в кровати и очередной раз претворившись спящим, чтобы не слушать россказни пьяного отца, он думал:
— И что она нашла в нём? Вечно строит из себя. А его заученные фразы. «Кто хочет — ищет возможности, кто не хочет — ищет причины!» — уж точно откуда-то вычитал. Строит из себя умного. И получается же… Все его любят. И учителя, и она… И где он только находит все эти смешные анекдоты? Наверное, у отца в библиотеке нашёл. У него много книг, а у моего ни одной, ничего кроме водки и орущего Расула. Я хочу, чтобы она не досталась ему. Значит, надо искать возможности. Зря, зря ты, Асхаб, сказал такую умную фразу, — улыбнулся про себя Саид.
Cледующие полгода школьной жизни дружба Саида и Асхаба стала таять на глазах.
………………………………………………………………………………….
Когда к обедне Саид, переполненный чувствами взволнованности и бодрости, пришёл в годекан, все начали пожимать ему руку и поздравлять с будущей невестой.
— Значит, согласилась, — подумал он и вздохнул облегченно. Счастье забилось в его сердце и засветилось блеском в глазах.
— Да, повезло твоему братцу, такую невесту отхватил, – улыбнулся Ахмед.
Саид побледнел, челюсть его задрожала.
— Какой братец? Какая невеста?
— Как? Ты не в курсе что ли? Вчера новость облетела селение: Анисат за Асхаба засватали.
— Ты, может, ослышался? – в надежде на чудо сухо спросил Саид.
— Да какое ослышался? Всё село об этом говорит.
Саид ничего не ответил. Сел рядом минут на пять, а затем, придумав какую-то отговорку, удалился.
— Ошиблись. Уж верно ошиблись… Мама же с тётей Хабзат туда ходили. Подумали, наверное, что Максуду ещё рано, я же всё-таки с ней не живу, значит, Асхабу сватают, увидели их и подумали и, конечно, свои глупости разболтали.Надо пойти и немедленно узнать.
Мать в синем халате, уже сплошь покрытом пылью, подметала двор.
— Привет.
— Привет, сынок, – произнесла она, явно пытаясь скрыть за улыбкой вдруг нахлынувшее волнение.
— Ты ходила вчера к ним? Что они ответили?
— Видишь ли, сынок.
— Да или нет? Скажи: да или нет? – уставился на неё Саид.
— Давай поднимемся в дом и там всё обсудим.
— Мама! Ты засватала её за Асхаба?!
— Так получилось, сынок, я всё тебе объясню.
— Не надо объяснений. Ты показала мне уже давно, какая ты мать для меня! Это было ошибкой, что я обратился к тебе! – выпалил Саид. – Прощай.
И ушёл.
— Сынок, подожди! Ты всё не так понял. Пожалуйста… – услышал Саид. Слышал также, как она бежала за ним, но на дороге появилась соседка и она остановилась.
— Отчего всё это происходит со мной? Или я провинился в прошлой жизни? А есть ли она, эта прошлая жизнь? И что вообще есть? И чего нет? Всё так запутано. И для чего только я родился? Мать меня бросила, а потом предала. Бабушка умерла, а отец – о нём и говорить нечего. Никого у меня нет. Никого и ничего. Уйду я отсюда. Уйду навсегда. Видеть никого не хочу.

Начало

Утро было холодное. Солнце только-только выглянуло из-за горизонта большим шаром, рассеивающим туман. Саид стоял на станции в ожидании маршрутки и от холода то подпрыгивал на месте, то стучал ногой об ногу, то дул в свои замёрзшие руки, надеясь хоть дыханием мало-мальски их согреть.
— Привет, Саид, – услышал он до боли знакомый голос и от неожиданности даже вздрогнул.
Посмотрел на неё вскользь и отвёл взгляд.
— Саид, мне нужно с тобой поговорить… — еле слышно прошептала Айшат.
Саид всё так же стоял, уставившись на дорогу.
— Видишь ли, я ведь за тебя просила, я даже имени Асхаба не произносила. Они отказали – это правда. Даже не они отказали, а сама Анисат. Я сама слышала, как она сказала, что относится к тебе как к брату, но не больше. А любит она Асхаба и согласится выйти только за него. Клянусь, так и было. Мы ушли. Как потом я узнала, родители Анисат выяснили, что они уже давно общаются. Хабзат сказала, что Алихан, отец Анисат, пришёл к ним и потребовал прекратить общение, а они, в свою очередь, предложили их поженить и Алихан дал своё согласие. Я должна была этого не допустить? Скажи мне? Ты считаешь, я должна была разрушить их любовь?
— Нет, ма… Я так не считаю. Всё правильно.
— Скажи, скажи, что ты простил меня!
— У меня до сих пор болят руки, ма!!! До сих пор. Неужели ты тогда не могла хотя бы обнять меня напоследок? До сих пор у меня болит вот здесь! – выпалил он, ударив себя по груди. Я ведь тогда был маленький, но мне было больно. Я не понимал, почему ты меня бросила. Я тогда ещё раз приходил к тебе, но тебя не было. Там была бабушка Асият. И она сказала, что тебя нет, что я молодец, хорошо склеил ту вазу, но быть с тобой я не могу, потому что у тебя другая семья. И что мне нельзя её разрушать. И я ушёл, мама, ушёл и больше не приходил. И теперь нельзя рушить уже другую семью. Мне кажется, что это слово «нельзя» вцепилось мне вот сюда в горло и сжимает, сжимает.
Айшат медленно опустилась на колени и сдавленным голосом прохрипела:
— Прости меня, прости, — и зарыдала.
Маршрутка подходила. Саид быстро схватил её за локти и приподнял.
— Вставай, вставай, ма. Мне ехать пора. Возвращайся домой, здесь холодно.
Она дрожащими руками опустила руки в карман и достала конверт.
— Вот, возьми. Это тебе.
— Нет, не надо! – ответил он, отворачиваясь.
— Прошу, — прошептала Айшат.
И тут только Саид заметил её измученное лицо. Худая, с синюшным оттенком под глазами и взглядом, таящим в себе безвыходность и усталость.
— Она, наверное, не спала всю ночь, – промелькнуло в голове Саида.
Он хотел ещё сказать:
— И ты меня прости, – но почему-то промолчал, не хватило смелости.
Саид взял в руки конверт.
— Спасибо, – еле слышно пробормотал он и побежал к маршрутке, которая уже сигналила ему.
Саид сел в маршрутку и машина тронулась в путь. У него даже не хватило сил взглянуть из окна. Он не мог. Его удушливая обида ушла куда-то и на смену ей пришли горечь и жалость.
— Она тоже страдает, как и я. Ей тоже больно. А я такие жестокие ей сказал слова. Ну почему? Почему всё так происходит?

Глава 21
СОМНЕНИЯ
Ночь. Тёмная и немая. Было где-то три часа ночи. На улице, пустынной и зачарованной какой-то завесой тайны, не было ни души. Саид шёл по улице, стиснув зубы и что-то пытаясь высмотреть, как будто там, за поворотом, ждало его что-то неизведанное и столь желанное. Вот-вот, ещё несколько шагов и что-то произойдёт, спадет пелена с глаз и всё станет ясным, понятным и прозрачным. И буря утихнет, и солнце встанет, и разольёт вокруг себя теплоту и спокойствие. Он шёл и шёл, но ничего не происходило. Ноги устали, разум затупился. Он увидел скамейку у маленького, старенького, обветшалого дома, сел, достал сигареты и закурил.
— И зачем я только их курю? Можно подумать они дают успокоение или облегчение, нет, ничего этого нет, разве что немного отвлекают… Запить мне что ли и утопить изнывающее горе в болоте водки? Эх, нет… всё это не то… не то, что я ищу… Но что я ищу? И где мне его найти?
Ему не спалось этой ночью. Саид не мог оставаться в душной квартире, пожираемый комарами и беспощадной жарой, вызывающей пот и жажду.
Он осторожно, не будя сотоварищей, вышел из квартиры и бродил по улицам, но и это не принесло ему облегченья. Он не мог объяснить, что же с ним происходит, отчего он так несчастен?
— Ведь есть очень много людей, кому хуже, чем мне, — успокаивал он себя.
— Я не инвалид, учусь, у меня есть друзья, деньги… Хотя друзья ли они мне? Здесь, как говорится, человек человеку — волк. Дашь слабину и тебя съедят, как паршивую овцу, даже глазом не моргнут.
— Сволочи. И чего я с ними вожусь? Хочу казаться им смелым? Хочу, чтобы восхищались? Вот какой я сильный, никому не проиграю, ничего не боюсь, смотрите и завидуйте!
— С парнями-то ясно, ну отнял трубку, обозвал, ударил разок, но с этой «шалавой» плохо получилось… Хоть и шалава, а плохо. Нет, не хочу я этого, не хочу, это не я вовсе!
— Как же всё это пошло, низко и мерзко… Нет, с этим надо кончать! Ну выпил чуток, пошёл на поводу у понтов, причём дешёвых, а сейчас отражение своё видеть противно…
— Отчего эти барыги храпят себе спокойно, а я мучаюсь и терзаюсь? Уйду я и всё…
Саид не помнил, как вернулся обратно в квартиру. Затем всё-таки пошёл в магазин, выпил, зашёл в комнату, еле волоча ноги, и завалился на свою койку.
— Ты где это гулял? – спросил Заид.
— Так, прогулялся. Жарко, устал, спать хочу… — произнёс он, зарываясь в подушку.
— Не вопрос, поспи, а мне на занятия.
Но он не мог спать… Мысли всё ещё его терзали.
— Что делать, если ты понимаешь, что отношения уже испорчены и нужно измениться, а не можешь? Может ли человек пересилить себя и измениться? Бросить самому себе вызов и биться до последнего, не давать слабины, не откладывать на извечное завтра, а начать сейчас, здесь и с этой секунды? Сложнее этого порой нет и ты говоришь, уверяешь, даже, быть может, даёшь клятвы, а всё время возвращаешься обратно к исходному положению. И уже самому, казалось бы, тошно от своей слабости и немощи, и противно, и обидно, и время зря проходит. Нет, не все могут победить себя и когда осознаешь это, тебе становится ещё больнее и тоска замирает в сердце, и боль застывает в глазах, и чтобы забыться, уйти от реальности, ты находишь отвлекаловку — телевизор, сигареты и алкоголь.
— Где же найти себя? Где найти ответы на вопросы?
Одна лишь мука… забыться хоть на часок, не думать, уйти. Очень трудно ломать себя, свои привычки, трудно поднять свою «пятую точку» и начать хоть что-то делать, проще жаловаться на судьбу и сидеть перед телевизором, проживая чужие жизни и эмоции.

Глава 32
НОЧЬ
Ночь давит на запястье. Темно. Не видно ни звёзд, ни Луны. Абсолютная темнота. Царственная, ничего не обещающая.
— Сердца стук… отчего-то на душе тревожно. Быть может, оттого что думал, будто зрячий я, а все остальные слепы? Быть может, оттого что темнота — это часть души и её не так легко осветить. Для этого нужен огонь. Огонь нужно развести, а из чего? Никто не знает. Чем же, чем прогнать темноту? Чем зажечь свет в холодном сердце? Где? Где? Где, скажите, огниво? Дайте, прошу, протягивая руки и преклоняя колени… Но они не слышат меня… Вернее, не хотят слышать. Лица их безучастны… у каждого своя забота. Им не до меня.
Саид падает на колени. Удар об острые, пологие камни укором вонзается в сердце. Кровь течёт с колен. Он трогает руками кровь, вязкое тепло родного тела окутывает их и поражают его своим цветом и напоминанием о конечности жизни. Кровавые руки, протянутые к небу, судорожно дрожат.
У него вырывается вопль:
– О, Аллах, дай мне огня! Огня прошу я у тебя! Или спички… да, хотя бы спички прошу! Если ты есть, если ты слышишь меня!? Если я достоин твоей милости, ибо осознаю грехи свои… Прошу… умоляю! – кричит сдавленным голосом в неистовстве.
— Спаси мою душу! Дай мне огня!
Слёзы огнём прожигают щёку. Всё лицо измазалось кровью от рук. Исступление. Он бьёт кулаками об острые камни. Боль физическая солью падает на душевную боль.
— От чего мне так больно? — вопрошал он. — Прости меня! Прости! — и вновь слёзы душат слова. Дай мне свет, о Аллах! – протягивает он руки к тёмному небу.
Ожидание пустоты. И в этот момент на небе показалась звезда… Она озарила искажённое болью, замесью крови и грязи лицо Саида. Он ударился лбом о землю и прошептал:
— Спасибо, спасибо! – и улыбка на измождённом лице не казалась уже страшной и неприглядной, ибо жуткую картину озарял лучик надежды, промелькнувшей в глазах Саида.
— Я не подведу. Не подведу. Я постараюсь. Только помоги мне, Аллах. Только не оставь меня.
Он встал с колен, подошёл к роднику, умылся. И всё это время лучезарная улыбка не сходила с его лица. Дома он, лёжа в кровати, всё с той же улыбкой повторял:
– Это был знак, непременно. Это был знак. Аллах любит меня. Он меня не бросит. Я верю… Верю…

Глава 36
АМИНА
Как оборванный лист, ещё зеленый
Но уже знает, что давно обречён,
Я плыву по реке тихой заводью
И никто не ведает, как внутри бурлит

Всё обман: слова, улыбки и даже этот мелкий моросящий дождь. Серый туман окутал проулок. Нет на лицах масок, да и сами лица отсутствуют.
Мусорные баки, переполненные до краёв, окруженные чёрными пакетами, коробками – как всё это некрасиво и отвратительно. И небо, наверное, хмурится из-за него и низвергает молнии, и грохочет, а порой и плачет мелкими и грустными слезами. А мы идём под дождём, жалуемся на погоду, проходим рядом с мусорными баками, стараясь не смотреть на них, заходим в тёплую комнату.
— Что-то погода не очень.
Как всё это грустно. Неужели с этим нельзя покончить? Неужели так будет всегда? Всегда — такое броское, такое бесконечное и, одновременно, утратившее эту бесконечность слово.
— А вот и она. Пришла, значит. А я думал, не придёт… Как она прекрасна! Такая тонкая, беззащитная и волосы уже промокли … ждёт меня… Вот машет рукой, улыбается, как сияют её глаза, она как ангел. Верно, АНГЕЛ. Пришла, чтобы спасти меня. Как хорош этот дождь, как мне радостно, что его капельки покрапывают по моему лицу, вот и радуга. Боже мой. Она действительно ангел, я увидел её и сразу всё стало таким светлым.
— Привет.
— Привет.
— Я уж думал, что ты не придёшь?
— Я же обещала… Она открыла зонтик.
— Пройдёмся?
— Давай.¶
Они ходили по парку. Саид взял её за руку. Амина вздрогнула, однако же, руку не убрала. Её рука, тонкая и холодная, лежала неподвижно в большой и горячей ладони Саида.
— У тебя такие холодные руки.
— Да, они у меня частенько холодные. Не помню даже, когда они бывали тёплыми.
Они бродили долго по узким тропам парка, укрываемые тенью деревьев.
Присев на скамейку, Саид прищурил глаз и, указывая на небо, промолвил:
— Посмотри на небо. Какое оно величественное, красивое, чистое, правда ведь, красиво?
— Да, красиво, — улыбнулась Амина.
— А теперь посмотри на дорогу, что ты там видишь?
— Машины едут, дома.
— Нет. Цвет какой у дороги?
— Тёмный, — пытаясь угадать, ответила она и с опаской на него посмотрела.
— А теперь посмотри одновременно и на землю, и на небо, посмотри между ними, на горизонт. Что ты видишь?
— Небо какое-то грязно-сероватое.
— Вот… как точно ты это сказала, — обрадовался Саид, — вот это и есть Человек.
В нём и грязь, и чистота, всё смешано. И вот я думаю о том, что не всем дано подняться до чистоты. Совсем немногим.
— Да-а, — грустно вздохнула Амина.
— Знаешь, у Бальзака есть такие слова: «боль — это вторая грань наслаждения». Никогда бы не поверил, но это правда.
Она вопросительно посмотрела на него. И этот взгляд требовал разъяснений.
— Боль… Меня томит глухая, ноющая боль внутри, иногда мне кажется, что я специально терзаю себя, психологически, я имею в виду, чтобы разрывало изнутри, наматывало на клубочек всё больше и больше. Ты не поверишь, но мне хочется довести себя, чтобы внутри всё ныло, после этого надолго боль затихает, пока не заиграет вновь. Ты прости, что я вот так всё это выливаю на тебя.
— Нет, иногда надо выговориться.
— Я не хотел выговориться, я хотел, чтобы ты поняла меня, увидела, что я не такой как все, вот я дурак, она подумает, что я идиот. Надо сменить тему. Зачем я вообще об этом заговорил?
Они долго молчали.
— Саид, мне нужно поговорить с тобой.
— О чём? — с любопытством взглянул на неё Саид, однако, увидев её печальный взгляд, насторожился.
— Меня засватали. Я выхожу замуж. Знаешь, я любила тебя. Честно. Но теперь я… в общем, он хороший.
Саид закрыл глаза… Как бы я хотел уметь читать мысли. Знать это.
— Тогда бы ты знал, но очень много чего не следует знать. Читать мысли не всегда радость.
— Как бы я хотел, как бы я хотел.
— Нет.
— И это всё, конец?
— Да.
— А я?
— Прости…
Саид взял её за руку, она тихо убрала.
— Нет, покачала она головой.
— Выходи за меня.
— Нет.
— Давай украду.
Она улыбнулась, глаза взмокли:
— Нет, никогда. Я не могу причинить боль моей семье, никогда.
— Мы хотя бы увидимся? Будем видеться хоть изредка, иногда?
— Нет.
Они просто сидели друг напротив друга и смотрели. Пытаясь запомнить друг друга такими, как они были сейчас. Никто не смел шевельнуться, сглотнуть. Один звук, движение и это мгновение уйдёт, нитка разорвётся и начнётся то, другое, где уже не будет больше ИХ. Однако это не могло длиться вечно. Амина опустила глаза, взяла сумку, встала и, стараясь больше не смотреть на него, прошептала:
— Прощай.
— Не меняй, пожалуйста, номер. Я не буду звонить, — с мольбой в голосе крикнул он ей вслед.
— Не поменяю, — в мыслях произнесла она.
Не осталось ничего, ничего не осталось. Он переходил дорогу, видел, что моргал красный, но всё же вышел на дорогу и побежал.
— Сбей меня, сбей! — шептал он, закрывая глаза.
Однако машина остановилась резко рядом с ним. Саид даже не посмотрел в её сторону.
— С ума что ли сошёл? Придурок! — в ярости прокричал водитель.
Саид бежал, бежал по тихим, безлюдным улицам, бежал в никуда, от себя, от жизни, от людей.
— Мне не хочется вставать. Ступор. Тону! Я вдруг понимаю, что это не я! Что не моё всё это! И не вырваться, не убежать, не сжечь, не построить всё заново. Слишком много обязательств, слишком много того, что опутало верёвками и держит на плаву.
А мне хочется вырваться, разорвать все веревки и нырнуть с головою, и выпрыгнуть из воды, и взлететь на небо, и даже, может быть, плюхнуться обратно в воду, главное — ощутить эту свободу, свободу взлёта без слов! Пусть это даже будет свобода падения, но это будет моя свобода! Моя жизнь! Моя грань!
Я устал, устал. Жизнь меня достала. Тоска и боль меня душат, аж жить порой не хочется…
Глава
НАПИСАТ
Сахиб 1
Написат, сестра Саида, молодая девушка лет 16, чуть полненькая, мечтательная, похожая на отца больше, чем на мать — густые брови, нос маленький, приподнятый, красные щеки — пасла телят с Максудом. Они собрали стадо и стали подниматься вверх к дороге. И тут около строений они увидели двух котят, маленьких и, кажется, брошенных, но приученных к людям.
— Бедненькие, кто бросил их здесь, они же умрут, я заберу их в селение.
— Не дури, мы их не возьмём.
— Ну, пожалуйста!
— Нет, — я сказал, — строго выговорил Максуд.
Они шли за ней и жалобно мяукали. Так смотрели, прямо в глаза, просили о помощи.
— Не могу же я их здесь бросить. Жалко, даже хлебушка нет в кармане.
— Пожалуйста, Максуд, я возьму их и рядом с селом оставлю, там они хоть не умрут с голоду.
— Не мели чепухи, иди вперёд, не мы их сюда закинули, ясно!
Написат шла и слышала, как бегут они вослед и мяукают.
— Не оглядывайся, не оглядывайся, — говорила она самой себе, но оглянулась и они опять замяукали, и стало ещё больнее.
— Кыш, кыш, — прокричала она и бросила камушек, чтобы больше не шли за ней. Не надеялись.
…
Написат шла домой после второй пары. Она была окрылена. В 16.00 они всей группой идут в русский театр, но даже не это главное, а то, что она непременно пойдет в библиотеку и встретит там его… и обязательно пригласит, ведь у неё есть лишний билетик.
Она влюбилась в него сразу, как только увидела.
Все её однокурсницы рассказывали о любви и ухажёрах, общались, смеялись и ей страстно захотелось испытать самой это обжигающее чувство. Первая встреча была случайной, ну встретились два молодых человека, пообщались, но ни номеров телефонов, ни каких-либо сведений друг о друге у них не было. Написат он понравился. Рыжий такой, карие глаза и, самое главное, умный, проницательный взгляд. Утром после молитвы она сильно-сильно просила у Алллаха, чтобы они ещё раз встретились и чтобы любовь к ней пришла наконец.
Она опять пошла в библиотеку, сидела, читала и вдруг услышала голос:
— Привет.
Написат была ошарашена, неужели это возможно? Неужели Аллах услышал её? Возможно ли это? Бывают ли такие случайности?
— Как дела?
— Хорошо, — вымолвила она.
— А почему руки дрожат?
Она взглянул на свои руки и, действительно, они дрожали. Причём так явно. Никогда ранее с ней такого не случалось.
— Да, действительно.
— Ты, наверное, мистикой чересчур увлеклась.
— Что?
— Я говорю о книге, которую ты читаешь, — он взял у неё книгу и прочитал заглавие:
— Мистика. За гранью реального.
Она шла домой, вспоминала всё это и улыбалась про себя.
Тайгиб, именно так его звали, учился на физическом факультете. Он не был красив, но было в нём то, чего она больше всего искала в людях — умных разговоров на отвлечённые темы.
Они говорили обо всём, о красоте, о смысле жизни, о лени, о вранье.
Тайгиб будет на 4-ом этаже, сердце Написат стучало так сильно, что она боялась, что стук его услышат.
— Привет, сказала она, что читаешь?
— Да вот готовлюсь, завтра зачёт.
— Ага, а я в театр иду с нашей группой, пойдёшь с нами, вход бесплатный, тем более, — проговорила она.
— Нет, я не могу, у меня же завтра зачёт.
— Ну ладно, тогда учи, пока, а я пойду…
— Пока…
— Он не пошёл, он сказал «нет», сказал «нет», нет, какой стыд, Боже мой, — она шла и вдруг услышала:
— Не туда, выход-то в другую сторону, ты что забыла?
— Да, спасибо.
Она практически бежала по лестнице.
— Он не любит меня, какой позор, а ещё «нет» сказал, ещё и дорогу перепутала.
Написат пошла в театр, смотрела, хлопала в ладоши, улыбалась на высказывания подружек. Всё не могло быть настолько хорошо, не могло. Больше никогда не пойду туда и не увижусь с ним, никогда, никогда.
— Уже 9 вечера, Написат, тебе куда?
— Да я рядом живу, 10 минут ходьбы…
— Может, на маршрутке доберёшься, всё-таки вечер.
— Да ладно, я быстро, пока девчонки.
На улице было холодно, но Написат этого не чувствовала, она шла машинально, погружённая в свои мысли.
— Да как же так можно, девушка, вся синяя уже, хоть куртку застегнула бы, — сказала женщина, которая шла ей навстречу.
Она взглянула на свои руки и, действительно, они имели синеватый оттенок. Написат застегнулась и повернула на менее оживлённую улицу. Если бы она была внимательна, то давно заметила бы машину, следовавшую за ней. Но она ничего не видела.
Дальнейшие события можно было бы назвать ночным кошмаром, если бы это не было правдой. Машина чуть дала вперед, из неё вылезли два мужика, одетые в черное, схватили её и, зажав рот, затащили в машину.
В машине она почувствовала, как что-то её укололо, и дальше уже она ничего не помнила.