Сюда

«До-о-ма, здесь хорошо, сюда – будем вместе!»
Глава из сборника «Забытый разговор, диалог сто двадцать восьмой»
Страшно философская подслушка длиной в один диалог, мысль.
Родным, соседям, близким и не только… посвящается.

Дела-дела…
дела – лишь пыль!
Слова? Слова!
хранят нам быль,
а с нею мысль
и нашу жизнь!..

…что-то произойдёт.
Синее, слегка припудренное дымкой утренней прохлады, небо, кажется, улыбается. Светает, хотя солнца ещё нет, как, впрочем, нет и самого горизонта, словно твердь ушла из-под ног, из-за которой ему следовало бы появляться.
И как-то удивительно хорошо: тихо, спокойно, можно даже сказать, уютно, словно дома…

«До-о-ма...», — тянет по слогам тёплое, ушедшее ныне во вчера слово.
Боже, как давно он не был дома!..
Да и был ли у него он, его дом?..
Он, кажется, целую вечность не вспоминал о нём – когда? – время на грани всегда стирает границы. Сейчас ему даже и не вспомнить какой он был, где.
— Спасибо, — неожиданно слышит звонкий детский голосок где-то, кажется, совсем рядом… поблизости.
— Что? — невольно отзывается.
— Спасибо, вам, большое!
— Мне?
— Ну, конечно!.. — голос будто светит в его сознании, улыбается, веселится. — Вам!.. Кому ж ещё? — звенит отовсюду, словно давая понять, что это очевидно.
— За что? — искренне недоумевает.
— Мне было так одиноко, — журчит родничок, — и я не знал, что мне с эти делать, куда идти, к кому, а вы, увидев меня, взяли с собой.
— С собой?.. — эхом выдыхает за ним.
— Ну, да… с собой.
— Куда с собой?.. — допытывается этот… смертельно уставший, видимо, уже давно немолодой и от того… реально непонятливый.
— Сюда, сюда, — весело смеётся ему навстречу тот… невидимый, совсем ещё маленький и от того… нереально светлый. — Здесь хорошо.
— Хо-ро-шо, — не сразу осторожно соглашается этот, невольно заражаясь нечаянным светом ребёнка, с обожанием – это невозможно не почувствовать! – взирающей в его впавшие от беспрерывного многонедельного пребывания на промозгшей улице глаза. — Вспомнил, — вдруг вскидывает вверх к небу, в пустоту свои испуганные глаза, снова проваливаясь во мрак забвения, — это же ты, ошалелый, мчал без разбора напролом прямо…
— Я мчал прочь… — не дав договорить, горько вздыхает тот, — из ночи к рассвету — вынужденно проваливается за ним в свой невыносимый детский страх.
— Зачем?
— В том был, хотя бы какой-то смысл.
— Какой смысл бежать без разбора пути прочь?
— Прочь – в этом и был смысл.
— А я, — горько выдыхает он, — чуть с ума не сошёл, увидев тебя, и сразу дал знать…
— Вот видишь, — отзывается малыш, поспешно возвращаясь обратно… «сюда», — и ночь отступила.
— Но ты слушал меня, — продолжает буйствовать этот… большой, всё ещё оставаясь там, в тупике, — ты, словно, одержимый бежал без разбора дороги прямо… по минному полю.
— Мы все бежим по минному полю, — упоительно звенит голосочек.
— Пожалуй, — несколько успокоившись, удивлённо повторяет за ним очевидное, — мы все с самого начала и до полного конца бежим по минному полю… вперёд.
— А вперёд – это всегда к рассвету, — подхватывает ребёнок, неожиданно материализуясь прямо перед ним в воздухе забавно трепеща своими маленькими прозрачными почти незаметными крылышками за спиной. — Спасибо вам, — снова смеётся, подлетая вплотную и заглядывая в его распахнутые полные удивления и заботы глаза, — вы взяли меня с собой.

…что-то происходит.
Он, этот – реальный, словно со стороны видит себя бегущим, невзирая на опасность, что есть силы во весь рост, навстречу неизвестному ему чужому маленькому человечку, упрямо движущемуся по его минному полю… вперёд.
«Только б успеть, только б успеть!», — стучит в его затуманенном от усталости сознании, — «а иначе…».
Что может быть иначе?
Он не хочет, нет, он просто даже не в состоянии думать про это «иначе».
Вчера на рассвете они вместе с взводом искусно установили на всём видимом перед ним пространстве, новые мощные противотанковые мины, на пути, ожидаемого командованием, главного удара извечного западного врага-дьявола Родины, оставшись на ночь в дозоре неподалёку за ним.
И вдруг во время его вахты со стороны ночи прямо по их боевому секрету, быстро перебирая малюсенькими ножками, – он отчётливо это видит в свой уникальный ночной прибор, Бог весть, где предусмотрительно купленный ему любимой в дорогу накануне отбытия, – бежит абсолютно незнакомый ему маленький человечек.
Что делать?
Ну, что же делать-то ему с этим?
Вот-вот рванёт!
Это не выносимо…

— Спасибо.
— Что?
— Спасибо, вам, огромное!
— Мне?
— Ну, конечно! — ребёнок улыбается, светится, парит.
— За что? — он искренне недоумевает.
— Мне было так страшно, когда в наш дом на краю села… вошёл их танк с крестами на башне, словно в кино, и их было так много, и они, словно слепые, шли, не разбирая дороги, сметая всё на своём пути. И наш дом, задрожав под его натиском, наклонился на бок … и рухнул.
— До-о-ом, — растерянно тянет родное тёплое слово.
— Мне только и осталось, как выпрыгнуть в окно, — продолжает ребёнок, — и в этот момент демоны окликнули меня.
— Как ты понял, что это были именно они?
— Они го-го-та-ли, — мрачнеет, растворяясь в пространстве, — им было смешно.
— Смешно? — невольно подхватив его, чтобы не потерять из вида, на руки, с ужасом выдыхает человек.
— «Говор бесов», – так говорила мне мама, – «не перепутаешь».
— И ты побежал?
— Да, мы всегда знали, что, если что-то случится, нужно идти вперёд на восток к рассвету.
— Но зачем же бежать к свету… по минному полю, там же были таблички, указатели, ты не мог их не видеть.
— Когда всюду тьма дорогу не выбирают, — по мере отогревания в его руках, нереальный снова материализуется, появляется. — И вы, заметив меня, взяли с собой.
— С собой?
— Ну, да… конечно! — улыбается.
— Куда? — дивится он.
— Сюда, сюда, — смеётся. — Здесь хорошо, словно дома.
— Сюда, здесь хорошо, — снова не сразу осторожно соглашается он, невольно заражаясь нечаянным светом ребёнка, с обожанием взирающего в его впавшие от беспрерывного многонедельного пребывания на промозгшей улице глаза, — словно дома.

…что-то произошло.
Синее-синее, слегка припудренное дымкой утренней прохлады, небо, кажется, действительно улыбается.
«Сюда, сюда...», — звенит в его голове забытым утренним воробьиным гамом на рассвете где-то далеко… под домом.
Расцвело, хотя солнца ещё не видно нет, как, впрочем, не видно и горизонта, из-за которого ему следовало бы уже появиться, словно бы твердь исчезла, ушла из-под ног.
«Сюда, здесь хорошо, домой!..».
Как-то удивительно тихо, спокойно, можно сказать, уютно, словно ты дома…

— А у вас сильные крылья? — шелестит отовсюду светлый голосок. — Они выдержат нас двоих?
— Выдержат, — уверенно выдыхает он, впервые улыбнувшись ему навстречу, плавно унося их прочь, над пропастью к рассвету, вперёд на восток. — Мы с тобой теперь всё выдержим, сможем.
— Свет вернулся?
— Возвращается, — шепчет он на всю Вселенную ему на ухо.

…случилось!
Впервые за долгие зимние месяцы слегка припудренное дымкой утренней прохлады небо – синее-синее, и хотя солнца ещё невидно, нет, как, впрочем, невидно и горизонта, скрытого белым туманом, его присутствие уже чувствуется.
«Сюда, домой, здесь хорошо!..», — слышится отовсюду.
И вот он, тот самый, что этот большой, да ещё и с тем маленьким на руках, попав снова сюда, домой, где рассвет, стоят вместе, обнявшись, во весь рост, ничего и никого не боясь, на восточном краю огромного известного всем и всюду стратегически очень важного для Жизни – словно когда-то Куликовского! – поля. Они оба живые и реальные светлые с радостным удивлением, не обращая больше никакого внимания ни на кого бы то ни было, взирают в глаза другу друга, и им… вместе… хорошо.
А на западном тёмном краю этой безбрежной пропасти, там, где вечная ночь, тьма в нерешительности сгрудилась чёрная с белыми крестами на башнях армада бронированной смерти, с таким же неподдельным удивлением взирающая на восток… на них.
И, похоже, они видят их – маленького и большого! – вместе и ужас охватывает их: они снова видят рассвет.
Жизнь сосредотачивается, объединяется.
Они, то есть мы, снова вместе!
И как это удивительно хорошо: тихо, спокойно, можно даже сказать, уютно, словно дома.
— Дома, — брезгливо оглянувшись назад… на запад, бросает светящийся жизнью ребёнок.
— До-о-ма, — тянет вслед за ним он, этот вечно большой и непонятливый, тёплое, ушедшее, казалось, навсегда слово, — здесь хорошо, сюда.
09.02.2023г.

Автор благодарит своего критика ЕМЮ за оказанную помощь, а также приносит свои извинения за возможное совпадение имен, событий, диалогов, потому как рассказ, безусловно, является художественным, вымышленным, хотя и случайно подслушан в разговоре с ЕТМ.
Да, и ещё: рассказ написан на ходу и в нём наверняка всего масса стилистических и орфографических ошибок, при нахождении которых автор, в очередной раз извинившись за неудобство перед скрупулезными лингвистами, просит направить их администратору группы «Питер из окна автомобиля», на любой удобной Вам платформе (ВК, ОК, ФБ), либо оставить их прямо под текстом.
Спасибо за внимание и… сопереживание.