Принц огня

Тёмная и липкая ночь накрыла джунгли, когда Антонио сидел на краю обрыва и смотрел, как в низине среди маленьких глиняных домов горят огни. Антонио часто приходил сюда посмотреть на огонь и на людей, что его содержат. Огонь завораживал молодого шимпанзе. Как и все звери в джунглях, Антонио до ужаса боялся огня, но в то же время испытывал странный интерес к этому чуду. У огня не было осязаемого тела, ему нельзя было навредить, а сам он одним своим призрачным прикосновением ранил так, что в ужасе бежали прочь даже тигры. Огонь был нетерпимым и непримиримым богом и делал, что хотел, тогда, когда хотел. На него не было никакой управы, и каждый должен был считаться с его несгибаемой волей. Существование такой запредельной власти вызывало трепет и неподдельное уважение юнца. Ему часто снились сны о том, как его собственное хилое и нескладное тело вдруг начинает ярко светиться изнутри, с каждой секундой всё сильнее, до тех пор, пока вся шерсть на его теле не вспыхивает огнём. Но огонь этот не сжигает Антонио, потому как этот огонь и есть сам Антонио. Члены семей глядят на него с первобытным страхом, парализованные открывшимся их глазам величию и могуществу. Антонио некоторое время наслаждается беспомощностью своих сородичей, а затем пламя на его коже угасает, и он вновь становится собой. Антонио доброжелательно манит родичей к себе, и те боязливо, но покорно стягиваются в его нежные объятия. Все, кроме его брата – Амадея, который с идиотской ухмылкой стоит в стороне. Он один, кто по врождённой тупости не понимает, насколько влиятелен огонь, что живёт внутри его брата. За это его ждёт наказание. Лапы Амадея загораются огнём, и он начинает нелепо плясать, пытаясь потушить пламя, кусающее его за пятки. Все сородичи потешаются над несчастным дураком. Наконец Антонио милостиво избавляет несмышлёного брата от страданий. Теперь Амадей всё осознал и сможет покаяться. Затем сон всегда прерывался, и Антонио с сожалением возвращался в реальный мир.
По пробуждении Антонио клялся, что однажды взаправду сумеет обернуться вихрем огня. И тогда он станет настоящим героем для своей стаи. Он легко сумеет защитить всех от всех. В джунглях не останется места для раздора и произвола. Сильный больше не станет обижать слабого. Все звери для разрешения споров будут приходить к нему, а он будет мудро разрешать любые конфликты по справедливости.
Антонио считал, что обладает острым природным умом и отличается чистотой нравственных суждений, что уже позволяло заниматься мировым судейством. Но отчего-то даже родня не воспринимала его всерьёз, не говоря уже об остальных жителях джунглей. «Они слушают лишь голос силы, и пока ты не владеешь им, грош тебе цена», – разочарованно думал о своём окружении Антонио. «Никакая добродетель не имеет влияния без увесистого камня за пазухой», – также думал он, поражаясь своей проницательности. Никто не сможет оценить его по достоинству, пока жилы его не наполнятся силой, способной свалить на бок слона. К этому он и стремился.
В итоге, оглядев мир, юный примат решил для себя, что нет ничего страшнее и величественнее пламени огня. Ещё детёнышем он и его стая бежали от лесного пожара. Тогда он не почувствовал ничего, кроме ужаса, но, вспоминая теперь те дни, он ощущал восторженное почтение. Казалось, нет конца огненному гневу – ни вдаль, ни вширь. Чёрные тучи гари заволокли небеса, а всё живое в беспамятстве бежало прочь, не разбирая дороги. Огненный бог не имел жалости и избирательности – всё, что могло гореть, обязано было сгореть. Никаких компромиссов, никакой уязвимости. Всё живое потеснится или же исчезнет с лица земли.
Так Антонио стал поклоняться огню. Он не ждал от своего бога взаимности, ведь понимал, что огонь зол и не отвечает на мольбы. По той же причине он не старался походить на него. Для него живое пламя было напоминанием о такой силе, какую бы он жаждал заполучить однажды – непререкаемую силу, столь могучую, что не требует постоянного подтверждения. Даже самый влиятельный тигр неизменно падает под силой сна или сдаётся на милость своей старости. Никто и не тешит себя мыслью о том, что подобный противник ему по зубам – вот это сила! Время, притяжение, боль, голод – это силы, не терпящие возражения. Все они вызывают уважение. Но Антонио для себя выбрал огонь.
Вот поэтому он приходил почти каждую ночь на вершину холма, чтобы с безопасного расстояния полюбоваться на огонь, а также понаблюдать за его служителями – людьми. Отчего-то огонь сделал этих безволосых своими избранниками, и Антонио решительно не понимал почему. Сами по себе люди были слабы и неприспособлены. У них не было шерсти, они мёрзли по ночам и перегревались днём. У них не имелось ни клыков и когтей для нападения, ни рогов или панциря для защиты. И тем не менее огонь выбрал их своим народом. Огонь не жёг их поселения, готовил для них пищу, рассеивал ночную тьму. Но более того, огонь одарил слабых людей совершенным оружием, с которым они стали сильнее всех в джунглях. Палки из блестящего камня, что извергали огонь на большом расстоянии. Небольшое пламя вырывалось с конца волшебного шеста, и любой враг, на кого направлялся шест, тут же валился замертво. Благодаря огню люди вели сытый и безопасный образ жизни. Но более они ничем примечательны не были. Целыми днями они ковырялись в земле или мастерили какие-то штуки безволосыми руками. Окажись огонь в лапах Антонио, он совершал бы с его помощью куда более великие дела. Наверное, бог ярости попросту не знал о его существовании, иначе совершенно точно сделал бы его своим принцем.
Очень скоро судьба сведёт их вместе – в этом Антонио не сомневался. А пока стоило запастись терпением. Молодой шимпанзе какое-то время смотрел сквозь ночь на яркие огоньки, тут и там горящие в людской деревне. Он пытается вникнуть в его суть, узнать секрет могущества, сокрытого в нём. Вскоре Антонио услышал подозрительный шелест кустов невдалеке и, с ужасом выглядывая леопарда, забрался на ближайшее дерево и, скача по веткам, бежал прочь. Ловко перескакивая с дерева на дерево, он думал лишь о том унижении, какое испытывает каждый раз после любого испуга. Больше всего Антонио желал никого и никогда не бояться. И для этого ему нужен был огонь.



* * *

День был жарок, как никогда. Солнце занимало чуть ли не полнеба и обжигало нещадно. Стая пряталась в тени деревьев и в небольших оврагах, лениво пережидая самую жаркую часть дня. Даже самые стойкие и сильные члены стаи поднимали к небу усталые взгляды в надежде увидеть там облака, что смогут заслонить своими телами безжалостный золотой диск.
Все дела были отложены до вечера. Самки возились с малышнёй, самцы откровенно бездельничали. Несколько самок повели молодёжь к водоему, чтобы освежиться. Старшие повелели Антонио сопровождать группу. Антонио не терпел приказов и вообще болезненно переносил любое давление. Он считал себя выше этого. Вот если бы его попросили вежливо и с почтением – тогда другое дело. Он не лентяй и не вредитель, просто ждёт достойного обращения. Но он вынужден был подчиняться. Иначе придёт Диего и заставит его. Тогда унижения будет куда больше. Диего – несменный вожак стаи, огромная обезьяна с широкими мясистыми плечами и крепкими, словно камень, длинными узловатыми конечностями. Дважды Диего не повторял. Если ты не подчинялся, он неизменно применял физическую силу. С одинаковым хладнокровием он мог избить взрослого самца, покусившегося на его место, самку – за неисполнение хозяйственных обязанностей, а также подростка – за своеволие и вольнодумие. Это Антонио не раз почувствовал на собственной шкуре. Диего приходился ему отцом, и всё же Антонио ненавидел его. Остальные же члены стаи любили и уважали вожака. Старшие говорили, что одно лишь имя – Диего – залог покоя и порядка в их обществе. Диего на корню пресекал любые склоки, грозящие расколом и междоусобицей в стае. Он делал это грубо и далеко не всегда по справедливости, но уверенно и эффективно. Диего правил так, что одна его тень сделалась страшнее любого неудобства, любой обиды и потери. Двум рядовым обезьянам выгоднее было договориться хоть как-то между собой, чем если придёт Диего и неизменно сурово накажет всех правых и виноватых, и отберёт всё себе или же попросту уничтожит объект раздора. Антонио считал такую управу махровой тиранией, но прочие и слушать его не хотели. Несмотря на жесткость и твёрдость, Диего никогда не вмешивался в дела подопечных без очевидной необходимости. Любовь, обмен, дуэли – все, что наполняло жизнь обезьян, происходило естественно и само в себе. Воля Диего не довлела над желаниями толпы ровно до той поры, пока это не угрожало благополучию общему. Рамки дозволенного были довольно широки, и обыватели не чувствовали себя ущемлёнными. В то же время они точно знали, что их ждёт, если перегнуть палку, и оттого крупные смуты и беззаконие случались крайне редко. Имели место попытки переворота пришлыми самцами, но никому из них покуда не удалось справиться в бою с Диего. Вожак был в самом расцвете – силён и безжалостен. Несколько шрамов от клыков соперников украшали его голову и морду, отчего его вид становился лишь значительнее.
Диего относился к Антонио пренебрежительно и всегда поручал ему обязанности чуть лучше бабских. За отказ заниматься халдейской работой Антонио получал оплеухи и нравоучительную фразу вроде: «Слишком много гонора для такого слабака. Сначала покажи себя». Растирая ушибленные бока, Антонио уходил, не понимая, как он может показать себя, если ему не дают шанса.
Впрочем, сегодня Антонио не слишком оскорбился. Он любил бывать в обществе малышей. В отличиё от старших, они слушали всё, что он говорил, с открытыми ртами. Дети уважали его и, как любого взрослого, чуть побаивались. Антонио гордо вышагивал среди них, то и дело поучая детвору, иной раз даже кого-нибудь постукивая по лбу для острастки.
Антонио сидел на большом валуне и смотрел по сторонам – на случай появления хищника. Малыши резвились у воды, мамаши их, утомлённые жарой, вычёсывали друг друга чуть поодаль, в тени большого куста. Антонио скучающим взглядом осматривал окрестности, как вдруг кроны деревьев, примыкающие к водоёму, стали качаться и шуршать, словно при сильном ветре. Антонио подскочил на лапы и вытянулся во весь рост, собираясь что есть мочи издать клич тревоги. Но в следующую секунду с ветки одного из деревьев сорвалась большая мохнатая туша и с высоты плюхнулась в водоём, поднимая в воздух кучу брызг. Антонио осёкся – он узнал в прыгуне своего брата, после чего раздражённо махнул рукой и вновь уселся на камень. Дети же пребывали в восторге. Они обступили выбравшегося на берег Амадея, высказывая одобрение его отчаянному кульбиту. Амадей широко улыбался, словно бы одобрение малышни в самом деле для него что-то значило. Затем Амадей заметил Антонио и направился поприветствовать брата. Они оба из одного помёта. Вот только судьба оказалась намного более благосклонна к Амадею, нежели к Антонио. Амадей был хорош во всём. Он был здоров и красив – ему с лихвой передались гены отца. Но в отличие от него, Амадей умел располагать к себе не тяжёлой рукой, а добродушной улыбкой. Он обладал заразительным жизнелюбием и обезоруживающей приветливостью. Сородичи сдавались ему на милость без угроз и демонстрации силы, которая, несомненно, у него имелась с избытком. Амадей был дружен со всеми – старшие принимали его на равных, для младших он был примером для подражания.
– Привет, братец! Ну и жара сегодня! Как ты сносишь этот солнцепёк, сидя на раскалённом камне?
– Я на задании, а с этого места лучший обзор, – коротко ответил Антонио, вместо приветствия.
В этом была только часть правды. Антонио никогда не прятался от солнца, стойко перенося любую жару. Он верил, что солнце есть прародитель огня, и что жёлтое лицо с небес внимательно глядит за всяким, кто ходит по земле. В отличие от других соплеменников, кто неизменно бежал и прятался от испепеляющего солнца, Антонио не укрывался от испытывающего внимания своего кумира. Так он надеялся добиться уважения огня. Однажды божество всё же заметит стойкого почитателя и заинтересуется его мотивами. И ожоги, и головокружение – небольшая плата за это.
– Что же, в таком случае ты честно исполняешь свои обязанности. Отец обязательно это оценит.
– Я делаю это не для того, чтобы впечатлить Диего, а для благополучия стаи.
– И именно поэтому однажды это будет признано по достоинству. Если заметил я, заметят и остальные.
Антонио раздражали слова брата. Они показались ему снисходительными, словно бы Антонио был несмышлёным детёнышем.
– Твои слова звучат как утешение. Разве я нуждаюсь в одобрении? Я исправно исполняю обязанности, а раз уж волей старших решено мне начать с малого, что мне с того? – хмуро сказал он.
– Я не считаю, что тебе поручают незначительные дела, – честно сказал Амадей. – Следить за молодняком – очень важная задача. От этого зависит будущее нашей коммуны.
– Отчего же ты сам отлыниваешь от столь ответственного занятия? – насмешливо спросил Антонио.
Амадей секунду помялся, прежде чем ответить, словно бы подбирал слова.
– Ну, вообще-то, я здесь как раз за этим. В окрестностях заметили леопарда, и Диего на всякий случай послал меня тебе в помощь.
Антонио не подал виду, насколько его расстроили эти слова.
– Разумно. Перестраховаться не помешает.
Несмотря на очевидную рациональность решения вожака, внутри Антонио быстро закипали обида и гнев. Его вновь посчитали слишком бестолковым и на выручку отправили деловитого братца.
– Разумно будет увести их отсюда, – перешёл к делу Амадей.
– Всё в порядке. Леопарды охотятся по ночам. Тот, которого вы видели, скорее всего, просто спасается от жары, как и все, – возразил Антонио, тоном давая понять, что именно он здесь принимает решения.
– Тем более, он может выйти к водоёму, где его будет ожидать лёгкая добыча.
– Леопарды не любят воду и не лезут в неё без нужды, – сказал Антонио, не зная, как ещё возразить брату. – Ещё немного пусть порезвятся, а затем уйдём.
– Нет! – резко сказал Амадей, устав от пустых пререканий.
Морда его, обычно улыбчивая, на целую секунду приняла суровый оскал, и Антонио отчётливо узнал в ней лик отца. Он не нашёлся, что ответить. Амадей тут же смягчился.
– Нет смысла так рисковать. Все напились и освежились. Пора возвращаться домой.
Тут раздался клич тревоги от одной из самок, и два брата обратили взоры туда, куда указывал её жест. Кусты неподалёку дрожали от чьего-то активного присутствия. Амадей тут же бросился наперерез, ограждая собой малышей от неведомой опасности. Антонио стоял как вкопанный, с ужасом глядя то на кусты, то на брата. Наконец он взял себя в руки и принялся подгонять криками самок, как будто те и без него не знали, что делать. В следующее мгновение из кустов вывалился здоровенный бородавочник и, потупившись, поглядел на суетящихся обезьян. К этому моменту самки похватали своих отпрысков и уже торопились спрятаться за спиной Антонио. Антонио, увидев, что опасность оказалась ложной, спрыгнул с камня и подбежал к брату.
– Ну, что я тебе говорил. Слишком жарко для хищников.
В следующее мгновение пятнистая шкура бесшумно мелькнула в воздухе, после чего обрушилась на спину кабана. Тот дико завизжал и закрутился волчком, но было уже поздно. Леопард впился острыми когтями ему под кожу, раздирая на части.


* * *

Амадей не сообщил Диего об оплошности брата. Он лишь хлопнул его по плечу и как всегда слащаво улыбнулся. «Самки ничего не слышали, и я подумал, Диего не стоит знать лишнего, раз всё обошлось благополучно», – так он сказал Антонио после доклада вожаку. Снисходительность брата вновь стала ему поперёк горла. Уж лучше бы он получил нагоняй от Диего, чем терпел эту лживую, как ему казалось, заботливость. Вдобавок пришлось сказать «спасибо» брату, чтобы не казаться неблагодарным.
Пребывая в великом унынии, Антонио решил скрыться с глаз сородичей, что одним своим видом вызывали у него чувство вины и раздражительность в одно и то же время. Без сомнений, он повёл себя как глупец у водоёма, и если бы кабан не принял на себя незавидную участь жертвы, то кто знает, как всё могло обернуться. Но более того Антонио терзало осознание своей трусости. Момент испуга, что не позволил ему сдвинуться с места, застыл у него перед глазами, обжигая нутро безграничным стыдом.
Спасаясь от собственных мыслей, Антонио направился к любимому холму рядом с людской деревней. Уже на выходе с территории коммуны к нему привязался Хосе. Хосе – юноша, уже отделившийся от опеки своей мамаши, но ещё не признанный старшими как самодостаточный самец. Парень изо всех сил пытался прилепиться к компании взрослых самцов, чтобы зарекомендовать себя. К несчастью его амбиции шли впереди его телесного и умственного развития, и оттого у бедолаги ничего не выходило. С великой настырностью Хосе прилип к Антонио, день ото дня предлагая ему свои услуги и дружбу. По всей видимости, молодчик считал, что у дружбы с Антонио есть шанс, ведь последний немногим выше стоял по иерархической лестнице. Догадываясь о суждениях Хосе, Антонио оскорблялся и нарочно отталкивал его от себя. Порой незаслуженно и бессмысленно грубо.
– Пошёл к дьяволу, Хосе! Мне сегодня не до тебя.
Хосе никогда не оскорблялся и не принимал дурного на свой счёт. Эта черта раздражала Антонио, но одновременно вызывала интерес. Сам он, всё на свете близко принимающий к сердцу, поражался толстокожести парня.
– Скажи, правда, что вы с Амадеем прогнали леопарда у воды? – с явным интересом спрашивал он. – Амадей сказал, что ты был храбр, как тигр, защищая малышей.
Ну, это уже было слишком. От злости у Антонио даже закружилась голова. Брат словно бы проверял его на прочность.
– А раз всё знаешь, чего у меня спрашиваешь? Или, может, считаешь моего брата за лжеца? – с пристрастием вопрошал Антонио.
Хосе перепугался, пытаясь понять, где ошибся в своих словах.
– Просто хотел услышать подробности. Амадей гнушается моего общества, он всё больше ходит с Диего и другими старшими.
– Не любишь Амадея? – с интересом спросил Антонио.
Хосе пожал щуплыми плечами.
– Он другого поля ягода. Однажды он станет вожаком. Оттого так и задирает нос.
«Ну и неудачник, – подумал Антонио, – даже в мыслях ставит других выше себя». Внезапно Антонио осознал свое явное превосходство над Хосе и отчего-то сразу сделался милостив к нему.
– Ладно, пойдём со мной, я расскажу, как дело было.


* * *

Вскоре Антонио окончательно принял Хосе как подопечного. Затем ещё несколько подростков присоединились к их компании. Они были даже младше Хосе – совсем ещё детёныши – но оттого ещё больше дорожили новой дружбой. Молодёжь ходила нестройной колонной за своим лидером и слушала или делала вид, что слушает то, что он говорил. Антонио же быстро привык к наличию прихвостней, а скоро это ему стало нравиться. Он был умнее и сильнее любого из них, что было приятно. Но ещё лучше, что все они смотрели на него с уважением и ждали его мнения по каждому вопросу.
– Вот кокос, – со значением говорил Антонио собравшимся вокруг него подопечным. – Если смотреть на его внешность, то кажется, что от него никакого толку. Но суть кокоса скрыта внутри твёрдой и несъедобной оболочки. – Антонио камнем разбил плод, затем продемонстрировал всем белую сочную мякоть внутри. – То же следует сказать и про всех нас. Важно лишь то, что у вас внутри. Это наполнение делает вас сильным или слабым, значимым или бестолковым. Задумайтесь, в чём суть вашего нутра? Устраивает ли оно вас? Не пора ли что-то поменять? – затем Антонио умолк и выразительно отстранился, словно бы оставляя юнцов наедине со взрослой мудростью. Подростки охали и почтительно кивали головами.
Но больше всего Антонио любил говорить об огне. Все иносказания, каждую аналогию он старался так или иначе свести к объекту почитания.
– У каждой обезьяны в животе живёт огонь. Этот огонёк от рождения мал и разгорается всякий раз, когда мы поступаем по своей воле или противимся несвободе. Но стоит обезьяне подчиниться постороннему влиянию и начать делать что-либо против собственного желания, огонь тут же меркнет и затухает. Огонь внутри нас даёт нам довольство жизни и самоуважение. Чем больше этого огня, тем счастливее вы сами, и тем свободнее дух, и тем выше ваш потенциал.
Очень скоро Антонио показал молодёжи любимый холм, с которого открывался вид на деревню людей. Они вместе стали смотреть на огонь по вечерам и размышлять над природой и характером пламенного бога.
Для юнцов всё это было весёлым развлечением. Они не понимали страсти Антонио и потому не слишком разделяли его идеи, но всё же подсматривать за людьми и предаваться фантазиям было очень занимательно. Исключением был Хосе. Чем дальше, тем больше разум его захватывали описываемые картины о сходе огня с неба, о том, как однажды в реках огонь заменит воду, и как всемирный пожар поглотит всё, и устоять в ярости пламенного бога смогут лишь избранные. Не слишком умный Хосе в действительности поверил в божественность огня. Весь мир для дурочка внезапно перевернулся. Он почти перестал взаимодействовать с остальными членами стаи, перестал подчиняться старшим. Все ночи напролёт он проводил на холме, даже когда Антонио и другие уходили спать. Казалось, всё прочее вдруг потеряло для него важность.
– Антонио, зачем обезьяны целыми днями заняты разной ерундой? Разве не стоит бросить все силы на поиски благодати огня? Ведь только в этом и есть смысл! – то и дело вопрошал Хосе.
– Терпение, Хосе. Огонь всё видит и всё знает. Он испытывает нас, чтобы наградить в своё время.
В отличие от Хосе, Антонио, получивший долгожданную власть над умами, как-то сразу охладел к огню и теперь говорил всё что угодно, лишь бы не отпускать внимание его последователей, даже если и сам он в это совсем не верил. Изначальная идея представления огня несокрушимой силой, на которую стоит равняться, как на недостижимый идеал, очень быстро скатилась в откровенные сказки и суеверия в угоду вкусам малолетних последователей. Антонио рассказывал, что все обезьяны когда-то произошли от огня – те обезьяны были сильны и могучи, как сто тигров, и могли пускать огонь из глаз. Со временем они возгордились собой и стали забывать про огонь. Пламенный бог в наказание лишил их силы. С тех пор обезьяны прозябают, тратя всю энергию лишь для выживания. Но в каждом остался сокрытый огонёк, что тлеет в животе – последняя связь с пламенным богом. И если обезьяна захочет вернуться в лоно огня, она должна с усердием и смирением доказать праотцу свою верность. Тогда однажды вновь сможет стрелять огнём из глаз.
Разумеется, сам Антонио и компания уже были избраны апостолами живого огня и с них должно было начаться великое возвращение к праотцу.
– Посмотрите на людей! Какой силой наделил их Немилосердный, – так Антонио называл своего бога. – А ведь они всего лишь его слуги. Низшая ступень развития. Безволосые обезьяны. Представьте, как одарит великий огонь своих истинных детей, когда придёт время.
Тут молодёжь радостно улюлюкала и принималась делать вид, словно из глаз у них вылетает огонь. Все смеялись и баловались. Хосе как зачарованный пялился вниз на пляшущие вдалеке огоньки и что-то бормотал себе под нос. Антонио с довольством оглядывал преданных слушателей. Настроение его улучшалось день ото дня, и впервые за долгое время Антонио чувствовал себя полноценной обезьяной. Ушло постоянное чувство тревоги и собственной ничтожности. Отныне он больше не пустое место, теперь он – авторитет, и слова его имеют влияние на жизни других.
Антонио ещё не успел заметить, что взрослые обезьяны из стаи потешаются над ним, глядя как половозрелый самец рассказывает сказки малолетним дружкам. Антонио и так не считался элитой общества, хоть и был сыном вожака, теперь же он пал совсем низко.
Амадей смотрел на поведение брата с горечью. Ему было стыдно за него и в то же время неприятно, что над его братом смеются. А ещё он понимал, что скоро вести дойдут до уха Диего, и тогда брату придётся совсем несладко. Скорее всего, его ждёт позорное изгнание. Диего с трудом переносит своеволие Антонио, а если узнает, что он ещё и тлетворно влияет на подрастающее поколение, пощады не будет.
В один из дней Амадей подловил брата, когда тот возвращался от водоёма. Увидев перед собой Амадея, Антонио нахмурился, видом показывая, что не желает ни говорить, ни даже видеть его.
– Что тебе? Пришёл опять уличать меня в чём-то или читать нотации?
– В этот раз тебе лучше действительно послушать меня, – Амадей сказал эти слова с таким серьёзным видом, что Антонио невольно напрягся и обратил всё внимание на брата.
– Твоя эта дружба с молодёжью… От неё не стоит ждать хорошего.
Антонио смутился. Он и не думал, что брат хоть о чём-то знает.
– Нет никакой дружбы, я просто приглядываю за молодёжью.
– Да ладно тебе! Все уже заметили, как они сидят вокруг тебя на холме, часами развесив уши. Молодой Хосе отлынивает от работы, несёт какую-то чушь про пришествие огненного бога и ещё чёрт знает что. Другие не лучше. Все понимают, кто забил дерьмом их головы. И очень скоро они разберутся с тобой, если раньше этого не сделает Диего.
Амадей пристыдил брата. Антонио опустил глаза и съёжился, не зная, что ответить.
– Послушай, просто заканчивай с этим. Ты уже взрослый. Пора искать самку и устанавливать своё положение в стае.
– Да… Наверное.
Антонио выглядел покорным и даже сломленным. Он стоял по струнке и стеснялся поднять глаза на обличившего его брата.
– Я просто хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Ты ведь мой брат.
– Да… И спасибо.
Теперь уже Амадею стало неловко от поведения брата.
– Просто разберись с этим, пока ещё не поздно.
Амадей ушёл, оставив Антонио в стыдливых и горьких раздумьях.



* * *

Никогда ещё Антонио не испытывал такого мучительного унижения. Амадей своими словами потряс его, заставив узреть истинное положение дел. И дела его были плохи как никогда. Он предпочёл лёгкое уважение у малолеток, взамен потеряв последнее принятие у старших. Он променял настоящее влияние на пшик.
Антонио сидел на вершине холма, обхватив голову руками. Огонь вдалеке смотрел на него с презрением. Он чувствовал это всей кожей. Величие огня в первую очередь в том, что он никогда не путает настоящую силу и власть с мнимой. Антонио же сумел перепутать верх с низом лишь потому, что захотел пойти лёгким путём. В своих глазах он никогда ещё так низко не падал. Стыд выжигал ему нутро при воспоминаниях о той ерунде, что он говорил, и о том, как важно себя при этом вёл. Стыд был так велик, что порой ему хотелось сброситься с холма, чтобы унять наконец горечь.
Ближе к ночи его навестил Хосе.
– Пошёл к дьяволу, Хосе! Мне сегодня не до тебя.
Хосе как всегда не обиделся.
– Что случилось, Антонио? Чего ты поник? Уныние делает тебя слабым, а слабость – грех в глазах Немилосердного. Ты сам меня этому научил.
Антонио зло поглядел на юнца.
– Ты лучше иди займись насущными делами. Старшие жалуются на тебя. Если не прекратишь сопротивляться, то скоро встретишься лицом к лицу с Диего.
Хосе лишь пожал плечами. Морда его оставалась равнодушной.
– Кто есть Диего перед лицом пламенного бога? Если я начну трястись от страха перед каждой молью, как мне заслужить уважение огня? Не будет искры малой ни трусу, ни слабаку – помнишь?
Хосе был совершенно спокоен. Либо он не отдавал отчёт в своих словах, либо был преисполнен уверенности в них же. Антонио невольно проникся уважением к нему. Может, Хосе был дураком, но он не был трусом. Всё же Антонио понимал, что его подопечного не ждёт ничего хорошего, и в том его вина.
– Забудь про эти глупости, – устало сказал он. – Иди домой и работай по силам на благо общества и своего вожака.
– Ты – мой вожак, – неожиданно сказал Хосе. – Ты научил меня тому, что я велик и что смогу стать кем-то качественно лучше, чем просто ходячим куском мяса, что подбирает крошки с пола и трясётся от каждого шороха в кустах.
Хосе не моргая смотрел прямо на Антонио, показывая, что говорит серьёзно. Антонио был поражён и не знал, что сказать. Парень явно зашёл слишком далеко.
– Я не твой вожак, и не вздумай так сказать при народе. Ты принадлежишь Диего, как и все мы.
Хосе нахмурился. Его явно расстраивали слова Антонио.
– По какой-то причине ты в тупике. И поддался слабости. Я обязан помочь собрату поддержать угасающий огонь внутри, потому что это поступок силы. Огонь подпитывает огонь.
Теперь Антонио рассердился не на шутку. Он подскочил к щуплому Хосе и сильно ткнул того в грудь – тот распластался на траве.
– Давай, пошёл отсюда, дурак! Мели дальше всю эту чушь, пока тебя не выгнали из стаи. Посмотрим тогда, как все эти высокопарные слова помогут тебе выстоять в одиночку против опасностей джунглей.
Ни один мускул не дрогнул у Хосе. Он спокойно поднялся и гордо встал перед нависшим над ним Антонио. Антонио схватил камень с земли и широко размахнулся, показывая, что будет атаковать, но и тогда Хосе не сошел с места, даже не зажмурился. В последний момент Антонио бросил камень в сторону.
– Чокнутый! – с презрением бросил Антонио, после чего запрыгнул на ветку и отправился обратно в стаю.


* * *

Следующие несколько дней Антонио вынашивал тяжёлую мысль об уходе из стаи. Без конца ему мерещилось, что над ним все смеются исподтишка и глумятся. И хоть он резко оборвал все связи с малолетками и обходил их стороной, только завидев, всё равно ощущение несмываемого позора липким налётом покрывало его шерсть. Он никому не смотрел в глаза и ходил быстро, сильно сгорбившись. Вёл себя тихо и при любой возможности старался уединится в какой-нибудь тени, и просто часами сидел там. Он отчётливо понимал, что его низкий социальный рейтинг уже никогда не позволит ему достичь здесь уровня своих амбиций. Вероятно, стоило прибиться к другой стае, где можно было начать всё сначала. Шерсть вставала дыбом у него на загривке от мысли об изгнании. Но уж лучше уйти самому, чем выгонит Диего у всех на виду, ведь тогда его запомнят как совсем уж жалкого отщепенца. Молодые самцы часто уходили на поиски новой семьи, и в этом не было ничего удивительного. Наконец после длительных раздумий природная гордость взяла верх над страхом, и Антонио решился. Он никого не известил о своём решении, ни с кем не попрощался. Он решил, что пойдёт к большой горе на севере, что возвышается над окрестностями. Оттуда он начнёт поиск нового дома, новой семьи. Гора станет ориентиром в первую очередь, чтобы случайно не вернуться на территорию нынешней стаи. Антонио решил уйти сейчас, пока был решительно настроен. Но, зайдя в джунгли, ноги сами его понесли на знакомый холм. Он не сопротивлялся желанию, решив напоследок посетить любимое место. По пути он развеялся и, придя на место, был даже весел, словно отправлялся за приключениями, опасными не взаправду, что непременно должны были закончиться благополучно. Антонио постоял на уступе, пытаясь сохранить в памяти вид на людскую деревню, затем обернулся и хотел было уже идти, как взгляд его пал на ближайшее дерево, под которым он обычно сидел в окружении молодёжи. К большому удивлению, он обнаружил там Хосе. Парень сидел прислонившись спиной к дереву и, положив голову на грудь, слабо подёргивался, словно во сне. Антонио нахмурился и хотел было уйти, пока бывший дружок не проснулся, но что-то в позе Хосе показалось ему странным. Подойдя ближе, он ужаснулся. В боку у Хосе кровоточила огромная свежая рана, столь ужасного вида, что не вызывала сомнений о его скорой трагической участи. Но затем Антонио поразился ещё больше, когда увидел, что Хосе сжимает в лапе человеческий огненный шест. Антонио как заворожённый глядел на божественный предмет, теряясь в догадках, как он оказался у дурочка Хосе. Раненый издал тихий вздох. Антонио поднял его голову и попытался привести в чувства. Это получилось. Хосе открыл глаза, и взгляд его был затуманен болью и бессилием. Всё же, увидев Антонио, он улыбнулся.
– Я знал, что ты всё-таки придёшь. Я просил огонь об этом, и он услышал мои мольбы. Он дал мне сил дождаться тебя.
– Хосе, о чём ты говоришь? Что случилось?
Хосе с трудом перевёл взгляд на огненный шест.
– Я спустился к людям, чтобы украсть дар огня, о котором ты так восторженно отзывался… чтобы… поддержать твой внутренний огонь… Я хотел видеть, как воспрянет твой дух. Мне удалось схватить огненную палку, но люди заметили моё присутствие и стали использовать огонь против меня.
Из глаз Хосе потекли слёзы.
– Я не боялся, думал, огонь не причинит вреда своему последователю. Но шум и грохот разразили воздух, и огонь ужалил моё тело так, что я едва смог сбежать.
– Огонь не слышит мольбы, Хосе. И не делает одолжений, – тихо сказал Антонио.
Губы Хосе скривилась, было видно, что ему страшно.
– Огонь велик, Антонио. Бойся разгневать его.
Затем глаза бедолаги застыли. Из них улетучилась жизнь.
Антонио отпустил мертвеца и с минуту пялился в пустоту, пытаясь осмыслить происшествие. Затем взгляд его пал на огненный шест. Лапы его непроизвольно потянулись к нему. В следующее мгновение оцепенение прошло, и Антонио принялся разжимать пальцы почившего товарища. Наконец, овладев запретной вещью, Антонио с восторгом стал разглядывать инструмент Пламенного бога. Он осторожно гладил оружие, проводя пальцами по холодной и гладкой чудной поверхности. Ничего подобного нельзя было представить и в самых смелых снах. Ясно было одно – огонь всё же обратил внимание на него и послал дар в знак расположения. Антонио и думать забыл о несчастном Хосе. На губах его играла недобрая улыбка, а в глазах разгорался чёрный огонь.


* * *

Антонио вновь стало хорошо. Более того, удовлетворённость от жизни поднялась до уровня его представлений. Он чувствовал себя спокойно и незыблемо, словно бы ничто в жизни не сможет его пошатнуть. Оглядываясь назад, Антонио удивлялся тому, насколько неспокойную жизнь он вёл и как много метания духа испытывал изо дня в день. Постоянный страх не давал ему прийти в равновесие. А боялся он многого: Диего, хищников, людей, хворей, несчастных случаев, клеветы и наговоров. Также он очень боялся прослыть трусом, неумелым или дураком. Опасение нелестного отзыва заставляло его сторониться каждого члена стаи, кто объективно не был намного слабее и глупее его самого. Только среди детей и подростков он ощущал себя расслаблено и раскованно, хоть и до невыносимости скучал в их обществе.
Теперь же Антонио обнаружил, что чувствует себя естественно и даже развязно в присутствии и самых высокопоставленных членов стаи. Он больше не отводил взгляд, не горбил спину, неосознанно пытаясь сжаться в комок. У него не заплетался язык, и не слаб голос при разговоре. Он больше не юлил и не смягчал слова, а говорил только то, что хотел, не боясь обидеть или разозлить собеседника или же показаться дураком в его глазах. Ничего не ранило его сердце и не колебало мысли. Появилась возможность взглянуть на мир по-другому. Общение без страха внезапно превратилось в удовольствие. Делиться мыслями без постоянного опасения наказания или позора за сказанные слова было приятно и полезно. Весь мир разом просветлел, стоило только изгнать ужас и стыд из своей головы. Лапы Антонио словно налились невиданной ранее силой, а мысли стали чёткими и ясными. Жить по-другому, вернуться к прежнему – было теперь хуже смерти. Наконец-то Антонио ощущал себя так, как, видимо, заложено самой природой в живых существах. Ты жив и радуешься своему существованию без оговорок и допущений. Ничто не омрачает твоё путешествие, есть только ты и открытый дозволенный для тебя мир. Это ощущение силы, ощущение контроля и власти над происходящим. Антонио был уверен, что именно ради этого состояния безмятежности и происходят многие старания, производимые всяким живым существом от тли до тигра. Всё живое стремится к силе, обеспечивающей победу над обстоятельствами, будь то направленная враждебная воля или бесстрастный рок судьбы. Такая великая сила была лишь у огня, а теперь малая искра её имелась и у Антонио. Немилосердный бог мудро одарил своего претендента, вознеся того на новые высоты, лишь приоткрыв завесу могущества. И если ради этого пришлось пожертвовать одним-единственным соплеменником – невелика цена.
Стая заметила изменение личности Антонио, но не слишком отреагировала на это. Все были озабочены внезапным исчезновением Хосе, ведь тот считался недостаточно взрослым, чтобы уйти в свободное плавание, к тому же никогда не изъявлял подобного желания.
– Боюсь, что Хосе встретил на своём пути клыки хищника, – сказал Амадей, который возглавлял поиски пропавшего.
Он пришёл к водоёму освежиться и нашёл там Антонио, блаженно сидящего на солнцепеке.
– Может и так, – безразлично отозвался Антонио.
Он старался не думать о несчастном. Ему, конечно, было жаль его, но огонь не щадит слабаков, а жалость – это слабость.
– Думал, ты больше будешь переживать за друга, – сказал Амадей.
– Смерть неумолима и ждёт каждого. К тому же я надеюсь, что паренёк просто пустился навстречу приключениям.
– Он казался очень странным в последнее время, – сказал, словно между прочим, Амадей, внимательно разглядывая брата.
– Вот именно.
– Ты тоже стал необычно себя вести с тех пор, как Хосе пропал.
– Думаешь, стоит мне начать беспокоиться за себя? – с усмешкой спросил Антонио.
Присутствие Амадея его больше не бесило, как бывало раньше, а веселило. Он казался Антонио совсем мелким суетливым жуком, вообразившим о себе слишком много.
– Думаю, что нет. Ты выглядишь гораздо увереннее, словно бы тебя вообще ничем не сломить. – Амадей сделал паузу, вглядываясь в холодные глаза брата. – Словно бы ты перешёл черту, после которой всё прочее перестаёт пугать.
Взгляд Антонио всё же невольно дрогнул после этих слов, что не укрылось от Амадея.
– Я совершенно перестал понимать, о чём ты говоришь, братец. По-моему это ты ведёшь себя странно – говоришь недомолвками и пространными фразами.
Амадей, кажется, уже выяснил для себя, что хотел.
– Ты один из самцов, кто не принял участие в поисках Хосе, – сказал он прямо.
Антонио ничего не ответил. Вместо этого он встал и повернулся спиной к брату, показывая, что сейчас уйдёт.
– Не поворачивайся ко мне спиной, когда я говорю с тобой! – рыкнул Амадей и, схватив Антонио за плечи, с силой развернул его.
Вновь перед глазами Антонио мелькнул знакомый образ отца, внезапно помолодевшего вдвое. Но отходчивый Амадей в этот раз не собирался успокаиваться.
– Что с тобой, брат? Что произошло с Хосе? Я знаю, что ты в этом как-то замешан.
Впервые в жизни Антонио овладела ярость, а не страх. Он не испугался грозного оскала Амадея, а лишь взбесился от бесцеремонности поведения. Его глаза налились кровью, и он был готов вцепиться клыками брату в горло, но чёткое осознание своего бесстрашия приятной волной обдало с ног до головы, разом сняв агрессию. Как долго он ждал этого, как упоительно казалось ощущение храбрости. Антонио улыбался и смотрел куда-то сквозь Амадея.
– Огонь разгорается во мне… – пробормотал Антонио.
Вероятно, вид Антонио не на шутку смутил Амадея. Он разом утратил пыл и растерянно глядел на брата.
– Я пытался тебя образумить, чудак. Но больше я не стану тебе помогать. Катись к дьяволу.
Амадей быстро исчез среди ветвей деревьев. Глаза Антонио блестели от радости, а улыбка превратилась в оскал. Огонь одарил его силой и наделил бесстрашием. Огонь желал, чтобы Антонио разгорался вверх и вширь, подобно самому пламени. Довольно бездействия! Довольно сдерживать себя в угоду непонятным и унизительным законам их общества! Они привыкли помыкать слабой плотью и попёртым духом Антонио, но им неведомо, что того Антонио уже нет – он умер вместе с Хосе и, возможно, даже вместо него. Именно! Внезапное откровение осенило Антонио. То была лишь инициация. Сам Немилосердный явился перед ним в понятном его глазам образе и одарил частичкой себя.
Антонио от души засмеялся. От избытка чувств он принялся рвать траву под ногами и вскидывать над головой. Хосе не умер! Умер страх! Испарилась слабость, сгинуло уныние. Сталась сила и уверенность. Наконец-то сны Антонио станут явью. Он займёт предназначенное место на троне – именно то, что он всегда подспудно чувствовал, и от несоответствия с чем мучился так долго. И кто не бежит и не преклонится перед огнём, тому суждено будет сгореть заживо. И не будет ни милосердия, ни сожалений.


* * *

Антонио очень быстро овладел магией шеста. Он спускался к деревне и подолгу следил за теми людьми, у кого имелось оружие огня. Все оказалось просто – не требовалось ни заговоров, ни ритуалов. Стоило совершить несколько механических движений на подвижных деталях, и после зажатия специального крючка огонь вырывался из недр шеста, где он жил. Антонио поражался, насколько удобно и хитро придумано оружие огня. Ни одно другое живое существо, кроме людей и обезьян, не смогло бы им пользоваться. Форма и исполнение были естественны для его лап, словно бы тот, кто создал этот инструмент, создавал его именно для Антонио. Этот факт в очередной раз утвердил в нём веру в избранность перед высшими силами. Для Антонио всё было прозрачно: обезьяны – дети ревнивого огня. И новое время начнётся с Антонио – он будет пророком огня и поведёт своих неразумных сородичей в новую эру, где обезьяна станет столь велика, что всё живое прогнётся под её стопой, и весь мир станет её владениями. Природа станет у обезьяны в услужении. От одной прихоти будут срываться горы, и реки поменяют русла – так велико станет влияние обезьяны. Самые страшные хищники будут трястись в тени обезьян, будут заперты в клетках и повязаны за лапы. И огонь гордости, что будет пылать в чреве каждой обезьяны, с удовольствием будет взирать на перекроенный мир и без конца поражаться собственному могуществу. И однажды обезьяна станет больше огня. И сама обернётся богом – страшным и неумолимым, слепым к виду милосердия и глухим к голосу здравомыслия.


* * *

Верхушка большой горы на севере задымилась с самого утра. По всей видимости, там зачинался большой пожар. Невероятно густой черный дым клубами поднимался в небо, искрящееся от жгучего солнца. Для Антонио вид этого дыма был все равно что прямым приказом. Бог огня хотел, чтобы Антонио более не медлил. И он был готов, ясен и весел. Огонь вёл его, а значит, всё случится без проблем. Всё это сделало замысел Антонио похожим на игру занятием – лёгким и задорным. Антонио с трудом снял с морды широкую улыбку и скорчил встревоженную мину. Затем, дождавшись, пока Амадей останется в одиночестве, обошёл его со спины и резво выскочил из кустов прямо перед ним.
– Брат! Как хорошо, что я тебя нашёл, – воскликнул Антонио и приобнял Амадея за могучие плечи.
Тот угрюмо посмотрел в ответ.
– Я нашёл Хосе… Он там, на холме, перед людской деревней. Он сильно ранен… Пойдём же!
Амадей с большим сомнением поглядел на брата, кажется, не слишком доверяя его словам. Но Антонио был непреклонен и напорист. Тогда Амадей сдался, и они вместе помчались на холм.
– Он там, в тех кустах, – указал на заросли Антонио.
Вид окоченевшего Хосе вызвал ужас у Амадея. В животе у него зияла запёкшаяся в крови круглая рана.
– Такие раны оставляют только люди своим колдовством, – изумился Амадей. – И мёртв он уже давно, а ты сказал… – тут Амадей резко развернулся и увидел, что Антонио стоит позади него в десяти шагах.
В лапах Антонио держал демонический посох, что извергал гром, после чего всякий живой превращался в мертвеца. Круглое, чёрное, словно ночь, отверстие, из которого на жертву выпрыгивал огонь, смотрело прямо в грудь Амадея.
– Ну теперь всё стало на свои места, – спокойно сказал Амадей. – Так я и знал, что не доведут до добра эти твои сказки. Ты спутался с чёрными силами.
Антонио всматривался в лицо Амадея, пытаясь обнаружить скрываемый страх. И не находил. На лице брата отражались лишь презрение и печаль. Амадей презирал брата и одновременно печалился о его жалкой участи. Антонио столько раз представлял этот момент, как Амадей корчится от ужаса и, припадая на колени, молит о пощаде. И как Антонио милосердно прощает брата.
– Ты всегда был скверным, но я не ожидал, что ты опустишься до такого… – он указал в сторону деревни. – Ты стал якшаться с людьми, самыми презренными и ничтожными из живых существ.
Антонио не поверил своим ушам.
– Ты считаешь людей презренными? – удивлённо спросил он. – В самом деле? Они короли мира и хозяева жизни. Они ничего не боятся, а все боятся их. Так по-твоему выглядит ничтожность?
– Не бывает таких, кто ничего не боится. А люди боятся даже больше остальных и поэтому крушат всё на своём пути. Так они создают иллюзию всесильности и безопасности. Но это лишь самообман, который однажды принесёт гибель всему, в том числе и людям. Ты в самом деле хочешь быть на них похож?
– Да! – с раздражением ответил Антонио.
– Что же, ты неплохо начал. С убийства сородича. Теперь закрепи успех братоубийством, это в духе человеков. А затем катись в бездну!
Амадей выпрямился, подставляя широкую грудь под оружие. Антонио растерялся. Он не хотел убивать брата. Амадей, узрев укрощение огня, должен был примкнуть к Антонио, и уже вместе они бы свергли Диего. Антонио стал бы вожаком, а Амадей – его правой рукой.
– Ты что, не боишься умереть? – изумился Антонио.
Амадей ничего не ответил. Он лишь сурово смотрел в глаза брату. Антонио понял, что вновь проиграл Амадею. Даже в ситуации полного доминирования Антонио выглядел убого, в сравнении с братом. Пока Амадей существует, на его фоне он всегда будет выглядеть блеклой непримечательной тенью. Антонио спокойно принял это осознание, а затем спустил курок. Раздался невероятный грохот, и Антонио так испугался, что выронил шест из рук, а сам отскочил назад, закрывая уши ладонями и прижимая голову к земле. Антонио с ужасом посмотрел на шест. «Огонь велик, бойся разгневать его», – вспомнил он предсмертные слова Хосе. Неестественная страшная сила хранилась в этом продолговатом предмете. Сила, которая не должна существовать, которая не принесёт ничего, кроме хаоса. Затем Антонио поглядел в сторону, где стоял брат. Большое хорошо сложенное тело Амадея распласталось на земле без признаков жизни. Антонио подошёл ближе. Глаза брата застыли точно так же, как это случилось с Хосе. Огонь пожрал и его жизнь. Пышущее здоровьем молодое тело в мгновение погибло, и Амадея не стало. Антонио склонился над братом и горько заплакал. Слишком страшным ему показалось поступать так. Убивать и калечить ради призрачного чувства господства. Слишком большая цена, и слишком ничтожная награда. Амадей был прав – страх не ушёл, его стало только больше. Ему никогда не простят содеянного. Теперь ему придётся идти до конца и вновь убивать. А затем ещё и ещё. До тех пор, пока не останется никого, кто сможет его остановить.


* * *

Большая гора теперь дымила так нещадно, что было не видно неба. Серый пепел хлопьями сыпался с неба и устилал собой землю. Антонио зашёл на территорию стаи и поднял своё оружие над головой на всеобщее обозрение. Все обезьяны в ужасе замерли, прикрыв ладонями рты.
– Где Диего?! – грозно зарычал Антонио. – Где он?! Час его власти прошёл, и наступает новое время.
Все молчали и лишь боязливо оглядывались друг на друга. Наконец молчание оборвал грубый тяжёлый голос.
– Я Диего! Кто зовёт меня с вызовом?
Толпа расступилась, и перед Антонио появился вожак. Он выглядел внушительно, как всегда. Огромные мускулистые лапы упирались в землю, могучая шея удерживала большую голову с широкими мощными челюстями. Маленькие глазки спокойно и грозно глядели на пришельца. Антонио с трудом проглотил ком, подступивший к горлу при виде Диего.
– Я твой сын. И я пришёл заявить свои права на власть в этой стае.
Слова Антонио нисколько не произвели впечатления на Диего. Он внимательно оглядел колдовское оружие в руках сына. Лицо его казалось задумчивым.
– Где Амадей, брат твой?
Антонио испугался этих слов. И неожиданно для себя соврал.
– Не знаю. Разве я сторож брату своему?
Лицо Диего разразила скорбь.
– Что ты натворил? Признавайся!
Антонио разозлился. Вновь его пытаются выставить дураком. Теперь на глазах всего народа. Никто не станет больше спрашивать с него, никто не посмеет повышать на него голос.
Он вскинул орудие пламенного бога и направил его на отца, так же, как ранее на брата. Вновь он не увидел страха или почтения, столь желанного для него. В отличие от Амадея, в чьих глазах читалось сожаление, взгляд Диего нёс в себе лишь злобу и неприкрытое презрение.
– Я убью тебя! Стоило это сделать, когда ты лишь родился! – заревел Диего так страшно, что лапы Антонио мелко затряслись. Диего широкими прыжками стал сокращать расстояние между ними, намереваясь исполнить обещанное. Антонио дёрнул пальцем, спуская с цепи огненного демона. Но ничего не произошло. Он нажал ещё и ещё. Но не было ни грохота, ни огня. Крючок звонко щёлкал, но сила огня не думала проявлять себя. Наконец Диего настиг сына. Одним движением он вырвал шест из его рук и с силой обрушил его на камень на земле. Шест разом переломился пополам. Затем Диего вознёс над головой тяжёлые кулаки, чтобы обрушить их на Антонио, но внезапно пространство всколыхнул ужасающий грохот, словно бы тысяча огненных орудий разом извергла огонь. Вся стая обернулась на звук. Большая гора на севере взорвалась искрами, и с её верхушки потекли красные реки огня. Облака пепла и дыма закрыли солнце, и мгновенно наступила ночь.
– Гора проснулась… – пробормотал Диего. Но уже в следующую секунду он стряхнул с себя оцепенение и принялся громогласно командовать.
– Стая, внимание! Мы уходим сейчас же. Бросайте всё!
Обезьяны, услышав властный голос вожака, словно бы пришли в себя и ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)