Болезни наши. Отец Андрей. (Глава 4)

Странно, конечно, но отец Андрей, не стесняясь, вышел встретить сына и его гостя в очень простом штатском платье. Его самовязанный свитер на пуговицах и аккуратно подстриженная борода не производили впечатления, что он священнослужитель РПЦ. С первого взгляда Гена почувствовал с его стороны неподдельный интерес к себе или даже желание чем-то поделиться.
— Пап, — удивлённо заговорил Гена-местный, всходя на крыльцо, — ты чего не спишь? Ложился бы, второй час ночи.
Отец Андрей знал, что гость его сына приехал ненадолго и хотел с ним познакомиться, узнать его настоящее имя, то, под которым его весть Бог. Был у Рыжова или, как его называли в интернете, у Руфулуса.ры, цикл встреч с современными юродивыми, который официальная церковь не могла не заметить и не могла простить. Одно дело, когда ей незаслуженными упрёками колола глаза не очень образованная и очень обиженная на судьбу безликая интеллигенция, и совсем другое, когда эти упрёки выдают за правду набравшие последнее время в обществе вес щелкопёры, как сказали бы про них во времена Гоголя. Была у Гены в те дни и пара неожиданно неприятных телефонных бесед со знакомыми духовными лицами. Ведь Гена Рыжов в тех своих передачах был современным зрителем бессмысленных, как ему казалось, духовных поисков, скептичным, ироничным и порою ехидным. Эпитет «атеист» для выбранной им роли был бы слишком мягок. Своими деликатными остротами он жалил всех, с кем разговаривал на тему спасения. Но клиру доставалось несравненно больше, чем ищущим свой путь одиночкам. И в потоке его логичных, обличительных и зачастую красивых фраз слышалась даже некоторая симпатия к последним.
Желая познакомиться с Руфулусом.ры, отец Андрей питал надежду, что слова этого юноши и его поведение были всего лишь ролью. И правда, у молодых людей, ещё не выстрадавших своих убеждений, такое сплошь и рядом. Даже у интеллектуалов. Их мозг, испещрённый, исцарапанный убедительными научными граффити, с лёгкостью поглощает крамолу и с радостью делится ей. И публика ликует от того, что слышит то, что хочет слышать. И какой же оратор позволит себе отказаться от такого успеха, от такой роли? Даже если сердце ею гнушается. Потерпит.
— Буду очень рад познакомиться с вами, — глядя в глаза Рыжову и не обращая внимания на слова сына, сказал отец Андрей.
— Взаимно, — весело ответил Гена и тоже протянул руку, — Геннадий.
Видя реакцию Рыжова, местный Гена с раздражением понял, что отбой откладывается на неопределённое время.
— Ну, пап! — еле слышно сказал он как будто себе самому, когда услышал вопрос отца:
— Не откажетесь от чая? Самовар на веранде.
Чай пили из казахских пиал, приобретённых, наверное, ещё в советские времена. Говорили, как и предполагалось, о тех самых стримах Руфулуса.ры и вообще о религии, о человеке и о феномене юродства в православии позавчерашнем и сегодняшнем.
— Так вы тоже считаете их психически нездоровыми?
— Согласитесь, что во многих случаях это очевидно. Из шести персонажей, о которых я рассказывал, на учёте у психиатра не стоит только подмосковный виноторговец. Хотя его бывшая супруга пыталась его сдать, и, скорее всего, у неё бы это получилось, если бы он вовремя не переписал на неё большую часть своего бизнеса.
— Для юродивого слишком разумный ход, — вставил в разговор своё словечко Вясщезлов-младший.
— Этот ход, — отозвался старший, — сделал не он.
Гена-местный смотрел на отца с неподдельным сочувствием. Первый раз отец Андрей ощутил на себе этот взгляд, когда Гене было пятнадцать. Ни осуждения, ни насмешки, только сочувствие.
— А все остальные что ни на есть завсегдатаи психиатрических лечебниц. У всех шизофрения разных степеней, все частично недееспособные. Самая лёгкая форма у Мишки Рыбинского. Он почти нормальный. Работает дворником в школе. Трудолюбивый до самозабвения. Нареканий ни от завхоза, ни от директора нет. Правда, каждый год у Мишки самого и ещё у половины школы замирает сердце перед медкомиссией. Но динамика его патологии стабильная, и его лечащий врач даёт медкомиссии гарантию, а та даёт Мишке медкнижку. Если бы его периодически на подвиги не тянуло, никто бы о нём ничего и не узнал.
— Это тот, которого церковные служки чуть до смерти не забили? – зевая, спросил Гена-местный.
Отец Андрей перекрестился.
— Я, наверное, эту серию не смотрел…
— Был такой случай с Мишкой. И смех, и грех. Однако сгущать краски не надо. Досталось ему, конечно, за свою инициативу, но не до смерти.
Гена-приезжий подлил себе чая и продолжил.
— Дело было зимой. После жестоких морозов, оттепель до плюс двух. Всё потекло. Дня через три, под вечер, опять ударил мороз. Весь Рыбинск — сплошь каток, а завтра воскресенье. «Как православные в храм пойдут?» — задумался Мишка. А кварталах в пяти от его дома в те же дни рвануло теплотрассу. Коммунальные службы сработали быстро, всё исправили, только перестарались, когда яму засыпали. Наверно, целый КАМАЗ лишнего песка привезли. В двенадцать ночи взял Миша ключи от школьной дворницкой, где работал, и пошёл за тележкой и лопатой. И всю ночь катался с ними от храма, в который ходил каждый день, до песчаного пригорка на месте недавней аварии. И увлёкся. Он не просто посыпал песком вокруг церкви, он через всю площадь до троллейбусной остановки проложил грунтовую дорогу. Захочешь, не поскользнёшься. В себя он пришёл только в восемь утра, проснувшись на своём диване. И был уверен, что всё это ему просто приснилось. Ведь ни усталости, ни ломоты в суставах и мышцах не чувствовал.
И только подойдя к храму и увидев плоды своего ночного усердия, возликовал, понял, что не приснилось ему доброе дело, а сделалось им наяву. И правда, никто не скользит, никто не падает. Не то что у супермаркета. Только с каким-то ожесточением прихожане топают ногами перед входом, а навстречу им служки, пожилые женщины, выносят вёдрами песок. Взглянула одна из них на Мишу и враз поняла, кто виновник этой суеты. У него песок был не только на сапогах, но и на телогрейке, и даже на шапке. Недолго сдерживались старухи. Взяли кто метлу, кто швабру, а кто тем же пустым ведром, да и… А среди прихожан, видевших эту сцену, была редактор тамошней жёлтой газетки «Вечерний Андрыпинск», загорелось ей свечку поставить в тот день. И она своим смартфоном запечатлела несколько снимков, которые потом в сети набрали больше ста тысяч просмотров. Так Миша и стал знаменитостью.
Несмотря на то, что оба Гены знали эту историю, они не отказали себе в удовольствии посмеяться ещё раз. Отец Андрей качал головой, но тоже улыбался.
— Не знаете, — спросил он у московского гостя, — попал Михаил в то воскресенье на службу?
— Знаю, — и весело, и грустно заговорил тот, — не попал. Поплёлся он в другой храм, заливаясь слезами, и, не доходя до него, поскользнулся, упал и сломал ногу. Да так сильно, что встать не мог. Метров семьдесят полз на четвереньках. Просить помощи стеснялся. Прохожие бросали на него брезгливые взгляды и спешили пройти мимо. Прихрамовые попрошайки с интересом издалека наблюдали его борьбу с гололедицей. Но не подходили, думали, конкурент подползает. И только рослый молодой полицейский удосужился спросить у Михаила:
— Гражданин, что случилось?
И услышал в ответ:
— Бог меня наказал.
Отец Андрей живо представил себе эту картину, этот ветер с реки, двадцать два градуса мороза, этих прохожих и Михаила, которому полицейский, наверное, представлялся добрым самаритянином или даже ангелом, поднявшим его за шиворот со льда и заставившим на одной ноге допрыгать до ближайшей лавочки.
— На работу Мишка вышел только в мае, — закончил Рыжов.
Гене-местному было скучно, и глаза слипались. Он хотел съехидничать, спросить, между прочим, чем живут такие люди? Но знал, что отцу это не понравится, и догадывался, что отец ответит на этот вопрос. Опять посоветует взглянуть на птиц небесных. С кем только и о чём только не доводилось Поповичу договариваться. Со всеми находил общий язык и добивался, чего хотел. Если не как единомышленник, то как ответственный и обязательный партнёр — точно. И только с родным отцом не получалось ни первое, ни второе. И мучаясь мыслями об этом горе, Вясщезлов-младший дремал.
Отец Андрей и Гена-блогер, убавив громкость беседы на тон, проговорили ещё с час. Консенсуса не искали, но осторожничали, слушали друг друга внимательно и отвечали не сразу, подбирали слова.
— Многим кажется, что для клира форма важнее содержания. Что для него вопрос «как?» важнее, чем «зачем?»
— Никто не застрахован от превратного представления о содержании. Может, «многим» поэтому так и кажется?
Примерно в таком ключе шла беседа.
Отец Андрей был раздосадован позицией, которую занял их гость, и пытался объяснить ему свою точку зрения. Симптомы святости часто копируют симптомы помешательства. Современник святого практически не в силах их различить. Тем более тот, для которого понятие «святость» весьма расплывчато, и в лучшем случае под ним понимается девственность. А пренебрежение инстинктом самосохранения или уход из социума — это для него однозначное безумство, какими бы мотивами оно не было продиктовано.
— Только время может дать правильную оценку. Лет через пятьдесят станет понятно, что значили их поступки: блажь, глупость, лень, гордыню или святость.
— Или болезнь, – напомнил о предмете разговора гость, — не думаю, что того же Мишку Рыбинского кто-то вспомнит через пятьдесят лет.
— А ваш фильм о нём? Насколько я понимаю, его всегда можно будет извлечь со дна интернета. Может, он когда-нибудь и пригодится комиссии по канонизации. Вы большое дело сделали, пусть даже нехотя, пусть даже с комментариями от лукавого.
— Я правильно понимаю, вы воспылали симпатией к Мишке?
Отец Андрей несколько сконфузился.
— Мне кажется, это естественно, — сказал он как бы в раздумье.
Геннадий откровенно улыбался, и в улыбке читалась его уверенность в сумасшествии этого прекрасного, трудолюбивого, богобоязненного человечка из Рыбинска. И, как бы споря с его улыбкой, отец Андрей сказал:
— Грань между разумом и безумьем условна. Всё зависит от того, на каком берегу вы стоите. Мой храм несколько лет посещал очень хороший, добродетельный прихожанин. Совсем взрослый, интеллигентный человек. На исповеди каялся не только в своих неприглядных словах и поступках, но даже в богопротивных помыслах. И ничто не предвещало его разрыва с церковью. Четыре года прошло, а его слова с последней исповеди так и звучат у меня в ушах. Каюсь, что поверил ужасной догадке. Я сразу насторожился. У него были некоторые сложности со здоровьем, неврологические, и как-то его лечащий врач не посоветовал, а просто потребовал проконсультироваться у психиатра. После пары консультаций мой прихожанин сам захотел вникнуть, поскольку человек он был с научной степенью, с рациональным и логическим складом ума. И всего через месяц, по его словам, «глаза открылись», и он пришёл к выводу, что его религиозность, его богобоязнь — это всего лишь симптомы.
Голос отца Андрея дрогнул, ему непросто давались слова:
— И он сокрушённо ещё добавил: «Знаете, как это бывает у обманутых супругов? Однажды утром все пазлы складываются в нестираемую картину. Там она что-то сказала, там опоздала, здесь почему-то не ругалась, кто-то что-то видел, кто-то намекал, кто-то загадочно шутил. Но всё это в движении, картинка смазана, не разобрать. И вот замковый пазл и железобетонная мозаика давит и вашу любовь, и вашу веру. И всё становится понятно: когда, зачем и почему».
— Должно быть, знал, о чём говорил, — не открывая глаз, вставил Попович. Некрепко спал.
— Моему прихожанину, — продолжал отец Андрей, — пособия по психиатрии дозированно выдавали пазл за пазлом. И он не мог им не верить. По сути, они не спорили, есть Бог или нет. Они просто убеждали его в том, что он сам сумасшедший. А сумасшедшим всегда что-то мерещится. В связи с этим его вера обесценилась и превратилась в диагноз. Обезличился и он сам. И не устоял. И, боюсь, с радостью бросился в объятия настоящего безумия.
— Что-то мне подсказывает, что вы больше не встречали его, – сказал гость.
Отец Андрей из стороны в сторону горестно покачал головой.
— Как-то раз в Сбербанке, кажется, мы встретились взглядами, но он сразу же отвернулся.
— «Игры разума», русская версия, — говорил Рыжов дальше, — фильм такой есть. В нём один учёный побеждает свою паранойю и свои фантомные галлюцинации исключительно силой мысли.
— В случае, про который рассказывал я, наоборот. Сила мысли отвратила человека от Истины и толкнула в хоровод галлюцинаций.
Рыжов еле сдержался, так хотел задать пилатовский вопрос, но вовремя понял, что он может стать неисчерпаемой темой для продолжения разговора, а небо между тем уже посветлело.
Усталость, накопившаяся за день, и домашний привычный уют давно сморили Вясщезлова-младшего. Финальную часть разговора он не слышал. Его отец и его гость одновременно обернулись к нему и несколько секунд молча разглядывали его даже во сне красивый профиль. Рыжов хотел спросить отца Андрея, гордится ли он своим сыном? Но не успел, священнослужитель заговорил раньше:
— Наверное, и нам пора? — И повернул голову к Гене.
— Да, время неумолимо.
И никаких выводов.
После разговоров был чуть тёплый душ. Потом три часа с небольшим глубокого сна без снов. Снова душ, теперь совсем холодный. Потом вкусные оладьи на завтрак.
Отец Андрей, сегодня задумчивый и немногословный, в торжественной, глубоко чёрной рясе, не протягивая руки для поцелуя, благословил молодых людей и уехал на видавшем виды семейном автомобиле, которым управлял его младший сын.
И, наконец, позвонила Лилия. Надо сказать, что её звонка ждали оба Гены. И москвич чувствовал, что так же, как и у него, у местного Гены, кроме заинтересованности в скорейшем разговоре Рыжова с её отцом, был попутный мотив.