Забытый старый дом.

Светало.
Пятидесятилетний располневший мужчина, сидя за рулём чёрного седана, припаркованного на обочине грунтовой дороги, глубоко втянул носом свежесть утреннего воздуха и задумчиво окинул взором через стёкла очков в позолоченной оправе объятый туманом луг. Его простую мысль о родительском доме вдруг прервал неожиданно раздавшийся сигнал, вырвавшийся из динамика мобильного телефона.
– Доброе утро, дорогая, – поспешил произнести мужчина заранее приготовленную заискивающую фразу.
– Ты где? – прохрипел телефон сердитым женским голосом.
– Помнишь, – начал мужчина издали, не меняя интонаций в голосе, – я говорил тебе, что мне от родителей достался по наследству дом в деревне.
– Кажется, припоминаю. И что?
– Я решил продать его, – произнёс он нерешительно. – Ведь нам едва ли дом может понадобиться.
– Ну, позвони Егору Михайловичу, риелтору. Он быстро пристроит твою загородную недвижимость в какие-нибудь мозолистые деревенские руки.
– Я так и поступлю по возвращению в город.
– Так ты не в городе? – перебила его женщина.
– Нет, – вполголоса ответил мужчина. – Я перед тем, как выставить дом на продажу, хочу убедиться в том, что в нём не осталось ничего ценного.
– Да что же ценного могло остаться от твоих нищих родственников! – с иронией в голосе воскликнула женщина.
– Знаешь ли, – возразил мужчина, разозлившись, но тут же осёкся, – ведь ценностью могут быть не только деньги или драгоценные металлы, но и и.
– Избавь меня слушать утром эти крестьянские бредни. И, пожалуйста, не привози в мою нашу квартиру никакой старый хлам из своей деревни.
– А если там.
– Надеюсь, ты не забыл, что вечером везёшь нас на именины моей мамы.
– Но ведь я же, – начал оправдываться мужчина, забыв об предстоящих именинах. – Далеко. Да и пробки. Могу не успеть. Быть может, ты воспользуешься услугами такси? А я вернусь завтра. Переночую в гостинице.
– Что! Да как ты смеешь! Я не для того покупала машину, чтобы ты на ней чёрт знает где разъезжал! – прокричала женщина. – Попробуй только не успеть!
Услышав спасительную череду коротких гудков, мужчина тут же отнял телефон от уха и положил под язык таблетку. Затем, глубоко вдохнув, откинулся на спинку сиденья. «И зачем я только женился на этой стерве? – спросил он себя, вспоминая те далёкие годы, когда, будучи ещё студентом, имел смелость ухаживать за дочерью зажиточного столичного бакалейщика, – Ведь говорил же мне отец, что ничем хорошим это не кончится. Как в воду глядел. Детей у нас нет. Спим порознь. Не нужно было мне на ней жениться. Не нужно было».
Где-то за синеватой, уползающей по земле дымкой тумана прозвенел тонкий голосок усердствующего молодого петуха. Поднялся ветер, запутавшийся в берёзовых ветках, и проснулись воробьи. «Вот и день начался, – сказал себе мужчина, – Пора».
Остановившись в нерешительности у края поросшего травой луга, он, к радости своей узнал торчащую на тонких стеблях тимофеевку, донник, красиво цветущий иван-чай и крапиву.
– Как сильно заросло всё вокруг, – проговорил мужчина, с сожалением вспомнив, каким тяжёлым трудом его отцу и деду удавалось поддерживать в порядке луг.
Затем скривил в гримасе гладко выбритое лицо и, подтянув к коленям брюки, стал пробираться к дому, стараясь не перепачкать в сырой земле новых лакированных туфель.
С деревянного конька крыши дома, точно приветствуя гостя, сорвался комочек мха и медленно покатился вниз по высохшим полоскам рубероида. Мужчина остановился у низенькой двери. Выругался. Оскоблил подошву туфель о металлический декроттуар, вбитый тут же в берёзовые столбики, и, опустив руку в задний карман брюк, вынул из него почерневший от времени ключ.
– Нейдёт! – воскликнул разозлившийся мужчина, пытаясь провернуть ключом заржавевший механизм навесного замка. – Нейдёт же, гадина!
Он отпрянул от двери. Осмотрелся. И, подняв с земли тяжёлый камень, с криком бросил его в замок. Железная петля, выскочив из бокового бруса, со звоном ударилась о дверь.
Оказавшись в небольшой пристройке, на вбитых в стену гвоздях которой висели старая отцовская телогрейка, серый халат матери и кнут, мужчина утонул в воспоминаниях. Он точно на яву увидел лица отца с матерью, возвращающихся с работы в поле. Услышал запах душистого чабреца, перемешанного с ароматом мёда. И ощутил себя счастливым ребёнком. Послышался какой-то звук. Мужчина обернулся и, сделав шаг в комнату, уткнулся лицом в паутину.
– Тьфу ты, гадость! – воскликнул он, подойдя к зеркалу, с задней стенки которого от сырости стала осыпаться амальгама. – Не видно же ничего.
Сбросив с лица и волос паутину, какую сумел ухватить пальцами, мужчина обвёл взглядом просторную комнату старого дома, завешенную плотными шторами.
– Здесь не хватает света и воздуха, – сказал он, рванув с окна штору и распахнув форточку.
Мириады пылинок, соскочивших с плотной ткани, заиграли в свете проникших в комнату солнечных лучей. В дальнем от двери углу на бронзовой цепочке отразило свет стекло лампадки, за которой виднелся образ Девы Марии. Старинной иконы, передававшейся в семье мужчины из поколения в поколение.
– Цела, – проговорил он взволнованно. – Должно быть, теперь ей нет цены.
Затем мужчина, поддавшись всё тем же прерванным воспоминаниям, обвёл взглядом комнату. В ней, как и прежде, царил порядок. На деревянной кровати, застланной красивым покрывалом с вышивкой, ровной горкой красовались пуховые подушки, накрытые кружевной накидушкой. За подушками на стене виднелся расписной ковёр. А от двери к столу и от стола к кровати на деревянном крашенном полу лежали домотканые дорожки из лоскутков. У печки стояли кувшины и вёдра. Ровным рядом лежали дрова. Вновь зазвонивший телефон вернул его в реальность.
– Надеюсь, ты уже выехал из своей деревни? – спросила мужчину жена.
– Ещё нет. Вот только собираюсь.
– Смотри же, Андрюша, не успеешь вернуться ко времени, пеняй на себя, – сказала она и бросила трубку.
– Успею, – проговорил мужчина, изменив выражение лица.
Он, не задерживаясь более, снял с угла икону, обернул её в сорванную с окна занавеску и спешно покинул дом, оставив дверь незапертой.
Уже не стараясь уберечь от грязи ботинок и не боясь нацепить на штаны колючек, мужчина торопливым шагом пробирался через заросли луга к оставленному на обочине седану.
Но чем дальше отдалялся он от дома, тем невозможнее становился каждый следующий шаг его и тем сложнее приходилось дышать. Что-то, точно разрывая на части сердце, заставляло оборачиваться и смотреть на оставшийся позади дом. Что-то удерживало его.
– Нет! – воскликнул мужчина, задыхаясь, пройдя ещё несколько метров. – Я не могу уйти! Я не могу позволить взращённому во мне самим собой рабу предать память о моих предках и их образ жизни. Я должен остаться здесь! Я должен жить здесь!
Спустя месяц мужчина развёлся с женой. Вернулся из города в деревню. А в скорости, встретив хорошую простую женщину, женился на ней.