Пролог (Глава 1)

Рука с длинными ногтями весьма аппетитной 150 килограммовой женщины,
опухшим лицом и двумя подбородками затушила сигарету о блюдце – красные
искорки блеснули в темноте. Она, положив ногу на ногу, восседала на
миниатюрном табурете с подкашивающимися ножками, ее надменный взгляд
исподлобья направлен в никуда. В целях экономии электроэнергии она
выключила свет на кухне, но он горел в ванной, соседней комнаты со смежным
окном ( типичная планировка со вставленной рамой в стене между ванной и
кухней в пятиэтажных хрущёвках). Курение в темноте ночи было неким
ежедневным ритуалом: в это время в квартире все спали и царила тишина, — можно спокойно подумать о жизни, а размышлять как раз было о чем. К
примеру, о том, что кухня слишком крохотная и требует ремонта: вздувшийся
линолеум и оранжевый от никотинового дыма потолок сдавливали
пространство, нагромождение всевозможной утвари создавало неуютную,
гнетущую обстановку в помещении, место оставалось только для прохода.
Вся мебель была из постсоветских времён. Тумбочки с отклеивающимся
флизелином на фоне плитки с запекшимся жиром, два табурета – первый
использовался по назначению, на втором лежало ведро с хлебом, а под ним –
ящик с проросшим картофелем, корзина с луком и его шелухой, несколько
высоких кастрюль и бидонов в цветочек, пожелтевших и давно не
использующихся, смятые пакеты с логотипами продуктовых магазинов. Также в
глаза бросались посторонние предметы, не имеющие никакого отношения к
кухне: лупа, бинты, ножницы, монеты, книги — они, возможно, однажды и
были случайно занесены сюда, но так и остались здесь, про них забыли и
больше не трогали, даже когда проводилась уборка (тряпочкой старательно
протиралось только пространство вокруг них). В дальнем углу кухни стояла
газовая плита, одна из ее горелок не работала, на ней обычно стояла пирамида
из кастрюль и сотейников, остальные конфорки были заняты двумя блестящими
железными чайниками (теми самыми, которые свистели, когда вода в них
вскипала), и маленькой почерневшей туркой, в ней обычно подогревали воду
для чая. Единственным упоминанием о 21 веке служили двухкамерный
холодильник и микроволновка, рядом с которой лежал удлинитель «тройник».
При необходимости его вставляли в «гнездо» в ванной, так как розетки на
кухне, кроме той, что питала холодильник, были грязными и раскрученными и давно не гарантировали безопасную эксплуатацию. Конечно же, женщине
хотелось исправить положение, да и в целом многое модернизировать в жизни,
но добросовестное ведение домашнего хозяйства отнимало много времени, и
неоткуда было взять необходимые средства для этого: мать – пенсионерка, а
муж не старался зарабатывать должным образом.
Вторая мысль, тяготившая ее на протяжении вечера, заключалась в том, что
надо бы понадёжнее перепрятать оставшиеся сигареты: в последнее время
женщина начала подмечать стабильное уменьшение их количества без своего
участия. После невеселых раздумий она рывком встала с табурета, в
сопровождении скрипа его хилых ножек, на кухонных шкафчиках затряслись
пустые банки с пыльным наростом и резко оборвался звук работающего
холодильника. Женщина провела попытку выпрямиться во весь рост, но от
резкого подъема затекли колени (в этом она обвинила низкую посадку
табурета), и пришлось их растирать. После того как ноющая боль утихла, она
расправила облегающие тандемные шорты, сменила тайник для сигарет и
собралась оставить помещение до следующего дня, как из коридора
послышался шорох. Женщина насторожилась и нахмурила брови, что-то
подозревая. Какое-то время она прислушивалась к мельчайшим звукам, застыв
с квадратной банкой в горошек в руках, предназначавшейся для хранения круп,
которую, приглядела, куда перепрятать длинные ментоловые сигареты, но до
слуха долетали только звуки улицы из приоткрытой форточки. Спустя
некоторое время женщина все же успокоилась, решив, что ей показалось, но на
всякий случай пригрозила внушительным кулаком темноте. После всех
приготовлений для следующего дня, она поправила шпильки в высоком пучке
на голове, ловко орудуя длинными ногтями, и вальяжно удалилась на покой,
выключив свет в ванной комнате. Как только дверь за ней захлопнулась, на
кухне из ниоткуда выросла высокая худощавая фигура с горящими глазами.
Ночью власть на кухне принадлежала ему.
Холодильник открыли и он осветил мужчину с гладким черепом в поношенном
банном халате коричневого цвета с проплешинами и мертво повисшем поясом
на нем, на отворотах воротника читалась вышитая надпись D&G, на его длинных
тощих ногах были надеты дырявые тапочки большого размера. Круглые, как
будто блюдца, глаза жадно набросились на содержимое холодильника:
кастрюля с супом, жареная курица, картошка, овощной салат, колбаса, сыр,
соленья, йогурты, пирожные… по следам пути взора расширенных тёмных
зрачков следовала дегустационная ложка: красная от борща она влезла в банку
со сметаной, окрасив её, а потом направилась и к другим блюдам. Всё действие
сопровождалось чавканьем и звяканьем крышек посуды. На пол капнул крем
пирожного, которое не очень понравилось из-за сложной для жевания тестуры (к 47 годам мужчина ограничивался одним целым зубом сверху и одним снизу),
после чего надкусанный десерт вернулся обратно в пачку.
«Вааах!» — раздался вопль восторга из испачканного беззубого рта, даже ложка
выпала из руки – в дальнем уголке на нижней полке обнаружилась банка пива.
Находка стала приятной неожиданностью, и настроение у мужчины резко
поднялось. Оставив холодильник открытым, он принялся раскладывать все
приглянувшиеся вкусности по тарелкам, напевал под нос бессмысленный мотив
«Ана-най, на-най, на-най» и пританцовывал, вертя тазом и вальсируя на тощих
ногах. Он использовал все тарелки, которые имелись на кухне, сервируя
каждую ложкой. Здесь мужчина был принципиален: несмотря на маленький
стол, который изначально предназначался лишь для разделки продуктов, он ел
только за ним и следил, чтобы каждое блюдо обязательно располагалось в
отдельной тарелке, даже если там было не более ста граммов. Мужчина налил
пиво в большую кружку, пахнущую прокисшим хмелем, открыл дверцу под
раковиной, отодвинул мусорный бак и достал оттуда спрятанную бутылку 40-
градусного угощения с красной завинчивающейся крышкой, таким образом
довершив картину финальным штрихом.
«Да-а-а… Как мало надо человеку для счастья: быть сытым, иметь крышу
над головой и никуда не рваться», — проговорил мужчина про себя,
удовлетворённо выдохнул, опустошив первую рюмку, и запил её из большой
пивной кружки. В теле появилось приятное согревающее чувство, усталость и
переживания за день как рукой сняло. Вечеру придавало особый шарм то, что
впереди ждало богатое пиршество, и мужчина наслаждался этим мгновением,
ведь самое приятное чувство — это предвкушение.
Ночь, тишина (только из приоткрытой форточки доносился гул с дороги),
спокойствие на душе. В такое время можно не волноваться, что кто-то тебя
увидит и прогонит с кухни, упрекнув в излишнем налегании на еду, беспорядке
и немытой посуде, оставленной после себя. Никто не скажет, что кухня слишком
мала для посиделок без дела и поесть можно в своей комнате, что денег мало и
надо больше работать, чтобы так много есть, — все это и было причиной того,
почему мужчина старался больше спать днём, а ночью бодрствовал. Побыть
наедине с собой, чтобы никто не трогал и не критиковал его образ жизни, —
лучшая награда после рабочих будней на заправке. Одиночество отнюдь его не
пугало, напротив, он стремился к изоляции от жестокого людского общества,
так как оно давно потеряло для него значение. Он не нуждался ни в общении,
ни в каком-либо ещё взаимодействии, ему было достаточно компании с самим
собой, когда от момента выключения последней лампочки в квартире до
появления первых лучей солнца он предавался любимому занятию —
воспоминаниям, именно в такие моменты забвения он видел смысл жизни. А поводом для рефлексии могли служить любые события, произошедшие с ним
сегодня, вчера, в прошлом месяце, несколько лет назад. Наиболее
излюбленные периоды своей жизни он мог пережевывать часами и не по
одному разу – те времена, когда у него были целы зубы и росли густые волосы
на голове.