Когда-нибудь

Ссутулившись, он сидел на каменных ступенях, ведущих к ветхому, одинокому дому, спрятавшемуся посреди небольшого сада. Видны были лишь тускнеющие городские огни, редеющие кроны деревьев да черное, как тушь, небо. Лицо обдувал холодный, сырой ветер. Он чувствовал над собой тяжелые тучи, чувствовал их желание разразиться дождем, и сам, кажется, внутренне был близок к тому же явлению. «Когда-нибудь обязательно наступит», — внушал себе он, нервно дёргая помятый рукав рубашки. Стремительным потоком, как думалось ему, несутся жизненные события, маневрируют, намеренно обходя его. Поверхностный, неискренний интерес виделся ему во всём: в тёплом взгляде усталых женских глаз, разглядывающих его едва ли не каждый вторник — единственный день, когда он решался заглянуть в кабак; в приятной, убаюкивающей речи товарищей, сопровождающих его всюду; даже в словах, взгляде и намерениях престарелой старухи-матери он сомневался, когда та желала, как ей казалось, провести последние дни с сыном, оглаживая большими пальцами бледные и впалые юношеские щёки. Когда он подолгу вглядывался в безоблачное, синие небо, то находил тёмные пятна исключительно на белом полотне своей души. Отсутствие рвения, желания добиваться целей и постигать новое вгоняло его в серую тоскливость, которая, просачиваясь в каждый уголок обывательского разума, убивала всё то оставшееся, что привлекало в нём людей.
— Когда-нибудь, — уверенно заявлял он, — бесспорно наступит. И тогда, я более чем уверен, я обрету заслуженный покой, заслуженное счастье. возможно, ты задаёшься вопросом, какой смысл я вношу в роковое «когда-нибудь»? Это не желание податься в бессмысленное и неправильное монашество, вверив людское общество в руки дьяволу. Не желание, обогатившись материально, купить покой и счастье. Я думаю, впрочем, что материальное положение абсолютно не играет роли: и в тяжёлой бедности, и в самой презрительной нищете можно оставаться счастливым — была бы только та рядом, которой можно доверить вопросы собственного покоя и счастья. И, уверяю, когда-нибудь я встречу такую женщину — это «когда-нибудь», возможно, наступит раньше, чем я ожидаю. Или, наоборот, много позже. Я возвожу в абсолют лишь уверенность в том, что оно наступит. И, поверь, я вовсе не заблуждаюсь, как очередной молодой фанатик, ошибочно уверовавший в своего бога, который, в свою очередь, радовался его страданиям и не вдавался в подробности измученной человеческой жизни.
«Самолюбие невозможно воспитать — оно у вас либо имеется, либо оно отсутствует», — подобные мысли, которые он тщетно пытался почерпнуть из доступных и интересующих его книг, вгоняли и без того жизнь, окружённую серостью, в яму безынтересности и неудач. В этой яме он по обыкновению застревал на время определённо меньшее, нежели схожий с ним до самых мелочей Вильгефорц. Однако к чему я веду: момент удачи и абсолютного забвения предугадать невозможно. Если бы он не занимался тяжёлым врачебным ремеслом, то, кажется, угас бы уже к двадцати пяти. тяжёлое ремесло отвлекает, даёт возможность забыться на некоторое, весьма короткое время, прекратить ожидание фантомного «когда-нибудь». Чёрное уныние пульсирует внутри, когда он не занят делом, способным отвлечь разум от обывательских мыслей. Он безразличен к судьбам людей, но почему-то долгое время не мог обособиться от мнения окружающих. Уверенность в правильности принятого решения ни разу не содрогалась.
Холодными ладонями он закрыл своё лицо, ссутулился пуще. Почему, когда в его голову прокрадываются мысли о постижимом «когда-нибудь», ему перед глазами мерещится белою пеленою одна-единственная женщина, которую он когда-то полюбил любовью настолько же сильной, как чистая любовь матери к своему первому чаду. Любовь эта, впрочем, не приносила неудобств; она была сильной, пылкой, развивающейся, но в то же время ненавязчивой, постепенной — совмещала в себе все качества, присущие любви, которая возникает в самый значимый, как ему думалось, момент жизни — когда-нибудь. Ноги подкосились, он сполз на ступень ниже, не отрывая ладоней от бледного лица. Он помнил последнюю встречу их отчаявшихся взглядов, помнил, как они потеряли веру друг в друга. Веру, которая казалось нерушимой, монолитной, неприкасаемой; веру, казавшуюся недосягаемой для прочих, совсем низменных деструктивных чувств и проблем. Над произошедшим тогда, девять лет назад, он думает и по сей день, хмуря брови и закрывая измученные глаза. «Не оборачивайся назад. когда-нибудь, милый, ты перестанешь это делать», — облегчённо вздыхая, рассказывала мне она, — «Я в этом уверенна, в этом я уверяю и тебя: я — это твоё «когда-нибудь»». И каждый раз, когда он вспоминал её тонкие, изящные плечи, небольшой, казалось, идеальный нос, тонкие губы и полные влечения глаза, он впадал в немыслимое забвение, проводя внутри себя непозволительно большое количество времени. Каждую среду он пытался познакомиться с кем-то новым, каждый раз он, будто поражённый солнечным ударом, менялся в лице, когда осознавал, что фантом, построенный его воображением, действовал точно так же, как «кривое зеркало» чехова. Он, приложив усилия, поднялся с холодных каменных ступень, обернулся, поднялся в дом. Со стен, украшенных произведениями античных времён, на него глядели старики и дети, мужчины и женщины, умиравшие и праздновавшие. Его подкосило. с горечью он вспоминал момент их расставания, прижавшись лбом к деревянной тумбе. Сплетённые вместе пальцы, заключённые в замок; дрожащий голос, который, как это бывает, запоминается более всего; её быстрая, суматошная походка, которой она шла к машине; он провожал её долгим, смирившемся взглядом, осознавая, что это — это другая, обратная сторона «когда-нибудь», о которой упоминается лишь со слышимой в голосе тоской. К такому роду «когда-нибудь» ты никогда не будешь готов; ты никогда не будешь знать, в каком моменте твоей жизни случится именно это «когда-нибудь». Порою смерть бывает более предсказуемым исходом, чем это злополучное «когда-нибудь».
Он, прижавшись к холодному дереву бледной кожей, просидел в такой позе до самого утра. Его разбудили солнечные лучи, пробивавшиеся внутрь комнаты через окно. Он тяжело дышал, его грудь круто вздымалась. Наступил новый день – тоже своего рода «когда-нибудь», которое он, смирившись, должен прожить. Смирение – единственный способ, которым можно, казалось ему, прожить его жизнь. Новый день, новое «когда-нибудь», с которым он вынужден смириться. Негусто, да и как-то скомкано, верно? Представьте, что так проходит чья-то жизнь.