Вниз по хвосту (Глава 35)

Мудрец держал за хвост длиннющую змею. «И такую верёвку бросает мне со столба брат Столпник, чтобы по ней я взобрался ввысь и воспрял вопреки компрессии мироздания!»

Старик подтянулся на руках и начал взбираться по хвосту, но тот завернулся в петлю в форме качелей, и мудрец не мог отказать себе в удовольствии устроиться поудобнее.

«А что, собственно. Неплохо расположен по отношению к бытию вот сейчас, в данный момент. Паря в пространстве, мыслю о судьбе светил. Вот только в голове моей, кажется, титаны затеяли битву с олимпийцами и вот-вот разверзнут Тартар. Что бы предпринять?»

«Есть у меня на выбор немногое, но стану действовать из подручного, по завету брата нашего Хайдеггера, учившего наличное переводить в подручное. А подручен мне разве что вот хвост этой змеи. Ну так буду действовать по наитию».
И с этими словами мудрец цапнул змею за жирный хвост.

Мировой Змей возмутился, как не возмущался он даже тогда, когда его намотали на Великую Гору и таким образом взбивали в масло Мировой Океан.

Он сделал недовольный хвост, и упругая пружина запустила Мудреца к самым звёздам и светилам, а в голове его гулко зазвучала музыка небесных сфер.

Мудрец заключил: «Кажется, брат Столпник отправил меня в архетипическое путешествие, в ходе которого погружаюсь в неизвестные дали и небывалые пространства. Если сумею пройти испытание, то возвышусь над собою прежним и вернусь с сокровищем для своего сообщества».

И тут он увидел одинокого всадника, приближавшегося к нему через время и пространство, поразительно складно между собою совпадавшие.

С удивлением узнал он во всаднике Настасью Филипповну.

«Что делаешь ты здесь, космическая женщина?» — хотел спросить старик, но аффективное лицо Настасьи Филипповны остановило его.

У неё всегда было аффективное лицо. И это всегда его останавливало.

Настасья Филипповна следовала прямиком за золотым лучом, пронзившим пространство от неизвестности и до головы её конька. Конек её был Гиппокамп.

Тогда Мудрец перешёл на телепатическую передачу импульса и передал послание: «На кой чорт тебе дался золотистый луч, космическая женщина?»

Настасья Филипповна, не отводя глаз от цели, передала ответ на чём-то вроде древне персидской клинописи, который он тут же расшифровал, используя здравый смысл и опыт ошибок прошлого:

«Дядёк, дружище, почти за все, что я точно узнал, заплачено болью в голове, с которой я боролся, — поведало письмо. — Когда я начинаю поворачивать голову и разглядывать что-то и натыкаюсь на боль, я всё равно поворачиваю голову и смотрю, потому что знаю — я увижу что-то, что мне не положено видеть. Когда я задаю вопрос и нарываюсь на боль, я знаю, что задал очень важный вопрос. Тогда я разбиваю вопрос на маленькие вопросики и задаю их по отдельности. Получив ответы на кусочки вопроса, я их все складываю и получаю ответ на большой вопрос. Чем больше я учусь терпеть боль, тем больше я узнаю. Ты сейчас боишься боли, Дядек, но ты ничего не узнаешь, если не пойдёшь добровольно на пытку болью. И чем больше ты узнаешь, тем больше будет радость, которую ты завоюешь, не поддаваясь боли».

«Но я не Дядек!» — сказал мудрец. — «Кажется, пора возвращаться к брату Столпнику, чтобы он растолковал мне речи безумной».

— Эй, брат Всеведающий! Наматывай!

Столпник услышал призыв и принялся крутить ручку колодца, наматывая Мирового Змея на столб. Мудрец крепко держался за хвост до тех пор, пока его не приплющило к поверхности.

Затем Столпник изучил клинопись в свою лупу, со знанием дела кивая.

«Золотистый луч, пронизавший Вселенную, был головною болью. Женщина, следовавшая за ней, учила тебя, что боль есть не понятие, но указатель в сторону важного. В какой позиции ты находишься к происходящему в твоей голове вот сейчас, в данный момент?»

Мудрец задумался и ощутил, как пытается обернуться спиною к битве титанов, что развертывалась в его черепной коробке. Он взял себя в руки и занял должное положение по отношению к бытию. Он расположился перед бытием прямо и спокойно, понимая об себе и не излучая ни угрозы, ни жертвы. Он глубоко вздохнул и взглянул не на саму боль, но в сторону, указанную ему этой болью.

«Складно настроился», — оценивающе обозрел его Столпник, одобрительно кивая. — «Привет тебе от космической женщины, которая гонится за золотым лучом».

«А поскольку ты добыл послание для своего племени, самолично запустив себя в космос, предварительно ухватившись зубами за корень всякого знания, и сумел прочесть манускрипт, дарованный Вселенским путником, постольку ты освобождаешься от битвы титанов, которая отныне найдёт себе пристанище на космической сцене, где не сможет больше тебя беспокоить».

«Ты же можешь глядеть в сторону сцены без страха и опаски, учитывая только расположение своё по отношению к бытию. Когда тебя возмутит то, что видишь на этой сцене, круши и ломай, превращая в дребезги её вредоносное присутствие. Ибо возмутившийся в слове, но не в действии, возмущает самого духа возмущения».

«Взгляни в указанную тебе сторону и позволь золотистому лучу указать тебе путь. Получив указание, следуй ему, ибо властен ты только над своим сценическим самочувствием, как учил брат наш Константин Станиславский».

— Ты как станешь спускаться вниз, по столбу или по хвосту?
— По столбу, — задумчиво отвечал Мудрец, мысленный взор которого созерцал развертывание космической сцены.
— Ну а я по хвосту, — обрадовался Столпник, подмигнул Мировому Змею, ухватился за торчавший кончик и стал разматываться вокруг столба с такою скоростью, что пространство и время едва поспевали за ним.