БУБНЕЛКИ О СТРАХАХ.

Налил? Ну, давай махнём! Будь здоров!
Вот начистоту.

Самый главный, самый жирный и липкий страх — это страх откинуть копыта. Смерть. Это у нас в прошивке, на уровне обезьянкиного далёкого прошлого. Эта суматоха, которая где-то там, в основании мозга сидит и хвостиком сикатит. Инстинкт, тудыт его в качель.
Это нормально.
Вот тебе картинка. Идешь ты зимой по улице, весь такой в мыслях о высоком, о кредите, о ипотеке или о том, что хлеба купить забыл. И вдруг хрясь! Нога едет по льду. В эту долю секунды, пока ты летишь затылком к асфальту, у тебя вся философия вылетает нафиг. Остается только животный ужас и одна мысль: «НЕ НАДО!». Тело само группируется, руки машут, как у припадочной мельницы. Это природа. Против лома нет приема. Мы все хотим жить, даже если жизнь собачья.
Но вот какая штука… Раньше я этой костлявой боялся до дрожи в коленках. А сейчас, всё чаще ловлю себя на мысли, да и черт бы с ней. Все там будем, никто еще живым с этой планеты не улетал.
Сейчас меня другое гложет. Куда страшнее, проснуться однажды утром, посмотреть в потолок и не знать что ответить на вопрос: «А нахрена это всё?».
Вот это настоящий ужас. Липкий, тягучий, как прокисший кисель. Страх потери смысла. Страх того, что вся твоя беготня, все эти дела и делишки, ремонты, покупки — это просто мышиная возня. Танцы с бубном вокруг пустоты.
Помню, стоял я как-то в супермаркете перед полкой с майонезом. Стою, смотрю на эти пачки «Провансаль», «Оливковый», «С перепелиными яйцами»… Их там сотни. И вдруг меня накрыло. Люди старались, дизайн рисовали, логистику строили, фуры эти пачки везли через полстраны. А я стою и думаю: «Господи, сколько же усилий ради салата оливье». И так мне тошно стало, хоть волком вой. Вот он, абсурд и гротеск нашей жизни. Мы строим замки из песка, зная, что сейчас придет волна, но делаем вид, что это капитальное строительство.
И тут второй всадник Апокалипсиса подтягивается. Одиночество. Не то одиночество, когда ты в лесу один (это-то как раз в кайф), а то, когда в телефоне у тебя пять тысяч «друзей», а когда зуб заболит или душа заноет и позвонить-то некому.
Мы стали как те манекены в витрине, снаружи блестим, одеты с иголочки, а внутри пластик и пустота. Боимся, что никто нас настоящих не увидит, а если увидит — не поймет. Или, что еще хуже, поймет, да плюнет.
Старик Франкл был прав.
Был такой мужик умный, Виктор Франкл. Психолог, философ. Он не в кабинете с кондиционером свои теории строил, а в концлагере. Вот уж где смерть дышала в затылок круглосуточно.
Так вот, он заметил страшную вещь. Выживали там не самые здоровые бугаи, которые арматурины гнуть могли. И не те, кто просто боялся умереть. Первыми ломались те, кто терял смысл. Кто говорил: «Всё, я больше не могу, зачем мне эти мучения?». А выживали доходяги, которые знали: «Я должен выжить, чтобы дописать книгу» или «Я должен вернуться к жене».
У кого было «Зачем», тот выдерживал любое «Как».
Он доказал, что человек — это не просто мешок с костями, который хочет только жрать и спать. Человеку нужен смысл, иначе он начинает гнить заживо, даже если физически здоров как бык. Этот «экзистенциальный вакуум», как он это называл, пострашнее газовой камеры, потому что убивает душу, пока тело еще ходит на работу и делает вид, что еще живое.
И что с этим делать?
Да ничего особенного. Просто признать, что мы все немного чокнутые. Что бояться смерти это как бояться дождя, зонтик взять можно, но тучи ты не разгонишь.
А вот со смыслом надо работать. Не искать его где-то там, в космосе или в великих свершениях. Смысл, он же крошечный, как хлебная крошка. Вот вчера я шел, видел, как бабулька кормит голубей. Голуби жирные, наглые, курлычут, ей на голову садятся. А она смеется. У нее зубов половины нет, пальто старое, а она счастливая. Потому что она сейчас нужна этим пернатым проглотам. Вот тебе и весь смысл.
Или вот кошка ко мне пришла, на колени легла, затарахтела, как трактор «Беларусь». И тепло стало. И страх отступил.
Так что, бойся не того, что свет выключат. Бойся прожить жизнь так, будто ты черновик пишешь, который никто никогда не прочитает. Живи сейчас, даже если всё вокруг кажется театром абсурда. В конце концов, в этом театре мы главные актеры, и антракта не будет.

Ну, давай. Драбалызнем еще по одной, раз уж начали.

Смотри, какая петрушка получается. Мы все ждем, что смысл жизни свалится на нас, как три кила манны с небес. Бах и ты прозрел. И одномоментно стал в шоколаде и благости. Ждем, что это будет что-то великое и значимо-несусветное, спасти человечество, написать гениальный роман или, на худой конец, заработать миллион баксов и уехать на Бали медитировать под ёлкой.
А в реальности что? А в реальности у нас, блин, вторник.
За окном слякоть, будильник с утра орет как потерпевший, кофе убежал и собаню надо гулять. И ты стоишь такой, в одном носке, и думаешь: «Ну и где здесь великий замысел Творца? Нафига я тут, в этом мире, для пошвыркать кофе и прогулять собаню?»
Это так нас жрёт бытовуха. Она тихая, незаметная, как ржавчина. День сурка. Дом — работа — магазин — дом. И кажется, что ты не живешь, а черновик пишешь. Мол, сейчас я вот это перетерплю, эту скуку серую, а потом — ух! Кааааак заживу! Это называется «синдром отложенной жизни». Знаешь, как у бабушек в серванте стоял хрусталь? «для гостей». А сами пили чай из битых кружек с отбитыми ручками. И помирали, так и не достав этот хрусталь.
Так вот, чтобы кукуха не улетела от этой серости, надо менять оптику. Резкость наводить на другое.
Смысл ведь, он не в слитках золотых, он в золотом песке. Его намывать надо. Вот ты моешь свою кружку. Скука смертная, губка старая… А ты попробуй выключить автопилот. Почувствуй, как вода течет по рукам. Горячая. Приятно. Пена шуршит. Ты в этот момент не «раб лампы», ты порядок наводишь. Ты хаос побеждаешь в отдельно взятой раковине. Это уже не бытовуха, это ритуал.
Звучит как бред сумасшедшего? Может быть. Это просто «образ», сермяга в том, что если не наполнять мелочи смыслом, они из тебя быстро пустую болванку выстругают.
Мы и людей перестали видеть. Для нас все вокруг – просто декорации. Продавщица в «Пятерочке» — это функция выдачи чека. Водитель такси придаток к рулю. А ты попробуй сломать этот сценарий. Вот реально, завтра. Скажи кассирше не дежурное «пакета не надо», а посмотри на бейджик. «Спасибо, Людмила Ивановна, тяжелый день сегодня?» Ты увидишь, как у нее лицо поменяется. Из маски усталой тетки вдруг человек проглянет. Улыбнется, может, пожалуется. И всё, ты уже не один в вакууме. Проскочила искра. Ты её мир на секунду согрел, и тебе самому теплее стало. Это работает безотказно, как автомат Калашникова. Проверено! Ведь смысл часто прячется между людьми. Не в тебе, не в ней, а в том, что между вами произошло.
Подмешай «творчества» в обыденную, каждодневную делягу. Ведь, творчество — это когда ты делаешь что-то не «на отъ….сь», а смачно и с удовольствием. Вот готовишь ты яичницу. Можно тупо кинуть яйца на сковородку, сжечь их и сожрать, не замечая вкуса, глядя в телефон. А можно посыпать зеленью, винтажно брызнуть мазиком, красиво положить на тарелку. Для кого? Для себя, любимого. Когда ты начинаешь уважать момент, в котором находишься, депрессия отступает. Она, зараза, боится действий. Зато, она шибко любит, когда ты лежишь зубами к стенке, ноешь и жалеешь себя до невозможности. А когда ты занят делом, хоть гвоздь забиваешь, но с душой, ей места нет.
Заведи себе «якоря». Это такие мелочи, ради которых стоит потерпеть любую офисную дурь. Например: «Что бы ни случилось, в 18:00 я иду гулять через парк и кормлю голубей». Или: «По субботам я варю кофе в турке с кардамоном и полчаса ни с кем не разговариваю». Это твои островки свободы. Когда у тебя есть такие маленькие личные ритуалы, ты перестаешь быть винтиком в системе. Ты — Хозяин Своей Турки. Смешно? А вот и нет. Это дает опору.
Короче, философия тут простая, как три копейки. Не жди фейерверка. Жизнь — она, в основном, состоит из будней. И если не научиться кайфовать от того, как хрустит свежий хлеб, или как пахнет асфальт после дождя, то никакой «великий смысл» тебя не спасет. Ты его просто не заметишь, потому что будешь слишком занят размазыванием соплей и нытьем о том, как всё плохо.
Счастье — это не станция назначения, куда поезд приедет. Это, блин, сама дорога. И попутчики, и чай в подстаканнике, и даже туалет в конце вагона.
Ну что, по третьей?