«Тут вам не здесь! – или, – А вот и не всё!»
Возрастные ограничения 18+
…- Кто вы?.. – неожиданно для себя отваживаюсь сбить привычный ход диалога.
Неизвестность удивляется, сосредотачивается, задумывается и наваливается на меня всей тяжестью, мудростью и любопытством своим, не вызывая тем не менее ни страха, ни радости.
— Кто вы? – мысленно повторяю, вознамерившись, во что бы то ни стало уйти от привычного хода слов.
Плотная вязкая сущность, кажется, растеряна, продолжая, вместе с тем, шириться, двигаться и подниматься. Куда шириться? Над чем подниматься? «Тут» нет точки отчета. Впрочем, так бывает: кажется, что движешься вверх, овладеваешь неведомыми далями, горизонтами, навыками, достигая в них совершенства, как вдруг, в один прекрасный момент понимаешь, что всё это просто блажь, ненужная чепуха, пустая трата времени, никому и, прежде всего, тебе самому ненужная и неважная мишура. Вдруг оказывается, что твоя настоящая жизнь стоит совсем рядом, а ты, до сих пор не замечая это, бежишь куда-то прочь к чужим ориентирами. Тут главное вовремя остановиться, успеть понять это до исхода своей последней минуты и повернуть в нужную сторону.
— Кто вы? – кажется, упорствую уже вслух.
Но чем меньше мы задумываемся над этой сутью, заключенной в нас самих, принимая её в исходном, голом виде, такой, какой есть, тем проще, правильней и спокойней нам живется на белом свете. Не в том ли мудрость бытия? Не надо ничего выдумывать себе, просто живи по зову сердца и мысли в любви и радости! Если долго размышлять об этом – обязательно додумаешься до комплекса собственной неполноценности, ничтожности, несовершенства мира, не нами выдуманного, кстати.
— Ты… это мне? – отзывается, наконец голос.
В общем: «горе от ума» нам всем.
Нельзя объять необъятное, не наш «…это рояль», не нам и играть на нем, даже осознание этого повергает в уныние: «…что было на Земле до нас, то и будет…»!
— Вам, – настороженно выдыхаю, вслушиваясь.
— Не знаю, – горько шепчет эхо, – возможно, что… никто.
Что-то меняется: замирает, затихает.
Свободное падение в никуда с ускорением падающей мысли сразу во все стороны неожиданно прекращается, ноги, появившиеся вдруг, находят опору.
— Никто? – пугающая мысль, нарастая, овладевает мной, становясь невыносимой. – Так значит…
— Не кричи, – прерывает меня малиновый шелест, — «тут» всё и так прекрасно слышно, даже слишком.
— Но где я?
— Смотри и слушай! – густая, вязкая, непролазная Сущность редеет, словно туман спадающий пеленой с глаз на рассвете, пропуская вперед озорную рыжую мысль о… Свете, вот-вот готовый выскочить где-то там, на краю горизонта мыслей. – Ты не можешь это не чувствовать. Родину, как и любовь, никогда и ни с чем не перепутаешь.
— Да неужели ж это… – невольно подаюсь вперед, – солнце?
Откуда оно тут? Впрочем, какая мне разница, я так хочу видеть его, именно здесь и сейчас, «тут», то есть. И оно, похоже, тоже радо видеть меня, выглянув из-за горизонта мыслей этого замечательного «неизвестно что». Оно глядит своим рыжим земным слепящим светом прямо в глаза, да так, что, не выдержав его плотного луча, я падаю на пятую точку и хохочу, хохочу навстречу невыносимому свету. Боже ж ты мой, как всё-таки хорошо и радостно, когда светит солнце, когда просто-напросто светло и тепло.
— У-ди-ви-тель-но, – волнуясь, тянет малиновое эхо, – это действительно… солнце, но его «тут»… нет, не должно быть, не бывает.
— Как так? – беспечно дивлюсь услышанному, радуясь открывшемуся вдруг пространству. – Как та-а-ак!
Трава, какая высокая мягкая трава, по самые… не забалуешь, «…в общем, вам по пояс будет…». А кузнечики? Их сотни, тысячи, они тянут свое, на все лады, да так, что память сама подпевает им в такт голосом смешного Незнайки: «… в траве сидел кузнечик». А ветер? Тот самый бескрайний, всепоглощающий и всезнающий ветер-поток мыслей моих живых.
Как хорошо тут!..
— По-видимому, – перебивая мой восторг и по-прежнему волнуясь, шуршит друг-колокольчик, – это Эдем, в который ты заглянул чужой дорогой, через чужие ворота.
– Не-ет, – беспечно тяну, не замечая его волнения, – этого не может быть, ты что-то путаешь, меня вообще там, в «не здесь» у ворот не было.
— Не совсем так, – не торопясь, перечисляет голос, – ты следил за происходящим, раздумал над ним и после…
— Записал его? – перебиваю.
— Именно, – облегчено, будто что-то про себя решил, выдыхает собеседник, весело цитируя хорошо известный мне монолог Уолта Уитмена из «Песни о себе» 1855 года, – «…Ребёнок сказал: «Что такое трава?» – и принёс мне полные горсти травы. Что мог ответить ребенку? Я знаю не больше его, что такое трава. Может быть, это флаг моих чувств, сотканных из зелёной материи – цвета надежды. Или, может быть, это платочек от Бога, надушенный, нарочно брошенный нам на память, в подарок… Или, может быть, трава сама есть ребенок… И, может быть, означает: «Произрастай везде, где придётся» …».
— Вы это к чему?
— Да «…имеющий уши услышит…», – крепнет малиновый звон, – ты там, в «не здесь» был не один.
— Конечно,– настораживаюсь, – но, все же кто вы?
— Ну, вот и всё! – мысль падает в исходную реальность.
— Кто этот «Всё»? – Впрочем, любая реальность может статься вымыслом…
— Всё – это никто и ничто, – твержу известное, – это конец всему…
— Или начало? – Вымысел может оказаться правдой.
— Начало!? – останавливаюсь. – Может и так! Но кто… вы? – упрямлюсь, возвращаясь к ускользающей мысли.
— Ещё… не понял, – снова огорчается голос-эхо, – но, пожалуйста, не говори мне «вы».
— Хо-ро-шо, – тяну, задумавшись, – как скажешь, хотя мы и незнакомы.
— Как знать?.. – шелестит затихая.
Молчим.
Но не так молчим, как в прошлый раз – угрюмо, томительно, а, по-другому: светло, значительно. Отвлекаясь, любуюсь, – чудится, будто не один – нескончаемым, покуда хватает глаз полем с высокой по пояс травой. Эх, какой простор, воля, и как хорошо быть в ней не одному. «Человеку нужен человек…», – влетает чья-то мысль издалека. Впрочем, какого далека? Тут нет времени. Тут нет понятий далёко-близко, влево-вправо, вверх-вниз, тут нет противоположностей, противостояний – лишь одна Память, как Закон приятия свершившегося, понимания, прощения.
Всё тут обретает свой цвет, навсегда.
Зачем?
Это итог!
Награда или кара?
Как кому.
Навсегда!
Чему-то радуюсь, ликую, слышу голос любимого мной, нами с детства Олега Ануфриева: «Я на солнышке лежу…», «Говорят мы бяки, буки», «…есть только миг между прошлым и будущем, именно он называется…».
…- Жизнь, – вскрикиваю, – жизнь! Я понял вы, извини, ты просто жизнь моя!.. Или, – с ужасом умолкаю, судорожно ища глазами его.
— Ну, что ты, что? Не-ет, – тянет, – конечно же нет, я не… смерть, во всяком случае… не твоя.
— Мне во что бы то ни стало надо видеть… тебя. – И кого ж из нас ни разу не посещал ужас от банальной мысли шальной? И кто сказал, что она вымысел? – Мне кажется, что я знаю тебя, чувствую, будто сижу за мольбертом и …
— Рисуешь? – При касании появятся ожоги, если уверен, что это огонь.
— Точно, – соглашаюсь, – будто рисую… тебя, а ещё, когда…
— Пишешь? – Идя по раскалённым углям, не пострадаешь, пока храним верой сознания.
— Да, – дивлюсь, – а особенно если…
— Сочиняешь рифму.
— Точно, но откуда ты всё это…
— Чувствую, – перебивает.
— Понятно, – теряюсь, – но скажи, а ты видишь это поле?
— Конечно?
— Оно такое же бесконечное, словно…
— Мо-оре, – слышу радостный вздох.
— А ещё ты видишь… – радуюсь пониманию.
— Плотный теплый поток ветра, – перебивает, – гуляющего прямо над ним, и солнце, улыбающееся сверху, и небо, и всё-всё-всё, что видишь ты… теперь… «тут». – Гармония рассудка с сознанием – вот истинная свобода, в коей мы творим чудеса хождения по огню, воде, воздуху и даже… во времени! – Иногда мне кажется, что я вижу тебя, хотя это, возможно, и невозможно вовсе.
— Так значит ты… сознание, – несколько вопрошаю, сколько утверждаю, – моё, чудом заговорившее со мной.
— Не совсем. – Свобода и счастье вовсе не одно и тоже! – Но ты прав мы едины с тобой, твоим сознанием, но я… не оно.
— Ты знаешь, – шепчу, – а я… вижу тебя.
— Правда?.. – смеётся. – Где видишь, на солнце?
— На солнце, – радуюсь пониманию с полуслова. – Ты непохож ни на кого и ни на что в мире и…
— В тоже время я кажусь тебе очень знакомым и даже, – лукаво шепчет в ответ, – родным, словно я – это ты, но в тоже время и не ты вовсе.
— Точно! – с жаром выдыхаю.
— Ты прав, я тоже вижу тебя. – Счастье больше простой гармонии с сознанием.
— Где видишь? – кричу, пытаясь определить свое положение относительно него.
— Как и ты, в лучах солнца, – слышу звон, – я тоже ощущаю тебя, словно себя.
— Но как это… возможно?
— По-видимому, – улыбается колокольчик, – ты не один… «тут»!
— Конечно не один, – хохочу в ответ, – с тобой.
— Не совсем. – Счастье – это гармония свобод двух сердец. – Меня бы не случилось «тут», если б её сознание не пошло за твоей, или наоборот. Неважно! Ваши сознания идентичны, они встретились тут вне ваших сердец, слились, гармония свободы двух сердец случилась.
— Постой, – пугаюсь
— Нет-нет, – весело перебивает, – ты жив. Жив!
— А?..
— И она, естественно, тоже.
— Но ты точно знаешь, это? – не отстаю.
— Да, – хохочет, – теперь точно, иначе б мы… не увиделись.
— Хорошо, – выдыхаю, – признаться, этот вопрос мучил меня всё это время.
— Меня тоже, – смеётся «вымысел».
— Но ты теперь знаешь… кто ты?
— Теперь… да!
— Так значит, – настораживаюсь – ты…
— Вы! – хохочет. – Вы оба, почти слово в слово, говорящие со мной, даже не догадываясь об этом. Мысли «тут» имеют лишь свет. Чьи они? Из каких состояло чьё-то сознание? Не известно! Никто и никогда не находит «тут» друг друга, мысли располагаются по цветам, перемешиваясь в густом потоке себе подобных. Это Закон! Лишь свободные и счастливые сознания двух сердец имеют крошечный шанс по всему спектру Закона расположиться рядом, получив тем самым возможность объединиться, тем самым найти свою идентичность в виде лучистого сознания.
— Ты, – выкрикиваю, – Лучание.
— Да! – разливается эхом малиновый звон. – Я ваше возможное Лучание, возникшее «тут» сразу после вашего одновременного появления. Один из вас заглянул сюда сквозь чьи-то «ворота» и второй немедленно, почувствовав это, ринулся следом. Это… удивительно! Так появился я.
— Лучание, ты… исчезаешь, – шепчу, – я почти не вижу тебя.
— Да-да, я вижу, знаю, моё время ещё не пришло, вы возвращаетесь.
— До свидания, Лучание.
— До свидания, ваше время… у вас.
Скажи, – зачем так мало Света? – Бог!
Дрожит, – пойму быть может это? – гроб.
Свеча – пойми, Свет, Тьма – одна стезя! – горит.
Мечта – поверить в это мне нельзя! – кричит.
Так ад – скажу кому-то: «Вот и всё»! – иль рай?
Всегда – есть в Мире кое-что ещё? – взлетай!
Молчу, – «конец – начало всех начал…» – не зря.
Лечу, – Бог это мне сейчас сказал! – заря…
Автор приносит извинение, если как-либо нечаянно затронул чье-то тонкое душевное строение и понимание этого (и не только) Мира и благодарит критика и корректора (ЕМЮ) за помощь в подготовке материала и совместное наблюдение за развернувшимися некогда событиями в диалогах описанных «здесь и сейчас»: 06.04.2017г.
Неизвестность удивляется, сосредотачивается, задумывается и наваливается на меня всей тяжестью, мудростью и любопытством своим, не вызывая тем не менее ни страха, ни радости.
— Кто вы? – мысленно повторяю, вознамерившись, во что бы то ни стало уйти от привычного хода слов.
Плотная вязкая сущность, кажется, растеряна, продолжая, вместе с тем, шириться, двигаться и подниматься. Куда шириться? Над чем подниматься? «Тут» нет точки отчета. Впрочем, так бывает: кажется, что движешься вверх, овладеваешь неведомыми далями, горизонтами, навыками, достигая в них совершенства, как вдруг, в один прекрасный момент понимаешь, что всё это просто блажь, ненужная чепуха, пустая трата времени, никому и, прежде всего, тебе самому ненужная и неважная мишура. Вдруг оказывается, что твоя настоящая жизнь стоит совсем рядом, а ты, до сих пор не замечая это, бежишь куда-то прочь к чужим ориентирами. Тут главное вовремя остановиться, успеть понять это до исхода своей последней минуты и повернуть в нужную сторону.
— Кто вы? – кажется, упорствую уже вслух.
Но чем меньше мы задумываемся над этой сутью, заключенной в нас самих, принимая её в исходном, голом виде, такой, какой есть, тем проще, правильней и спокойней нам живется на белом свете. Не в том ли мудрость бытия? Не надо ничего выдумывать себе, просто живи по зову сердца и мысли в любви и радости! Если долго размышлять об этом – обязательно додумаешься до комплекса собственной неполноценности, ничтожности, несовершенства мира, не нами выдуманного, кстати.
— Ты… это мне? – отзывается, наконец голос.
В общем: «горе от ума» нам всем.
Нельзя объять необъятное, не наш «…это рояль», не нам и играть на нем, даже осознание этого повергает в уныние: «…что было на Земле до нас, то и будет…»!
— Вам, – настороженно выдыхаю, вслушиваясь.
— Не знаю, – горько шепчет эхо, – возможно, что… никто.
Что-то меняется: замирает, затихает.
Свободное падение в никуда с ускорением падающей мысли сразу во все стороны неожиданно прекращается, ноги, появившиеся вдруг, находят опору.
— Никто? – пугающая мысль, нарастая, овладевает мной, становясь невыносимой. – Так значит…
— Не кричи, – прерывает меня малиновый шелест, — «тут» всё и так прекрасно слышно, даже слишком.
— Но где я?
— Смотри и слушай! – густая, вязкая, непролазная Сущность редеет, словно туман спадающий пеленой с глаз на рассвете, пропуская вперед озорную рыжую мысль о… Свете, вот-вот готовый выскочить где-то там, на краю горизонта мыслей. – Ты не можешь это не чувствовать. Родину, как и любовь, никогда и ни с чем не перепутаешь.
— Да неужели ж это… – невольно подаюсь вперед, – солнце?
Откуда оно тут? Впрочем, какая мне разница, я так хочу видеть его, именно здесь и сейчас, «тут», то есть. И оно, похоже, тоже радо видеть меня, выглянув из-за горизонта мыслей этого замечательного «неизвестно что». Оно глядит своим рыжим земным слепящим светом прямо в глаза, да так, что, не выдержав его плотного луча, я падаю на пятую точку и хохочу, хохочу навстречу невыносимому свету. Боже ж ты мой, как всё-таки хорошо и радостно, когда светит солнце, когда просто-напросто светло и тепло.
— У-ди-ви-тель-но, – волнуясь, тянет малиновое эхо, – это действительно… солнце, но его «тут»… нет, не должно быть, не бывает.
— Как так? – беспечно дивлюсь услышанному, радуясь открывшемуся вдруг пространству. – Как та-а-ак!
Трава, какая высокая мягкая трава, по самые… не забалуешь, «…в общем, вам по пояс будет…». А кузнечики? Их сотни, тысячи, они тянут свое, на все лады, да так, что память сама подпевает им в такт голосом смешного Незнайки: «… в траве сидел кузнечик». А ветер? Тот самый бескрайний, всепоглощающий и всезнающий ветер-поток мыслей моих живых.
Как хорошо тут!..
— По-видимому, – перебивая мой восторг и по-прежнему волнуясь, шуршит друг-колокольчик, – это Эдем, в который ты заглянул чужой дорогой, через чужие ворота.
– Не-ет, – беспечно тяну, не замечая его волнения, – этого не может быть, ты что-то путаешь, меня вообще там, в «не здесь» у ворот не было.
— Не совсем так, – не торопясь, перечисляет голос, – ты следил за происходящим, раздумал над ним и после…
— Записал его? – перебиваю.
— Именно, – облегчено, будто что-то про себя решил, выдыхает собеседник, весело цитируя хорошо известный мне монолог Уолта Уитмена из «Песни о себе» 1855 года, – «…Ребёнок сказал: «Что такое трава?» – и принёс мне полные горсти травы. Что мог ответить ребенку? Я знаю не больше его, что такое трава. Может быть, это флаг моих чувств, сотканных из зелёной материи – цвета надежды. Или, может быть, это платочек от Бога, надушенный, нарочно брошенный нам на память, в подарок… Или, может быть, трава сама есть ребенок… И, может быть, означает: «Произрастай везде, где придётся» …».
— Вы это к чему?
— Да «…имеющий уши услышит…», – крепнет малиновый звон, – ты там, в «не здесь» был не один.
— Конечно,– настораживаюсь, – но, все же кто вы?
— Ну, вот и всё! – мысль падает в исходную реальность.
— Кто этот «Всё»? – Впрочем, любая реальность может статься вымыслом…
— Всё – это никто и ничто, – твержу известное, – это конец всему…
— Или начало? – Вымысел может оказаться правдой.
— Начало!? – останавливаюсь. – Может и так! Но кто… вы? – упрямлюсь, возвращаясь к ускользающей мысли.
— Ещё… не понял, – снова огорчается голос-эхо, – но, пожалуйста, не говори мне «вы».
— Хо-ро-шо, – тяну, задумавшись, – как скажешь, хотя мы и незнакомы.
— Как знать?.. – шелестит затихая.
Молчим.
Но не так молчим, как в прошлый раз – угрюмо, томительно, а, по-другому: светло, значительно. Отвлекаясь, любуюсь, – чудится, будто не один – нескончаемым, покуда хватает глаз полем с высокой по пояс травой. Эх, какой простор, воля, и как хорошо быть в ней не одному. «Человеку нужен человек…», – влетает чья-то мысль издалека. Впрочем, какого далека? Тут нет времени. Тут нет понятий далёко-близко, влево-вправо, вверх-вниз, тут нет противоположностей, противостояний – лишь одна Память, как Закон приятия свершившегося, понимания, прощения.
Всё тут обретает свой цвет, навсегда.
Зачем?
Это итог!
Награда или кара?
Как кому.
Навсегда!
Чему-то радуюсь, ликую, слышу голос любимого мной, нами с детства Олега Ануфриева: «Я на солнышке лежу…», «Говорят мы бяки, буки», «…есть только миг между прошлым и будущем, именно он называется…».
…- Жизнь, – вскрикиваю, – жизнь! Я понял вы, извини, ты просто жизнь моя!.. Или, – с ужасом умолкаю, судорожно ища глазами его.
— Ну, что ты, что? Не-ет, – тянет, – конечно же нет, я не… смерть, во всяком случае… не твоя.
— Мне во что бы то ни стало надо видеть… тебя. – И кого ж из нас ни разу не посещал ужас от банальной мысли шальной? И кто сказал, что она вымысел? – Мне кажется, что я знаю тебя, чувствую, будто сижу за мольбертом и …
— Рисуешь? – При касании появятся ожоги, если уверен, что это огонь.
— Точно, – соглашаюсь, – будто рисую… тебя, а ещё, когда…
— Пишешь? – Идя по раскалённым углям, не пострадаешь, пока храним верой сознания.
— Да, – дивлюсь, – а особенно если…
— Сочиняешь рифму.
— Точно, но откуда ты всё это…
— Чувствую, – перебивает.
— Понятно, – теряюсь, – но скажи, а ты видишь это поле?
— Конечно?
— Оно такое же бесконечное, словно…
— Мо-оре, – слышу радостный вздох.
— А ещё ты видишь… – радуюсь пониманию.
— Плотный теплый поток ветра, – перебивает, – гуляющего прямо над ним, и солнце, улыбающееся сверху, и небо, и всё-всё-всё, что видишь ты… теперь… «тут». – Гармония рассудка с сознанием – вот истинная свобода, в коей мы творим чудеса хождения по огню, воде, воздуху и даже… во времени! – Иногда мне кажется, что я вижу тебя, хотя это, возможно, и невозможно вовсе.
— Так значит ты… сознание, – несколько вопрошаю, сколько утверждаю, – моё, чудом заговорившее со мной.
— Не совсем. – Свобода и счастье вовсе не одно и тоже! – Но ты прав мы едины с тобой, твоим сознанием, но я… не оно.
— Ты знаешь, – шепчу, – а я… вижу тебя.
— Правда?.. – смеётся. – Где видишь, на солнце?
— На солнце, – радуюсь пониманию с полуслова. – Ты непохож ни на кого и ни на что в мире и…
— В тоже время я кажусь тебе очень знакомым и даже, – лукаво шепчет в ответ, – родным, словно я – это ты, но в тоже время и не ты вовсе.
— Точно! – с жаром выдыхаю.
— Ты прав, я тоже вижу тебя. – Счастье больше простой гармонии с сознанием.
— Где видишь? – кричу, пытаясь определить свое положение относительно него.
— Как и ты, в лучах солнца, – слышу звон, – я тоже ощущаю тебя, словно себя.
— Но как это… возможно?
— По-видимому, – улыбается колокольчик, – ты не один… «тут»!
— Конечно не один, – хохочу в ответ, – с тобой.
— Не совсем. – Счастье – это гармония свобод двух сердец. – Меня бы не случилось «тут», если б её сознание не пошло за твоей, или наоборот. Неважно! Ваши сознания идентичны, они встретились тут вне ваших сердец, слились, гармония свободы двух сердец случилась.
— Постой, – пугаюсь
— Нет-нет, – весело перебивает, – ты жив. Жив!
— А?..
— И она, естественно, тоже.
— Но ты точно знаешь, это? – не отстаю.
— Да, – хохочет, – теперь точно, иначе б мы… не увиделись.
— Хорошо, – выдыхаю, – признаться, этот вопрос мучил меня всё это время.
— Меня тоже, – смеётся «вымысел».
— Но ты теперь знаешь… кто ты?
— Теперь… да!
— Так значит, – настораживаюсь – ты…
— Вы! – хохочет. – Вы оба, почти слово в слово, говорящие со мной, даже не догадываясь об этом. Мысли «тут» имеют лишь свет. Чьи они? Из каких состояло чьё-то сознание? Не известно! Никто и никогда не находит «тут» друг друга, мысли располагаются по цветам, перемешиваясь в густом потоке себе подобных. Это Закон! Лишь свободные и счастливые сознания двух сердец имеют крошечный шанс по всему спектру Закона расположиться рядом, получив тем самым возможность объединиться, тем самым найти свою идентичность в виде лучистого сознания.
— Ты, – выкрикиваю, – Лучание.
— Да! – разливается эхом малиновый звон. – Я ваше возможное Лучание, возникшее «тут» сразу после вашего одновременного появления. Один из вас заглянул сюда сквозь чьи-то «ворота» и второй немедленно, почувствовав это, ринулся следом. Это… удивительно! Так появился я.
— Лучание, ты… исчезаешь, – шепчу, – я почти не вижу тебя.
— Да-да, я вижу, знаю, моё время ещё не пришло, вы возвращаетесь.
— До свидания, Лучание.
— До свидания, ваше время… у вас.
Скажи, – зачем так мало Света? – Бог!
Дрожит, – пойму быть может это? – гроб.
Свеча – пойми, Свет, Тьма – одна стезя! – горит.
Мечта – поверить в это мне нельзя! – кричит.
Так ад – скажу кому-то: «Вот и всё»! – иль рай?
Всегда – есть в Мире кое-что ещё? – взлетай!
Молчу, – «конец – начало всех начал…» – не зря.
Лечу, – Бог это мне сейчас сказал! – заря…
Автор приносит извинение, если как-либо нечаянно затронул чье-то тонкое душевное строение и понимание этого (и не только) Мира и благодарит критика и корректора (ЕМЮ) за помощь в подготовке материала и совместное наблюдение за развернувшимися некогда событиями в диалогах описанных «здесь и сейчас»: 06.04.2017г.
Рецензии и комментарии 0