Такой тяжелый день (Глава 3)

3

На каком-то этапе жизни возникает момент, что нужно арендовать жилье. Ну, во-первых – нет собственной квартиры; а во-вторых – выгнали со старого места, где прожил вместе с супругой двадцать с лишним лет. Выгнала не она, а сын. Получая увесистые тумаки, в этот момент Юра осознал, что Максим стал взрослым окончательно и что справиться с ним он уже вряд ли сможет.
Не ударь Алла казаном по голове, глядишь, и драки бы той не было. Просто пришел бы пьяный и завалился спать. Так нет же, понесло бабу. Кинулась. Ну и получила. Ему тоже досталось. Одно сам понять не мог, как выдержал такой удар. Замахнулась ведь Алла не слабо, ненависти много вложила. А Юра никогда не обладал исполинским телосложением.
Отлупил жену и ушел с квартиры. На следующий день Максим позвонил. Встретились. Юра тогда в рюмочной сидел и опрокинул уже дважды по пятьдесят. Подошел и со словами: «Привет, папа», врезал кулаком. Тяжелый был удар, со стула свалился. Максим колотил его не долго. По завершении забрал ключи, сказал, чтоб больше к матери не лез, и ушел. Никто в рюмочной не полез к ним.
Губы распухли, правый верхний клык выбит.
— Повзрослел сынок-то у меня, — сказал Юра одному из посетителей. – Отца отмудохал.
Пить больше не хотелось. Стыдно было, что люди стали свидетелями семейной разборки. И Юра побрел в неизвестном для себя направлении. Пройти несколько кварталов не успел, подкатил полицейский «бобик» и доблестные стражи порядка увезли в вытрезвитель, где пробыл два дня. Похмелье прошло, припухлость лица стала уменьшаться, синяки – чернеть, и его выпустили, выписав административный штраф. Позвонил супруге из телефонной будки. Мобильник был полностью разряжен, зарядку оставил в квартире. Извинялся, прощения просил, сказал, что «в трезвяке двое суток продержали и Максим ключи забрал». В ответ услышал:
— Поделом тебе, — и разговор прекратился.
Идти некуда, родной сын не пускает домой. Связываться с ним больше не хотелось. Пошел Юра к старому знакомому, в надежде, что пустит на один вечер. Знакомый пустил, но жена оказалась сильно недовольна. Понять ее можно: пришел собутыльник, мало того, что с расквашенным лицом, так еще попросился с ночевкой и денег занял.
Они беседовали в другой комнате, и Юра услышал, каким недовольным тоном про него и всю эту ситуацию говорила жена. Стало обидно. Ничего не оставалось делать, как уйти. Извинился, поблагодарил за деньги и ушел. Решил переночевать на вокзале. Там его опять встретила доблестная полиция и увезла в «обезьянник», где Юра провел «замечательные» сутки. В этот раз штраф выписывать не стали, но предупредили, чтоб не ошивался на улице с разбитой рожей.
Вновь позвонил супруге, сказал, что хочет забрать кое-какие вещи, и больше она его в ближайшее время не увидит и не услышит. Пришел и поразился, как сильно побита жена.
— Так, Юра, не мямли, — сказала она. – Просто забери все, что тебе надо и уходи.
И опять стало стыдно за себя, и за то, что сделал, попытался еще раз извиниться, Алла лишь рукой махнула и ушла на кухню. Оно и понятно.
Занялся поиском квартиры. Никто не сдавал ему. Мотался долго, пока синяки не сошли, на окраине города нашел однушку в общежитии. Хозяин квартиры был одного возраста с Юрой. Петр Васильевич носил очки и не особо следил за выражениями, даже когда при квартирном агенте – высокой девушке с весьма странной прической и большой цветастой татуировкой на бедре, которую всячески старалась показать. Юра, по возможности, отвечал односложно, поминутно пялясь то на разрисованное женское бедро, то на ее прическу, то на жирное пятно на стене. Как выяснилось, Петр Васильевич давно работает с «этой агентшей», поэтому и не стеснялся. «Я даже как-то хотел вытащить ее на свидание, — рассказывал Васильевич, — но не получилось». Юра в тот момент не хотел позориться перед этой татуированной бестией. Понравилась она ему.
«Вспомнилась же».
Затянулся. Подъезд, прокуренный и пропитанный запахами кошачьих экскрементов, собачей мочи, гниющего мусора и человеческой рвоты. Хотя, вряд ли нормальный человек будет блевать в подъезде, где сам же и живет. На такое способны только свиньи. Стены, исписанные грубыми названиями детородных органов, непонятными номерами телефонов с просьбой «Позвони мне поапщаемся». А под одним подпись «Шлюхи». А так же стандартные рисунки мужских членов. Вот она прелесть трущоб. Настоящая. Без блеска, эпатажа и пафоса.
Собственное отражение в стекле пристально смотрит в глаза. Юра улыбнулся, обнажая зубы. Из пустоты, что на месте выбитого клыка, тонкой струйкой повалил сигаретный дым.
«Сделал мне Максимка вентиляцию».
И вновь погрузился в размышления.
Сигареты располагают подумать. И не имеет никакого отношения, курит человек или нет. Если рядом с ним стоит «смолящий» папиросу, мысли сами по себе начинают лезть в голову. Замечательное свойство никотина – убивать легкие, загаживать кровь и шевелить мозги.
«С чего я начал пить? — впервые за шесть месяцев развода спросил сам себя. – Когда получилось так, что я стал «жрать» каждый божий день? Когда водка стала мне так необходима?»
Началось с регулярных посиделок в пятницу после смены. «А что еще делать? Впереди два выходных, за рабочую неделю устал и отпахал сверх нормы, почему бы и не посидеть в рюмочной. Выпили, закусили и разошлись по домам. В первый раз перед женой стыдно, что вот так без предупреждения, «накатил». Тебя прощают, ну, или, не высказывают ничего по этому поводу. Повторяешь тоже самое через неделю. Уже косится. Третья неделя – у нее уже руки в боки. Сахарница, встала тут. На четвертый раз начинается «серьезный разговор», в котором только слышно, что ты «алкаш» и «когда зарплату принесешь?» Потом происходит эффект снежного кома. К «алкашу» добавляется «скотина», к ним присоединяется «падла», «козлина», «свинья» и с каждым разом все более изощренные названия твоей личности.
Все эти оскорбления начинают надоедать, ты огрызаешься, орешь, и назло пьешь каждый вечер. Вот только кому «назло»? За первой рюмкой пытаешься понять, почему это делаешь. После второй мысли приглушаются, после четвертой про них забываешь, а на шестой идешь домой. Там ждет очередная порция «лестных» слов. Заваливаешься спать, и на время забываешься. Утром вновь скандал в качестве завтрака, потому что эта корова начинает вчерашнюю песню. И ты злой идешь на работу. Со временем привыкаешь к постоянной ругани, начинаешь зависеть от этой херни. А потом она бьет тебя дюралевым казаном по голове».
Юра докурил и вернулся в квартиру.
«Все никак не могу понять, почему именно казаном-то она мне врезала? Скалка или сковородка куда удобнее. Надо бы при случае спросить у Аллы».
Знакомый стук в дверь. Петр Васильевич пришел.
— Что-то ты рановато, Васильевич, — сказал Юра после приветствия. – Только середина месяца.
— Да понимаешь-бль, — замаскировывая «бля», начал Васильевич. – Родня приезжает ко мне дальняя. А у меня в квартире-бль места лишнего нет. Поэтому-то и пришел.
— И когда они будут?
— Через четыре дня. Сколько пробудут-бль, сказать не могу, — развел руками Васильевич. – Мож, неделю, мож месяц. Сам ж понимаешь-бль, кто такие дальние родственники.
— Так у меня ж оплачено за месяц.
— Да как уедут, так сразу и заедешь. Че ты-бль?
— Понятно, — расстроился Юра. – Хорошо, Петр, в ближайшие дни съеду.
Еще немного постояли, поговорили и Васильевич ушел.
— Родня, сука, приезжает, — в закрытую дверь сказал Юра. – Так, ладно, сыну хоть позвонить. Может, впустит на пару ночей.
Но Макс на работе. И попросил, чтоб перезвонил вечером. Там и видно будет.
— Воспитал, блядь — пробубнил Юра.
Остается ждать вечера. Работы нет. Прораб знакомый давно не звонил. После сдачи очередного объекта сказал, что «появится что-нибудь стоящее, сообщу». А зима — нерабочий сезон, особенно в начале года. Так хоть перед телевизором посидеть.
Листая каналы телевизора, периодически погружаясь в дебри воспоминаний, Юра провел «продуктивный» день. Попробовал еще раз позвонить сыну. С той стороны было игнорирование. К друзьям идти – жёны брыкаться начнут. Снимать посуточно или заселятся в гостиницу, таких денег нет. Вокзал – тоже нет, не хочется опять обитать в «обезьяннике». Остается единственная надежда. Аллочка. Взял телефон:
— Ал, привет, — стараясь улыбаться, начал разговор Юра.