Концерт для тубы
Возрастные ограничения 18+
Господин в белых лаковых туфлях и в таком же белом шапокляке был окачен медью от туфель до шапокляка. Получив дозу, он поспешно смешался с толпой, а на его месте образовалась мадемуазель в грязном платье с сапфировой заколкой в волосах. И она тоже была окачена медью, ни чуть не хуже господина в белом.
Я тубист. Это мои диагноз и призвание. Свой инструмент я люблю, но меня, по понятной причине, не любит никто. Сегодня у замдиректора отдела производства медных крышек Старогородского бутылочного завода день рождения. И по такому славному случаю устроили концерт. Позвали жмурковый оркестр имени Ильи Петровича Кофчайского. И если обычно мы будим покойников, сегодня наши марши (те же траурные, только без сурдин) спровоцировали митинг. На главной брусчатке города скопилось вирищание, и «сколько ты в тромбон не плюй — ...», никто не разберёт твоей музыки. Лишь туба неизменно выносила мозги всем политически-активным гражданам столицы. А потому, проклиная власть, они попутно поносили и меня. Такая популярность тубисту похоронного оркестра и не снилась.
На сцене с час назад стоял замдиректор по крышкам. Затем его сменил питбуль в цилиндре, который чего-то долго говорил и кидал цилиндр в воздух. Когда питбуль побежал искать цилиндр, на его место заступил трухлявенький. А когда сердце трухлявенького не выдержало переполняющих его патриотических чувств, припёрся еще один. И этот еще один — его я знаю. Черные резиновые сапоги, которые скрипят и не могут не скрипеть. Насосанные мышцы, выпучив глаза своих клеток (мне кажется, у клеток есть глаза), выпрыгивают из тела. Ремни на ногах, ремни на поясе, подтяжки через пузатый его пресс, жгуты на плечах и предплечьях, жгуты через грудь, через шею — они закрепощают архитектонику нелепо-великолепного тела, чтобы она не раздавалась во все стороны света, захватывая свет. Но вместо шляпы — плешь. Прилипла, деловая, к самой черепной коробке. А вместо мозга — черная икра. Это Степаныч, сосед мой. В порту ящики тоскает. Чего он тут забыл, на митинге, не имею понятия. Сей мужик в жизни своей обидел разве только муху, поскольку как её не обидеть? Кричать Степаныч не умеет (хотя у него бархатистый баритон). И говорит только заученные фразы по типу: «доброго времени суток, господин» и «чудесная сегодня погодка, миледи». Драться не любит, потому что за это не кормят. Щенят хозяйских топит иногда. Но это не в счет.
Факт остается фактом: Степаныч продержался на сцене дольше всех. Хотя не удивительно… Он стоял и махал кулаком, пока полисмены не начали стрелять в воздух и сами же его не уволокли. Это мне напомнило картинку: жук олень против муравьев. Степаныч, одним словом, был занимателен. И пока полисмены им занимались, произошёл стремительный рассос бунтующей человеческой туманности. Бежали наперегонки. Уже через десять минут на голой брусчатке оставались лежать десятки дряхленьких, несколько штук потерявших цилиндр и пара тупых-тупых, вроде нашего Степаныча.
Я тубист. Это мои диагноз и призвание. Свой инструмент я люблю, но меня, по понятной причине, не любит никто. Сегодня у замдиректора отдела производства медных крышек Старогородского бутылочного завода день рождения. И по такому славному случаю устроили концерт. Позвали жмурковый оркестр имени Ильи Петровича Кофчайского. И если обычно мы будим покойников, сегодня наши марши (те же траурные, только без сурдин) спровоцировали митинг. На главной брусчатке города скопилось вирищание, и «сколько ты в тромбон не плюй — ...», никто не разберёт твоей музыки. Лишь туба неизменно выносила мозги всем политически-активным гражданам столицы. А потому, проклиная власть, они попутно поносили и меня. Такая популярность тубисту похоронного оркестра и не снилась.
На сцене с час назад стоял замдиректор по крышкам. Затем его сменил питбуль в цилиндре, который чего-то долго говорил и кидал цилиндр в воздух. Когда питбуль побежал искать цилиндр, на его место заступил трухлявенький. А когда сердце трухлявенького не выдержало переполняющих его патриотических чувств, припёрся еще один. И этот еще один — его я знаю. Черные резиновые сапоги, которые скрипят и не могут не скрипеть. Насосанные мышцы, выпучив глаза своих клеток (мне кажется, у клеток есть глаза), выпрыгивают из тела. Ремни на ногах, ремни на поясе, подтяжки через пузатый его пресс, жгуты на плечах и предплечьях, жгуты через грудь, через шею — они закрепощают архитектонику нелепо-великолепного тела, чтобы она не раздавалась во все стороны света, захватывая свет. Но вместо шляпы — плешь. Прилипла, деловая, к самой черепной коробке. А вместо мозга — черная икра. Это Степаныч, сосед мой. В порту ящики тоскает. Чего он тут забыл, на митинге, не имею понятия. Сей мужик в жизни своей обидел разве только муху, поскольку как её не обидеть? Кричать Степаныч не умеет (хотя у него бархатистый баритон). И говорит только заученные фразы по типу: «доброго времени суток, господин» и «чудесная сегодня погодка, миледи». Драться не любит, потому что за это не кормят. Щенят хозяйских топит иногда. Но это не в счет.
Факт остается фактом: Степаныч продержался на сцене дольше всех. Хотя не удивительно… Он стоял и махал кулаком, пока полисмены не начали стрелять в воздух и сами же его не уволокли. Это мне напомнило картинку: жук олень против муравьев. Степаныч, одним словом, был занимателен. И пока полисмены им занимались, произошёл стремительный рассос бунтующей человеческой туманности. Бежали наперегонки. Уже через десять минут на голой брусчатке оставались лежать десятки дряхленьких, несколько штук потерявших цилиндр и пара тупых-тупых, вроде нашего Степаныча.
Рецензии и комментарии 0