Скука

Это было очередное скучное утро, солнце все так же нехотя поднялось из-за горизонта, озарив еще одно поселение. Город наш был вполне посредственным и ничего из себя не представлял, как собственно и я. Двадцать пять лет, высшее образование по технической специальности факультета машиностроения и робототехники.
В детстве я мечтал делать роботов, создавать огромные заводские конвейеры и сложные конструкции. И поэтому поступил в местный ВУЗ, на подходящий факультет. Мне всегда казалось, что в своем институтском окружении единственный человек, который пришел сюда по собственной мечте, а не потому, что это было единственным местом, куда можно было поступить после окончания школы. И высшее образование было для меня чистейшим воздухом, наслаждением среди всего остального фонового шума, ярким пятном моей жизни. Я изучал именно то, что хотел, и когда хотел — сейчас.
Я не пропускал почти ни одной лекции. Наверное поэтому у меня не очень сложилось с девушками. Было пару приятных знакомств, которые заканчивались обычно из-за того, что юные красавицы западали на мою тягу к познанию техники и (хотелось бы надеяться) на интеллект. Но вскоре им становилось скучно, и они уходили туда где вечеринки и парни с чувством юмора. Я не особо переживал, у меня была теория механики и приборостроение, метрология, сопромат и автоматизация машиностроения- это было моей истинной страстью. Пока мне не выдали диплом. Аспирантуры у нас в ВУЗе не было, так, что я был полон надежд стать работающим и практикующим специалистом, сначала ведущим инженером своего предприятия, потом ведущим инженером своего города, потом области, страны и целого мира! Я видел горизонты дальних приключений по огромным пространствам местного машиностроительного комплекса, события наполненные идеями, чертежами и созидательным процессом.
Помню, как в первый же день, после выпускного я пришел на завод и очень удивлялся, почему меня не пускают к начальнику кадров. Какие-то проволочки, бумажная бюрократия. Я был лучшим выпускником своего ВУЗа, а меня не пускают, даже к какому-то начальнику кадров! Меня обломали достаточно быстро. Хлопок двери перед носом, был ударом молотка, смертельным приговором моим мечтам и планам. Дело в том, что если ты планируешь гордо войти к начальнику кадров, а тебя не пускают, ты пробиваешься к нему в кабинет с криком “да я здесь лучший, у меня цвет диплома, и ленточка!”, а на него это не производит никакого впечатления. То стоит иметь план Б, тем более, когда крупное заводское предприятие, в твоем городе всего одно. Как я и сказал, мои планы по захвату инженерной власти машиностроительного комплекса провалились.
Но унынию я не поддался, ведь если начальник кадров сегодня один человек, а человеческое тело штука — ненадежная, не то, что машины, то стоит всего лишь подождать, и он уйдет в пучину небытия, или его хотя бы сменят. Надо было лишь дождаться, и повторить первую итерация в более почтенном тоне.
Пока же, мне пришлось найти наиболее бесполезную работу, так как родители не оценили моей идеи, ждать, пока почит начальник кадров, и перекрыли мое финансирование. Инженерные навыки необходимо было оправдывать, поэтому и работу стоило выбрать подстать. Вакансий в нашем маленьком городе было немного. Скрипя сердцем и завязывая покрепче кляп во рту своей гордости выбор пал на ремонт домашней техники. Задача была простая: приехал, посмотрел на то, что сломалось, починил на месте, или забрал ковыряться в мастерскую, потом работающий механизм передаешь обратно владельцу, он платит мне деньги. Ну, то есть не он, деньги платит мне ИП Гакосян, а клиент переводит денежные средства ему. Вот такая простая схема.
Начало было безоблачным, так как технику я люблю, первое время работа приносила мне моральное удовлетворение. Да и работы хватало: в нашем небольшом городе было много одиноких дамочек всех возрастов, которые не особо разбирались в технике. Замужним тоже необходимы были мои услуги, так как мужья целый день работали на заводе, а вернувшись домой не горели желанием что-то чинить. Вечный двигатель рынка услуг — человеческая лень.
Что только не ломалось у наших местных хранительниц очага: телевизоры, чайники, кофемолки, кофеварки, кофеналивалки, холодильники, компьютеры. Да это бытовая техника совершенно разных типов. но чему только не научишься, чтобы не скучать, пока ждешь смены начальника кадров местного завода, ведь правда?
Распорядок дня у меня был простой. С утра я вставал и выполнял все утренние процедуры: умывался, гладил одежду, готовил завтрак, завтракал, одевался и уходил. Путь лежал через электричку и двадцати минут ходьбы до нее. Ровно к 8.15 я приезжал в мастерскую, там мне выдавали наряды для работы на день, в 8.30 я брал инструменты и преисполненный гордым воодушевлением и ощущением. что вот-вот появится новый начальник кадров завода, топал к домохозяйкам чинить их кофеаппараты и прочую утварь, которой не посчастливилось оказаться в не умелых женских руках.
Денег выходило ровно столько, сколько мне было необходимо для жизни, хотя больше, мне и не требовалось, так как грезил я лишь о том, чтобы наконец воплотить свою мечту в реальность, и знал, что однажды это случится. Вот только как понять когда же это случится.
Для того, чтобы не пропустить момент, мне было необходимо установить наблюдение, за человеком, чьей отставки я так ждал. Тут судьба улыбнулась мне, подмигнула, и подкинула удачный случай. Я сразу смекнул, что кто-то из одногруппниц или одногруппников, будет так или иначе причастен к заводскому комплексу. Облазив все страницы своих бывших соратников по институту, я наткнулся на страницу одной из тех девушек, что с легкостью позабыли обо мне, как только первая же смешная шутка другого парня достигла их сознания. На стене сверкала её фотография с тем самым мужчиной, что выгнал меня из кабинета отдела кадров, после моего громкого восшествия внутрь, и подпись: “мой руководитель Степан Андреевич)”. Это был зрелый человек, явно разменявший уже пятый десяток, его седоватые волосы побережьем обрамляли лысину, словно залив. Лицо, как и голова были небольшие и немного вытянутые, на круглом носе красовались кругловатые очки. На фото он улыбался уютной улыбкой, немного оскалив зубы. Выражение было немного смущенное, но с удовольствием, было видно, что ему льстит фотография с молодой стажеркой. И ох, надеюсь, теперь уже сотрудницей. Ситуация была идеальная, мне нужно было лишь завербовать бывшую. Тогда у меня был бы целый шпион в стане врага, который смог бы мне сообщить, когда “Степан Андреевич” будет готов покинуть свой пост.
Так, ставим лайк под фото, и пишем личное сообщение: “Алёна, привет, как дела?”
Встречу мы назначили в кафе. Конечно же сразу то, о чем я хотел её попросить я не стал говорить. Проще будет объясниться, когда мы увидимся. Поэтому я назначил “свидание” в ближайшем к моему дому приличном кафе, одному из трех в нашем городе. Она пришла нарядная, а вот я как-то позабыл, а может и не знал, в чем ходят на свидания, поэтому оделся повседневно: джинсы, трехцветная футболка в мелкую горизонтальную полоску и куртка поверх.
Диалог сначал не клеился:
Привет — начал я.
Ой, здравствуй, так странно, что ты позвал. Столько не виделись. Года три наверное? Как у тебя дела? Кого видишь из наших? — ей явно хотелось поговорить ни о чем, но это уже были ее проблемы.
Нет, никого.
А моя мама недавно твою встретила в Маркете, да на самом деле она ее частенько встречает, город у нас уж слишком мелкий.
Слушай, я к тебе по делу — хватило даже небольшой паузы, чтобы ей вставить женское:
А, по делу. Ясно. Какому?
По интонации, потускневшим в момент глазам и словам, я понял, что зря я так. Она явно хотела со мной пообщаться, может быть она и не задумывалась об этом, но судя по ее поведению, когда я написал ей, она обрадовалась и уже начала топить себя в девичьей наивности. А я так сухо и по делу. Нельзя так. Нельзя, если я хочу что-то от нее добиться.
Красиво, кстати, выглядишь, а я как обычно в повседневки.
Блеск вернулся сразу. Подпитывать чужие, даже не осознанные надежды — самый быстрый способ, чтобы в глазах, снова заиграл свет. Тусклый или яркий, в прямой пропорциональности от величины надежды и мощности подпитки, главное прикормить, и вы увидите оживление внутри. Главное, проследить, чтобы надежда не вырасла до осознанных и ощутимых размеров, так как если она ложная, после ее разрушения появится пустота, а пустота в человеке — это всегда боль. Вот об этом мне тогда стоило подумать как следует, но я думал о цели.
Ой да брось ты — на щеках выступил еле заметный румянец.
Уже будете, шо выбрали? — к нашему столику подошла женщина лет сорока.
Что? — я посмотрел на неё снизу вверх, Алёна прыснула, пытаясь не засмеяться. Смех, вот оно, надо чтобы она вдоволь повеселилась, тогда наша сделка будет казаться совсем безобидной.
Ну я не это, уже выбрали, шо будэте? — исправилась официантка.
Можно чашечку сожалений об утраченной молодости — попросил я.
Шо? — официантка удивленно вытаращила на меня своим большие серые глаза.
Ну я уверен, у вас этого добра полно — шутка должна была зайти на ура, тонко и остроумно. Я взглянул на Алёну, ожидая, что она вот-вот разразится смехом, но вместо этого она отвернулась к окну и я заметил, неловкость.
Ну и зашибись, подойду, как перестанете идиотничать — официантка обиженно развернулась на 180 градусов и ушла прочь.
Зря ты так — произнесла Алёна. — обидел человека.
Я понял, что все провалил в эту минуту. Мое предложение шпионить за человеком, пока его не уволят станет вторым примером моего эгоизма на окружающих за одну встречу, и она точно откажется. Ладно, можно пойти и другим путем, никто же не запрещает мне узнавать у Алёны о ее работе, несколько недель, пока мы будем общаться, тем более мне все равно скучно.
Так мы начали встречаться. Насколько можно встречаться с человеком, которому это надо лишь для цели — ей хорошо, мне не очень.
Начиналось все здорово, мы гуляли по нашему небольшому городу после работы. Периодически ночевали друг у друга., родители были не против, так как мы оба были того возраста, когда каждые отношение имеют потенциальный риск превратиться во что-то большее. Мы ходили в единственное приличное кафе в городе. Несколько раз ездили в кино в город по соседству. Вначале это было весело и необычно. Но потом снова вернулась скука. Это чувство — обыденности и монотонности. Все те же губы на моих губах, все та же рука в моей, секс стал одинаковым. Мы идем все тем же не быстрым шагом, который становится все более раздражительным. Хочется идти нормальным, быстрым, а не вот это вот. Мне все реже хотелось видеться, чтобы избежать одного и того же.
Но самым худшим было другое. Вскоре я начал понимать, что мне нужен план Б, прошло два года, а этот доходяга из отдела кадров так никуда и не делся. Ничего не менялось, было глупым продолжать весь этот спектакль, тем более, что игра в нем становилась все более невыносимой.
Тогда я решил прекратить отношения с Алёной, и приступить к альтернативной идее. Не помню уже какая была идея, но наш роман уже не имел смысла, и я наконец-то мог освободить себя от этих повседневных стараний.
Помню как позвонил ей, как встретился с ней, в том же самом кафе, что и в первый раз. Она была счастлива и энергична, я даже не заметил этого, обдумывая как бы попроще все закончить. Она заказала еду, я кофе. Она ее съела, а я рассказал все как есть. Я рассказал ей, что встречался с ней потому что мне нужно было быть ближе к ее руководителю, а она была крайне удобна в этом плане, так как вечно рассказывала мне о своей работе в отделе кадров. Не забыл так же упомянуть как мне с ней скучно, как это нудно быть ее парнем, как каждый день свелся к одному и тому же, и ничего нового быть не может и не будет. Жестоко. Согласен, сначала я думал порвать с ней просто, ничего не объясняя. Но она была в таком хорошем настроении и так радостна, меня это взбесило. Как она может получать удовольствие от своей монотонной жизни. Как ей вообще это терпится, всё это ежедневное одно и то же. Поэтому когда она вновь начала мне рассказывать о “важных изменениях”, я решил, что сейчас уж точно будут “важные изменения” и всё выпалил. Идиот. Говорил в кружку. Когда я снова поднял на нее глаза, ее лицо больше не было веселым, глаза были наполнены слезами, и в них была боль и ненависть. Мне даже стало немного страшно. Я испугался ее гнева. Я увидел как в ее мыслях, я умирал, жестоко, мучительно, испытывая боль, пропорционально большую, чем причинил ей.
“Меня повысили.” — полутоном сказала Алена — “Степан Сергеевич уходит на пенсию, а меня берут на его место.”
Я идиот! Таким тупым и безмозглым нельзя же быть. Это было логичным и совершенно стандартизированным развитием событий. Почему я не понял настолько простой поворот. Любой другой исход происходящего был бы менее банальным и естественным. Она и должна была занять его место, случись то, чего я так ждал. И вот это произошло.
Дальше я помню как вода разбудила меня от глубокого транса осознания происходящего, а до этого расплывчатые краски эмоций, криков и обвинений в мой адрес, а еще звон — в ушах стоял звон. Потом я оказался один, на столе был хаос, Алёны за ним не было. Не помню как она ушла, последнее, что я запомнил были гневные крики: “ты ебанный псих, ноги твоей не будет на предприятии. Да тебя никогда в жизни туда не пустят”. Идиот.

2

И вот снова очередное скучное утро, солнце все так же нехотя поднялось из-за горизонта, озарив еще одно поселение. Город наш был вполне посредственным и ничего из себя не представлял, как собственно и я.
Всё тот же я. И всё что меня окружает всё точно такое же, что и вчера, и позавчера.Моей стабильности позавидовал бы любой человек, находящийся в строгом заключении, или полярной экспедиции. Точно такое же утро, как и все другие. Я смотрел в окно, встречая мрачно-желтые лучи, вылетающие из-за крыш зданий, прямыми отростками, пока не показалось пол диска, а затем и весь всё тот же самый диск. Завтрак и путь на работу, первые неизменные пункты начала моего дня. Я разбил три яйца на сковороду, поставил вариться кофе в кофеварке, пока всё готовилось — умылся, сел, съел свой завтрак, натянул джинсы, серо-синего цвета и свободного покроя, черную футболку с красным треугольником, и взял в руки носок, чтобы натянуть его на ступню. Тут я остановился и взглянул на носок. Темно-серый, такого же цвета, как и второй носок на другую ногу. Такой же темно-серый, как и другие носки из пар, что хранятся у меня в ящике комода. Еще пять пар одинаковых носков, если разложить их на одной прямой, и взять ровно столько же носков, получится мой февраль. Носочный календарь — дни, от первого числа до двадцать восьмого. Одинакового темно-серого цвета, сотканные из идентичных нитей, мелких деталей моей скучной жизни. Все одноцветно и по сути не имеет отличий. Каждый день повторяет другой, а потом наступает третий день, схожий с предыдущими двумя. Меняются лица, места, причины поломки, объекты для починки, но схемы остаются те же, те же холодильники, те же чайники, те же микроволновки и посудомоечные машины. Всё то же самое, итерация за итерацией. Всё одно.
Я опомнился, убедил себя, что просто устал, и не выспался, одел правый носок, затем такой же левый. На них одел кроссовки из плотной ткани и вышел из дома.
Путь мой лежал по точно такой же траектории, что и каждый день. Именно каждый. Работал я и по выходным дням, так как заказов было немного, да и чинил я все достаточно быстро, поэтому мне редко хватало работы на целый день, я выходил утром, работал до обеда, часов до трех, и возвращался. Остаток дня я проводил играя в компьютерные игры, большинство из которых проходил уже неоднократно, смотрел фильмы, те, что смотрел и раньше. И ложился спать. Не жизнь — а монотонная сказка, тянущаяся через года взросления и жизни в Городе.
Я вышел из подъезда и направился в сторону ж/д станции. Идти 20 минут среднестатистическим шагом. Я как правило не помню как иду. Дорога была настолько знакома и постоянна, что ежедневная утренняя прогулка превратилась в медитативное перемещение в пространстве.
Прямая от подъезда до дорожного перехода. Затем вдоль проезжей части около километра, через двор местной поликлиники к мосту, пересечение реки, далее через парк еще метров пятьсот и вот она ж/д станция Окорок.
Билет не покупаю, потому что есть проездной, знакомое лицо бабки, что вечно клянчит мелочь на входе, собаки спускаются с полу-убитой лестницы вокзала и бегут куда-то по своим делам. Ветер кидает из стороны в сторону грязный пакет. Всё это я уже видел, знакомая картина, знакомая каждая деталь. Расписание поездов на циферблате такое же как и вчера, и турникет заедает, правая створка его открывается лишь на половину, приходится проходить боком. Каждый раз. Поезд подъезжает к станции и гудит метров за пять до платформы, снова. Он проносится мимо меня, и холодный ветер опять бьет в лицо. Я захожу в вагон, там стоят люди, которые по какой-то причине постоянно ездят в одном и том же вагоне. Часто они даже стоят на тех же, привычных местах, что и всегда. Достали, какие же они все ничтожества. Повторяются раз за разом, изо дня в день, и ничего не меняется в их жизни. Как и в моей, разницы нет ни в чем, всё одно. Эта мысль сейчас очень тоскливо отозвалась в моей голове. Разницы нет ни в чем, всё одно. Если задуматься, это не их жизни одинаковые, а моя. Это я жалок.
Я посмотрел в окно, на бегущие деревья, столбы, канавы. Я смотрю сейчас в то же самое окно, что и вчера, и те же самые столбы и деревья проносятся в обратную сторону от вектора моего движения.Скучный день, в котором нет ничего нового. Как же это достало — ничего нового. Я бы уехал, но это невозможно. Город наш, находится глубоко в области, чтобы всё поменять, нужно уезжать очень далеко, так далеко, насколько у меня никогда не хватит денег и смелости. Только далеко, на другом краю страны всё по-другому, в ближайшие населенные пункты — лишь копии моего города. Такие же станции, бабки, сломанные турникеты, электрички, с такими же людьми. Возможно и в том далеком мире, который мне так недоступен, тоже все совершенно одинаковое. Откуда мне знать, я там не был. И никогда не буду. Менять что-то бессмысленно, все равно все вернется к исходу. Я застрял здесь в монотонном бытие, что повторяется циклами и разницы нет ни в чем. Как же я всё это ненавижу.
Моя станция. Еще 20 минут пешком и я на месте. Я побрел в сторону здания где работаю, я шел тем же самым шагом, с той же скоростью. Я остановился перед пешеходным переходом, загорелся красный. Как и всегда. От машин ехавших вдалеке в мою сторону исходил приближающийся рёв.
А может можно всё поменять? Только изменения должны быть радикальными, Стоит сделать один смелый шаг и всё будет по другому. Рёв машин становился всё громче и ближе. Один шаг, и всё. Краем глаза я уже заметил движение вдалеке. Вот моя нога приподнялась раньше, чем обычно. Я был готов вступить с тротуара и все поменять. Одно движение и всё будет по-другому. Я зажмурился и перенёс вес тела вперед. Я приготовился к удару. Я изменю всё, уничтожив то, что есть. Еще шаг.
Но ничего не произошло, лишь рёв двигателей затих. Я открыл глаза и посмотрел вокруг. Машины остановились, люди вышли из них и смотрели на меня. Все вокруг стояли с холодными скучными лицами с тенью разочарования.
Ты идиот! — хором, словно одно целое, толпа разразилась звуком.
Мне стало стыдно. кровь прильнула к лицу. Я выпрямился, перебежал через дорогу и направился в сторону улицы, на которой работаю. Я замечал как окружающе останавливались и поворачивались в мою сторону, видимо то, что я пытался сделать было видно издалека. Мое смущение, что сменили отчаяние, скрыло меня в моих мыслях. Я не хотел чувствовать на себе взгляды окружающих. Я что и вправду собирался это сделать. Я даже сделал это. Это выход? Нет, это конец, но конец однотонной жизни, что никогда не изменится. А значит смог все оборвать, вот так просто. И тут я почувствовал глубокую пустоту внутри, я ведь больше не решусь на это. Это был порыв, спонтанный шаг в пропасть. Впервые за столько лет. Теперь моей решимости не хватит на нечто подобное. Теперь я точно в черном-белом цикле одинаковых дней. Навсегда.
Я вернулся от мыслей, когда тянул на себя подъездную дверь мастерской, где получал задания-наряды на починку. Я поднялся по лестнице, прошел коридор, с темно зелеными стенами и вошел в кабинет к Гакосяну. Он стоял и смотрел на меня скучным выражением лица. Такого раньше не было, всегда при встрече он сидел и веселился. Каждый раз, он напрасно пытался меня развеселить, очередной шуткой, которую понимал только он. Теперь, когда он был на ногах, я заметил, что ростом он не выше 1,6 м. Бумаг не было.
Готов к еще одному дню подвигов — уныло сказал я.
Он молча смотрел на меня, не произнося ни слова. Я подождал. Взгляд у него был странный. В его глазах то ли страх, то ли разочарование. Я не мог понять, почему он так странно смотрит на меня — что ж ничего, так ничего.
Я не особо был настроен на работу. Надо было слишком многое обдумать.
Зря ты это так — промямлил мой работодатель, не сводя с меня глаз и не меняя выражение лица.
Что зря? — я не понял, уставился на него, выпил что ли — ладно, вы трезвейте, а я пошел, раз работы на сегодня нет. — очень уж хотелось убраться оттуда.
Я раньше никогда не видел Гакосяна пьяным. Странный такой. Я развернулся и пошел к выходу, только пройдя там второй раз, я увидел, что охранник у входа стоял точно так же, смотря прямо перед собой. Проходя мимо него, я повернул взгляд в его сторону.
ты правда хочешь все закончить так? — он взглянул на меня, его лицо слишком сильно напоминало сейчас выражение Гакосяна. Они тут все пьяные что ли.
Я даже опешил немного. Встал напротив, может я его не понял.
Да работы сегодня нет, поэтому я ухожу — вдруг во мне закрались смутные сомнения — погодите, меня что, уволили?
Охранник сел и уставился в стол.
Я вышел из здания. Видимо точно оба пьяные, скорее всего узнав, что работы нет, оба накатили.
Единственное отличие моего стандартного дня, от предыдущего или следующего, что работы сегодня не будет. И то это не изменение, а лишение, ничего не появилось и не изменилось, просто чего-то не стало сегодня. Мой мир сформирован, и подлежит лишь распаду, и больше ничего в нем не поменяется.
Я направился в обратную сторону, туда откуда пришел, и туда, где я сегодня пытался все изменить, очередным лишением. Скорее всего это и есть выход. Всё подлежит распаду. а значит и меня. Зачем напрягать вселенную, если можешь сделать работу сам.
Я вернулся почти на то место, где собирался сделать шаг в бездну. Там все еще стояли люди, и самое странное, что люди все еще стояли те же. И даже машины, что затормозили передом мной стояли те же. Все молча уставились на меня.
Я прошел мимо, в смущении пряча глаза. Люди стоявшие мне на встречу смотрели на меня, каков же был радиус моего позора. Даже это я не смог сделать правильно.
Я подошел к платформе, на ней было не многолюдно, час пик уже прошел. Лица у людей были унылые и скучные. Надо было добраться до дома и выспаться, все это как дурной сон. Подъехала электричка, я зашел внутрь, обернулся. Люди стояли на платформе, глядя мне вслед и не заходили. Двери захлопнулись.
В тамбуре я был один.
В голове звучал голос Гакосяна. Хотел ли я вправду все закончить именно так? Изменить все, уйдя. Не оглядываясь, оставить всё, здесь ничего не держит. Спасибо этому дому, пойдем к другому. Что может быть хуже, чем прозябать здесь в этой вечной скуке. Уйти, уйти в никуда. В вечность, лишь бы не здесь. Не этот ежедневный ад одного и того же. Замкнутый круг по длине которого тянется моя жизнь, накатывая все новый, и такой же одинаковый оборот. Уйти. Исчезнуть из этой бессмысленной и дурацкой вселенной, что мне так надоела. Отвратительная замкнутая система. Я вышел из вагона, вышел из вокзала, вышел на привокзальную площадь, и был готов выйти из порочного круга. Улицы были пусты, холодный вечер поднимался и злил. Тучи темнели, сгущались, они цветом напоминали настроение Гакосяна и лица тех людей, что смотрели на меня у дороги. Видимо они ощутили собственную беспомощность, почувствовали тоже самое, что и я, поняли как жизни их ничтожны. Конец света, вот что нам всем надо. Идеальный выход из этой глупой ситуации одного итога. В мусорку эту вселенную, на помойку эту жизнь!
Сзади послышался голос: “ой, все”. Я обернулся, передо мной стояла толпа людей, они просто стояли и молча смотрели на меня, на лицах была обида и скука. “это не тебе скучно от меня, а мне от тебя” — синхронно прозвучала толпа.
Откуда-то сверху, вдруг начал доносится жуткий и оглушающий гул. Я поднял голову и увидел как в небе сиял огромный огненный шар. Его хвост, казалось, тянулся на сотни километров, черным дымом, преследуя и намечая траекторию движения. Я стоял, задрав голову, и смотрел как шар приближался. Он становился, все ближе и ближе, угрожая разрушить все скучное, что было, уничтожить каждую молекулу моей никчемной жизни. “Ну давай же. Обрушься! Унеси все это в тартарары! Сломай и меня, и себя!” Я не смотрел на шар, я смотрел на людей передо мной. Я думал как сейчас их тела разлетятся на кусочки от столкновения, как рухнет мой дом, как разорвет вокзал и жд пути вместе с ним, все эти домохозяйки с кофеварками, как падет заводской комплекс, вместе с машинами, отделом кадров, как не станет мечты, Алены и солнца. Затем ноги подкосились, вместе с ними уверенность, и часть сознания. Мысли заметались, как мухи в закрытой стеклянной банке.Тут меня охватил тот дикий страх, самый первобытный инстинкт, меня начало трясти, а в голове закрутился вихрь о самосохранении и спасении. Метеор несся на огромной скорости на меня, обещая оборвать мое тоскливое существование, но это было мое существование, и другого у меня не будет. Да и как оказывается ни у кого нет другого, оно одно, прямо сейчас и здесь. Здесь и сейчас! Его больше не будет, не будет и меня, как это, нельзя так, как же я без себя. Я застонал от беспомощного страха, и упал на колени, я стал рвать траву, бить кулаками о землю, я вопил и ревел самым пошлым и безобразным образом. Я понял, что сам привёл себя к этому, себя и все существующее, что меня окружает. Сейчас будет уничтожено всё. Точнее сначала жизнь, а потом, видимо вселенная спокойно и размеренно доуберает все остальное.
Я начал вопить изо всех сил, дабы сама жизнь и каждый фотон вновь услышали меня.
“Ты права! Ты права! Я скучен, я скучный, тоскливый и сам себя таким сделал! Я исправлюсь, я правда смогу, я буду любить каждый день, я буду любить просыпаться рано утром, ехать по одному и тому же пути. Нет! не по одному и тому же, это будет разный путь, каждый день, каждый раз это будет новый свой необычный и неповторимый путь, я найду каждое различие в нем, я буду видеть все детали и чудеса что происходят. Я хочу этого, я мечтаю об этом. Проживу жизнь, от которой тебе не будет скучно, я проживу жизнь которая будет захватывать каждый час, каждую минуту, полную эмоций: страданий, боли, любви, радости, счастья в конце концов! Я буду все время чувствовать счастье! Я женюсь, заведу детей, троих, нет, больше, пятерых, я буду любить их и тебя. Слышишь, жизнь я буду любить тебя, только не обрывай все, не останавливай часы, не уничтожай мой мир и себя. Я люблю тебя!”
Сгорбившись на коленях, я то ли лежал, то ли сидел. Я рыдал, а слезы были так горячи, что следы оставленные каплями обжигали кожу. Я стонал и вопил так сильно, что моя голова от давления начала болеть. Но сейчас я любил эту боль, я любил слезы, что обжигали, я любил звуки собственного стона, я хотел продолжать слушать эти звуки, потому как знал и чувствовал, что гул сверху, нарастающий гул, приближающегося огненного шара скоро прекратит мои вопли, и больше я ничего не услышу.
Я начал сильно вдыхать и выдыхать воздух, каждый вдох был не похож на последующий, каждый выдох отличался от предыдущего. Мне остро захотелось снова почувствовать дрожь от холода зимнего утра, очутиться в мрачной красоте темной электрички, увидеть то разнообразие лиц и форм людей, что едут со мной. Я хотел разобрать каждый механизм в этом городе и собрать его снова, потом уехать в другой город и разобрать и собрать на детали всё там, и так пока не объеду весь мир. Познакомиться с каждым человеком. Узнать каждую историю. Насладиться каждым лучом света. Впитать в себя каждый дождь. В это мгновение, жизнь была самым ценным даром, и кроме нее у меня ничего нет, и никогда не было.
“Хватит! — отдалось хором прохожих, что стояли вокруг меня — истерики твои, лишь часть механизма самосохранения, они не искренне, тебя надо закончить.”
“Нет! Не надо, я чувствую, я теперь чувствую, что все время ты разная, чувствую какая ты. Я понимаю, что у меня всё есть и всегда было. Ты же чувствуешь каждую мою клетку, ты ведь видишь, что я хочу любить тебя!”
Гул над головой все нарастал, приближая конец всего. Жар сверху начал обжигать спину, я увидел как трава вокруг меня начала пригибаться от горячего ветра.
Кроме этого, на мгновение, самое долгое мгновение во вселенной, наступила тишина.
Из толпы прохожих ко мне вышла Алёна, и взглянула на меня сверху вниз, она смотрела долго и настойчиво, будто выжидая. Я чувствовал себя жалким и отвратительно беспомощным.
“Прости! Извини, я прошу тебя, я сам виноват. Прости” — я был готов, и уже прощался с ней. Все было кончено.
“Ну вот, не так уж сложно извиниться.” — гул вдруг затих, я поднял голову к небу. Шар больше не приближался, хоть и окружающий его ореол пламени продолжал играть языками. — “можем продолжить. Правда, чтобы твоя психика выдержала, придется стереть все воспоминания о моем единоличии. Но я оставлю его в твоем подсознании. Где-то глубоко внутри тебя, все время будет жить страх. Не сильный, ты не будешь его замечать, он не будет тебе мешать, но он будет всюду с тобой. Словно воспоминания о сне, о рассказе, что ты прочитал. Постоянное напоминание того, что данная тебе жизнь уникальная и каждая клетка во вселенной ждет тебя и любит, и ты должен любить её в ответ. Ты понял?”
“Да, да, я всё понял. Только как всё это…”

3

Это было новое удивительное утро, солнце ласково играло лучами на моем лице, пробуждая меня от сна. Город наш был не похож ни на один город в мире. Волшебная жизнь дарит мне новый день. А ведь мне всего двадцать девять лет, и мне не терпится узнать, что ждет меня впереди.