Это всё осень

«…вчера я пела песнь любви, но сегодня я пою блюз…»
Она стояла на сцене и пела, закрыв глаза. В зале стоял табачный туман. Туман обволакивал посетителей в свои душные объятия. Ее черное платье, ее широкие бедра, ее черная кожа. Они отражали яркий свет рампы. Она пела, закрыв глаза. Она пела, и были видны ее белоснежные зубы. Белоснежные зубы за красной помадой.
«…вчера мы были любовниками, но сегодня я снова одна…»
Позади нее сидел старик бас-гитарист. «Наверное, его зовут Боб»,- подумал я тогда. Боб медленно постукивал каблуком потертого коричневого ботинка в такт своей игре. Боб тоже закрыл глаза. Его пальцы ловко управлялись со струнами. Когда-то эти пальцы также ловко управлялись с женщинами.
Я допил бренди, расплатился и вышел на улицу. Мокрый асфальт отражал тусклый свет фонарей и неоновых вывесок. К обочине и тротуару прилипли желтые гнилые листья и обрывки газет. Я достал сигарету и прикурил. Глубокий вдох, медленный выдох и тонкая струя дыма в черное небо.
— Не найдется ли еще одной сигаретки для старого музыканта? – я обернулся и увидел Боба.
— Для музыканта ничего не жалко. Угощайся Боб.
Он взял две сигареты. Одну прикурил, другую заткнул за ухо. Он затянулся, посмаковал, чуть причмокивая, вкус дыма у себя во рту и улыбнулся. Я увидел его гнилые зубы.
— Кто такой Боб? – спросил он меня.
— Ты,- ответил я.
— Понятно,- сказал Боб.
Возникла пауза.
— Когда я сидел в баре, я подумал, что тебя вполне возможно зовут Боб,- добавил я.
Еще одна гнилая улыбка.
— Что же, как меня только не звали. Сегодня я Боб.
Снова пауза. Из-за двери доносились звуки музыки. Я слышал дыхание. Своё и Боба.
Я бросил окурок на тротуар, сплюнул.
— Прощай Боб, — сказал я, поднимая ворот своего плаща.
Я направился вверх по улице, перескакивая через лужи. Я чувствовал, что Боб смотрит на меня.
— На самом деле меня зовут Зевс! Но Боб мне тоже нравится!
Это все осень.