Снегопады

Снегопады.
Была осень. Температура за окном стремительно падала, дули сильные ветра, а синий цвет, казалось, уже никогда не выглянет из-за закрывавших его облаков. Солнце тускло светило через серую пелену, закрывавшую небосвод. Георг Филиппович никак не мог понять, чего ему ждать от этого замороженного серого неба, и потому подолгу стоял перед окном, рассуждая над тем, что же ему лучше сегодня надеть, хоть и надевал он каждый раз один и тот же свой наряд. Георг Филиппович был мужчиной в преклонном возрасте, но на ногах держался хорошо и ежедневно ходил на прогулку. Не то чтобы он был приверженцем здорового образа жизни или беспрекословно следовал рекомендациям своего врача – Георг Филиппович просто любил гулять и в последнее время гулять старался как можно больше и чаще. Было тому несколько причин, но все они сводились к одной большой и главной: он очень хотел попасть под снегопад. С одной стороны – глупо, а с другой – странно, скажите вы, однако Георг Филиппович так не думал. Прогнозам погоды он не верил категорически из некоторых своих личных убеждений, а уверенность в скорой кончине заставляла его ежедневно повторять свои прогулки. Всем своим сердцем он чувствовал, что эту осень он не переживет. Его врач недавно посоветовал ему привести в порядок свои дела. Это означало, что ему осталось недолго, но Георг Филиппович не был расстроен, напротив, он даже рад был скорее закончить свою земную жизнь, поскольку теперь, когда он так внезапно остался совсем один, делать ему в этом мире было уже нечего.
Что до снегопадов, так уж получилось, что самые важные события в его жизни всегда происходили именно во время снегопадов. Принимались важные решения, случались странные совпадения и все в таком духе. Нет, Георг Филиппович не верил в чудеса, бога или что-то в этом духе. Единственное, он был твердо убежден, что снегопад приносит перемены. Во время снегопада он был рожден на свет, во время снегопада он впервые поцеловался, во время снегопада сделал предложение своей девушке, во время снегопада родилась его дочь, во время снегопада его жена с дочерью попали в автокатастрофу. Это произошло прошлой весной. То был последний снегопад перед потеплением, поэтому, как верил Георг Филиппович, он не успел отправиться на то свет вслед за ними. Он был так разбит горем, что поклялся расстаться с жизнью, как только выпадет первый снег. И нет, он был не из тех, кто способен наложить на себя руки – он просто твердо знал, что во время следующего снегопада все закончится, уже тогда он знал о своей болезни и потому был уверен, что она заберет его. При этом он хотел ощутить снег на своем теле, а не наблюдать снегопад из окна стационара, хотел встретить смерть лицом к лицу, так сказать. Поэтому-то, собственно, он и гулял.
И вот в один из таких обычных для него дней случилось кое-что необычное. У Георга Филипповича был лишь один маршрут для каждой его прогулки, поэтому выбирать ему не приходилось. Маршрут этот он разрабатывал недолго, так как жил он в провинциальном российском городке, а более или менее подходящих для прогулок мест в таких городах, как правило, не много. Вот и в его случае было только одно такое место – старинная пешеходная улочка в самом сердце городка. Однако улочка эта, надо сказать, в общий пейзаж абсолютно не вписывалась. Это была единственная улица, где дома были с грехом пополам отреставрированы и не завешаны бесконечным множеством рекламных баннеров, которые так сильно раздражали своим видом бедного Георга Филипповича. Там было много различных забегаловок, в каждой из которых ему уже удалось побывать. Улица эта вечно была заполнено всякого рода творчества людьми: художниками, музыкантами, танцорами и так далее. Людей на улице всегда было много. Георгу Филипповичу нравилось гулять, глядя на эту оживленность. Он чувствовал себя в обществе, причастным к чему-то большему, хотя он просто топтал эту прекрасную улицу, подобно сотням других прохожих. Ему нравилось быть частью этого бесконечного потока людей, смотреть по сторонам, ждать снега, кушать в местных кафе, совершенно не думая о своих бедах и об ограниченности своего времени. Итак, он вновь оказался на своей любимой улице. С наступлением холодов творческих людей на улице становилось меньше. В этот раз из них на улице была лишь одна девушка, которая, безусловно, не могла не привлечь его внимания.
Молодая девушка невысокого роста лет двадцати на вид в черном пуховике стояла прямо посреди улицы и играла на флейте. Ее густые черные волосы были заправлены под неприлично огромный красный вязаный шарф, в котором, казалось, девушка при желании могла бы замотаться целиком. Концы шарфа спадали с ее шеи и развивались на ветру, подобно двум рдеющим знаменам. Она была без перчаток, и руки ее от долгого нахождения на морозе покраснели. Ее игру было почти не слышно из-за насвистывающего свою собственную мелодию ветра. На скамейке рядом с ней лежали такие же красные варежки, просунутые между дощечками скамьи таким образом, чтобы их не унесло, а у ее ног – красная вязаная шапочка, внутри которой лежал один лишь камень в качестве балласта. Никто не останавливался, чтобы послушать, как она играла.
Однако Георг Филиппович остановился. Сначала чуть вдалеке, когда только заметил ее. Позже, рассмотрев, решился подойти и разузнать, чего же так настойчиво сторонятся прохожие. С улыбкой на лице он слушал тихую мелодию ее флейты, едва слышную между порывами ветра. На протяжении нескольких долгих и чудесных минут девушка играла с закрытыми глазами и не замечала, как Георг Филиппович рассматривал ее. Она напоминала ему дочь, напоминала жену, напоминала все хорошее и славное что было в его жизни связано с этим местом и музыкой. Он заплакал, а она открыла глаза:
— Ой! Почему вы плачете? — она сразу обратила внимание на слезы своего единственного слушателя, который, между тем, уже собирался уходить. — Постойте, куда же вы! Ведь не за тем я играю, чтобы вы тут плакали.
— Все хорошо! Право, не нужно! – отвечал Георг Филиппович. – Вы восхитительно играете. Вот.
Он протянул ей тысячерублевую купюру и устремился прочь. Девушка была в замешательстве и хотела было догнать его и вернуть деньги назад, но была отвлечена кем-то знакомым из толпы и потеряла Георга Филипповича из виду. Георг Филиппович в свою очередь сел на скамеечке поодаль и стал наблюдать за ней. Не то чтобы ему была интересна ее реакция на такое внезапное пожертвование – он просто хотел смотреть на нее еще, смотреть и вспоминать о тех добрых временах, которые ему уже не вернуть. Она была очень похожа на его дочь, на его жену, то есть, на единственных близких ему когда-то людей. Ему казалось это странным, но он ничего не мог поделать с чувствами у себя в груди. Вместе с воспоминаниями вновь подступали слезы. Георг Филиппович предался ностальгии.
Некоторое количество минут спустя Георг Филиппович пришел в себя и собрался уходить, однако перед уходом он не мог не взглянуть на волшебную девушку с флейтой, пробудившей в нем все это приятное и теплое. Но девушки уже не было. Тогда Георг Филиппович подошел к тому месту, где он имел честь слышать ее игру, и обнаружил там забытые ею красные варежки, торчащие между дощечек скамейки. Он поднял их и оглянулся по сторонам. Девушки нигде не было. Он глубоко вздохнул и, подумав, положил их к себе в карман. Во что бы то ни стало разыскать девушку сейчас же не представлялось возможным, поэтому Георг Филиппович отправился в ближайшее кафе, коих на улице было множество, чтобы утолить внезапно подступивший голод.
Он заказал себе американо и порцию какой-то острой китайской лапши. Так как Георг Филиппович был далеко не гурманом и абсолютно не щадил свой и без того обреченный желудок, ему было абсолютно все равно чем обедать, однако в плане еды он любил разнообразие и поэтому каждый день заходил в разные кафе, в каждом из которых его уже давно знали в лицо. Американо он заказывал всегда. Теперь он сидел за одиночным столиком у окна и наслаждался трапезой, все еще думая о девушке с флейтой и о забытых ею варежках. Закончив обед, он посмотрел в окно и увидел ее. Огромный красный шарф сидел в кафе на другой стороне улице за столиком у окна и тоже смотрел на него, улыбаясь. Георг Филиппович вынул забытые девушкой варежки из кармана и помахал ими. Она в ответ помахала тысячерублевой купюрой и рассмеялась. Через минуту они стояли посередине улице и разговаривали так, будто знали друг друга уже тысячу лет:
— Георг Филиппович! Я очень благодарна вам, но прошу, заберите назад ваши деньги. Это очень много.
— Нет, изволь, Анечка, ты заслужила их! Ты чудесно играешь. Надень лучше варежки, я видел, как замерзли твои руки, когда ты играла.
— Не надену, пока вы не заберете деньги! – она топнула ножкой. – И вообще, уже не так уж и холодно.
За то время, пока они обедали, ветер действительно стих, однако теплее от этого не стало. Облака сгустились и еще более посерели. Появился легкий туман. Людей на улице было по-прежнему много. Георг Филиппович вздохнул и протянул ладонь. Когда купюра вновь оказалась в его бумажнике, девушка надела варежки и продолжила разговор, увлекая его за собой – прогуляться. Они разговорились, но Анна никак не хотела оставлять тему денег и то и дело к ней возвращалась. Она утверждала, что ему не стоит так разбрасываться деньгами, ведь пенсия в наше время этого не позволяет. На это Георг Филиппович ей отвечал, что в скором времени деньги ему будут не нужны, и, после еще некоторого времени назойливых расспросов с ее стороны, рассказал ей почему. Георг Филиппович не привык разговаривать о таком, вернее отвык, поскольку после смерти его домочадцев единственными, с кем он разговаривал, были официанты в кафе. Друзей у него тоже не осталось.
Он рассказал Анне всю свою жизнь. Рассказал так, как будто изначально очень этого хотел. Слова сами вырывались из его уст, не давая возможности перевести дыхание. Рассказал, о своем детстве. Рассказал, как, когда и почему он переехал в этот городок и кем он работал здесь все эти долгие годы до самой пенсии. Рассказал, как однажды на этой самой улице он впервые поцеловал ту, кому на здесь же через какое-то время сделал предложение пожениться. Рассказал, о рождении и взрослении своей дочери, невероятно похожей на свою мать, чьи черты он теперь замечал и в Анне. Рассказал об их семейном увлечении музыкой, о таланте своей дочери и о том, какой успех мог бы ее ожидать, если бы не та автокатастрофа, которая унесла жизни самых дорогих Георгу Филипповичу людей. Рассказал о своей болезни. Постарался убедить, что это последняя осень в его жизни и что болезнь, которая должна была оторвать его от семьи, скоро вновь его с ней воссоединит. Наконец, рассказал про снегопад.
— Снегопад?
— Да, снегопад. С первым снегом я покину мир живых.
Георг Филиппович по-детски покраснел и смутился. Анна остановилась и, нахмурившись, посмотрела на него грустно и осуждающе. Тем временем они дошли до жуткого перекрестка, где их улица впивалась в перпендикулярную ей другую, уже далеко не красивую и не пешеходную. Людей рядом не было. В этом месте будто сходились две разные реальности: почти сказочная атмосфера ухоженной и всегда людной улочки и совершенно обычная серая дорога с узкими разбитыми тротуарами и безликими хрущевками по сторонам. Как будто сказка сражалась с Россией, и не понятно было, за кого болеть.
Туман, к этому моменту сгустился, а облака были готовы заплакать. Готова заплакать была и Анна, отчаянно пытавшаяся убедить Георга Филипповича в несостоятельности его суждений. Однако девушка попросту не могла подобрать подходящих слов, чтобы объяснить ему, почему же он все-таки не прав, словно подходящих слов вовсе не существовало, а на все попытки осудить его точку зрения Георг Филиппович отвечал молчаливой улыбкой. Совсем потеряв всяческую надежду убедить своего собеседника словами, Анна заплакала и достала флейту. Слезы медленно текли по ее раскрасневшимся на морозе щекам. Неровная мелодия флейты разлилась по венам Георга Филипповича. Он бы удивлен и растерян, и хотел было просить Анну перестать, но слова застревали где-то глубоко внутри, там же где хранились все его самые светлые воспоминания о прошлых временах. Она была так похожа на его девочек. Она так красиво играла.
Георг Филиппович закрыл глаза, запрокинул голову и улыбнулся. Приятное тепло, исходившее, казалось, из самого сердца, обогрело все его тело.
Он заплакал.
Она плакала тоже.
И никто из них не заметил, что пошел снег.