Виват королеве! Сюзи (Глава 1)

Персонажи:

Учитель права и словесности: лысый с выпуклыми глазами.
Директор!
Джерма: старшеклассница, проститутка
Сюзи: героиня
Винди Бол (Баул): её парень, старшеклассник
Толли: ровесник Сюзи, хулиган
Мо и Фоб Дерики: бандиты, старшеклассники
Фризи: бывшая подружка Бола, старшеклассница «Королева»
Макс: хозяин диско-бара «У Люцифера»
Отец Фризи: богач
Корреспондент: представитель СМИ
Два полицейских: мордовороты.

Иерархия школы:

Жирон

Школа

Директор

Учитель права и словесности

Отец Фризи Хозяин «Люцифера» Корреспондент Полиция
«банкир» коммерсант пресса

Старшеклассники Бандиты
Бол, Фризи, Джерма Мо и Фоб Дерики

Сюзи, Толли

Её звали Сюзи. Она была родом из Жерона, но в раннем детстве семья перебралась в другой город – в Кливел. У отца возникли какие-то сложности на старой работе, и семья вынуждена была переменить место жительства. На другую квартиру, другой город.
Кливел – это небольшой городишко. Десяток тысяч жителей, в основной массе среднего достатка, безбедно, но и не роскошно существующих. Строгие пуританские правила, в коих преобладание затасканных религиозных догм считалось нормой, составили основу жизни этого предместья. Ежевечерние службы под золотым переливом иконных окладов, богослужение с церковных подмостков, неяркий свет с колыханием пламени над оплывшим свечным огарком – вот куда окунались с головой и куда прятались с головой от неприятностей быта люди города Кливел. Города со строгими пуританскими правилами.
Теперь же её родиной стал город с жесткой, даже жестокой моралью. Но разве мы сами выбираем места, где хотели бы жить? Вот куда вынуждена была переселиться молодая девушка. Ныне именуемая королевой.
А раньше, когда только начинала обживаться в здешних местах, и была еще совсем маленькой и несмышленой девочкой по имени Сюзи, она считалась недозрелым и неперспективным ребенком… Но времена меняются.
Жирон – полная противоположность дальнему соседу. Город-монстр, прожорливый, как людоед, злостный безбожник, развратник, хулиган – одним словом, город-человек без предрассудков и угрызений совести.
Сюзи, так звали её родные дома, впоследствии и в школе друзья и знакомые, росла нервным, неуравновешенным ребенком, подчас обидчивым, капризным, раздражалась по пустякам, бывала тиха, задумчива, а иногда точно сфинкс безмолвна и неподвижна в своём величественном раздумье. О чем она думала? Что скрывалось за симпатичной мордашкой, за тонкими чертами лица, принимавшими в такие минуты неожиданно для девочки взрослую строгость и даже суровость?
Иногда – раньше чаще, теперь реже – она ластилась к родителям, безотчетно, по-детски подстраиваясь под добрую и ласковую руку отца или матери, ну прямо маленькая послушная кошечка. Тогда, видя её природную доброту и невинность, кто-нибудь из соседей не без доли зависти говорил о ней: «Она точно ягненок, такой же ласковый, беззащитный и очаровательный». Да и то правда, а с кем ещё крестьяне или мелкие лавочники могли её сравнить? Таких девочек давно никто не видел в этих местах.
Полное её имя было Сюзанн, вполне приличное и достойное имя для девочки. Но по какой-то необъяснимой причине, не зависящей от ситуации и настроения Сюзи, буквально каждый назвавший, окликнувший её этим именем, тотчас становился её заклятым врагом, яростно ненавистным ей. Маленькая кошечка мгновенно превращалась в свирепую тигрицу, и её обкусанные ноготки моментально вырастали в смертельно опасные и остро-наточенные коготки-ножи.

Память у Сюзи была потрясающая, она помнила едва ли не каждую деталь, мелочь, незначительную закорючку из прошлой, прошедшей жизни. О будущем она не задумывалась. Однако, только из собственной жизни: исторические события, общественные катаклизмы, все, что происходило рядом, но не касалось лично её, было ей безразлично. «Своя рубашка ближе к телу». Чужой судьбой она не интересовалась. Её не волновали чужие несчастья, тяготы людей. Да что говорить, ей, казалось, были безразличны даже близкие – родственники и родители, о них она думала в последнюю очередь.
Когда речь заходила о сочувствии кому-либо, она говорила: «Хватает своих забот». И сплевывала сквозь зубы по своей обыкновенной привычке.
В школу она пошла рано. Когда переехали на новое место, она потребовала от родителей, чтобы её немедленно устроили в учебное заведение. И это в то время, когда еще не были распакованы тюки с вещами, не расставлена привезенная мебель, а квартира не обжита. Училась она неплохо, но и недостаточно хорошо, чтобы родители могли ей гордиться. Напротив, иной раз им приходилось стыдиться её выходкам, и они были вынуждены, как могли, приструнивать дочь. Настолько она была не управляема.
Сюзи отличалась самостоятельностью не по годам, сама выбирала, когда следует поднажать, выучить урок, показать прилежность, а когда в этом нет необходимости. Её крохотный мозг хранил тайну еще нераскрытых дальновидных планов и намерений, смутных, не осознанных до конца, в полной мере на этом этапе развития, но уверенно и последовательно ею преследуемых. Этой маленькой и сильной девочкой.
Наверное, в голове её созрел целый мир, связанный с надеждами, некое царство, не для любого, но для неё определенно. Друзья среди сверстников нашлись быстро, слишком быстро. Появились в новой школе буквально после первой перемены. И уже окружили, стали увиваться вокруг неё, как стайки воробышков, подпавших под её обаяние, разглядевшие в толпе слабых и зависимых школьников её скрытую, не подвластную никому внутреннюю силу.
Отец, наконец, нашел для себя занятие. Он был сметлив, расчетлив, деловит, но имел и недостатки: ему были присущи излишняя горячность, иной раз доходящая до безрассудства, что, казалось, не может ужиться с холодным расчетом, твердым умом. Однако, это было так. Избавиться от привычки вспыхивать, как свечка, он не мог. Часто, ох как часто подводила его эта безудержная вспыльчивость. Некоторые дела, так тщательно им разработанные и доведенные до последней черты, оставался лишь последний штрих, заключительный аккорд, звонкая, вибрирующая точка, вдруг разрушались. Как карточный домик. Из-за какого-либо нюанса, пустяка, закавыки. Который отец не мог замять, перетерпеть, а нужно было всего-то смолчать. Которым он не мог пожертвовать. И все из-за своего неукротимого характера.
В Жироне ему повезло, во многом благодаря рекомендательному письму одного делового человека, который когда-то воспользовался слабостью отца, его крутым неудержимым нравом и сделал на нем ставку на будущие успехи в делах. Уже на новом месте. У него были связи, и ему почему-то захотелось иметь своего верного и преданного человека в отдаленном и престижном районе. Отцу же он сказал, что считает прямой обязанностью позаботиться о дорогом ему человеке и его семье, и что он рад отплатить хоть чем-нибудь за добро. На том и порешили.
Мать нигде не работала. Была домохозяйкой. Семья имела одну единственную машину, потому что мать поездкам предпочитала пешую ходьбу. На автомобиле разъезжал отец. Он всегда утром отправлялся на ней на работу и возвращался поздно вечером.
Когда «не обивала пороги магазинов», как говорила мать о своих вылазках, она целыми днями слонялась по пустой квартире, скучая и тупея от безделья. Но отец упорно отказывал ей и запрещал искать какое-нибудь занятие, кроме домашних дел. В молодости она была безумно хороша: этакая жгучая брюнетка с яркой внешностью. Но без каких-либо выдающихся способностей, кроме как гордо и величаво нести по жизни собственную красоту, после получения образования она очутилась на перепутье дорог. Ни к чему не стремясь и не имея навыков хозяйки, вообще ничего не умея делать, она возложила все свои туманные надежды только на красоту. А что еще могла она придумать?
Работала какое-то время манекенщицей, потом едва не опустилась до вульгарной профессии, но в этот момент появился будущий отец Сюзи, который выцепил её из хаоса как жизни, так и мыслей. Сумбур сменился размеренностью и покоем. Внешне это выглядело так.
Тогда у отца всё было в порядке, уравновешенно и прочно. Может быть, они даже были счастливы. Тогда. Кто знает? Теперь эти времена прошли и казались такими далекими, нереальными. Будто их и не было. Приснились. По вечерам отец часто заглядывал в лицо жены, надеясь прочитать в её глазах напоминание о былом счастье, вернуть его. Но они оставались такими же необъяснимо отстраненными, холодными и пустыми, продолжали пугать своей глубиной, как карее озеро со слезинкой на дне. На дне хрустальной чистоты глазного яблока.

Сюзи была единственным ребенком в семье. Нельзя сказать, что лелеяным, избалованным, так повелось, что каждый был поглощен своими думами, своими личными переживаниями. Друг о друге вспоминали при редкой жизненной необходимости, будь то приготовление пищи, урегулирование вопросов общего семейного бюджета. Разве что в самом раннем возрасте хлопоты о Сюзи связывали семью, придавая домочадцам одно направление, а чувствам – схожие симптомы.
С тех пор многое изменилось. Сюзи выросла и превратилась в самостоятельное остроглазое существо. Как и взрослые, она стала открыто заявлять о своих правах. Последняя связь, ниточка, соединяющая троицу – отец, мать, дочь – была порвана. Смышленая девочка перестала быть тем связующим звеном, на котором держались семейные отношения. Каждый теперь плыл на собственном обломке разваленного корабля в океаническом просторе жизни.

Прошло пять лет, и Сюзи превратилась в девушку со всеми очевидными для взрослой женщины формами, почти сформировавшимися и так много напомнившими отцу о былых, счастливых годах, проведенных вместе с супругой в их лучшие годы. С милым личиком, с красивыми смоляного оттенка волосами она вызывала в матери такие нежные чувства, что та не могла не удержаться, чтобы не провести рукой по жесткой голове дочери каждый раз, когда девочка пробегала мимо неё. Парни бегали за ней, напропалую ухаживали, но делали это как принято на современный лад.
Однако, несмотря на свою хрупкость, Сюзи умела нанести болезненный удар в нужную минуту и охладить наиболее рьяных и настаивающих ухажеров. Она улыбалась, охала в такие минуты и громко сожалела, цедя сквозь зубы: «Пшел прочь!»
Она любила гримасничать, кривляться по поводу и без, сводить томно очи с длинными наложенными ресницами, и уже давно освоила искусство макияжа.
Как ни странно она не терпела женского общества, предпочитала кампанию мальчишек, но вела с ними как хорошо обученный осторожный дрессировщик. В клетке с дикими зверями.
В семье отношения оставались прежними. Мать все больше увядала, пополнела, стала открыто пренебрегать своей внешностью, демонстрировала апатию и отстраненность от жизни, проводя всё время в кресле у окна. И наконец, стала похожа на мумие.
Отец теперь работал простым служащим. Получал много меньше, чем раньше. Дела у него не ладились, он сдался.
В противовес им Сюзи с крепостью организма приобретала так необходимые в жизни моральные силы. Все крепче и крепче осязала она в руках эти силы, как нечто вещественное, подвластное её воле, будто держала в руках вожжи, коими и управляла судьбой, как послушной и податливой лошадью.
— Фи, какая гадость, — говорила она. — Развели тут слякоть, некуда ступить. Того и гляди – поскользнешься.
Чувство жалости (к родителям, к кому-либо) было у неё атрофировано напрочь. Она просто не знала этого чувства. Странно, но она как будто была из другого мира, в котором не существовало чувств соболезнования ближнему, переживаний по поводу чужих бед. Сердце её не было черствым, просто оно было безразличным и спокойным вне зависимости от обстоятельств. Да простит ей Бог! Как может человек дать то, чего у него нет и не было никогда.