Преображение Петра и Павла

Воскресным январским утром Павел прохаживался возле метро, поджидая своего давнего приятеля. А снега – как не было, так и нет. Накануне, во время телефонной беседы было принято историческое, как выяснилось в последствии, решение, что не мешало бы им наконец-то и встретиться, ибо минуло уже более года с момента их последней встречи. Всё как-то было не до того. Пётр, как водится, прибыл с опозданием. Друзья поздоровались, посмеялись, показывая пальцем друг на друга, типа «ну у тебя и рожа» — так у них было принято, и отправились бродить по парку. После непродолжительной беседы об общих знакомых Пётр заявил, что он «с утра не жрамши» и что не мешало бы и перекусить. Павел, как абориген, взялся привести их кратчайшим путём в одно некогда приличное и недорогое заведение. После получасового рысканья по пустынным улочкам место дислокации было выбрано. Они зашли в стекляшку и уселись возле окна. Павел изволил заказать себе суп, а дон Педро довольствовался мясным ассорти. Им принесли графинчик с огненной водой и попросили немного подождать закуску. Когда всё было доставлено, друзья вопросительно уставились на официанта: посуда была пластиковая, одноразовая, причём весьма развесёлой расцветки. Суп Павлу подали в ярко-жёлтой полупрозрачной пластиковой тарелке, ложка тоже не отличалась изыском – маленькая и какая-то игрушечная на вид. Петра же унизили ярко-зелёными столовыми приборами.
— А это — что? У вас другой посуды не нашлось что ли? – Справедливо вознегодовал Павел на несчастного официанта. Тот вежливо попросил прощения и сказал, что у них посудомоечная машина сломалась и срочно пришлось приобретать одноразовую, но это временно. Он ещё раз извинился и пропал.
— Да… Весёленькая картина. Прямо как в детском саду! Ну да ладно. Давай что ли за встречу, — улыбнулся Пётр. Друзья выпили и приступили к закуске.
Настроение начало выправляться в нужную сторону. На душе потеплело. Завязался душевный разговор, который, как это водится, постепенно вошёл в правильное русло. Вдоволь наговорившись, оба замолчали и уставились в окно.
Павел, задумчиво водивший своей игрушечной ложкой по остаткам супа, вдруг оживился и выдал:
— Я смотрю на поверхность горячего супа
Через влажную горечь, сквозь рябь суеты…
Жалко курить теперь нельзя в кафешках. На улицу придётся переться.
Не хочу оставаться куском полутрупа…
Во! Эврика! Общественное мнение, на мой взгляд, подобно стекловате! Раздражение от неё не только внутреннее, но ещё и на физическом уровне. Как ты считаешь? Всё- аж чешется. У меня уже аллергия сформировалась. Давай уже допьём да пойдём, что ли, пройдёмся, курить ужасно хочется. – Подытожил свой монолог Павел и поднялся со стула. Друзья расплатились с официантом и вышли на улицу.
Пройдя пару кварталов, Павел остановился.
— Слушай, Петрище! Я тут сегодня утром проснулся и наворочал что-то не совсем вразумительное:
Пусть убог и никчёмен мой завтрак,
Но я розовощёк, словно бог.
И умышленно пусть процветают
Красота и здоровье домов…
— Ну, как тебе? Да погоди ты ржать-то – это ещё не всё. Пока мы шли, я продолжение придумал:
И мансарды пускай нависают,
И какой-то не вовремя знак…
Я уверен, я точно — я знаю, — Со мной рядом прошествовал бог!
— Ну, Паша, ты превзошёл сам себя! Ха-ха-ха! Гениально просто! Налицо ранняя и прогрессирующая форма деградации! Как ловко ты опустился до пятилетнего возраста! Умение впадать в детство – это, несомненно, талант! А «со мной рядом прошествовал бог» – вещь! Кстати, так как я в этот момент шёл рядом с тобой, то с твоего позволения, я имею наглость принять эти слова на свой счёт. Браво! Весьма польщён! Спасибо! Как бы мне теперь не зазнаться. Ты одёргивай меня, если что.
— Конечно, Петруччо, одёрну, не сомневайся! А вообще, серьёзные тексты писать мне стало как-то не интересно — скучно и пошловато всё это. Мелко, я бы сказал. По-моему, юмор – куда как глубже, нежели официальная и общепринятая полу-поэзия с псевдо-прозой вкупе. А вот абсурд – это вообще космос! Меня интересует Чушь! Во всех её проявлениях. Чушь с большой буквы! Да-да, слово Чушь следует писать с большой буквы! Редкоземельная, щербатая Чушатина лыбится из меня! Осознанная Белиберда должна жалить больней, чем официальная и причёсанная литература. Это как лечение укусами пчёл. И потом – это просто весело! Как ты считаешь? Ладно хватит стаптывать башмаки. – Закончил Павел. И они решили завернуть в уютный скверик и перекурить трапезу. Пройдя по аккуратной дорожке, выложенной плиткой, они остановились в центре скверика между двух скамеек, стоящих друг напротив друга. Возле каждой скамейки стояла персональная урна. А что? Очень удобно. И главное – тихо. Деревья скрывали их от уличной суеты, и можно вполне комфортно заняться перевариванием пищи. Тут позади послышались торопливые шаги. Они обернулись и увидели, как к ним как-то неестественно плавно, но очень стремительно приближается невысокий человек с деревянной лопатой для уборки снега. С обычной такой лопатой: деревянный черенок с ковшом из фанеры, край которого был обит металлом. На нём была потёртая оранжевая жилетка и синяя рабочая униформа. На ногах валенки с калошами. В глазах Павла мир вдруг преобразился: всё вокруг приобрело жёлтый с оранжевым отливом оттенок, как будто он надел специальные очки. А воздух стал плотным и вязким словно кисель. И при дыхании он приходил в видимое и ощутимое движение – при выдохе ото рта расходились круги, как при касании жидкости. Пётр же узрел всё в нежно-салатовом цвете. Звуки стали осязаемыми и видимыми – в виде колебаний некой вязкой, но податливой среды. Законы перспективы перестали действовать: человек с лопатой по мере приближения почему-то уменьшался в размерах, а должно, по идее, быть наоборот! Человек выключил звук шагов, бесшумно подплыл к ним и заговорил:
— О, здравствуйте, господа полу-апостолы! Я – местный дворник. Полюбуйтесь-ка, как я могу! – И с этими словами он, как будто резиновый, разинул свою пасть (именно пасть, – ртом это назвать было уже невозможно) и наполовину засунув в неё ковш лопаты, стал шкрябать оцинкованным краем по зубам! Он с торжеством, как бы демонстрируя удаль, умудрялся поворачивать ковш во рту, приплясывая при этом. Павел с Петром схватились за головы – на это же было просто невыносимо смотреть! А от звука шкрябанья металла по зубам вообще мозги разрывало в клочья! Они оба закрывали то уши, то глаза, махали руками, чтобы он прекратил, орали, что это невыносимо и немыслимо. Наконец он вынул лопату изо рта и поставил её на землю.
— Ну, как вам такое, господа? Спорим, что такого вы никогда не видели? На что поспорим? – Хитро улыбаясь спросил он.
— Прекратите это немедленно! Что это такое? Да мы чуть рассудка не лишились! Так не бывает! – Наперебой заголосили приятели.
— Ну ведь не лишились же… И это весьма похвально. Сегодня мне везёт! Некоторые не выдерживают и становятся дурачками. Да-да! — На всю жизнь остаются идиотами. Почти все. Ха-ха-ха! Вот умора! Я – Ахмет. – Сказал дворник, став вдруг серьёзным, и далее, но уже с восточным акцентом, продолжил:
— Снега-то нет, вот и развлекаюсь с лопатой, понимаешь.
Павел посмотрел на товарища и тихо сказал:
— Петя, слушай, мне что-то не хорошо… В глазах всё пожелтело…
— Блин, аналогично. Хрень какая-то. Похоже, что траванулись. Может подсыпали что…
— Молодые люди! Дело тут не в еде вовсе, — попытался вставить Ахмет свои пять копеек, но был прерван на полуслове.
— Послушайте, как вас там, Ахмет, мы с приятелем сейчас не очень хорошо себя чувствуем, а вы тут досаждаете… Вы не могли бы нас…
— Нет, это вы теперь послушайте! Дело не в еде, а в том, из чего вы кушали! Ахмет далеко видит, Ахмет слышит сквозь стены! Зачем кушали из кукольной посуды? А теперь вот удивляетесь, что в сказку попали. Уж кому, как не вам знать – полумеры до добра не доводят! Если ты человек, так и кушай из человеческой посуды. Из кукольной посуды – вам уже нельзя. Это дорога назад. Вот: тут я на лопате записывал за вами утром, пока вы ещё спали. – И дворник указал на тыльную сторону ковша лопаты, на которой было записано фломастером недавно озвученное Павлом стихотворение: пусть убог и никчёмен мой завтрак, но я розовощёк словно бог…
Павел побледнел от увиденного и уставился на Ахмета:
— Как вы узнали? Я же никому, кроме…
— Видишь, ты ещё не написал, а я уже знал, что напишешь. Мы тут немного впереди вас живём, однако…
Павел вдруг увидел, что у Петра вообще нет лица – просто размытый овал вместо головы. Его друг стоял рядом, засунув руки в карманы и молча внимал дворнику – просто серое пальто, увенчанное размытым очертанием головы.
— А это — таким ты видишь его на самом деле. Безликим, немым, созданным только для того, чтобы слушать тебя и следовать за тобой, он здесь только для того, чтобы тебе не было скучно, — сказал дворник, поймав удивлённый взгляд Павла на преобразившегося товарища. Павел отвёл глаза в сторону и задумался.
— А ведь вы правы. Я об этом как-то раньше не задумывался… Чёрт возьми, неудобно-то как. — Тихо проговорил Павел. Он повернулся к Петру и начал было:
— Петя, я не…
— Не утруждай себя оправданиями – он всё равно тебя не услышит, — прервал его дворник.
— Почему это?
— А ты подумай хорошенько. Ты же не один на белом свете живёшь! – Сказал дворник и, весело расхохотавшись, подмигнул им обоим сразу. Безликий Пётр в ответ молча закивал головой и полез за сигаретой.
— Итак, господа полу-апостолы, у нас мало времени, вы здесь, к моему глубочайшему сожалению, не на долго. А жаль. А вот если тронулись бы умом, то задержались бы тут на более продолжительное время. Но тогда там, у себя, стали бы дурачками. Дилемма, однако. Так не будем же терять время на разговоры. Давайте оторвёмся по полной! Бежим скорее гнуть забор! Что может быть веселее! Ай да за мной! – Прокричал Ахмет, и Пётр с Павлом, охваченные азартом помчались вслед за дворником к ограде сквера.
— Вот так — хватайтесь за ограду и начали!
Пётр с Павлом обеими руками взялись за ограду, которая едва доходила им до пояса и начали её гнуть в разные стороны. Поразительно, но чугунная ограда легко поддавалась любым манипуляциям, будто была выполнена не из металла, а из латекса. Они растягивали её в разные стороны, играли на ней как на струнах. Звук был похож, как если бы они играли смычком на пиле. И каждый играл в своей уникальной тональности. Звуки рябью расходились от ограды в разные стороны. Ничего приятней они раньше не испытывали…
— Стоп! – Скомандовал дворник. – Угомонитесь уже. Вам пора. И мне тоже. Пора уж и честь знать.

И тут они оба почувствовали в руках холод металла. Они стояли и держались за чугунное ограждение. Пётр, не мигая, уставился на Павла:
— Слышь, Паша, а у тебя лицо прояснилось. На себя стал похож. А то была какая-то бесформенная клякса.
— И у тебя, я смотрю, рожа тоже обрела, пусть и отдалённые, но всё же человеческие черты. Что не может не радовать. А где дворник?
— Испарился куда-то. Пойдём покурим, наконец, — за этим же и зашли сюда.

Павел проводил Петра до метро. За всю дорогу оба не проронили ни слова. Они попрощались. Пообещали друг другу на долго не пропадать. Паша сел в троллейбус и поехал домой. Проезжая один из перекрёстков, он вдруг увидел Ахмета. Павел бросился в конец салона, прильнул к окошку и замахал оставшемуся далеко позади дворнику рукой. А Ахмет стоял на тротуаре и лукаво улыбаясь, махал в след удаляющемуся троллейбусу.

12 января 2020 г.