"Пару слов о себе."

" Пару слов о себе."

Мама вышла замуж девушкой. В двадцать лет. Их свадьба была на двадцать третье августа- День освобождения Харькова от немцев. Из дома номер тринадцать, ровно через девять месяцев и два дня, её увезли рожать в тринадцатый роддом, на Гагарина. Я родился 25 мая. На день освобождения Африки. По советскому календарю. На этом календаре, чернокожий африканец, красного цвета, с явно негритянскими чертами лица, разрывал такие же красные цепи. Этот день был последним днём учёбы в школе. Факту этому завидовали все одноклассники двух школ, в которых я учился. С первого по десятый.

— Покажи Серёгу!- орал выпивший отец, под окнами роддома с дружками. Видимо орал он громко, требуя в окно показать ему сына. Или имя Серёга, стало напрягать маму. На что мама вместо Серёги показала папе дулю и выдала текст: Серёги не будет! Будет Славик. -Так у них появился я. Эту байку, со слов бабушки, я знал с детства.
Не смотря на то, что жена родила ему первенца. И даже то, что была младше мужа на девять лет, не остановило отца от гулек.
Папа был красивый мужчина, похожий на Штирлица, с роскошной причёской. На старых фотках можно было заметить, что местные девки, с интересом смотрят на него.
Это повышенное внимание к себе, видно толкнуло отца на измены, чего молодая мать ему простить не смогла. Она взяла сына, годовалого крупного мальчика, с круглыми щёчками и глазами, за которые он в будущем получит кличку «Китаец», и ушла к своей маме, моей бабушке.

Мне почему то кажется, что я помню тот день. Это как навязчивая мысль, кажущаяся непременно правдой. Картинка всплывает, как видение, хотя не знаю, может ли двухлетний ребёнок что то помнить.
У нас на углу улицы продавали молоко. Из бочки. Бочка была такого цвета сгущёнки. Слева от поворота с трассы.
Меня кто то держал на руках. Я не помню. Одна женщина спросила: Это Юрын сын?- и продолжила, на выдохе, явно жалея- Бедный мальчик.
Мне кажется я это запомнил. Мне кажется, я понял тогда, своей детской чувствительностью, что что то произошло. Что то давяще страшное. И заплакал.

Потом я плакал ещё чаще. Годам к семи. У всех детей, как мне казалось, были отцы, а моего- убили. Ему был всего тридцать один год. Он часто дрался, на генделыке, с романтическим названием" Голубой Дунай", у платформы Верещаковка- Балашовская, у тогдашнего рынка, рядом с улицей Красного милиционера и переезда.

Рядом с этим переездом, на повороте с проспекта Гагарина, тогдашнего Змиевского шляха, на шли и моего деда Дмитра.
После войны, он вернулся с перебитыми ногами в родной Харьков. В довесок к сыну, заклепал своей жене, по имени на немецкий манер «Нара» ещё и девку, мою тётку.
По одной из версий Чкаловских, деда сбила машина. Его тело лежало на дороге. Но говорят, что его убили во время драки в пивной. Никто не стал в этом разбираться.

Отец видимо унаследовал от деда характер.
В доме, где мы жили, обитало ещё две семьи. Это был единственный дом барачного типа, построенный ещё до войны, из красного кирпича.
Бабка, прожившая к слову девяносто два года, рассказывала мне, как немцы, вошли в Харьков. Отцу тогда было два. Дед был на фронте, вместе с бойцами отступающей Красной армии. На Университетской, возле «Зирки», две молодых женщины, боясь изнасилования, вкатали себе в головы кусочки теста, объявив, что они инфицированы. Немцы облили бензином парадную и сожгли два этажа, вместе с девушками, боясь заразы. Бабуля видно была красивой для тех лет. Она не знала этих историй, но по совету подруг измазала голову тестом. Когда солдаты Вермахта зашли во двор тринадцатого дома, то увидели молодую женщину с паршой в голове и мальчика, обсыпанного ветрянкой. Тыкая автоматом, фриц дал понять, что если это зараза, то надо идти в сарай и они будут подпаливать. Если б не воля Свыше, я бы вообще не родился.

Нара, она же Анна Фёдоровна Бондаренко, быстренько смыла с головы мучные катыши. После чего немец, лично взял и искупал двухлетнего папу в медном солдатском тазу со свастикой. А потом выдавил ему всю ветрянку и чем то вонючим смазал ранки. Немцы поселились в хате, а Нару оставили жить в сарае.
Я не помню своей жизни в этом доме. После ухода мамы, сосед по кличке«Зайчик», в драке, дважды пырнул отца ножом. Соседа опять посадили в тюрьму, из которой он не вышел. Отца прооперировали. На месте ранения образовалась язва. Из желудка текла кровь. Он продолжал работать шофёром. Однажды, помогая продавщицам сгружать муку с машины, у него прихватило спину. Он слёг и вдруг стал таять на глазах. Через шесть месяцев врачи констатировали саркому. Он умер мучаясь. Кроме, как на фотках, я его никогда и не видел.

Через пять лет после этого, мама повторно вышла замуж и ещё через пять, я стал старшим братом младшего и сестры. Теперь, после школы, к моим обязанностям по дому, прибавились велосипедные прогулки на другой край города за детским молоком. Я помню, как лет в двенадцать, на трассе, почти возле доме, коцнул бутыль об бутыль, болтающихся в авоське. Пришлось крутить педали опять почти на Южнопроектную и ещё получать по шее за разбитое.

Знаете, я не жил в Центре города, но я жил в центре событий. Мы палили табачную свалку по множеству раз. Курили на чердаке лесопилки. Били стёкла на ЦветМете. Резали сиденья в электричках паровозного депо. Катались на товарняках. Тырили ящики с поездов, вскрывая пломбы. Строили халабуды за линией. Еженедельно дрались, по возрастам, с соседней улицей. Гоняли на велике по трубе, ночью, через болото, обрывая для малолеток сирень в питомнике. Прыгали с плотины щучкой в Лопань.

Это был наш район. Червонозаводской. Нахаловский.
К двадцати годам я уже успел жениться, развестись, похоронить не родившегося сына, поездить по стране.
Я часто думал, с позиции лет, анализировал свою жизнь. В правильном ли месте я родился?.. Правильно ли жил? И знаете, я благодарю Бога за все трудности и неудачи. А иначе мне бы не было что рассказать. Моя жизнь была наполнена самой Жизнью. И я хотел бы написать об этом. О городе, в котором родился, и который люблю. И о моём поколении.

Всем ребятам с нашего района посвящается.

Вячеслав Жадан 2019