Юкио Касима. Из сборника Эпизоды гражданской войны

Юкио Касима. Из сборника Эпизоды гражданской войны
Юкио Касима 3
«Между Небом и Землей»
(Из сборника «Эпизоды гражданской войны»)


«Все слабее запах очага и дыма,
Молока и хлеба.
Только под ногами, да над головами
Лишь земля и небо».
/Б Окуджав. Батальное полотно/

Дверь резко распахнулась от удара ногой. Из подъезда вышла странная процессия: трое были в милицейской форме, четвертый – в синих спортивных брюках -трико и футболке, на ногах тапочки. Они двигались словно в некоем ритуальном танце: первые двое, слегка развернувшись боком, шли приставным шагом, каждый раз вынося вперед одну и ту же ногу, двое следовавших за ними, семенили, протирая подошвы и перемещаясь с каждым движением не более чем на пол ступни. Эта «ритуальность» их движений объяснялась ношей, которую они тащили на куске материи -покрывале, очевидно. Классический вариант: двое спереди… двое сзади. Первые двое с трудом протиснулись через дверь, не легче было преодолеть этот рубеж и двум задним. Ноша была тяжелая, покрывало под ней, провиснув, задевало, а иногда и просто волочилось по камню ступенек. Сверху на эту тяжесть также было набросано какое-то тряпье.
Спустившись со ступенек и поднеся груз к проезжей части дороги у подъезда, они остановились и опустили ношу на асфальт. Груз кисельно колыхнулся и, приходя в соприкосновение с землей, и из-под темной материи показалась пухлая рука. Кто-то спросил: «Ну, что…Куда его?» — «Куда… куда… пол первого ночи уже …Куда?» — раздраженно отозвался сержант. «Вот и думай, куда? – добавил он, походя к дверце стоявшей рядом милицейской машине, на боку которой выведено «АДЧ» (Автомашина дежурной части» ). Он наклонился и через окно боковой двери достал блестящий, имевший форму буквы «Т» предмет. Затем подошел к машине сзади и, ткнув этим предметом в металлический корпус, повернул его против часовой стрелки. Задняя дверца открылась – зачернело стиснутое металлом жесткое пространство «стакана», обычно заполняемое, в случае необходимости, задержанными.
Мужчина в футболке и трико, тревожно поглядывая по сторонам, спросил: «Ну, что? Я пойду?» — «Да, спасибо …давай. Дальше мы сами справимся». Мужчина исчез в подъезде.
«Ну, что стали? Вперед! Пока родственник не вышел» — «Что, в машину?» — «Ну а куда его еще?! Или хочешь ночевать здесь?» Ситуация была такова, что кто именно говорил, к кому, именно говорил, к кому, именно, обращался не имело ни малейшего значения… Из подъезда вышел еще один милиционер в погонах лейтенанта. «Ну, что взяли!» Двое попытались взять груз за концы покрывала, как это делалось при выносе из подъезда. «Да, не бойтесь в его, под мышки берите… Он же доброкачественный, еще пока как огурчик». Следуя подсказке два милиционера, не снимая простыни, наброшенной сверху, через покрывало, подминая его просунули руки под мышки и взялись за «груз». Теперь уже не вызывало сомнений, что это был труп мужчины, невысокого роста, но полного телосложения. Мертвая лысая голова, с которой сползло покрывало раскачивалась из стороны в сторону, словно пытаясь разглядеть в деталях это последнее приключение своего бренного тела. «Ну, давай, пихай!» Тело с трудом затолкнули в «стакан», и, только ноге не находила места, она, несмотря на все усилия, весьма старавшихся людей, выпадая и зависая, в общедоступном стороннему взгляду пространстве.
Из подъезда вышли еще двое мужчин. В этих выходах была некая театральная последовательность, словно площадка у дверей подъезда со стекающими к асфальту ступенями была сценой, на которую каждый в свое время выходил очередной персонаж. Кто их вновь вышедших на этот раз имел отношение к происходящему как родственник было легко определить. Второй – работник прокуратуры, персонаж обязательный, бросив взгляд в сторону машины вдруг взял за локоть своего соседа, слегка разворачивая, а, значит спиной к машине, неожиданно громко спросил у него: «Так вы все поняли?» — «Да… да … понял.» — «Ну, тогда хорошо»» — «А где э-э-э … _ «Уже наверное отвезли». _ «Так мне туда не надо…?» — «Нет…нет, вам пока туда не надо, ребята сами…» А вы сами… А вы завтра…» Во время этого разговора сержант подошел к зависшей ноге, поддел под ступню руки со сплетенными «замком» пальцами и с силой рванул их вверх и в машину, а затем быстро захлопнул дверь. «Все? – спросил он. Поехали?»
Помощник прокурора поместился с краю, собираясь выйти по пути. «Ну вы и даете! А если б родственник увидел? – «Что нам родственник, лишь бы этот – милиционер кивнул головой назад, — не обиделся». «Все это ерунда! _ сказал сержант. – А вот как мы его вытаскивать оттуда будем?» — «А, что?» — «Что, что Его ж туда не положили, а забили…» _ «Ладно, как – нибудь… — зашелестел разговор.
В следующем эпизоде лейтенанту довелось принять довольно скоро… Это был несколько другой жанр…
Первым через порог переступил помощник прокурора, и, перешагивая спрашивал у женщины, стоявшей на площадке: «Так это вы увидели первой?! – «Да, я смотрю дверь открыта, думаю пришла Галя с работы, хотела спросить … ну, там кое чего… А там свет везде … и никого нет. Я позвала — не отвечают. Тогда я в ванну заглянула …»
— «И там увидели соседа?» — «Да. И сразу ж позвонила. Ой, я заходить не буду туда, можно?»
Из ванной комнаты тянуло жаром, запотевшее зеркало не отразило входящих. В ванной лежал крупный мужчина с закрытыми глазами по грудь в воде. Одна рука его цеплялась за край чугунного ложа. Пропустили судмедэксперта. Кто-то сказал: «Готов?» «Он пил? – спросил помощник прокурора у оставшейся у входа в квартиру женщины. «Ой, пил… пил…» Помощник вздохнул и сказал: «Ну что? Надо вытаскивать». Милиционер в рубашке с короткими рукавами, брезгливо морщась, погрузил руку и вынул «пробку». Вода начала стекать оголяя тело, с которого местами слеза кожа, обнажив розовую плоть. «Сварился» — сказал кто-то. «Н, что там у его покажет вскрытие, а сейчас его надо извлечь.» Голыми руками брать не хотелось. Инстинктом жившая неприязнь к «мертвому» нависла проклятием над этим неуклюжим в наготе своей и беспомощным телом, ставшим неприлично тяжелым.
«Надо что-нибудь… рукавицы, что — ли?» — «Да, и белые халат не мешало бы.» — «Скользить же будет … — «Вытри его полотенцем.» Наконец было обнаружено ко-какое тряпье, которым обмотали изъязвленное ожогами тело в местах предполагаемого захвата и приступили к извлечению. Кожа лопалась, тело вскальзывало. В конце концов его не удержали и оно грохнулось на простеленное рядом с ванной покрывало. «Тише, тише вы…» — прошипел, косясь на соседей помощник прокурора.
У подъезда с появлением процессии какая-то женщина, держась руками за стенку, задвигалась в сторону, от подъезда. Оказало, что это жена покойника пришла раньше, чем приехали работники милиции и заглянула в приоткрытую дверь ванной… соседи вызвали ей «скорую помощь»…
«Упакованного» в покрывало покойника опустили у подъезда на асфальт и стали ждать машину, которую должен был «пригнать» сержант, остановив ее где-нибудь, и, каким -либо образом уговорив или заставив водителя помочь.
Ожидание затягивалось, и один из офицеров пошел за дом к дороге. Было уже начало двенадцатого ночи. Через некоторое время, иначе как вдруг и не скажешь, неуклюже выворачивая на не слишком широкую дорогу у дома, из-за угла показалась огромная машина — самосвал, и, медленно, задыхаясь и кряхтя, двинулась к ожидавшим. Капитан, стоявший рядом с трупом вскинул руками… «Ты, что?!» — «А, что? — - зло бросил в ответ сержант. И в этой эзотерической неоконченной фразе не было недоговоренности…
Наконец, подойдя ближе, сержант повторил уже спокойнее: «А что? Думаешь, все — так и спешат сюда?» — «Ну, ладно, поехали! Как мы его грузить будем? Водитель машины выйдя из кабины, посочувствовал, может кузов опустить немного. «Все равно не поможет…» — «Ну, так что?» — «Для начала разгони народ. Что им цирк здесь?». — «По другому не назовешь. Два милиционера отошли от машины к группе людей, стоявшей у подъезда. «Мамы и папы, расходитесь, пожалуйста, по квартирам. Кто хочет помочь может остаться». Народ молча разошелся. Только через подъезд в желтом пятне света от жековской лампочки стояли две женщины… одну из них тошнило. Постояв в раздумье, капитан полувопросительно произнес: «Может лавку подставим»
-«Давайте». Под задний открытый борт машины поднесли лавку, стоявшую у подъезда — местный культурный центр, прибежище вечернее старушек. Процесс подъема тела происходил болезненно: раздавалась приглушенная нецензурная брань, сопровождавшаяся корректирующими действия фразами. Наконец, труп был погружен на дно полного угольной пыли и щебня кузова, борт закрыли. Все расселись по местам и процессия из двух машин: впереди АДЧ, а за нею самосвал, медленно тронулась. «Куда ехать – то!? – крикнул водитель, выглядывая из кабины. – В морг что-ли?» — «Поезжай за нами» — ответили ему из АДЧ. Кто-то уже в пол голоса, нахрипевшись вдоволь во время операции, произнес: «Сейчас бы душ неплохо…» — «Да, кофе с чаем…» — «А, может обыкновенного пивка… без всяких деликатесов…»
«Ну, что дальше? – спросил старлей. «Тише, тише… — сказал дежурный, и все находившиеся в дежурной комнате рядом с пультом замолчали. «Так, понял, — дежурный повторил в трубку адрес и добавил — Выезжаем». Затем повернувшись к помощнику сказал: «Давай группу – на выезд. И опера зови… побыстрее.» Когда все собрались, дежурный пояснил «Женщина пришла домой, только дверь стала открывать, как она сама открывается и оттуда мужик выбегает. Оттолкнул ее и вниз… Она – в квартиру – на кухне муж лежит весь в кровище… Короче, скорую уже вызвали. Давайте быстрее, пока все там».
«Скорая» стояла у дома. Врачи грузили в нее мужчину, лежавшего на носилках, покрытого простыней. «Ну, что там? – спросил «опер», подходя к врачу. Тот пожал плечами: «Ножевое. Очевидно, проникающее. Он без сознания. Пока все». Здесь же находилась и жена потерпевшего. «Опер» попросил ее задержаться, пообещал затем подбросить до больницы, куда везут ее мужа.
Женщина выглядела испуганной, рядом с ней стояла девочка лет шестнадцати. Они поднялись на третий этаж. Двое мужчин в милицейской форме зашли вместе с хозяйкой в квартиру.
Да, не успела вставить ключ в замочную скважину, как выбежал, ее оттолкнул. Нет, никогда раньше не видела. Волосы темные залысины, Лицо круглое, могла бы узнать. Лет сорок – сорок пять. Кто живет в квартире? Она с мужем, дочь… и, немного помедлив, сын. Где они сейчас? Дочь рядом, сын гуляет, придет поздно. Часто приходит поздно, как не бьется с ним…Ему уже восемнадцать. Они с дочерью в театре были, а затем вот, не торопясь прошлись пешком. Если б на троллейбусе… то может ничего бы и не было. Дочь пошла в соседний подъезд к соученице, взять какой-то учебник – завтра экзамен. А она поднялась…
«Кто у вас здесь спит? — спросил опер, показывая на разобранную постель в зале. «Вообще – то это место сына, мы с мужем в той спальне, а дочь в этой…». «Опер» остался беседовать с женщиной, а лейтенант, переговорив с соседями из квартир, расположенных на той же лестничной площадке, спустился вниз к машине. «Ну, что там?» — «Глухо пока. Заряжайтесь на всю ночь. Дама что-то темнит».
Вышел «опер» и сказал, что едут в больницу. Дочь попросилась, но женщина не пустила ее, дала снотворное и уложила спать. «Будешь проезжать мимо «базы», выбрось нас, мы в больнице не нужны».
От пронзительного телефонного звонка прямой связи с дежурной частью лейтенант вскочил, едва не упав со своего ложа из приставленных друг к друг к стульев. Посмотрел на часы – пол шестого. Значит дремал уже часа полтора. Достал из сейфа пистолет, сунул в кобуру…
Дежурный с припухшим лицом посмотрел на собравшихся и вяло сказал: « Ну, что вывозить надо» — «Кого?! – «Ну, мужика того… умер все-таки.» «Так в больнице же умер… Пусть они его и вывозят». – «А они говорят у них некому». – «У нас тоже нет профессионалов по этой части. Умер у них — пусть и вывозят»- «А они говорят, что он еще по дороге умер». – «Оборзели совсем. Скоро дороги мести будем.» Дежурный, тонко уловив настроение сонной массы не стал диктовать, а занудив, уговаривал: «Не, ну так что вы, что предлагаете? Ну, давайте подождем до восьми – придет начальник, решит. Все равно вывозить надо». – «Ну, пусть и вывозит». – «Хорошо, я передам ему пожелания трудящихся. Дискуссия перестала носить конструктивный характер. Но минут через пятнадцать дежурный возобновил свои причитания. За это время еще раз позвонили из больницы.
«Ну, ладно, поехали. Только пусть нам машину дадут, я искать не буду» — «Ну, конечно, дадут. Это вы уже на месте решите. Водитель АДЧ тоже тер глаза и ругался.
Лейтенант сидел на заднем сидении и смотрел зараженными бессонной ночью глазами на здоровую синеву неба, окрашивающую в бодрые цвета улицы и дома, бегущих в поисках счастья людей. Город возвращался к своему «беспределу». В машине было прохладно, все курили.
В больнице встретили приветливо: «Наконец-то, а то уже люди начинают приходить через коридор, где он лежит… проходят -смотрят.» «Помятая» и небритая группа стояла к машины, через окно приемного отделения лейтенант видел как они вяло курили натощак. «Только у нас нет машины. Не на чем вывезти, -обратился он к «медицине». «Да? – женщина в белом халате приоткрыла дверь и, повысив, голос, крикнул в тишину: «Люба! Люба! Ребята приехали, но у них нет машины». – «Ну, позвони в «скорую!» Женщина набрала на диске телефона, стоявшего на столе, номер, ей ответили, что машина есть, но надо разрешение заведующего, а он еще не пришел…Позвонили ему домой – он разрешил.
С таким комфортом труп было вывозить сплошным удовольствием. Его подкатили на тележке подъехавшей «скорой». Медсестра пыталась оставить носилки, на которых он лежал, в больнице, от греха подальше, а «его» переложить на «что-нибудь». «Опять начинает «как-нибудь» на «что-нибудь», — подумал лейтенант…Но водитель сказал, что он лично привезет носилки назад.
В ничего не подозревающем городе продолжалось утреннее шевеление. К моргу доехали быстро. «Мужчина» на поворотах «шевелился». «Скорая» заехала во двор и стала, вслед за ней во двор заехала АДЧ, чтобы по окончанию процедуры отвезти «тружеников» в рай отдел. Водитель АДЧ вышел из машины и нажал кнопку вызова. Через пару минут дверь открылась, их нее вышла женщина, с печатью плохо проведенной ночи на лице: «Всю ночь сегодня…Давайте сюда, — сказала она. Четыре милиционера взяли удобные носилки и, вытащив их из машины, последовали за ней. Она провела их в зал, где больше никого не оказалось, вопреки ее реплике о «нескончаемом ночном потоке»…, и указала им на место, куда «его» надо перегрузить.
Носилки чуть приподняли и, переворачивая, освободили от труппа. Он медленно, с клейким шелестом, отделился от влажной от крови клеенки носилок, съехал на бок, а затем беззащитно ткнулся лицом в свое новое жесткое ложе, и остался лежать на животе. «Переверните его», — сказала женщина. «Придет мастер – перевернет, ответили ей.» Ну, если милиция так поступает, то что о других говорить,» — откликнулась женщина. «Кто же эти другие, интересно?».
Когда дверь закрылась, стало легко: дежурство заканчивалась, вокруг было светло.
«Поехали» — «На базу?» — «Нет, давай к магазину – курить нечего».
У магазина стояли минут пятнадцать – курили. Рация молчала. От курения в течение всей ночи во рту было отвратительно. Курили, ругались. Говорили о том, что никому ни до чего нет дела, или иными словами всем на все наплевать. Лейтенант не участвовал в разговоре, затягиваясь в очередной раз он тупо и напряженно вспоминал дату на газете, лежавшей на столе в «Скорой»… Неужели...? Нет, это из-за ночных бдений все…