Юкио Касима. Бесконечное прошлое: 1. След из детства
UkioKasima Возрастные ограничения 16+
Город М/Ж был избыточен … В НЕМ БЫЛО ВСЕ… Металлурги зарабатывали деньги…С моря везли товары, чтобы тратить эти деньги… Не обходилось без контрабанды, но впечатляющих дел в связи с этими делишками на своем веку в этом городе не припомню… Естественно моряки тоже были при деньгах – к ним за разные диковинные вещицы переходило заработанное в нелегких сменах перед плавильными печами… У моряков бывали даже доллары… зеленые бумажки … о том как они выглядели на самом деле мало кто знал из обывателей… но в городе их видели… я видел… в троллейбусе. «Один» одетый весь из себя прилично… вытаскивал из кармана бумажки и совал их девушке… на смотри, мол, у меня есть такое… суть конфликта нами понята не была, но Сокол-мой «дружбан» не посчитал за западло, поднял их с пыльного пола троллейбуса — дело было летом, сунул их в руку или карман владельцу…и со словами «ты че братан» выволок его из троллейбуса… я тоже успел выскочить, а та которой демонстрировал он свою «зелень» не успела… На улице Сокол популярно напомнил ему, принявшему боевую позу, о том, что эта демонстрация может стоить ему не только «визы», но и свободы также…
В городе «водились» и иностранцы … одни появлялись с моря, другие учились в ВУЗе города…Именно в ВУЗе… В Металлургическом институте … Мы тоже в нем учились… Те, кто за десять лет учебы в школе не взлелеяли в себе мечту, желание или хотя бы намерение… но все же имели «приличных» родителей и что-то за душей, в смысле знаний приобретенных в школьные годы … Уж и не могу сказать точно, сколько моих соучеников не стали искать приключений, подобно мне, и продлили беззаботные школьные годы относительно такими же беззаботными пятью годами в институте…
Иностранцы тоже учились в институте. Советский Союз оказывал дружескую помощь в воспитании кадров… Одних учили бесплатно… другие платили валюту… Кубинцы… афганцы… нигерийцы…студенты из Венесуэлы и других стран…. Некоторых было достаточно, чтобы организоваться в товарищества…общины… иные по одному – два человека примыкали к наиболее влиятельным общинам.
В городе были и женщины с пониженным чувством социальной ответственности… мы не называли их «проститутками»… мы с ними были в хороших отношениях, но как существами мужского полу они нами не интересовались…Уровень наших доходов не оставлял нам надежд на особое внимание со стороны зачастую весьма привлекательных и даже красивых девушек и молодых женщин…Впрочем прецеденты были… Именно тогда я пополнился пониманием, что причиной, поводом устремляющихся лиц разного полу друг к другу может быть не только любовь, страсть, похоть, деньги… отношения могли возникать и из доверия друг к другу… Через них можно было достать какие – нибудь «иностранческие» шмотки. С большей безопасностью, чем при прямых контактах… «Фарцы» были отчаянным народом… Но мы «пацаны» их не долюбливали… называли «додиками»…
Женскую общность работавшую с иностранными моряками называли «легионом»… их общение с указанным контингентом носило самый глубокий характер, иногда имели место попытки, чаще всего безуспешные, официально оформить отношения… Без присмотра и даже пристального внимания соответствующей службы – комитета государственной безопасности не обходилось…
Все это приобретало значение в нашей жизни поступательно … не сразу… Но почти сразу, с момента, когда родителями позволялось нам «поиграть во дворе» без присмотра, что было в порядке вещей в те былинные времена, перед нами выступала «Курортная зона»…
В городе была курортная зона… море… пляж… ряжи в производственной зоне – судоремонтный завод, порт… С ряжей можно было ловить рыбу… увлечение серьезное, иногда становившееся делом всей жизни… Красная рыба… тарань… рыбец… судак… и «козырная шестерка» – бычок… Красную рыбу «добывали» в основном жители районов города, которыми назывались поселками, Эти поселки — «частный сектор» — входили в черту города, но нравы, обычаи и традиции их жителей отличались от наших — жителей «материковой» части города… Именно там и проживали потомственные браконьеры…ловцы «краснюка» … изготовители черной икры…
Курортная зона располагалась на склоне между проспектом и бульваром…
Курортной зоной называли покатый спуск от проспекта имени героя Крымской войны – не последней, а 1853-56 годов – флотоводца… адмирала…нисходившего вниз к самому морю. Спуск был весь в зелени … Деревья, кусты сопровождали вас на всем пути к заветной песчаной полосе, называвшейся пляжем, за которым начиналось море… Путь ваш, собственно наш, так как чужие туда забредали редко, завершался выходом из чащи на бульвар, который не мудрствуя лукаво, не вовлекая исторических реминисценций назвали Приморским… Бульвар начинался среди каменных строений: жилых домов, кинотеатра «Буревестник», дворца культуры моряков, от здания морского торгового пароходства, корпусов судоремонтного завода и тянулся не один километр вдоль постепенно снижавших этажность зданий, переходя с одной стороны в курортную зону, а с другой — в песчаную пляжную полосу то сужавшуюся, то расширявшуюся между железнодорожными рельсам «бегущими» в морской торговый порт и теплым морем…
Мы называли всю эту зелень курортной зоны «посадкой» Там нас всегда ждали приключения или то что мы считали таковыми … в разных возрастах разное имело свою притягательность… от игр в «индейцев» до опыта общения с противоположным полом… «посадка» располагала к сближению…
Последовательность пути к морю из дворов нашего района была следующей: от проспекта имени морского героя… героя морских побед империи в историческом прошлом … адмирала… вдоль которого выстроились пятиэтажные многоквартирные дома… презрительно «хрущевками» их стали именовать гораздо позже … в «новые времена»… большей частью теми, кто не жил в коммунальных квартирах… Впрочем, может и не так… в устах переживших коммунальные коллизии… иногда вспоминаемые с приязнью даже… «хрущевка» была именем вполне уважительным… особенно на периферии, которая не знала сталинского монументализма в жилищном строительстве…
Через дорогу т.е. перейдя на противоположную сторону проспекта мы оказывались перед земельным участком, на лето засевавшимся подсолнечником, статус этих посевов нам был не ясен… было ли оно колхозное или принадлежало гражданам на каких -либо основаниях… мы не знали… не вспомню даже, чтобы вопрос подобного рода появлялся на самой дальней периферии нашего детского сознания. Когда подсолнечник начинал вызревать, на его просторах появлялся сторож…задачей его судя по всему было не отловить посягавших на плоды, ибо мы неудержимо устремлялись на эту территорию, а отпугивать своим неожиданным, как нам казалось появлением на расстоянии видимости от нас. Нашей же целью были эти большие подсолнечные головки, плоды которых сверху были покрыты желтыми цветками … на каждую семечку свой цветок… мы скручивали эти головки, а затем, уже покинув зону риска… то есть вернувшись через дорогу обратно в свой двор, ели –«щелкали» их невызревшие черные плоды — мягкие молочные зерна…, сплевывая черную «кожу» с освобожденных зерен по месту вкушения, ни мало не беспокоясь о приличиях… чистоте и прочих неудобствах, которые мы тем самым создавали окружающим … оскорбляя общественные приличия… нанося в эстетический урон «местности», впрочем замечаний нам никто не делал…так как потребление семечек, правда жареных, имело место и перед подъездами, где собирались пожилые женщины, старушки и прочие склонные к общению обитатели подъездов… перед которым стояли лавочки, а иногда и скамейки со спинками… Эти малые архитектурные формы не отличались фантазией и служили единственной прикладной цели… По завершению этих посиделок, живущая на нижнем этаже выносила савок, веник и земля перед лавкой подметалась, очищалась от подсолнечной скорлупы…
За подсолнечным полем лежала территория неухоженности, применения ей в те времена власти не находили… она была испещрена ямками, буграми но столь давнего происхождения, что уж успела зарасти высокой травой, бурьяном, местами и кустами… Происхождения этих неровностей никто не знал, да и не заморачивался на этом…
Далее начиналась, собственно, курортная зона … Пройти ее можно было разными тропами… как общего пользования, так и известными только нам…
Справа по «курсу» размещались пионерские лагеря… Дома отдыха и санатории, выстроенные, судя по архитектуре, в стародавние времена располагались и слева и справа… Впрочем, как временная, так и ведомственная принадлежность этих строений нас также мало занимала…
Они были интересны нам не своей архитектурой… Находившиеся в окружении разросшихся деревьев и кустарников … высоких, тенистых, которые покрывали все пространство вокруг спускались в неглубокие овраги, оккупировали склоны, подъёмы, прочие неровности почвы, формировавшие ландшафт «курортной зоны», создавали впечатление неупорядоченной вольницы…и таили в себе сюжеты, известные нам не только по приключениям героев Майн Рида, Жюля Верна, но и те, доступ к которым детям до шестнадцати был закрыт даже в кинотеатрах… не говоря уж во плоти.
Обитателям этих корпусов тоже нравилась диковатая неупорядоченность зеленой растительности, их окружавшая…простор для курортных отношений… романов…
Как мало нам было нужно для счастья … того что по мере взросления будет все более и более принимать черты «прекрасного чужого»…
Примыкавшая к курортным корпусам зелень переходила без всяких видимых границ в не принадлежавшую ни одному оздоровительному учреждению зеленую массу… она начиналась со склона, опускавшегося в ложбину, по которой протекал ручей, неглубокий и не широкий, но через него мы перебирались по любопытной конструкции, которую в нашей сценографии мы называли «поваленное древо» и пользовались ею в играх на том этапе нашего роста, когда индейцы привлекали нас больше, чем «скво» из курортной зоны…
Миновав эту территорию через заросли кустарника и беспорядочно росших деревьев, по узким протоптанным тропам, мы выходили на Приморский бульвар, отделявший зеленую зону … сначала от железнодорожной колеи, по которой ходили туда-сюда поезда волоча за собой в прицепленных к ним вагонам, разнообразные грузы… от « генеральных» — в деревянных ящиках, закрепленных на платформах до угля и металла…
В том месте, где мы выходили на бульвар… а был как парадный выход – по широким каменным ступеням в количестве двенадцати штук, так и наш неформальный – на бульвар мы выныривали прямо из зарослей … Пляж от железнодорожной ветки отделяла весьма узкая полоса земли, поросшая клочьями низкорослой травы, имевшей свое производственное название, и посыпанная мелкой угольной крошкой от высыпавшейся из вагонов перевозивших уголь… Далее, укрепленная в камне – бетоне- отвесная стенка в наш тогдашний человеческий рост…которая с нашим ростом становилась все ниже и ниже, пока не остановилась где-то на уровне плеч… Она предохраняла железнодорожное полотно от рисков оползня, разрушения от приливов, которые хоть и очень редко мели место…
На песок можно было спрыгнуть, а можно было также опустится по ступенькам… А дальше песчаная полоса … песок был мягким, сероватым, но все- таки желтым… На нем в детстве было приятно улечься, проведя в воде избыточное количество времени до посинения губ…
Пляжи тянулись вдоль всего Приморского бульвара с разной шириной: от судоремонтного завода до конечного поворота дороги «вверх», то есть в городскую стихию, в цивилизацию…куда вела заасфальтированная дорога, сначала автомобильная, а потом и троллейбусная… Пляжная территория перемежалась с «водными станциями», где любители занимались яхтспортом… яхтсмены целыми днями возились со своими яхтами, «прихорашивая» их подкрашивая и прочее…
Мы провели много лет в этом городе, пережили, не одно нагромождение событий, каждое из которых казалось никогда не кончится… все они вдруг завершались кульминацией… и забвением. Наши весны изменяли нас, а мы изменяли себе, отдаваясь обманываясь преходящему…и без остатка в него погружаясь, все наши экстазы, растворялись во множестве дней и ночей… лет…
Вокруг нас «ткалась» несвобода, звучал марш единого государства, но участвуя во всех его проявлениях, согласно возрастным категориям… мы этого не ощущали… Достаточно было выглянуть солнцу и у нас над головами раскидывалось стерильно безупречная голубизна неба – неба нашего детства…
Пересекая случайные пространства жизни… безучастно связывая их узелок к узелку… в ожидании высоких озарений, что придут невыраженные в словах… как их узнать?
Выжившие из нас по сей день пережили цветенье, расцвет, зрелость … и сегодня «медленно склоняясь и хладея, мы движемся к началу своему…», каждый из той точки пространства, где нас застало осознание неизбежности этой общечеловеческой парадигмы…
Ничто не оказалось способным исполнить обещанья и посулы … Мы пытались взлететь…не зная, не беря в расчет, не давая труда поразмыслить…что уже построены аэродромы… посадочные полосы на которые тех, кому все же удастся приподняться хоть самую малость над землей, вынудят сесть…кто-то приземлится и покатит дальше все более и более замедляя ход… кто-то просто рухнет… теряя и ловя смыслы…капризно вставляя свои домыслы и догадки, точки запятые, тире но… но больше всего многоточий…
Тем летом… Одним из… Дни стояли жаркие длинные, содержанием же они были бедны… никакого содержания… после завершения чемпионата мира по футболу ждать было больше нечего…в ближайшее время ничего не должно было произойти… Краски лета… и бедное содержание дней на фоне красок лета было наполнено бессодержательным томлением…завистью к отсутствующим…
Днями бродили по двору…вспоминая в том числе как было весело и рисково, когда еще строились внутри дворов дома…но прошло уж много времени … годы…
Мы бродили по двору свободные от школы… от родительского надзора… он никогда не был паноптическим… но во время каникул, днем, когда родители были на работе…независимость ощущалась острее… бродили не зная чем заняться и что делать с этой свободой…не умея еще многого чего можно было бы просто хотеть, не говоря уж жаждать…Это была свобода совершенно пустая… не к чему не применимая…
Заходили на этажи, звонили в квартиры…куда-то исчезнувших друзей… иногда получая ответы, еще более разжигавшие ревность и зависть… особенно когда отвечали, что к нему зашел Ж и они ушли гулять еще раньше…проигнорировав почему-то тебя…чаще нам нас встречала безответность…Шли на пляж через «курортную зону»… в поисках куда-то исчезнувших друзей… Шарили глазами по телам в купальных костюмах, не зная чего от них желать, но чувствуя смутную притягательность их, от чего неясное томление плоти, по детскому бодрой, не знающей усталости…примешивалось к одиночеству…
Мы томились в ожидании некоего откровения неизвестно откуда должного прийти, пытались угадывать его в контурах тел, облаченных в купальники, в шуме который исходил от пребывавших на пляже мужчин и женщин…детей и пожилых …почти бесполых…мальчиков и девочек, юношей и девушек… шум стоял над песчаной полосой у моря… подобный шуму волн лениво накатывавших на брег… никто в отдельности не открывал рта… но шум неизбывно нависал над нами…
Стихия скуки нас захватывала безмерно и безвозмездно … Мы скучали, искали знакомые лица друзей.… мы ждали откровения…
Мы жаждали разорвать нерушимость границ, которыми раз и навсегда замкнут этот мир… еще не зная что все усилия в этом направлении безнадежны и все эти разукрашенные завесы, носящие имя жизни, колышутся, лишь слегка приоткрывая столь желанные невнятные содрогания того мира, который раскрывается перед нами … только и исключительно в соответствии с возрастным регламентом.
… Внутренне мы уже смирились с однозначностью нашего детского бытия, как одним из звеньев связанных в своей нерушимой последовательности человеческой парадигмы…
… Я вышел во двор… Помидор упал в стороне от меня …Я сразу ж вскинул глаза вверх… туда где крыша дома странным образом соприкасалась с небом… именно Это поточное изделие скорее рук человеческих, нежели ума… соприкасалось с ничем, с воздухом, который не кончался, а длился до самой бездны, маскирующейся выцветшей голубизной неба… Именно грани этого соприкосновения я и рассчитывал увидеть обидчика… и пресечь выявлением этим дальнейшие его действия… Пока я еще не пострадал – пострадали только мои чувства… Скользнул взглядам также по балконам, выходившим в двор, дома из первого подъезда которого я вышел. Ничего не заметил и процедил сквозь зубы: «Козел…»… ничего оскорбительней я, пребывая на том уровне развития, на который меня подвигли семья, школа и дворовые друзья, произнести в слух я не мог… Хотя в пассивном словаре у меня были и другие лексические единицы… пониженного лексического уровня… Конечно, оценке произошедшего соответствовали бы больше именно те слова из моего пассива…. Что-нибудь вроде «****ь» или «мудак»…ну «сука» наконец… и другие, типа тех что идентифицировали того, на кого они были направлены с половыми органами … мужскими или женскими…Но всю эту нецензурную парадигму я держал при себе, на случай если пребывая в группе товарищей по двору менее щепетильных, придётся словом утверждать, свое соответствие этому кругу.
… Когда приземлился на некотором расстоянии от меня второй помидор, я успел вскинуть глаза к крыше…и мне показалось, что нечто темное, все что не успеваешь рассмотреть, бывает именно темным…отринуло от кромки крыши и поглотилось ее непроницаемостью горизонта… снова в том месте оставалось только небесное…
«Ах ты … козел…- снова процедил я… сейчас едва ли удастся восстановить точность вырвавшихся из уст оскорбленного подростка слов, но тождественность их тому, что было обозначено выше, можно, пожалуй, подтвердить.
В порыве гнева я направил торопливый шаг к пожарной лестнице … поднимавшейся своими металлическими прутьями вверх по боковой стене дома… Возмущение было столь сильно, что я чуть не столкнулся с приближавшимся ко мне со стороны дома по асфальтовой дорожке Бураком» — Бураков Толик – он учился в параллельном классе и часто приходил к нам во двор через пустырь из другого двора… «Нижнего»… У них там было еще скучнее… Двор был более старой застройки -Сталинские трех — этажки…… обжит и наших одногодок там было мало… В значительной части коммунальные квартиры и те кто остался по статусу или составу семьи, после отселения соседей в новые квартиры, на всей территории коммуналки, понимая, что отдельная квартира в «сталинке» и в «хрущевке» – это две заметные разницы..
«Ты куда? – поинтересовался он у меня, и его вопрос по какой-то причине взбесил меня еще больше…но я ответил … «Какой-то козел с крыши помидорам кидается…ответил я. «Ну!? И что попал? — проявил сочувственную заинтересованность Бурак… оглядев меня, и убедившись, что все обошлось… и пострадали только мои чувства… перенес взгляд на асфальт, на котором следы падения помидора, улика одним словом, была на лицо… На его сочувственный, но все же праздный интерес я ответил ему злым взглядом, (то есть все, что у меня в совокупности отразилось на лице с использованием всех органов, доступной мимики…выразило как мне виделось злость…) Впрочем что такое «злой взгляд» в те годы трудно идентифицировать с движением мышц лица, подтверждающих мое возмущение…
Я взялся за угол стены… дома… забрался на узкий но достаточный для того, чтобы задержаться на нем выступ… затем получив опору, оттолкнулся от этого карниза и зависнув на какую-то секунду в воздухе … в прыжке… схватился за первую поперечную «железку» — рифленая арматура, с которой начиналась пожарная лестница…затем…
Через три года я буду, слегка подпрыгнув, доставать первой планки пожарной лестницы с асфальта…
Впрочем описывать все телодвижения и усилия, которые необходимо было произвести малолетке не дотягивающимся с «земли» до лестницы – и бессмысленно и скучно и непонятно для сторонних людей… задача этого неадекватного описания — показать ухищрения, к которым надо было прибегнуть, чтобы наконец начать свой путь по лестнице вверх – на крышу… ибо этого требовала честь…
Я перебирая руками по поперечным ..., переставляя одновременно ноги, с внутренней стороны лестницы… так за спиной была все же стена дома, а не пустое не внушавшее доверия пространство… Я двигался все выше и выше, моему взору с первых движений упиравшемуся в, стоявшую напротив пятиэтажку уже открывалась даль вплоть до морских горизонтов, пляжа видно не было… его скрывала зеленая масса «курортной зоны» смыкавшаяся в той дали с полоской моря уходившего в небо.
Впрочем, отягощенный справедливым гневом, я едва ли отмечал эти дали своим сознанием…Наконец, перед самой крышей я. Осторожно перенес свою плоть на внешнюю сторону лестницы и осторожно выглянул на поверхность плоской крыши, покрытой чем-то черным зернистым (мало привлекательным, но в итоге достаточно твердым, чтобы без опаски перекинуть на него ноги) как раз в тот момент когда «пацан», подойдя к краю крыши с фасада пятиэтажки точно так же как я осторожно выглядывал за край, не из страха, а из желания запустить очередной помидор, оставаясь неувиденным. И это был Тетеря … и это означало, что использование слов вышеперечисленной парадигмы практически исключалось. У Тетери авторитет был другого характера нежели у меня. Его клеймить таким образом, как я готовился, перебирая руками и ногами лестничные поперечины, в своем движении вверх, было нельзя… Мне оставалось забраться наконец на крышу и ехидно вопросить: « Что-то мимо у тебя все больше… Целкость потерял что-ли?» В голове вертелись разные ехидные мыслишки, типа… как и в учебе – второгодник… и разное другое… Тетеря в нашем классе оказался потому, что остался на второй год в своем классе и уже проучился с нами год. Невысокого роста, плотный до некоторой полноты даже, но подвижный и раскованный в языке, закрепил за собой определенный «имидж» и использовать в его адрес грубые слова не рекомендовалось… впрочем, он тоже крайне редко и далеко не каждого клеймил такими себе «сильными» словам из вышеперечисленного ряда лишь малой части парадигмы…
Со мной он обходился обычно достаточно хорошо, можно сказать уважительно за то, что я хорошо, по нашим меркам, играл в футбол – был «многоплановым» игроком, мог выступать и вратарем и в нападении и к тому же не плохо учился – был твердым «хорошистом», а футбол был страстью Тетери. Он договаривался о проведении игр с параллельными классами… с «бэшниками», «вэшниками», «гэшниками» — последние были самыми сильными в параллельных классах… и даже с командами их других школ бывало…
Поэтому, достигнув места назначения и перебравшись на крышу, в результате я выдавил и себя с заинтересованным видом, поднимаясь на крышу, «Ну? Что там?»
Тетеря от неожиданности отпрянул/отшатнулся от крыши и не смог удержаться от очевидно удивленного: «О! Ты здесь!» Его испуганное движение от крыши, неподдельное удивление выраженное в вырвавшихся словах, принесло мне окончательное удовлетворения. «Да, я ж так… в тебя не целился… шутил только…- продолжал оправдываться Тетеря, но я уже успокоился и огляделся. У «будки» — высокая конструкция из красно кирпича, назначение которой мне и сейчас неизвестно – но она, безусловно, имела прикладной смысл… Мы в то время вообще не подвергали сомнению: все что делали взрослые имело смысл, но нас большая часть из их смыслов мало касалась, мало интересовала… У «будки» сидела на корточках Валька – «Тёма». Ее в наш класс тоже перевели из параллельного класса… мы – я с ней- даже сидели на одной парте некоторое время, не из симпатии, а токмо по воле классного руководителя. В прочем с первого взгляда она мне понравилась, как все новенькие, но потом был второй, третий, после чего вернулся к своим прежним своим увлечениям.
Некоторое время мы не знали чем заняться. Я, получив сатисфакцию, не знал о чем говорить с Тетерей… он тоже. Перебросились парой фраз о чемпионате мира по футболу, принесшему некоторые неожиданности, но же ставшему историей и … все. Несколько разрядил обстановку Бурак, забравшийся на крышу через люк на пятом этаже. Но не надолго…
«Родимочка», а хочешь я сейчас Вальке всуну и полчаса держать буду?» — вдруг неожиданно сказал Тетеря. Таинства половой жизни смутно брезжили в детских душах, поддерживаемые такими же смутными сигналами наших тел… постепенно все более и более овладевая ими… Но чтоб вот так! Прямо… Всуну и точка… такое трудно было представить…
Представление о том, что должно произойти как результат сделанного Тетерей заявления, в частности касательно применения тех или иных частей тела, процессов в которых они должны будут участвовать… в регламенте, последовательности и их длительности … у присутствующих были несоизмеримо отличные…
Возможно, даже Бурак здесь был в теории посильнее меня…практика же у нас отсутствовала, как впрочем и большинства моих товарищей, знакомых… он тайно, впрочем любопытства этого скрыть было не возможно… не афишируя, своего глубокого интереса, черпал …искал… где мог информацию о физиологии этих процессов… Что касается меня, то платоническая составляющая отношений между девочками и мальчиками, занимала в моих мечтаниях больше места…
Поэтому, когда Тетеря сказал, обращаясь ко мне, до Бурака он не снизошел: «Родимочка», а хочешь я сейчас Вальке всуну и полчаса держать буду?» у меня сразу не нашло отклика… Бурак же сразу как то встрепенулся… но так как я в наших школьных отношениях, подозреваю, для него был в некотором роде авторитетом по статусу в нашем классе… минимум школьным авторитетом… это вытекало из того, что я учился лучше, имел успехи в физкультуре, был признан в нашем и даже в параллельных классах в игровых видах, в футболе, баскетболе, волейболе… Имел ровные отношения с нашими уличными авторитетами… не бог весть какие, но щелбоны мне не отпускали…. Правда здесь свою роль играло и наличие старшего брата…но он практически никогда не вмешивался в «социальную» жизнь нашего двора…
Чувство, которое я испытывал при взгляде на девочек, которые мне нравились, было сродни ожиданию … чего-то смутного…но приятного, и медок уж разливался в паху, периодически вспыхивающего более «глубокого» интереса… То есть чего-то сверх того, о чем мы читали в романах Дюма, Сабатини … Из романов мы выносили, что за своих девочек надо бороться, делать усилия, чтобы расположить их к себе, чтобы нравится им… и добившись особого расположения можно будет chelovat их… но чтобы trahat… — слова такого не было еще …, то есть ни как ни желанием, ни страстью или чем либо связанным с плотью это назвать это было можно где-то лишь в дальнем приближении. Потому, сказанное Тетерей не возбудило меня, а скорее ввело в растерянность в смущение… впрочем смущение в сочетании с некоторой брезгливостью, которую после этих слов я испытал по отношению к Вальке… наши девочки были чисты и заслуживали если не служения то покровительства и дружбы, но никак ни совокупления, тем более что это такое в те времена мальчики моего круга общения представляли слабо… Но во дворе мы были разными… И … тайна половой жизни пока еще смутно, но все же брезжила в детской душе, постепенно овладевая ею.
Смущение было связанно скорее с тем, что Валька была моя соученица и я даже некоторое время сидел с ней… а тут вдруг раз и «всунуть»… ведь «всунуть» означало вполне определенное действие…т. е. получается я сижу с ней, сижу, а тут кто взял и всунул… не ревность, а нечто неожиданное, что рядом, а ты и не видел этого…как бы еще не принимаешь…но вот это уже рядом… и так далее…
А уж что это за процесс, какие такие движения, какими органами, в какое взаимодействие эти органы должны будут прийти, чтобы Тетерино обещание смогло считаться выполненным, я весьма и весьма смутно- образы кинематографа в жанре «Дети до 16 лет не допускаются» не были достаточно наглядными… взрослый, конечно, соображал, что там у них дальше… а если ты никогда и ничего, то чего уж тут…
Да, что там, если орган со стороны Тетери, который примет участие в этом процессе/мероприятии вполне представлял по аналогии со своим, то что там у Вальки, я мог лишь представить, и представления эти были не убедительными… Это было для меня тайной – близкой, но сокрытой покровами наших одежд.
Я скользнул взглядом по Валькиному лицу, уловил/поймал ее взгляд смущенно-озорной… она чувствовала свое преимущество в этой теме… Четвертую четверть мы сидели за одной партой. Это имеет само по себе определенный статус в отношениях… То есть близость отношений таких сидельцев определялась иногда возможностью сотворить с соседом какую-нибудь полу безобидную хохму и получить в ответ учебником по голове…
Я, выражая всем своим видом, бесконечное безразличие и даже почти презрение отошел к противоположному краю крыши, таким образом кирпичная тумба сокрыла от меня происходящее, и вперился в горизонты, открывавшиеся мне отсюда…
Так Я стоял у края крыши … и смотрел за горизонт, а горизонт был ограничен крышами домов за двумя дорогами… я конечно знал, что дальше… дома… но будущего у этих горизонтов не было…
«Бурак» раздирали противоречивые импульсы… от – «вот сейчас все увижу» до презрения с моей стороны за столь низменное любопытство… Казалось бы …
Я слышал, как Тетеря обращаясь к Вальке сказал: «Ну! Ты че… давай расставляй… — « Да, ладно хорош тебе» — «Ни фига себе, ты че?» Такой безобидный диалог я слышал подходя к краю крыши противоположному тому, у которого происходила, скрытая от меня тумбой эротическая сцена… Бурак догнал меня … решив, что со мной ему больше предстоит общаться чем с Тетерей … но судя по тому, что он порывался рассказать мне – он видел больше чем я, из гордыни сразу пресекший собственный интерес …«Ну че, — донеслось из – за тумбы. — Засекай время…» — «Дурак, больно же...» Часов у нас в те далекие годы, кажется, еще не было…
Мы учились в одном классе два последующих года… Футбол еще оставался одним из центром притяжения наших страстей, но постепенно и другие интересы завладевали нами… Диалектика желаний нас не минула… Потом и Тетеря и Валька исчезли из моей жизни… Тетеря поступил в «бурсу» и Валька, кажется, тоже… О ней я мог только услышать от кого то … Может быть от классного руководителя… в те времена было непозволительной роскошью остаться «бесхозным» после восьмого класса… Могу представить как собравшись первого сентября в девятом классе или за два дня до этого на перекличке, где мы собирались, чтобы увидеть друг друга после непривычного столь долгого отсутствия, услышать о наших «потерях и «приобретениях», о смене «руководства» классом… Возможно там и во время этой встрече мы и узнали от нового классного руководителя о том, что Тетеря поступил туда-то, а Валька туда-то… По «бурсам» разошлись еще несколько ребят и девчонок
…По разным причинам… кто «не тянул», кого – сына или дочь — по материальным соображениям родители не могли содержать …Сегодня о многом из того, что некогда можно было говорить с долей уверенности, выглядит как «кажется»…
Следующая … и последняя встреча с Тетерей у меня состоялась уже после прохождения мною срочной службы, которую мне довелось нести на Черноморском флоте… в Севастополе на Максимовой даче и в Очакове.
По ряду объективных причин и по собственному выбору я оказался в Морском торговом порту на «должности» докера-механизатора – по – простому грузчика…
В одно летнее утро мы – бригада в которой, я работал без году неделя, а если точнее с зимы того года летом которого мы сидели на лавке,- в ожидании бригадира, который пошел за нарядом на работу…
Мимо, вдоль железнодорожного полотна… по которому грузы, «упакованные» в вагоны или контейнеры, приходили для выгрузки в порт либо выходили из порта в направлении конечных потребителей, в том числе и мимо «заповедных мест» нашего детства: курортной зоны и пляжей…
Вдоль рельс шли слесаря или электрики, наверное, на вызов… механизмов, работавших в порту было достаточно, и они давали работу и тем и другим…
Проходя мимо, поздоровались с нами… Обычно в бригадах и среди обслуги было достаточно ветеранов, которые знали не первый день друг друга…Среди них я и увидел Тетерю. Внешне он мало изменился, разве что укрупнился за те пять лет, что я его не видел. Был таким же круглолицым и плотным… «Ты … как здесь?» — вопрос Тетери выражал в некотором смысле несогласие с тем, что он видел. Я не должен был быть там, где он меня видел…. «Да, вот, отслужил и… за работу» — я все еще оставался скромнягой … В нескольких фразах поведал ему о после школьных годах, не вдаваясь в подробности о неудачных попытках приобщиться к студенческой жизни. «А я здесь после «бурсы» почти сразу… Вообще-то я был тоже приятно успокоен тем, что вопреки пророчествам педагогов и учителей нашей школы Тетеря с его склонностями и знакомствами избежал ненужного в его жизни опыта…Он тоже служил в стройбате… вспомнить нечего… После вернулся в порт. Он курил, я – нет.
Мне показалось он был рад … или скорее приятно удивлен увидеть меня в порту в качестве грузчика… Да и мне было интересно его увидеть… хоть статусы в котором мы пребывали, переживался нами, судя по всему, по-разному …
Я, с его точки зрения, был не там, где положено было бы быть хорошему ученику, воспитанному мальчику из состоятельной по социалистическим меркам того времени семьи… С самим собой ему было ясно – он то был на месте…Они приостановились, их старший разговорился с нашими ветеранами…
Кажется, он был удивлен, в чем-то даже приятно, «О! Родимочка! Ты… как здесь!?» — вспомнил он мое школьное прозвище… С тех пор я обзавелся уж не одним… В постшкольной компании, на службе- в учебке и в экипаже – тоже разные вещи… Товарищи по бригаде – «новый набор», пришедшие со мной, чуть раньше, чуть позже… обратили свои зрительные аппараты в нашу сторону… В порту, в бригаде, меня звали по имени – уменьшительно, сокращенно — а бригадир выговаривал имя полностью -Родион… Я как Родимочка для них был в новинку.
«Слышь, Родик, … — он сделал паузу, как бы примериваясь, удобно ли мне такое говорить – все ж взрослые уже… Но потом спросил: « А тебе не интересно, «всунул» я тогда Вальке иле нет?» Я в ответ только усмехнулся. «А вот Бураку было ой как интересно…было. С тобой отошел, а глаза так и косил… Как он там? Я пожал плечами: « Да, вроде бы в «нашем» учился… А потом куда-то перевелся… Сам я его не видел». Тетеря кивнул головой, «Ну так как интересно?» Я не ответил, вернее сказал, что то вроде «Хех!» … как говаривал товарищ Сухов. Сейчас уж не вспомню было ли мне правда не интересно или держал марку другого сословия… Ну уж жизненно важно точно не было… «Ну смотри, — видно раскусив мою деланную гордыню, сказал он, шутя. – Еще пожалеешь!»
Из дверей административного корпуса вышел «бугор» и направился в нашу сторону энергичными шагами……
Солнце светило ярко и горячо, небо было безоблачно, как чистая страница школьной тетради… блокнота для заметок. Самое время для последней встречи
В это время подошел «бугор»…
«… Ну, ладно, давай! – это у нас было вместо «пока»…. Но уже отойдя на некоторое количество шагов, он обернулся и крикнул… «А я как-то встретил Бурака … года два назад… он в нашем … учился тогда … так тот первое что спросил, так это про то, что тогда на крыше было… или не было — добавил он после паузы, усмехнувшись. Во задачка! Да? Скажи, Родимочка…»
Я проработал в порту еще три года, но больше мы с ним не виделись… Больше я его ни разу не встретил… И, кажется (!), о нем ни разу не вспомнил в делах дня… Вальку я тоже никогда не встречал… Да, и Бурак затерялся где-то на просторах нашей великой родины…Хотя общие знакомые иногда упоминали о нем. В итоге, о том «секрете», который имею на сегодняшний день я так и не узнал … «всунул» он тогда Вальке на крыше или нет. Собственно, наверное это и не важно, если рассматривать это «приключение» памяти по существу… то есть по содержанию… В конце концов… сколько таких, мелких незамеченных нами походя «приключений» и вытекавших и них малых «секретов» было еще в жизни… Не случилось ли так, что собравшись в нашем аморфном сознании в хаотическом движении и взаимодействиях они и привели нас, к тому, что мы есть… Но нам некогда об этом было думать…
В городе «водились» и иностранцы … одни появлялись с моря, другие учились в ВУЗе города…Именно в ВУЗе… В Металлургическом институте … Мы тоже в нем учились… Те, кто за десять лет учебы в школе не взлелеяли в себе мечту, желание или хотя бы намерение… но все же имели «приличных» родителей и что-то за душей, в смысле знаний приобретенных в школьные годы … Уж и не могу сказать точно, сколько моих соучеников не стали искать приключений, подобно мне, и продлили беззаботные школьные годы относительно такими же беззаботными пятью годами в институте…
Иностранцы тоже учились в институте. Советский Союз оказывал дружескую помощь в воспитании кадров… Одних учили бесплатно… другие платили валюту… Кубинцы… афганцы… нигерийцы…студенты из Венесуэлы и других стран…. Некоторых было достаточно, чтобы организоваться в товарищества…общины… иные по одному – два человека примыкали к наиболее влиятельным общинам.
В городе были и женщины с пониженным чувством социальной ответственности… мы не называли их «проститутками»… мы с ними были в хороших отношениях, но как существами мужского полу они нами не интересовались…Уровень наших доходов не оставлял нам надежд на особое внимание со стороны зачастую весьма привлекательных и даже красивых девушек и молодых женщин…Впрочем прецеденты были… Именно тогда я пополнился пониманием, что причиной, поводом устремляющихся лиц разного полу друг к другу может быть не только любовь, страсть, похоть, деньги… отношения могли возникать и из доверия друг к другу… Через них можно было достать какие – нибудь «иностранческие» шмотки. С большей безопасностью, чем при прямых контактах… «Фарцы» были отчаянным народом… Но мы «пацаны» их не долюбливали… называли «додиками»…
Женскую общность работавшую с иностранными моряками называли «легионом»… их общение с указанным контингентом носило самый глубокий характер, иногда имели место попытки, чаще всего безуспешные, официально оформить отношения… Без присмотра и даже пристального внимания соответствующей службы – комитета государственной безопасности не обходилось…
Все это приобретало значение в нашей жизни поступательно … не сразу… Но почти сразу, с момента, когда родителями позволялось нам «поиграть во дворе» без присмотра, что было в порядке вещей в те былинные времена, перед нами выступала «Курортная зона»…
В городе была курортная зона… море… пляж… ряжи в производственной зоне – судоремонтный завод, порт… С ряжей можно было ловить рыбу… увлечение серьезное, иногда становившееся делом всей жизни… Красная рыба… тарань… рыбец… судак… и «козырная шестерка» – бычок… Красную рыбу «добывали» в основном жители районов города, которыми назывались поселками, Эти поселки — «частный сектор» — входили в черту города, но нравы, обычаи и традиции их жителей отличались от наших — жителей «материковой» части города… Именно там и проживали потомственные браконьеры…ловцы «краснюка» … изготовители черной икры…
Курортная зона располагалась на склоне между проспектом и бульваром…
Курортной зоной называли покатый спуск от проспекта имени героя Крымской войны – не последней, а 1853-56 годов – флотоводца… адмирала…нисходившего вниз к самому морю. Спуск был весь в зелени … Деревья, кусты сопровождали вас на всем пути к заветной песчаной полосе, называвшейся пляжем, за которым начиналось море… Путь ваш, собственно наш, так как чужие туда забредали редко, завершался выходом из чащи на бульвар, который не мудрствуя лукаво, не вовлекая исторических реминисценций назвали Приморским… Бульвар начинался среди каменных строений: жилых домов, кинотеатра «Буревестник», дворца культуры моряков, от здания морского торгового пароходства, корпусов судоремонтного завода и тянулся не один километр вдоль постепенно снижавших этажность зданий, переходя с одной стороны в курортную зону, а с другой — в песчаную пляжную полосу то сужавшуюся, то расширявшуюся между железнодорожными рельсам «бегущими» в морской торговый порт и теплым морем…
Мы называли всю эту зелень курортной зоны «посадкой» Там нас всегда ждали приключения или то что мы считали таковыми … в разных возрастах разное имело свою притягательность… от игр в «индейцев» до опыта общения с противоположным полом… «посадка» располагала к сближению…
Последовательность пути к морю из дворов нашего района была следующей: от проспекта имени морского героя… героя морских побед империи в историческом прошлом … адмирала… вдоль которого выстроились пятиэтажные многоквартирные дома… презрительно «хрущевками» их стали именовать гораздо позже … в «новые времена»… большей частью теми, кто не жил в коммунальных квартирах… Впрочем, может и не так… в устах переживших коммунальные коллизии… иногда вспоминаемые с приязнью даже… «хрущевка» была именем вполне уважительным… особенно на периферии, которая не знала сталинского монументализма в жилищном строительстве…
Через дорогу т.е. перейдя на противоположную сторону проспекта мы оказывались перед земельным участком, на лето засевавшимся подсолнечником, статус этих посевов нам был не ясен… было ли оно колхозное или принадлежало гражданам на каких -либо основаниях… мы не знали… не вспомню даже, чтобы вопрос подобного рода появлялся на самой дальней периферии нашего детского сознания. Когда подсолнечник начинал вызревать, на его просторах появлялся сторож…задачей его судя по всему было не отловить посягавших на плоды, ибо мы неудержимо устремлялись на эту территорию, а отпугивать своим неожиданным, как нам казалось появлением на расстоянии видимости от нас. Нашей же целью были эти большие подсолнечные головки, плоды которых сверху были покрыты желтыми цветками … на каждую семечку свой цветок… мы скручивали эти головки, а затем, уже покинув зону риска… то есть вернувшись через дорогу обратно в свой двор, ели –«щелкали» их невызревшие черные плоды — мягкие молочные зерна…, сплевывая черную «кожу» с освобожденных зерен по месту вкушения, ни мало не беспокоясь о приличиях… чистоте и прочих неудобствах, которые мы тем самым создавали окружающим … оскорбляя общественные приличия… нанося в эстетический урон «местности», впрочем замечаний нам никто не делал…так как потребление семечек, правда жареных, имело место и перед подъездами, где собирались пожилые женщины, старушки и прочие склонные к общению обитатели подъездов… перед которым стояли лавочки, а иногда и скамейки со спинками… Эти малые архитектурные формы не отличались фантазией и служили единственной прикладной цели… По завершению этих посиделок, живущая на нижнем этаже выносила савок, веник и земля перед лавкой подметалась, очищалась от подсолнечной скорлупы…
За подсолнечным полем лежала территория неухоженности, применения ей в те времена власти не находили… она была испещрена ямками, буграми но столь давнего происхождения, что уж успела зарасти высокой травой, бурьяном, местами и кустами… Происхождения этих неровностей никто не знал, да и не заморачивался на этом…
Далее начиналась, собственно, курортная зона … Пройти ее можно было разными тропами… как общего пользования, так и известными только нам…
Справа по «курсу» размещались пионерские лагеря… Дома отдыха и санатории, выстроенные, судя по архитектуре, в стародавние времена располагались и слева и справа… Впрочем, как временная, так и ведомственная принадлежность этих строений нас также мало занимала…
Они были интересны нам не своей архитектурой… Находившиеся в окружении разросшихся деревьев и кустарников … высоких, тенистых, которые покрывали все пространство вокруг спускались в неглубокие овраги, оккупировали склоны, подъёмы, прочие неровности почвы, формировавшие ландшафт «курортной зоны», создавали впечатление неупорядоченной вольницы…и таили в себе сюжеты, известные нам не только по приключениям героев Майн Рида, Жюля Верна, но и те, доступ к которым детям до шестнадцати был закрыт даже в кинотеатрах… не говоря уж во плоти.
Обитателям этих корпусов тоже нравилась диковатая неупорядоченность зеленой растительности, их окружавшая…простор для курортных отношений… романов…
Как мало нам было нужно для счастья … того что по мере взросления будет все более и более принимать черты «прекрасного чужого»…
Примыкавшая к курортным корпусам зелень переходила без всяких видимых границ в не принадлежавшую ни одному оздоровительному учреждению зеленую массу… она начиналась со склона, опускавшегося в ложбину, по которой протекал ручей, неглубокий и не широкий, но через него мы перебирались по любопытной конструкции, которую в нашей сценографии мы называли «поваленное древо» и пользовались ею в играх на том этапе нашего роста, когда индейцы привлекали нас больше, чем «скво» из курортной зоны…
Миновав эту территорию через заросли кустарника и беспорядочно росших деревьев, по узким протоптанным тропам, мы выходили на Приморский бульвар, отделявший зеленую зону … сначала от железнодорожной колеи, по которой ходили туда-сюда поезда волоча за собой в прицепленных к ним вагонам, разнообразные грузы… от « генеральных» — в деревянных ящиках, закрепленных на платформах до угля и металла…
В том месте, где мы выходили на бульвар… а был как парадный выход – по широким каменным ступеням в количестве двенадцати штук, так и наш неформальный – на бульвар мы выныривали прямо из зарослей … Пляж от железнодорожной ветки отделяла весьма узкая полоса земли, поросшая клочьями низкорослой травы, имевшей свое производственное название, и посыпанная мелкой угольной крошкой от высыпавшейся из вагонов перевозивших уголь… Далее, укрепленная в камне – бетоне- отвесная стенка в наш тогдашний человеческий рост…которая с нашим ростом становилась все ниже и ниже, пока не остановилась где-то на уровне плеч… Она предохраняла железнодорожное полотно от рисков оползня, разрушения от приливов, которые хоть и очень редко мели место…
На песок можно было спрыгнуть, а можно было также опустится по ступенькам… А дальше песчаная полоса … песок был мягким, сероватым, но все- таки желтым… На нем в детстве было приятно улечься, проведя в воде избыточное количество времени до посинения губ…
Пляжи тянулись вдоль всего Приморского бульвара с разной шириной: от судоремонтного завода до конечного поворота дороги «вверх», то есть в городскую стихию, в цивилизацию…куда вела заасфальтированная дорога, сначала автомобильная, а потом и троллейбусная… Пляжная территория перемежалась с «водными станциями», где любители занимались яхтспортом… яхтсмены целыми днями возились со своими яхтами, «прихорашивая» их подкрашивая и прочее…
Мы провели много лет в этом городе, пережили, не одно нагромождение событий, каждое из которых казалось никогда не кончится… все они вдруг завершались кульминацией… и забвением. Наши весны изменяли нас, а мы изменяли себе, отдаваясь обманываясь преходящему…и без остатка в него погружаясь, все наши экстазы, растворялись во множестве дней и ночей… лет…
Вокруг нас «ткалась» несвобода, звучал марш единого государства, но участвуя во всех его проявлениях, согласно возрастным категориям… мы этого не ощущали… Достаточно было выглянуть солнцу и у нас над головами раскидывалось стерильно безупречная голубизна неба – неба нашего детства…
Пересекая случайные пространства жизни… безучастно связывая их узелок к узелку… в ожидании высоких озарений, что придут невыраженные в словах… как их узнать?
Выжившие из нас по сей день пережили цветенье, расцвет, зрелость … и сегодня «медленно склоняясь и хладея, мы движемся к началу своему…», каждый из той точки пространства, где нас застало осознание неизбежности этой общечеловеческой парадигмы…
Ничто не оказалось способным исполнить обещанья и посулы … Мы пытались взлететь…не зная, не беря в расчет, не давая труда поразмыслить…что уже построены аэродромы… посадочные полосы на которые тех, кому все же удастся приподняться хоть самую малость над землей, вынудят сесть…кто-то приземлится и покатит дальше все более и более замедляя ход… кто-то просто рухнет… теряя и ловя смыслы…капризно вставляя свои домыслы и догадки, точки запятые, тире но… но больше всего многоточий…
Тем летом… Одним из… Дни стояли жаркие длинные, содержанием же они были бедны… никакого содержания… после завершения чемпионата мира по футболу ждать было больше нечего…в ближайшее время ничего не должно было произойти… Краски лета… и бедное содержание дней на фоне красок лета было наполнено бессодержательным томлением…завистью к отсутствующим…
Днями бродили по двору…вспоминая в том числе как было весело и рисково, когда еще строились внутри дворов дома…но прошло уж много времени … годы…
Мы бродили по двору свободные от школы… от родительского надзора… он никогда не был паноптическим… но во время каникул, днем, когда родители были на работе…независимость ощущалась острее… бродили не зная чем заняться и что делать с этой свободой…не умея еще многого чего можно было бы просто хотеть, не говоря уж жаждать…Это была свобода совершенно пустая… не к чему не применимая…
Заходили на этажи, звонили в квартиры…куда-то исчезнувших друзей… иногда получая ответы, еще более разжигавшие ревность и зависть… особенно когда отвечали, что к нему зашел Ж и они ушли гулять еще раньше…проигнорировав почему-то тебя…чаще нам нас встречала безответность…Шли на пляж через «курортную зону»… в поисках куда-то исчезнувших друзей… Шарили глазами по телам в купальных костюмах, не зная чего от них желать, но чувствуя смутную притягательность их, от чего неясное томление плоти, по детскому бодрой, не знающей усталости…примешивалось к одиночеству…
Мы томились в ожидании некоего откровения неизвестно откуда должного прийти, пытались угадывать его в контурах тел, облаченных в купальники, в шуме который исходил от пребывавших на пляже мужчин и женщин…детей и пожилых …почти бесполых…мальчиков и девочек, юношей и девушек… шум стоял над песчаной полосой у моря… подобный шуму волн лениво накатывавших на брег… никто в отдельности не открывал рта… но шум неизбывно нависал над нами…
Стихия скуки нас захватывала безмерно и безвозмездно … Мы скучали, искали знакомые лица друзей.… мы ждали откровения…
Мы жаждали разорвать нерушимость границ, которыми раз и навсегда замкнут этот мир… еще не зная что все усилия в этом направлении безнадежны и все эти разукрашенные завесы, носящие имя жизни, колышутся, лишь слегка приоткрывая столь желанные невнятные содрогания того мира, который раскрывается перед нами … только и исключительно в соответствии с возрастным регламентом.
… Внутренне мы уже смирились с однозначностью нашего детского бытия, как одним из звеньев связанных в своей нерушимой последовательности человеческой парадигмы…
… Я вышел во двор… Помидор упал в стороне от меня …Я сразу ж вскинул глаза вверх… туда где крыша дома странным образом соприкасалась с небом… именно Это поточное изделие скорее рук человеческих, нежели ума… соприкасалось с ничем, с воздухом, который не кончался, а длился до самой бездны, маскирующейся выцветшей голубизной неба… Именно грани этого соприкосновения я и рассчитывал увидеть обидчика… и пресечь выявлением этим дальнейшие его действия… Пока я еще не пострадал – пострадали только мои чувства… Скользнул взглядам также по балконам, выходившим в двор, дома из первого подъезда которого я вышел. Ничего не заметил и процедил сквозь зубы: «Козел…»… ничего оскорбительней я, пребывая на том уровне развития, на который меня подвигли семья, школа и дворовые друзья, произнести в слух я не мог… Хотя в пассивном словаре у меня были и другие лексические единицы… пониженного лексического уровня… Конечно, оценке произошедшего соответствовали бы больше именно те слова из моего пассива…. Что-нибудь вроде «****ь» или «мудак»…ну «сука» наконец… и другие, типа тех что идентифицировали того, на кого они были направлены с половыми органами … мужскими или женскими…Но всю эту нецензурную парадигму я держал при себе, на случай если пребывая в группе товарищей по двору менее щепетильных, придётся словом утверждать, свое соответствие этому кругу.
… Когда приземлился на некотором расстоянии от меня второй помидор, я успел вскинуть глаза к крыше…и мне показалось, что нечто темное, все что не успеваешь рассмотреть, бывает именно темным…отринуло от кромки крыши и поглотилось ее непроницаемостью горизонта… снова в том месте оставалось только небесное…
«Ах ты … козел…- снова процедил я… сейчас едва ли удастся восстановить точность вырвавшихся из уст оскорбленного подростка слов, но тождественность их тому, что было обозначено выше, можно, пожалуй, подтвердить.
В порыве гнева я направил торопливый шаг к пожарной лестнице … поднимавшейся своими металлическими прутьями вверх по боковой стене дома… Возмущение было столь сильно, что я чуть не столкнулся с приближавшимся ко мне со стороны дома по асфальтовой дорожке Бураком» — Бураков Толик – он учился в параллельном классе и часто приходил к нам во двор через пустырь из другого двора… «Нижнего»… У них там было еще скучнее… Двор был более старой застройки -Сталинские трех — этажки…… обжит и наших одногодок там было мало… В значительной части коммунальные квартиры и те кто остался по статусу или составу семьи, после отселения соседей в новые квартиры, на всей территории коммуналки, понимая, что отдельная квартира в «сталинке» и в «хрущевке» – это две заметные разницы..
«Ты куда? – поинтересовался он у меня, и его вопрос по какой-то причине взбесил меня еще больше…но я ответил … «Какой-то козел с крыши помидорам кидается…ответил я. «Ну!? И что попал? — проявил сочувственную заинтересованность Бурак… оглядев меня, и убедившись, что все обошлось… и пострадали только мои чувства… перенес взгляд на асфальт, на котором следы падения помидора, улика одним словом, была на лицо… На его сочувственный, но все же праздный интерес я ответил ему злым взглядом, (то есть все, что у меня в совокупности отразилось на лице с использованием всех органов, доступной мимики…выразило как мне виделось злость…) Впрочем что такое «злой взгляд» в те годы трудно идентифицировать с движением мышц лица, подтверждающих мое возмущение…
Я взялся за угол стены… дома… забрался на узкий но достаточный для того, чтобы задержаться на нем выступ… затем получив опору, оттолкнулся от этого карниза и зависнув на какую-то секунду в воздухе … в прыжке… схватился за первую поперечную «железку» — рифленая арматура, с которой начиналась пожарная лестница…затем…
Через три года я буду, слегка подпрыгнув, доставать первой планки пожарной лестницы с асфальта…
Впрочем описывать все телодвижения и усилия, которые необходимо было произвести малолетке не дотягивающимся с «земли» до лестницы – и бессмысленно и скучно и непонятно для сторонних людей… задача этого неадекватного описания — показать ухищрения, к которым надо было прибегнуть, чтобы наконец начать свой путь по лестнице вверх – на крышу… ибо этого требовала честь…
Я перебирая руками по поперечным ..., переставляя одновременно ноги, с внутренней стороны лестницы… так за спиной была все же стена дома, а не пустое не внушавшее доверия пространство… Я двигался все выше и выше, моему взору с первых движений упиравшемуся в, стоявшую напротив пятиэтажку уже открывалась даль вплоть до морских горизонтов, пляжа видно не было… его скрывала зеленая масса «курортной зоны» смыкавшаяся в той дали с полоской моря уходившего в небо.
Впрочем, отягощенный справедливым гневом, я едва ли отмечал эти дали своим сознанием…Наконец, перед самой крышей я. Осторожно перенес свою плоть на внешнюю сторону лестницы и осторожно выглянул на поверхность плоской крыши, покрытой чем-то черным зернистым (мало привлекательным, но в итоге достаточно твердым, чтобы без опаски перекинуть на него ноги) как раз в тот момент когда «пацан», подойдя к краю крыши с фасада пятиэтажки точно так же как я осторожно выглядывал за край, не из страха, а из желания запустить очередной помидор, оставаясь неувиденным. И это был Тетеря … и это означало, что использование слов вышеперечисленной парадигмы практически исключалось. У Тетери авторитет был другого характера нежели у меня. Его клеймить таким образом, как я готовился, перебирая руками и ногами лестничные поперечины, в своем движении вверх, было нельзя… Мне оставалось забраться наконец на крышу и ехидно вопросить: « Что-то мимо у тебя все больше… Целкость потерял что-ли?» В голове вертелись разные ехидные мыслишки, типа… как и в учебе – второгодник… и разное другое… Тетеря в нашем классе оказался потому, что остался на второй год в своем классе и уже проучился с нами год. Невысокого роста, плотный до некоторой полноты даже, но подвижный и раскованный в языке, закрепил за собой определенный «имидж» и использовать в его адрес грубые слова не рекомендовалось… впрочем, он тоже крайне редко и далеко не каждого клеймил такими себе «сильными» словам из вышеперечисленного ряда лишь малой части парадигмы…
Со мной он обходился обычно достаточно хорошо, можно сказать уважительно за то, что я хорошо, по нашим меркам, играл в футбол – был «многоплановым» игроком, мог выступать и вратарем и в нападении и к тому же не плохо учился – был твердым «хорошистом», а футбол был страстью Тетери. Он договаривался о проведении игр с параллельными классами… с «бэшниками», «вэшниками», «гэшниками» — последние были самыми сильными в параллельных классах… и даже с командами их других школ бывало…
Поэтому, достигнув места назначения и перебравшись на крышу, в результате я выдавил и себя с заинтересованным видом, поднимаясь на крышу, «Ну? Что там?»
Тетеря от неожиданности отпрянул/отшатнулся от крыши и не смог удержаться от очевидно удивленного: «О! Ты здесь!» Его испуганное движение от крыши, неподдельное удивление выраженное в вырвавшихся словах, принесло мне окончательное удовлетворения. «Да, я ж так… в тебя не целился… шутил только…- продолжал оправдываться Тетеря, но я уже успокоился и огляделся. У «будки» — высокая конструкция из красно кирпича, назначение которой мне и сейчас неизвестно – но она, безусловно, имела прикладной смысл… Мы в то время вообще не подвергали сомнению: все что делали взрослые имело смысл, но нас большая часть из их смыслов мало касалась, мало интересовала… У «будки» сидела на корточках Валька – «Тёма». Ее в наш класс тоже перевели из параллельного класса… мы – я с ней- даже сидели на одной парте некоторое время, не из симпатии, а токмо по воле классного руководителя. В прочем с первого взгляда она мне понравилась, как все новенькие, но потом был второй, третий, после чего вернулся к своим прежним своим увлечениям.
Некоторое время мы не знали чем заняться. Я, получив сатисфакцию, не знал о чем говорить с Тетерей… он тоже. Перебросились парой фраз о чемпионате мира по футболу, принесшему некоторые неожиданности, но же ставшему историей и … все. Несколько разрядил обстановку Бурак, забравшийся на крышу через люк на пятом этаже. Но не надолго…
«Родимочка», а хочешь я сейчас Вальке всуну и полчаса держать буду?» — вдруг неожиданно сказал Тетеря. Таинства половой жизни смутно брезжили в детских душах, поддерживаемые такими же смутными сигналами наших тел… постепенно все более и более овладевая ими… Но чтоб вот так! Прямо… Всуну и точка… такое трудно было представить…
Представление о том, что должно произойти как результат сделанного Тетерей заявления, в частности касательно применения тех или иных частей тела, процессов в которых они должны будут участвовать… в регламенте, последовательности и их длительности … у присутствующих были несоизмеримо отличные…
Возможно, даже Бурак здесь был в теории посильнее меня…практика же у нас отсутствовала, как впрочем и большинства моих товарищей, знакомых… он тайно, впрочем любопытства этого скрыть было не возможно… не афишируя, своего глубокого интереса, черпал …искал… где мог информацию о физиологии этих процессов… Что касается меня, то платоническая составляющая отношений между девочками и мальчиками, занимала в моих мечтаниях больше места…
Поэтому, когда Тетеря сказал, обращаясь ко мне, до Бурака он не снизошел: «Родимочка», а хочешь я сейчас Вальке всуну и полчаса держать буду?» у меня сразу не нашло отклика… Бурак же сразу как то встрепенулся… но так как я в наших школьных отношениях, подозреваю, для него был в некотором роде авторитетом по статусу в нашем классе… минимум школьным авторитетом… это вытекало из того, что я учился лучше, имел успехи в физкультуре, был признан в нашем и даже в параллельных классах в игровых видах, в футболе, баскетболе, волейболе… Имел ровные отношения с нашими уличными авторитетами… не бог весть какие, но щелбоны мне не отпускали…. Правда здесь свою роль играло и наличие старшего брата…но он практически никогда не вмешивался в «социальную» жизнь нашего двора…
Чувство, которое я испытывал при взгляде на девочек, которые мне нравились, было сродни ожиданию … чего-то смутного…но приятного, и медок уж разливался в паху, периодически вспыхивающего более «глубокого» интереса… То есть чего-то сверх того, о чем мы читали в романах Дюма, Сабатини … Из романов мы выносили, что за своих девочек надо бороться, делать усилия, чтобы расположить их к себе, чтобы нравится им… и добившись особого расположения можно будет chelovat их… но чтобы trahat… — слова такого не было еще …, то есть ни как ни желанием, ни страстью или чем либо связанным с плотью это назвать это было можно где-то лишь в дальнем приближении. Потому, сказанное Тетерей не возбудило меня, а скорее ввело в растерянность в смущение… впрочем смущение в сочетании с некоторой брезгливостью, которую после этих слов я испытал по отношению к Вальке… наши девочки были чисты и заслуживали если не служения то покровительства и дружбы, но никак ни совокупления, тем более что это такое в те времена мальчики моего круга общения представляли слабо… Но во дворе мы были разными… И … тайна половой жизни пока еще смутно, но все же брезжила в детской душе, постепенно овладевая ею.
Смущение было связанно скорее с тем, что Валька была моя соученица и я даже некоторое время сидел с ней… а тут вдруг раз и «всунуть»… ведь «всунуть» означало вполне определенное действие…т. е. получается я сижу с ней, сижу, а тут кто взял и всунул… не ревность, а нечто неожиданное, что рядом, а ты и не видел этого…как бы еще не принимаешь…но вот это уже рядом… и так далее…
А уж что это за процесс, какие такие движения, какими органами, в какое взаимодействие эти органы должны будут прийти, чтобы Тетерино обещание смогло считаться выполненным, я весьма и весьма смутно- образы кинематографа в жанре «Дети до 16 лет не допускаются» не были достаточно наглядными… взрослый, конечно, соображал, что там у них дальше… а если ты никогда и ничего, то чего уж тут…
Да, что там, если орган со стороны Тетери, который примет участие в этом процессе/мероприятии вполне представлял по аналогии со своим, то что там у Вальки, я мог лишь представить, и представления эти были не убедительными… Это было для меня тайной – близкой, но сокрытой покровами наших одежд.
Я скользнул взглядом по Валькиному лицу, уловил/поймал ее взгляд смущенно-озорной… она чувствовала свое преимущество в этой теме… Четвертую четверть мы сидели за одной партой. Это имеет само по себе определенный статус в отношениях… То есть близость отношений таких сидельцев определялась иногда возможностью сотворить с соседом какую-нибудь полу безобидную хохму и получить в ответ учебником по голове…
Я, выражая всем своим видом, бесконечное безразличие и даже почти презрение отошел к противоположному краю крыши, таким образом кирпичная тумба сокрыла от меня происходящее, и вперился в горизонты, открывавшиеся мне отсюда…
Так Я стоял у края крыши … и смотрел за горизонт, а горизонт был ограничен крышами домов за двумя дорогами… я конечно знал, что дальше… дома… но будущего у этих горизонтов не было…
«Бурак» раздирали противоречивые импульсы… от – «вот сейчас все увижу» до презрения с моей стороны за столь низменное любопытство… Казалось бы …
Я слышал, как Тетеря обращаясь к Вальке сказал: «Ну! Ты че… давай расставляй… — « Да, ладно хорош тебе» — «Ни фига себе, ты че?» Такой безобидный диалог я слышал подходя к краю крыши противоположному тому, у которого происходила, скрытая от меня тумбой эротическая сцена… Бурак догнал меня … решив, что со мной ему больше предстоит общаться чем с Тетерей … но судя по тому, что он порывался рассказать мне – он видел больше чем я, из гордыни сразу пресекший собственный интерес …«Ну че, — донеслось из – за тумбы. — Засекай время…» — «Дурак, больно же...» Часов у нас в те далекие годы, кажется, еще не было…
Мы учились в одном классе два последующих года… Футбол еще оставался одним из центром притяжения наших страстей, но постепенно и другие интересы завладевали нами… Диалектика желаний нас не минула… Потом и Тетеря и Валька исчезли из моей жизни… Тетеря поступил в «бурсу» и Валька, кажется, тоже… О ней я мог только услышать от кого то … Может быть от классного руководителя… в те времена было непозволительной роскошью остаться «бесхозным» после восьмого класса… Могу представить как собравшись первого сентября в девятом классе или за два дня до этого на перекличке, где мы собирались, чтобы увидеть друг друга после непривычного столь долгого отсутствия, услышать о наших «потерях и «приобретениях», о смене «руководства» классом… Возможно там и во время этой встрече мы и узнали от нового классного руководителя о том, что Тетеря поступил туда-то, а Валька туда-то… По «бурсам» разошлись еще несколько ребят и девчонок
…По разным причинам… кто «не тянул», кого – сына или дочь — по материальным соображениям родители не могли содержать …Сегодня о многом из того, что некогда можно было говорить с долей уверенности, выглядит как «кажется»…
Следующая … и последняя встреча с Тетерей у меня состоялась уже после прохождения мною срочной службы, которую мне довелось нести на Черноморском флоте… в Севастополе на Максимовой даче и в Очакове.
По ряду объективных причин и по собственному выбору я оказался в Морском торговом порту на «должности» докера-механизатора – по – простому грузчика…
В одно летнее утро мы – бригада в которой, я работал без году неделя, а если точнее с зимы того года летом которого мы сидели на лавке,- в ожидании бригадира, который пошел за нарядом на работу…
Мимо, вдоль железнодорожного полотна… по которому грузы, «упакованные» в вагоны или контейнеры, приходили для выгрузки в порт либо выходили из порта в направлении конечных потребителей, в том числе и мимо «заповедных мест» нашего детства: курортной зоны и пляжей…
Вдоль рельс шли слесаря или электрики, наверное, на вызов… механизмов, работавших в порту было достаточно, и они давали работу и тем и другим…
Проходя мимо, поздоровались с нами… Обычно в бригадах и среди обслуги было достаточно ветеранов, которые знали не первый день друг друга…Среди них я и увидел Тетерю. Внешне он мало изменился, разве что укрупнился за те пять лет, что я его не видел. Был таким же круглолицым и плотным… «Ты … как здесь?» — вопрос Тетери выражал в некотором смысле несогласие с тем, что он видел. Я не должен был быть там, где он меня видел…. «Да, вот, отслужил и… за работу» — я все еще оставался скромнягой … В нескольких фразах поведал ему о после школьных годах, не вдаваясь в подробности о неудачных попытках приобщиться к студенческой жизни. «А я здесь после «бурсы» почти сразу… Вообще-то я был тоже приятно успокоен тем, что вопреки пророчествам педагогов и учителей нашей школы Тетеря с его склонностями и знакомствами избежал ненужного в его жизни опыта…Он тоже служил в стройбате… вспомнить нечего… После вернулся в порт. Он курил, я – нет.
Мне показалось он был рад … или скорее приятно удивлен увидеть меня в порту в качестве грузчика… Да и мне было интересно его увидеть… хоть статусы в котором мы пребывали, переживался нами, судя по всему, по-разному …
Я, с его точки зрения, был не там, где положено было бы быть хорошему ученику, воспитанному мальчику из состоятельной по социалистическим меркам того времени семьи… С самим собой ему было ясно – он то был на месте…Они приостановились, их старший разговорился с нашими ветеранами…
Кажется, он был удивлен, в чем-то даже приятно, «О! Родимочка! Ты… как здесь!?» — вспомнил он мое школьное прозвище… С тех пор я обзавелся уж не одним… В постшкольной компании, на службе- в учебке и в экипаже – тоже разные вещи… Товарищи по бригаде – «новый набор», пришедшие со мной, чуть раньше, чуть позже… обратили свои зрительные аппараты в нашу сторону… В порту, в бригаде, меня звали по имени – уменьшительно, сокращенно — а бригадир выговаривал имя полностью -Родион… Я как Родимочка для них был в новинку.
«Слышь, Родик, … — он сделал паузу, как бы примериваясь, удобно ли мне такое говорить – все ж взрослые уже… Но потом спросил: « А тебе не интересно, «всунул» я тогда Вальке иле нет?» Я в ответ только усмехнулся. «А вот Бураку было ой как интересно…было. С тобой отошел, а глаза так и косил… Как он там? Я пожал плечами: « Да, вроде бы в «нашем» учился… А потом куда-то перевелся… Сам я его не видел». Тетеря кивнул головой, «Ну так как интересно?» Я не ответил, вернее сказал, что то вроде «Хех!» … как говаривал товарищ Сухов. Сейчас уж не вспомню было ли мне правда не интересно или держал марку другого сословия… Ну уж жизненно важно точно не было… «Ну смотри, — видно раскусив мою деланную гордыню, сказал он, шутя. – Еще пожалеешь!»
Из дверей административного корпуса вышел «бугор» и направился в нашу сторону энергичными шагами……
Солнце светило ярко и горячо, небо было безоблачно, как чистая страница школьной тетради… блокнота для заметок. Самое время для последней встречи
В это время подошел «бугор»…
«… Ну, ладно, давай! – это у нас было вместо «пока»…. Но уже отойдя на некоторое количество шагов, он обернулся и крикнул… «А я как-то встретил Бурака … года два назад… он в нашем … учился тогда … так тот первое что спросил, так это про то, что тогда на крыше было… или не было — добавил он после паузы, усмехнувшись. Во задачка! Да? Скажи, Родимочка…»
Я проработал в порту еще три года, но больше мы с ним не виделись… Больше я его ни разу не встретил… И, кажется (!), о нем ни разу не вспомнил в делах дня… Вальку я тоже никогда не встречал… Да, и Бурак затерялся где-то на просторах нашей великой родины…Хотя общие знакомые иногда упоминали о нем. В итоге, о том «секрете», который имею на сегодняшний день я так и не узнал … «всунул» он тогда Вальке на крыше или нет. Собственно, наверное это и не важно, если рассматривать это «приключение» памяти по существу… то есть по содержанию… В конце концов… сколько таких, мелких незамеченных нами походя «приключений» и вытекавших и них малых «секретов» было еще в жизни… Не случилось ли так, что собравшись в нашем аморфном сознании в хаотическом движении и взаимодействиях они и привели нас, к тому, что мы есть… Но нам некогда об этом было думать…
Рецензии и комментарии 0