Глава 1 (Глава 1)

Глава 1
— Ты чего не ешь? – задала вопрос тучная женщина, медленно пережёвывая красную похлёбку. – Только в окно пялишься. Ждёшь кого-то? Или просто дура?
— Нет аппетита, и я не дура! – ответила пятнадцатилетняя девочка, продолжая рассматривать разводы на стёклах.
— Давай жри что дают! У тебя ребёнок в животе болтается, а ты харчи перебираешь, — почавкала мама. – Или ты думаешь, что у нас есть что повкуснее? Так я тебя обрадую, всю неделю твой любимый борщ.
— Он у меня не болтается, а растёт, — заступилась за ребёнка Карина.
— Поучи меня ещё как говорить! Ты б если меня слушала, то не была бы сейчас на восьмом месяце, — огрызнулась короткостриженая хозяйка дома. – Где там твой Генка? Что-то давно его не видать. Наверное, к другой бабе ходит, кабелина, чтоб он сдох?
— Не говори так, он меня любит, в отличие от тебя!
— Любит? – рассмеялась мама. – Дура! Если б он тебя любил, то к себе забрал и обеспечивал. А так приходит, чаю на халяву напьётся и обратно к друзьям. Нужно было сразу заяву на него писать, а не ждать не понятного чего. Так глядишь, хоть денежек от его родителей заработали. Теперь ни денег, ни помощи… — не успела договорить Зоя Ивановна Брусенко, как дочка перебила её, попытавшись угомонить мамины упрёки.
— Какую заяву, мама? Ты в своём уме?
— За растление несовершеннолетних. Кстати, сколько ему лет?
— Неважно, — фыркнула Кариночка.
— Важно моя дорогая и давай ешь, борщ стынет или ты думаешь, что я заново буду разогревать?
— Не хочу, есть, собакам отдай!
— Да я тебя собакам отдам! Жри, и спасибо говори, что под моей крышей живёшь. Тоже мне королевна, вырастила на свою голову. Помощница хоть куда, — хвалила дочку хозяйка дома. – Ты мне не ответила, сколько Гене лет?
— Ты же и так знаешь, зачем по сто раз повторять?
— Забыла, значит, говори, если мать спрашивает.
— Девятнадцать, ему девятнадцать лет, — сдалась Брусенко-младшая.
— Девятнадцать значит, кабелина! Ни кола, ни двора, на работу хоть устроился?
— Ищет мама, ищет и найдёт, понятно? – огрызнулась Карина, отодвигая от себя тарелку.
— Куда там, ищет. У родителей на шее сидит, да по бабам бегает. Чёртов растлитель. Не дай Бог помогать не будет…
— Будет мама, всё он будет делать! – перешла на крик беременная девочка.
— А для кого ему это делать? Для тебя что ли? Тоже мне красавица нашлась. Ты послушай мать, я плохого не посоветую. Давай напишем заявление!
— Зачем? Что ты от него хочешь?
— Денег Карина, денег! – крикнула Зоя Ивановна, сжав пухлые кулаки. – Или ты совсем тупорылая и правда не понимаешь, что ему плевать на тебя и на вашего ребёнка!
— Доченька как родится, всё равно государство будет деньги выплачивать.
— Сколько? Пятьсот гривен в месяц? Нет, так не пойдёт. Мы заявление напишем, чтоб родители Гены испугались и начали помогать, а то за всё время, я их не видела ни разу. А как помогут, так заявление и заберём.
— Я не буду писать заявление, — подорвалась со стула Кариночка, в надежде на конец разговора и этого бесконечного завтрака в обществе любимой матери.
— Ты чего встала? Сиди и слушай, что тебе умный человек подсказывает…
— Устала тебя слушать. Вечно гадости говоришь, никогда не поддержишь!
— А в чём тебя поддерживать? – удивилась Зоя. – Чтоб ты и второго родила, от этого кабеля?
— Какая же ты, всё-таки…- не успела договорить Карина Андреевна, как мать её оборвала на самом сладком слове.
— Рот закрой, — вовремя перебила хозяйка дома, чтобы не услышать правду о себе. – Знаешь, что я сделаю? Схожу к его родителям…
— Ты не знаешь, где они живут, и я тебе не скажу. А то мало ты меня позорила, — выстрелила сарказмом Брусенко-младшая.
— Это я-то тебя позорила? – разозлилась мамаша. – Ах, ты ж тварь не благодарная! – взревела Брусенко-старшая, вцепившись руками в густые волосы дочери.
— Отпусти, мне больно, — заплакала школьница, пытаясь отцепить от себя родную кровь. – Мама, перестань!
— Пошла вон из моего дома, — рыкнула Зоя, швырнув Карину на пол. – Вон, я сказала вон!
Заплаканное создание медленно поднялось с пола, придерживая животик, боясь за ребёночка. Не обращая внимания на заботливую маму, она уходит из дома, продолжая слушать за спиной золотые наставления бесценного человека в её жизни.
— Уходи тварь и не возвращайся, проститутки мне не нужны, — орала Зоя Ивановна, уже выйдя во двор за дочерью. – О, Сергей Алексеевич, здравствуйте, — поздоровалась Брусенко-старшая, с соседом через забор. – Как ваши дела? – любезничала женщина, переключившись на мужчину.
— Зачем ты так с Кариночкой? – спросил рыжеволосый, провожая взглядом заплаканную девочку, которая не забыла хлопнуть дверью калитки перед своим окончательным уходом из прогнившего гнезда.
— Кариночкой? – повторила за соседом Зоя. – Алексеевич, а ты не педофил часом?
— Типун тебе на язык! – сплюнул на землю сосед.
— Тогда не называй мою дочь Кариночкой, — сделала замечание пышка. – Вот старый хрыч! На малолеток заглядывается, чтоб ты сдох, вместе со своей беззубой женой, — гаркнула напоследок Зоя Ивановна и сразу же спряталась в дом, боясь рикошета от давно ушедшего на пенсию полицейского, как принято их называть в современном обществе. – Так, ну начнём, — сказала в пустоту короткостриженая женщина, подойдя к дубовому комоду. – Заинька, ну какое платье, рассмеялась Брусенко, перебирая свой гардероб. – Нужно одеться строго, не веселиться же иду. Да, да, этот костюмчик подойдёт, спасибо Андрюш, — обрадовалась пышка, поблагодарив ушедшего на тот свет мужа и единственного человека в этом доме, который действительно любил Карину.
Выцветший халат приземлился на советский диван. Зоя Ивановна не упустила возможности полюбоваться своим тучным телом перед двухметровым зеркалом. Брусенко-старшая пытается выпрямиться как можно сильнее, чтобы увидеть себя стройной, пышногрудой нимфой, но годы берут своё, отдавая взамен лишний вес, обвисшую грудь, искривлённый позвоночник и трещины на сухих пятках. Хозяйка это замечает, вращаясь на одном месте, в надежде на то, что всё изменится. Поднимается на носочки, втягивает живот, который отказывается претворяться меньше. Пальчики с жёлтыми ногтями устают долго находиться в таком положении без поддержки каблуков. Терпение срывается в пропасть, Зоя приземляется на всю площадь широких ступней. Осанка исчезает, превратившись в восклицательный знак.
— Это провал, — говорит Брусенко своему отражению. – Видишь, во что ты себя превратила? Нравится тебе на это смотреть? – продолжала женщина, схватив себя за обвисший живот. – А что с твоими волосами? Где твои длинные, густые волосы, Зоинька? – спросила у отражения Ивановна, вцепившись в остатки покрашенных волос. – А это что? – крикнула Брусенко, сжав свои пустые груди, в пухлые кулачищи. – Я не так всё представляла, не так, не так, — кричала на зеркало озверевшая женщина и когда слова закончились, она плюнула в своё отражение, поставив жирную точку в монологе.
Хозяйка плюхнулась на диван, укрываясь своим халатом. Пружины напряглись, слёзы градом повалились из карих глаз. Зубы жадно искусывали тонкие губы, багровое лицо выдавливает две синих вены на лбу, истерика играет на флейте, в душе туман, но выпавшие осадки рассеиваются. Зоя Ивановна снова встаёт перед зеркалом с виноватым лицом. Она стесняется смотреть на себя настоящую, но всё же изредка подсматривает, как маленький ребёнок, незнающий с чего начать, когда внутри чувствует вину перед кем-то.
— Прости меня, пожалуйста, я не хотела, я больше не буду так себя вести, я очень тебя люблю, — прошептала кареглазая, медленно прижимаясь к своему отражению.
Зоя желает обнять себя, но это невозможно. Стена, на которой весит зеркало, не позволяет себя обхватить. Поэтому Ивановна стоит в позе морской звезды, чувствуя шершавые обои на своих пальцах.
— Что же я натворила, прости меня, прости, — пропищала Брусенко, пустившись в бег.
Прибежав на кухню в чём мать родила, она впопыхах хватает тряпку со стола и бежит назад, врезаясь плечами в углы старого дома.
— Так-то лучше, улыбнулась хозяйка, насухо вытерев лучшего друга, от своего прозрачного яда. – Такого больше не повторится, я обещаю.
Обретя спокойствие, она снова подошла к комоду, вытащила подарок мужа, подобрала приличный лифчик в цвет персиковой блузки, встряхнула юбку и аккуратно постелила её на гладильную доску. Ни одной лишней линии не должно испортить этот замечательный наряд. Пиджак также попал под раскалённый асфальтоукладчик. Блузка избежала этого наказания: «Ведь пиджак всё спрячет, зачем портить такую вещь, горячим утюгом?» — подумала тучная женщина, прихорашиваясь перед лучшим другом.
— Духи, ну как же без духов? – обрадовалась Зоя, схватив один единственный флакон. – Какой аромат, какой аромат. Нужно экономить, а то и так осталось на донышке, — проговорила Ивановна, спрятав своё сокровище от наглой дочери, которая по подозрениям Зоиньки, точно пользуется её парфюмом в тайне, от неё.
Осеннее пальто, шляпка с искусственным цветочком, розовые туфельки в цвет зонтика и губная помада с блёстками превратили голое безумие в порядочного человека. Ни намёка на скандал, она безупречна. Вздёрнутый второй подбородок идёт впереди ног, она тихонько закрывает дверь калитки, чтобы не потревожить птиц на её уснувшей яблоне, Зоя готова к бою, но не с соседкой, которая встала у неё на пути перед важными делами.
— Здравствуй Марин, хорошо выглядишь, — поздоровалась Брусенко, открыв зонт, во время солнечной погоды.
— Слушай сюда стрекоза! – начала диалог Марина Сергеевна Кварц.- Если ты думала, что будешь орать на всю улицу и думать, что я ничего не услышу, то ты ошибаешься, — закипала соседка. – Я не беззубая, ясно тебе!
— А с чего ты взяла, что я думала о том, что меня никто не услышит? – мило улыбнулась Зоя Ивановна.
— Так ты нарочно? – удивилась Марина, подпрыгнув на месте. – Совсем уже чокнутая или прикидываешься?
— Если ты не умеришь свой тон, тогда я пройдусь этим зонтиком по твоей беззубой физиономии! — предупредила пышка, сложив зонтик для удара.
— Хватить называть меня беззубой! — выкрикнула соседка, сорвав голос. – Я же не называю тебя жирной коровой? – добавила Кварц, перейдя на писк, потеряв женственный голосок.
— А ты попробуй, — предложила мама Кариночки, сжав зонт до скрипа в спицах. – Давай, не стесняйся, я быстро поставлю на место такую выскочку.
— Только попробуй меня хоть пальцем тронуть, я сразу же напишу на тебя заявление! Устанешь, улицы подметать, — пригрозила указательным пальцем Мариночка, в надежде на извинения ненормальной соседки.
— Заявление! Точно! – резко вспыхнула короткостриженая женщина, снова открыв розовый зонтик. – Ты мне всю голову запудрила своими глупостями. Повзрослей Марин, давно пора, а то под сраку лет, а ведёшь себя как не понятно кто.
— Да пошла ты! – выстрелила соседка, обнажив белые зубки протеза.
— И тебе хорошего дня, позорище неумытое,- всё так же мило, как и в начале диалога, улыбнулась разодетая пышечка. – Алексеевичу привет, — выкрикнула Зоя, уже заворачивая за угол.
— Жирная корова, — прошипела Кварц, провожая взглядом врага.