Остановка

Всего за несколько часов снегопаду удалось скрыть под своей белизной все то, что не было спрятано под того или иного рода крышей. Темным декабрьским вечером падающие снежные хлопья были особо хорошо различимы в желтом свете уличных фонарей, но герои, что будут описаны ниже, по той или иной причине не желали уделять внимания такому завораживающему зрелищу. Оттого ли это, что они, имея возможность наблюдать снег на улицах своего города девять месяцев в году, свыклись с его видом; или оттого, что в столь поздний час все они чувствовали себя слишком уставшими, чтобы наблюдать за таким незначительным явлением, – сказать нельзя; но и не об этом речь.
На остановке стояли трое (то есть стояли двое, а третий сидел) и ждали последнего на сегодня автобуса. Троица была представлена следующими лицами:
Девушка в дубленке и вязаной шапочке, возрастом до двадцати пяти лет.
Мужчина в бушлате и шапке с помпоном, возрастом от двадцати пяти до пятидесяти пяти лет.
Еще один мужчина (сидевший на скамейке) в пуховике и ушанке, возрастом от пятидесяти пяти до стольки, до скольки вообще живут.
Возраст их точно определить не представлялось возможным, поскольку сквозь снегопад, темноту и шарфы нельзя было рассмотреть черт их лица. Могу сказать лишь, что девушка была весьма привлекательна, потому что мужчина в бушлате и шапке с помпоном, которого, по-видимому, тяготило продолжительное молчание, начал диалог именно с ней.
Вы можете, однако, сказать, что этого факта не достаточно для того, чтобы предполагать, что девушка была привлекательной, но я вам в таком случае отвечу, что иных доказательств ее привлекательности нет, так что, коли уж я являюсь ее автором и создателем, оставлю за собой право сделать ее привлекательной, а вас прошу поверить мне на слово.
Итак, бушлат и шапка с помпоном обратился к дубленке и вязаной шапочке:
– Тоже на В…скую едешь?
– Изнасиловать меня хочешь?
Мужчина не ожидал такого ответа, поскольку и не думал претендовать на звание насильника, а, быть может, напротив, искал возможности сопроводить барышню до дома, чтобы никакой насильник к ней не пристал; однако сам бушлат не подумал о том, как его предложение будет воспринято.
Ошарашив своим ответом предполагаемого насильника, дубленка выиграла несколько секунд, которые разумно потратила на анализ реакции и внешнего вида своего собеседника: она рассудила, что бушлат не может являться насильником по нескольким причинам:
Во-первых, он явно оскорбился;
Во-вторых, на нем была шапка с помпоном, а девушке не представлялось, что насильник может носить шапку с помпоном.
Однако извиняться она не собиралась и заняла оборонительную позицию, ожидая повторной атаки (хотя предыдущий выпад был отражен настолько удачно, что едва ли она надеялась на продолжение разговора). Повторная атака, хоть и была скорее похожа на преисполненное досады отступление, все же состоялась:
– Девушка… Ну я это… Я не такой, вообще-то… Но раз вы против…
«Вообще-то» прозвучало очень подозрительно, но общий тон сбивчивой речи бушлата заставил-таки дубленку поверить в относительную чистоту его помыслов, и она ослабила защиту, опустив надо рвом мост, но все же не отворяя ворот замка. Она хотела было намекнуть сконфуженному, что сдаваться еще рано, но в этом ее опередил пуховик с ушанкой, доселе молча наблюдавший за происходящим:
– Мямля! Ну кто-же так знакомится!
– А что я? – отвечал бушлат, – Она сама общаться не хочет.
– А ты так уже и сдаешься, да? Сам-то, небось, в школе в последний раз с девочкой знакомился? Ну-ну! Разве я не прав?
– А что! А что вы бы сказали, а?
Тогда пуховик поднялся со скамейки, подбоченился, поправил съехавшую ушанку, и подошел к совсем сбитой с толку девушке. Он подошел достаточно близко для того, чтобы она могла рассмотреть его покрытое множеством морщин, но при этом очень живое и веселое лицо (ту его часть, что не была закрыта шарфом). С замиранием сердца дубленка и бушлат ждали, когда пуховик подаст им пример правильного обращения с дамами; но не дождались, потому что в этот самый момент в остановку врезался джип.