Поэт (2 часть) (Глава 2)

Петрополис, в большинстве своём, очень сильно отличался от всех остальных городов Империи, так или иначе похожих друг на друга. После того, как он перестал быть столицей Империи, он не перестал быть вольным, гордым и великим городом, пережившим войны, революции и не забывшим о своей миссии. Город располагался на устье реки, разрезающей его пополам, на берегах широкого северного залива; архитектура старого города, часть которого находилась на материке, а другая — на островах; фасады домов, улицы, дворцы, соборы, разводные мосты, влажная серая погода и люди — всем создавалась атмосфера свободы в этом городе. Особая красота, сочетающая в себе кошмары дворового и прелесть фасадного Петрополиса, притягивала к себе жаждущих уютной свободы жизни и самовыражения людей: поэтов, писателей, актёров, художников и всех остальных, задыхающихся от чего-то сковывающего, чем пропитана почти вся Империя. Лишь на окраинах, где к старому городу присосалась обыденная современность, Петрополис было почти невозможно отличить от остальных городов — такие же панельные дома, такая же грязь и поганая унылость.

Когда у Яна с Аллой неожиданно встал вопрос, куда им уехать из их глубинки, они, не задумываясь, купили билеты Петрополис. Поэт был в восторге от всего, что было в Петрополисе, это был его город, но, как позже выяснилось, не её. Он две недели искал работу, ища в интернете вакансии, попробовал себя полдня официантом в ресторане названием, который переводился как «Вид», а потом устроился в сотовый ритейл. Алле же не удавалось найти работу и спустя больше, чем месяц.

Ян, один или с Аллой, мог гулять по старому городу в свои выходные целыми днями, сидя на набережных, в садах, парках, прогуливаясь по кладбищам и засиживаясь в библиотеках. Он изучал этот город со всех сторон, а город изучал его. У них сложилась настоящая любовь, они понимали друг друга и давали друг другу всё, что дать могли. Поэтичная натура в парне была в постоянном возбуждении, открывая для себя всё больше и больше, посещая места, где он мог узнать множество талантливых людей, где слушали его стихи, где им интересовались, где можно было спокойно попробовать себя в чём угодно. Его пленяло всё многообразие жизни Петрополиса, все грани этого волшебного города — блеск и грязь, магическим образом сплетающиеся в одно целое.

На следующий день после поэтического баттла и последующих за ним событий Ян проснулся раньше Аллы, записал в телефоне сочинённые строки, приготовил простенький завтрак — овсяную кашу с размятым бананом — и дожидался, когда проснётся его возлюбленная. А потом хотел отправиться гулять по городу, так как погода стояла необычно тёплая и ясная, как никогда подходящая для того, чтобы шататься по городу, изучая его.

— Доброе утро, — сказал Ян, когда увидел, что Алла начала просыпаться и уже открывала глаза. — Как спалось?

— Угу, — потянулась она, на что Ян улыбнулся.

— Я кашу с бананом приготовил на завтрак. Если ты поспешишь, то успеешь её поймать тёпленькую.

— Я не хочу есть.

— Тебе стоит попробовать. Ты даже не представляешь, какой вкусной она получилась!

— А ты представляешь, что я не хочу есть?

— Не ешь, — почувствовал что-то неладное парень и снова улыбнулся, — никто же тебя не заставляет.

— Ты меня заставляешь. Я спала, а ты решил за меня, что я буду завтракать, да ещё и кашей. Но я не захотела и теперь оказываюсь плохой, потому что не ценю твою заботу. И это уже не в первый раз.

Ян одновременно и понимал её, и совсем нет, пытаясь всмотреться ей в лицо, сонное, каменное и недовольное.

— Всё в порядке, — попытался он её успокоить, а потом подошёл и обнял. — Тебе нужно было мне сразу сказать обо всём.

Ян не видел выражения лица Аллы, когда обнимал её, но почувствовал такой холод, исходившей от неё, что чуть было не отшатнулся. После взглянул ей в лицо и увидел это безразличное выражение, опять улыбнулся и, поцеловав её в губы, продолжил:

— Ты пока просыпайся, а я пойду прошвырнусь по улице. Тебе мороженное взять?

— Не надо, — сказала она и посмотрела на Яна, который уже одевался.

— Зря, — сказал он и понял по выражению Аллы, что она не ожидала его ухода, а думала, что он опять будет кружиться вокруг неё и пытаться угодить. Понимая, что он совсем не хочет ввязываться в очередные разборки, повторяться в одном и том же, Ян решил, что должен просто уйти от всего на время, подышать свежим воздухом и порадоваться чистому небу и греющему весеннему солнцу.

Ян взял ключи, рублей триста из кошелька, и вышел из дома. Алла молча проводила его до порога, явно надеясь на что-то, чего парень ей так и не дал, закрыв за собой дверь.

Всё на улице излучало доброжелательность; было сухо, но не пыльно, тепло, но легкий ветер и тёмные тени, периодически налетавшие на Яна, приносили свежесть. Люди и машины слонялись туда-сюда, и парень, чувствовавший себя в толпе всю свою жизнь плохо, в толпах Петрополиса чувствовал себя уютно. Он задержался на набережной Острова, потом прошёлся по мосту и долго гулял вдоль каналов старого города, а потом направился в библиотеку, которая была пропитана, как и весь город, чем-то особенным, где хотелось задержаться, хоть в библиотеках поэт за всю свою жизнь никогда не задерживался.

Было уже далеко за полдень. В это время Ян был почти на окраинах старого города, рядом с набережной какого-то водного канала, приблизительно представляя, где находится библиотека. Окраина старого города была безлюдна, хоть и в красоте она не сильно уступала центру. Даже были в ней свои особенные притягательные черты, складывающиеся, в основном, из приятной тишины и общего колорита нахождения на границе старого и нового миров. Странно, конечно, как старый мир выигрывал у нового в красоте. Однако, этот антураж и придавал границе особый шарм, который привлекал поэта чуть ли не больше, чем красоты центральной части с её великими достоинствами.

Всё ближе подходя к библиотеке, Ян всё больше узнавал местность вокруг неё. Узкие улочки, набитые различными кофейными, булочными и другими мелкими магазинчиками, ухоженные дворики и скверы были так приятны глазу, что хотелось отдать всё, чтобы остаться тут жить, тем более вблизи бы находилась очень уютная библиотека, где можно работать над стихами, читать, да делать что угодно — великое удовольствие.

Первым делом проголодавшийся поэт зашёл в магазинчик, чтобы купить себе шоколадный батончик и что-нибудь сладкое попить, после чего отправился прямиком в библиотеку, которая находить в небольшом дворике. Вход в него был закрыт воротами, на которых была вывеска, сообщающая о том, что чтобы попасть в библиотеку, нужно сделать дозвон на определённый номер телефона, тогда магнитный замок откроется.

Заходя под арку к воротам, Ян достал телефон и сразу начал набирать номер, который был написал на таблице, чтобы попасть в царство запечатлённых на бумаге знаний, историй и миров, как вдруг услышал какой-то кашель и чуть не подпрыгнул на месте.

В своих мыслях и желании поскорее погрузиться в магию этого места поэт совсем не заметил, что под аркой уже кто-то был. В углу между воротами и аркой, сливаясь с окружением, сидел мужчина. Он был в грязной одежде, чёрные с редкой сединой растрёпанные волосы, жидкие усики и бородка, опухшее и побитое лицо выдавали в нём, скорее всего, бомжа. Поэт всегда старался относиться ко всем людям с достаточным уважением, потому что сам вырос в среде, где были очень разные люди, начиная от бездомных, заканчивая самыми падшими.

Мужчина откашлялся и, казалось, одним глазом посмотрел на Яна, который сразу же почувствовал едкий ужасный запах мочи, перегара и ещё какой-то дряни, какой обычно пахнет от стариков, бездомных и пьяниц. Хоть этот запах был парню, как и любому другому человеку, неприятен, он никогда не делал на нём акцента, сочувствуя человеку. В этот раз эта вонь дала понять только то, что человеку нужна, скорее всего, помощь, от чего он сразу забыл про телефон, куда шёл и сразу испросил:

— Вам чем-нибудь помочь?

В ответ последовал короткий кашель, который донёс до Яна очередную порцию вони, и непонятые слова, скорее похожие на бессвязное мычание вперемешку с рычанием. Парень хотел было подлететь подхватить мужчину, постараться ему как-то помочь, вызвать скорую, ведь ему явно было нехорошо, но в его голове возникла вчерашняя сцена с тем, как его послали куда подальше с помощью. Может и этому человеку вовсе не нужна была чья-либо помощь, ведь, скорее всего, он просто надрался какой-то дряни до беспамятства, как надирался иногда и сам Ян, прилёг в уголок передохнуть и не желал, чтобы хоть кто-то ему мешал, отгоняя от себя всех то мычанием, то рычанием. А если сейчас поэт его тронет, то получит, вместо благодарностей, по уху, ну или проклятия из-за того, что вызовет скорую. Нет, проклятий он не боялся и, в общем-то, в них не верил, но было бы неприятно.

— Если Вам не нужна помощь… — начал робко Ян, сразу же услышав гибридный стон, и ещё более робко продолжил. — Я пойду…

После чего он быстро достал телефон, набрал номер и под кряхтение немощного апостола Петра забежал в ворота.

Маленький дворик, где была библиотека, был очень серым, неприветливым, а две машины, которые были там припаркованы, создавали такое состояние тесноты, от которой хотелось сжаться, как сжимаются люди в маршрутках в час пик. Трудно было даже представить, что в таком дворике, куда и солнце-то едва попадало из-за крыш высоких домов, стоит только пройти чуть вглубь и подняться по нескольким ступенькам, находится одно из лучших мест Петрополиса. Молодые девушки, которые сидели на ресепшне, Яна уже начали там угадывать и здороваться с ним так, как здороваются только с завсегдатаями, одарив поэта светлой улыбкой. Он повесил на вешалку потрёпанную вчерашними событиями куртку и пошёл к полкам с книгами.

Писать Ян сейчас ничего не собирался, вдаваться в серьёзные размышления — тоже. Новое стихотворение по какой-то причине встало в тупик, поэтому его можно было ненадолго отложить. Убежать от серьёзных размышлений и спрятаться от них между полками, уставленными всем, чем только может быть уставлена небольшая библиотека в крохотном дворике, казалось лучшим решением.

Хоть библиотека была и невелика, этого было более чем достаточно, чтобы первые полчаса просто ходить между полок, разглядывая и держа в руках книги, журналы, альбомы. Решив сильно не напрягаться, поэт всё же выбрал для себя большую книгу графической биографии про одного польского писателя еврейского происхождения, с парочкой работ которого он был знаком. Во время того, как Ян с великом удовольствием и интересом был погружён в иллюстрированную биографию человека, проработавшего всю жизнь в офисе, боявшегося женщин и показавшего всему миру свои переживания в фантастических сюжетах, в соседнем отделе библиотеки был тихий просмотр какого-то старого фильма в оригинальной озвучке с субтитрами. Причём это нисколько никому не мешало. Те, кто читал, так и продолжали читать. А кто-то из посетителей библиотеки вообще был в наушниках и не заметил никакого фильма. Просидев в царстве знаний часа два и дочитав биографию поляка, поэт ужасно проголодался и вдруг вспомнил, что дома сидит обиженная Алла. И задержавшись ещё на пару минут у полок с книгами, с неохотой пошёл на выход.

На ресепшне теперь сидела только одна девушка, а другая суетливо ходила из комнаты в комнату. Ни та, ни другая даже не посмотрели в сторону Яна, когда он попрощался с ними, что было очень удивительно.

Выйдя из библиотеки, поэт заметил, что солнце уже совсем не заглядывает во двор, от чего тот казался ещё более серым, чем пару часов назад. Спустившись со ступенек, он увидел, что у ворот уже никто не лежал, а за аркой только что тронулась машина скорой помощи. На Яна сразу накинулось беспокойство о том, всё ли в порядке с мужчиной, который там лежит. Подойдя к воротам и увидев поодаль от них полицейского, который что-то быстро записывал в планшет, поэт просил, можно ли ему пройти, но ответа не получил.

— Извините, пожалуйста! Можно пройти? — почти крикнул он.

— Ах, да, конечно, — ответил полицейский, быстро подняв глаза и тут же опустив их в планшет.

— А что с мужчиной, который тут был?

— Да ничего особенного, — сказал он и, пожав плечами, продолжил. — Умер он. Вон, смотри, уезжает в скорой. Отмучился, так сказать. Хоть тут и постоянно проходят люди, для них он, похоже, давно уже был мёртв, раз никто не обратил на него внимания. Теперь вот воистину умер — всё, что ему оставалось! А ты когда его видел? Ей, слышишь? Я тебя спрашиваю, когда ты его видел в последний раз?

— Часа два назад… — кое-как выдавил поэт, контуженный происходящим.

— Надо было вызвать кого-нибудь. Возможно, остался бы жив. Хотя! Кто знает, что ему лучше… В общем, не беспокойся…

Последние слова полицейского Ян почти уже не слышал, погруженный на самое дно своей души, чтобы невольно терзать её. Возможно, единственное, чего он боялся больше всего, свершилось. Он мог спасти человека, но побоялся того, что его помощь будет отвергнута.

Забыв о голоде и о том, что он собирался насладиться светлым майским настроением Госпожи Погоды, Ян медленно пошагал в сторону дома. Всю дорогу домой он пытался себя убедить, что он совсем не виноват в смерти того мужчины, а если и виноват, то не он один, и в конце-то концов, этот мужчина сам был виноват! Но убедить себя в своей невиновности поэту никак не удавалось, сколько бы он не старался.

Лишь только тогда, когда Ян добрался до Четырнадцатой линии, он немного успокоился, а точнее, придал своему внешнему виду спокойный характер, чтобы не волновать своей любимой и не давать лишнего повода для сложных разговоров. Он глубоко несколько раз вздохнул, пытаясь после каждого раза улыбнуться, но вышло только раза с пятого, и то только после того, как улыбка была чрезмерной, силой натянутой на лицо, чтобы две крайности его состояния сошлись в то, что было для Яна нормальным. И, уже весело улыбаясь, парень забежал в магазин, купил на оставшиеся деньги два мороженых и пошёл домой.

Войдя во двор, Ян заметил, что в окне над дверью в парадную свет не горит, что означало либо отсутствие Аллы дома, либо её сон. Первое было бы предпочтительнее, потому что Алла, в основном, всегда сидела дома и никуда не хотела выходить, хоть Ян, кроме сегодняшнего дня, постоянно звал её с собой. Лишь пару раз она увиделась со школьной подругой, которая уже пару лет, как переехала в Петрополис.

Поэт разулся, повесил свою одежду и аккуратно дёрнул ручку двери, которая тут же открылась. Свет из коридора упал на лицо Аллы, которая сидела на кровати и угрюмо смотрела в окно. Ян включил свет в комнате, увидел на столе тарелки с едой и сразу же громко почти пропел:

— Алла, добрый вечер! Я всё-таки купил тебе сладости, гляди! — сказал он, быстро подошёл к столу, положил на него мороженое и взялся за вилку, сперва хотев сказать, что Алла тоже решает за него, что ему есть, но быстро откинув эту мысль, чтобы ничего не испортить. — Пожалуй, сперва перекушу тем, что ты приготовила, а потом и за мороженное примусь. Я так проголодался!

Девушка медленно повернула своё лицо на Яна, тут же отвернувшись к окну. Лицо её было заплаканное и опухшее. Поэт тут же бросил вилку и подлетел к возлюбленной.

— Что случилось? — спросил он, обнял её и попытался всмотреться в лицо.

— Всё в порядке. Садись ешь, — сухо и холодно ответила она.

— Но я же вижу, что не всё в порядке. Почему ты всё время говоришь, что всё в порядке, когда всё определённо плохо?

— Не кричи на меня! — резко повернулась она.

— Я не кричу. Просто пытаюсь тебя понять. Что опять случилось? Я же не могу читать твои мысли. Могу только догадываться, но зачем мне это делать, когда ты можешь мне всё сказать. Это из-за завтрака? Из-за того, что я ушёл?

Алла молчала, что могло означать что угодно, а не только согласие. Это Ян уж точно знал.

— Ладно. Успокаивайся. Захочешь — расскажешь, а если нет, то я ничего не поделаю. Я так устаю от твоих молчанок, от твоей пассивности. Почему я иду нам навстречу, а ты словно убегаешь?

Парень сел за стол и начал есть рис с овощами, который был уже давно холодным, что его совсем сейчас не беспокоило, ведь в его памяти вдруг всплыл тот мужчина у ворот, а улыбка с лица куда-то сползла.

Алла продолжала молчать и смотреть в окно. В комнате становилось всё более душно. Воздух, почувствовал парень, начинал гудеть, сперва едва слышно, а потом громче и громче. Казалось, что комната начала трястись, словно в лихорадке, и вот-вот начнут слезать обои, осыпаться штукатурка, а потом рухнет весь дом, похоронив под собой всех и вся.

Тарелки были опустошены бездумно и быстро, холодная безвкусная пища пролетала в желудок так, как будто в рот клалась раз за разом пустая ложка. Дыхание учащалось, всё вокруг начало казаться ненастоящим, кошмаром; Ян всё быстрее и быстрее ел, словно если он не успеет, то тут же умрёт, взорвётся или превратится в пар. Звук удара ложки о дно пустой тарелки вырвал парня из раздумий. Он тут же посмотрел на Аллу, которая уже смотрела на него, вскочил из-за стола и вышел из комнаты, не в состоянии больше в ней находиться.

Когда Ян уже накинул на себя куртку, из комнаты быстро выглянула Алла.

— Ты куда? — спросила она.

— Мне нужно подышать свежим воздухом, — ответил Ян, начиная обуваться. — Если хочешь, пойдём со мной…

Не дав договорить поэту, девушка тут же заплакала, бросилась ему на шею и начала целовать, жалобно приговаривая:

— Не уходи, пожалуйста! Прости, прости меня!

Наконец-то она не казалась Яну холодной. Жар её тела, губ и слёз развеял всё, что беспокоило его. В куртке и одном кроссовке, обнимая и целуя её, поэт едва успел закрыть дверь, когда они ввалились в комнату и пропали в ней до полуночи, забыв обо всём на свете.

— Слушай, Алла, — вдруг громко воскликнул Ян, уже несколько минут молча смотревший в потолок, — мы с тобой уже больше месяца живём в Петрополисе, но так и не удосужились посмотреть, как разводят мосты. Давай сходим, а?

— Да, хорошо, — заулыбалась Алла.

Ян почти не помнил из-за чего пару месяцев назад начались почти каждодневные ссоры между ним и его возлюбленной. Зачастую он не понимал ни причин этих ссор, ни холода Аллы, ни её пассивности в решении конфликтов. Во время ссор ему всегда казалось, что Алла своим безразличным молчанием бежит прочь от их совместного счастья. Поэт падал перед ней на колени, молил прекратить, бесконечно извинялся во всём, просил дать понять, в чём он провинился и как ему помочь. Её холодное лицо словно размазывало Яна по полу, а он ничего не понимал. Тогда он спрашивал её, может она хочет расстаться, на что только получал реки слёз, клятвы в вечной любви и обвинения в свой адрес, что это он хочет расстаться.

Сейчас же, в редкие моменты без ссор, поэт не мог понять, почему всё вдруг рушится.

— Я уже посмотрел, во сколько разводят ближайший мост. Полтора часа у нас есть, так что успеваем, — сказал он. — Одевайся неспеша и потихоньку пойдём.

На улице было тепло. Ночная свежесть под мелодии шелеста майской листвы придавала всему вокруг чудесный вид. Всю дорогу до набережной Ян что-то рассказывал Алле, а она весело смеялась над его художественно приукрашенными историями, иногда называя его дураком из-за дозволенных им пошлостей.

На набережной почти никого не было, лишь редкие машины носились вдоль неё. Оба берега были подсвечены, придавая значимости и красоты всем великим архитектурным памятникам былому величию Петрополиса.

— Смотри! Какая красота! — заговорил Ян, как только они с Аллой пришли на набережную. — Нам обязательно нужно выбираться так почаще, а не сидеть в четырёх стенах, от чего мы и ссоримся.

— Ян, а где ты был целый день? — неожиданно спросила Алла.

— Гулял по городу. Дошёл до центра, посидел в библиотеке…

— Ну и как?

Ян ничего мог ответить несколько секунд, потому что ему показалось, что она так его спросила, будто знала про того мужчину у ворот. Глаза поэта округлились, а взгляд с яркого противоположного берега опустился в тёмную и холодную реку.

— Ян, а-у! Как погулял? Как библиотека?

— Всё хорошо.

— Что-то случилось?

— Не беспокойся, милая. Со мной всё в порядке. Просто устал немного. Тем более сейчас уже поздно.

— Ладно, — тихо сказала она и тут же явно изменилась в лице.

— Алла, что опять с тобой? — взял её за руки Ян и попытался всмотреться в лицо, от выражения которого повеяло колючим холодом, и жалобно продолжил. — Пожалуйста, давай не будем начинать!

— Всё в порядке, — сухо сказал Алла.

— Я же вижу, что нет! Зачем ты мне врёшь? Это из-за того, что я не захотел тебе рассказать о прогулке? Ну конечно!

Она молчала.

— Нормально я погулял! Отдохнул от наших ссор, посидел за книгой, а потом… из-за меня умер человек, с которым я столкнулся на входе в библиотеку, а на выходе увидел, как уже мёртвого его увозят! Довольна?

— Ах, значит, я тебе надоела?! Значит, ты хочешь от меня отдохнуть?! — заплакала Алла и вдруг упала на колени. — Ты меня больше не любишь!

— Что ты несёшь, Алла?! Из-за меня умер человек! — вскрикнул Ян и подлетел к ней, чтобы попытаться поднять. — Успокойся, пожалуйста! Что за детский сад?

Она молча продолжала виснуть на его руках, а он всё пытался её успокоить:

— Тише-тише. Пожалуйста, успокойся! Неужели тебе не надоело устраивать истерики?

— Опять я плохая и всё порчу! вдруг заорала она, вырвалась из рук Яна и пошла вдоль набережной. — Ненавижу себя!

— Зачем себя ненавидеть?! — пошел за ней поэт. — Выдохни, успокойся и люби себя! Никто тебя не полюбит, если ты сама себя не полюбишь!

Он молча плёлся за ней, чувствуя огромный груз вины за то, что Алла с ним несчастна, а он не понимал причины её несчастья и поэтому не мог это исправить.

Так они шли несколько минут в сторону моста, развод которого собирались посмотреть, до тех пор, пока Ян, собравшись силами, не подбежал к идущей впереди возлюбленной.

— Пожалуйста, прости! Но я правда не понимаю, что делаю не так, от чего твоё лицо даже сейчас выражает такое презрение!

— Я презираю себя! — крикнула она.

— Почему? Объясни! Почему ты молчишь? Что с тобой случилось? В самом начале же всё было хорошо. Что сейчас не так?

Ян смотрел в её глаза и ему казалось, что он умирает под их взглядом, сжигающим его душу. Он не понимал, почему она с ним себя так ведёт, почему она так смотрит. А что самое главное, он не понимал и никак не мог выяснить, что она хочет и чего ей не хватает.

— Нет, Алла! Себя-то ты как раз и любишь больше всех на этом свете! А презираешь весь мир, не желающий плясать под твою дудку! Я не могу разгадать тебя и твоё поведение полностью, но в этом уверен точно! Объясни мне, почему я все твои выходки должен терпеть?

— Хочешь от меня избавиться?! — крикнула она, сделала шаг в сторону дороги и остановилась. — Я могу тебе это устроить, раз ты меня разлюбил!

В груди Яна всё рвалось на куски, он чуть ли не плакал, не понимая, за что она так с ним поступает, почему она говорит такие слова.

— Ты не сделаешь этого, — сказал, заикаясь, он.

Она быстро развернулась и дернулась в сторону дороги. У Яна тут же спёрло дыхание. Он стремительно подлетел к ней и схватил её руками.

— Отпусти меня! Я не хочу жить! Отпусти меня! — кричала она и дёргалась в его руках.

Поэт не мог подобрать ни одного слова. Он молча смотрел, как она извивается в его руках, пытаясь прижать её к себе, обнять. Но обжигаясь об её холод, вдруг вспомнил, как она много раз грозила ему самоубийством, если он бросит её, как она резала себе руки при нём, на самом деле всего лишь царапая их, как она делала вид, что душилась на бельевой верёвке, убегая от него во время ссор. И осознал, как это всё было наиграно, не по-настоящему, хоть боль в груди в те моменты и была такой, что Ян едва не падал без сознания. Он вдруг осознал, что она просто манипулировала им, и на миг ослабил хватку.

Алла сделала спиной к дороге два широких шага назад, продолжая что-то кричать, и вдруг споткнувшись, начала падать. Лицо её исказилось в ужасе, в глазах прочиталась удивление и немой крик о помощи. Она отчаянно попыталась устоять на ногах, развернувшись в падении на несущуюся на неё и не успевшую даже нажать на тормоз машину.

Несколько глухих ударов последовали друг за другом, послышался визг тормозов, какие-то машины столкнулись, из нескольких выбежали люди. Они сразу же подбежали к Алле, едва не попавшей под колёса второй машины и начали кружиться вокруг неё, крича что-то наперебой. Машина, под которую попала Алла, почти сразу же остановилась, но из неё никто не появлялся. Лишь спустя несколько секунд из неё медленно вылез молодой человек, секунду смотрел сквозь людей на девушку, а потом резко бросился к ней.

— Это не я! Это не я! Это она! — закричал он, обращаясь поочерёдно к каждому, кто был возле девушки.

В тот момент, когда Алла споткнулась, Ян дёрнулся в её сторону, протянув руки вперёд, но ничего не успев сделать, оцепенел, словно налитый свинцом. По его лицу текли слёзы, руки дрожали, к горлу подступала рвота.

Он хотел, но не мог оторвать взгляда от своей возлюбленной, лежавшей в неестественной позе на дороге. Её руки были накрест вкинуты над головой, волосы волнистыми чёрными лучами смотрели в разные стороны, обвивали руки и лежали на её лице, ужаснее которого поэт не видел в своей жизни. Он отдал бы всё, чтобы видеть пусть даже её ледяной взгляд и равнодушное лицо, чем то, что видел сейчас.

Вокруг раскинувшейся на асфальте девушки собралась толпа. Никто уже не кричал, не бегал. Многие угрюмо молчали, кто-то что-то басил с важным тоном. Ян качнулся в сторону толпы и хотел подбежать к Алле, убедиться, что она жива. Но почему-то пошёл прочь, дальше по набережной.

— Она ещё дышит… — вдруг услышал он, или ему показалось, что услышал, но всё равно продолжал идти вперёд, ненавидя себя за это, заливаясь слезами и бормоча: «Вернись, пожалуйста, вернись!»

Поэт бездумно до самого рассвета бродил по Острову. Он улыбался, когда вспоминал свою возлюбленную. И тут же начинал плакать, без сил падая на землю, если не мог найти опоры в виде стены дома, дерева, оград, машин. Затем, заплаканный, поднимался и опять куда-то шёл, что-то заикаясь и бормоча. И по какой-то причине, куда бы Ян не шёл, он постоянно попадал на Четырнадцатую улицу и оказывался перед домом, где он жил с Аллой. Как только осознавая, куда он пришёл, парень в ужасе начинал кричать и убегал прочь.

Несколько раз звонил его телефон, от звонка которого Ян пугался, затем пытался что-то рассмотреть на его экране, но ничего не увидев, лишь выключал звук. А после очередного звонка отбросил телефон в сторону, едва достав его из кармана, и пошёл дальше.

Успокоившись в первый раз, поэт сразу же бросился на набережную, ведь кто-то сказал, что Алла ещё дышит! Но никого там не найдя, он замер и долго пытался осознать, что сейчас происходит, не сон ли всё это.

В короткие моменты успокоения, когда казалось, что сил убиваться нет, а плач иссушил всё тело, поэт бродил по Острову с отчаянной надеждой повстречать хоть кого-то, кому нужна была помощь. Но не находя искупления, его вновь начинало трясти.

Когда по небу разлилась лазурь, поэт всё ещё продолжал что-то бормотать себе под нос, периодически заливаться слезами. После чего пытаясь привести себя в нормальное состояние, растягивая на своём лице ужасающую улыбку, но всё было тщетно. Он не понимал, что происходит, не знал, что ему делать, время от времени думая, что последние пару дней — это всего лишь кошмар. В эти моменты он со всей силы моргал, а потом пытался раскрыть веки как можно шире, пытаясь проснуться. Но не видя изменений, начинал хлестать себя ладонями по лицу, бить кулаками в стены и, опять заливаясь слезами, почти кричать:

— Она умерла из-за меня… И он умер из-за меня… Я не смог никому помочь… Никто не знает, как достойно жить… Я отпустил её… Кому какие выбирать пути… Они умерли из-за меня… И я не знаю, и не знаешь ты… Я мог им помочь… Я должен был их спасти…

В очередной раз осознав, что он опять зашёл под арку двора своего дома, Ян начал паниковать, не понимая, как он вдруг оказывался в этом дворе. Его дыхание участилось, он, споткнувшись, выбежал из-под арки и без остановок какое-то время бежал до тех пор, пока не заметил станцию метро, в двери которой с почти пустынной улицы кто-то вошёл. Было решено спрятаться под землёй, чтобы не появляться больше у проклятого дома.

Ян суетливо толкнул тяжёлые двери на станцию метро, купил жетон и начал спускаться по эскалатору, вспоминая всё, что с ним происходило в последние несколько месяцев: знакомство с Аллой, как у них в первый месяц всё было хорошо, как он был втянут в её семейные проблемы и конфликты, как у них случилась первая ссора, которая была настолько сильной, что парень просто не мог в неё поверить, а потом ещё ссора и ещё, словно Аллу подменили. Видя все её семейные проблемы и конфликты, парень решил, что во что бы то ни стало, он должен стать для неё альтернативной семьёй, показать ей другую свободную жизнь — помочь ей, — спросив, нуждается ли она в его помощи и получив положительный ответ. А после очередной семейной ссоры Аллы, Ян предложил уехать из города, на что она согласилась, и тут же купил билеты. Но и в Петрополисе ссоры прекращаться не хотели, что каждый день вгоняло Яна в уныние и тоску, но он чувствовал ответственность за жизнь другого человека, потому что любил, и думал, что всё в итоге наладится, а уж он постарается приложить к этому все усилия, потому что дал слово, потому что не мог поступить иначе.

На станции метро, она оказалась конечной на зелёной ветке, редкие люди сонно слонялись от перрона к эскалатору и обратно; поезда, завывая и стуча, приезжали и уезжали. Впервые за всю ночь поэт почувствовал, что жизнь не остановилась, а даже наоборот — идёт, словно этой ночью ничего и не случилось.

У стены в конце станции Ян неожиданно увидел Аллу с накрест вскинутыми над головой руками в её чёрных расползающихся волосах. Он тут же побежал к ней, удивлённый и радостный тем, что она здесь. А когда парень подбежал к концу станции, перед ним оказались лишь два чёрных, накрест поставленных на пьедестале, якоря, с которых до самого пола свисали чёрные цепи.

Лицо поэта исказилось. Он заплакал, а сквозь слёзы ему снова казалось, что перед ним Алла, смеётся, как при первой встрече, и тянет к нему руки. Ян потянулся на встречу к возлюбленной, улыбнулся, а перед ним опять оказались якоря. Парень тут же отшатнулся, как будто эти махины хотели напасть на него, сделал несколько шагов в сторону и оказался на перроне.

Из тоннеля повеяло холодом и донёсся нарастающий вой. Ян медленно пошёл вдоль рельс в сторону раскрытой тёмной пасти, откуда смотрел сам его величество Страх. Шум, исходивший из пасти и заполняющий всю станцию, становился всё громче, а вместе с ним становилось сильнее непонятное чувство паники. Парень остановился, отвернулся, опустил глаза со стены, где было название станции, на рельсы, а потом — на жёлтую полосу с белыми кругами. А когда шум стал совсем невыносим, когда что-то вырвалось из тёмной пасти тоннеля, поэта качнуло вперёд. Он сделал шаг в сторону рельс, но тут же отпрянул, словно что-то резко отшвырнуло его.

Ян сделал пару шагов назад, ударился спиной о холодную колонну, сполз по ней и начал бормотать:

Никто не знает, как достойно жить.

Кому какие выбирать пути

И я не знаю, и не знаешь ты,

Но компас всё же, думаю, в груди.

Конечно, переменных в жизни — тьма,

Шалят, порой, магнитные поля

И звёзды застилает пелена — Тогда и путь теряешь, и себя…

Вылетевший из тоннеля поезд остановился, мимо поэта прошло несколько человек, которые, вероятнее всего, даже и не заметили парня. Потом людей не стало, за ними исчез и поезд, а поэт всё продолжал сидеть на полу, подогнув к себе колени и судорожно осматриваясь.

— Вам чем-нибудь помочь? — послышался хриплый голос сбоку.

Ян испугано повернулся на голос и увидел, что у соседней колонны стоит мужчина в грязной одежде, с чёрными с редкой сединой растрёпанными волосами, жидкими усиками, бородкой и опухшим побитым лицом.

Вновь послышался нарастающий вой. Парень с ужасом вскочил, ещё раз посмотрел на мужчину, который что-то вяло говорил, заметался в охватившем его ужасе и опять забормотал:

Но компас всё же, думаю, в груди — Такой, какой магнитам не сломить.

Судить достоин только он один — Себя судить по чести и любви.

Осталось разглядеть его в себе.

С ним легче будет, верь, сейчас и впредь.

И если потеряешься во тьме,

Как жить подскажет он и умереть…

Из пасти опять что-то выскочило, завизжало. Ян застыл, с высоты перрона увидев рельсы и почувствовав странную невыносимую лёгкость. У него спёрло дыхание и закружилась голова. Поэта начало тошнить. Зажмурившись, он со всей силы надавил ладонями на уши и стал падать вперёд.