Сумел камыс...

из реальной жизни

За стеной после долгого затишья, послышались оживленные голоса соседей. Выглянув в окно, Линда увидела почтальонку, выходившую из соседнего двора. «Всё понятно, пенсию Матрёне принесли, ну теперь начнется" — подумала она и стала наблюдать, заранее зная все действия соседки Матрены и ее дочери Томки. Как она и предполагала — из калитки выбежала Томка и размахивая матерчатой сумкой направилась в магазин, а за стеной Матрена с четырехлетней внучкой Иринкой растапливали плиту и гремели кастрюлями.
Матрена, шустрая бабулька, несмотря на свои семьдесят с небольшим, еще бегает бегом. Вот и сейчас, гремя ведрами, пробежала к колодцу и обратно с полными вёдрами просеменила, как будто бы налегке. К дому, слегка пошатываясь, свернула с дороги подружка Матрены Зинаида. Её басовитый голос загремел за стеной: «Мотька, ты уже пенсию получила?!» Внучка Иринка, не дожидаясь ответа бабули, пролепетала: «Полусила, полусила, мамку послала в магазин молозэное мне купить». Томка, запыхавшись, вернулась с полной сумкой продуктов.
Намедни, бабка Матрена жаловалась Линде — «Топлю вот плиту, а варить на ней нечего, только картошка в доме, а к ней ничего нет».
Через полчаса женщины пьяными голосами уже выводили: «Шумел камыш деревья гнулись, а ночка темная была», им подпевал тоненький детский голосок Иринки которая, подражая охмелевшим женщинам, тоже выводила: «Сумел камыс...» Зинка раскатисто хохотала, приговаривая — «Ну, девка — молодец, жаль тебе рюмку налить нельзя». Спев еще пару песен, наверное, решили отдохнуть — за стеной стало тихо и только детский тоненький голосок еще пытался что-то петь.
После часовой передышки все повторилось. После песен послышался пьяный плач Матрены, она жалостливо что-то причитала. Слов разобрать было невозможно. Плакала и Томка, что-то рассказывая Зине о своей тяжелой жизни, а Зина своим зычным голосом все повторяла: «Знаю, все знаю успокойся». А после опять были песни, и слышался топот пляски под импровизацию Зинаиды, которая чем-то постукивала по кастрюле, приговаривая: «По двадцати пяти-пяти, по двадцати пяти-пяти!» Зина заночевала у Матрены, а Томка, посадив Иринку на багажник велосипеда, вырисовывая «восьмерки», поехала домой.
На следующее утро Линду разбудили уже пьяные голоса Матрены и Зины, которые вспоминали, что было вчера и спорили, что-то доказывая, друг другу.
Потом Матрена стала считать, сколько денег в день получается, если всю пенсию разделить на тридцать дней, подсчитав, матюгнулась, ругая кого-то. Потом она начала считать, сколько вчера потратили на водку и закуску и сколько теперь у нее осталось до следующей пенсии: «Бедному жениться, ночь коротка» — заключила она.
В это время к дому подруливала Томка с Иринкой, а следом, тоже на велосипеде, её сожитель Федька. И опять Томка, размахивая матерчатой сумкой, побежала в магазин. Зинаида, хорошо поставленным голосом, руководила: «Ты, Федька, чисти картошку, а ты, Мотя, растапливай плиту, а я тем временем полы подмету, а ты, Ирка, не топай здесь, не мешайся под ногами, иди посиди на кровати, а то мамка мороженого не купит».
Зина когда-то в молодости работала в сельсовете, была шибко интеллигентной. Спилась она там же, встречая разные делегации и комиссии по проверке их деятельности и всегда был стол, накрытый как в праздник, с вином и водкой. Вскоре, заметив её пристрастие к спиртному, ей предложили уволиться «по собственному желанию». С тех пор Зинаида больше не работала, поскольку всякой другой работы чуралась и мечтала о прежней жизни, с частыми праздниками на работе, ведь не пойдёт же она, к примеру, работать дояркой, засмеют селяне. Дальше — больше, пропила всё, что было в доме, а потом дачникам продала за бесценок и своё жилище. Как ни умоляла её дочь бросить пить, не смогла ничего поделать. И вот теперь, Зинаида, не имея собственного угла, скитается по селу. Кому поможет посадить картошку, кому дров наколоть, или туалет вычистить, урожай убрать и везде её накормят, денег дадут, а иногда оставят пожить на недельку. Дочь её к дому не подпускает, завидит издалека и идёт навстречу с куском хлеба и банкой молока, отдаёт и молча возвращается в дом. Зинаида, присев на камень или бревно, уминает за обе щёки, мысленно молясь за здоровье дочери.
Как-то дочь ей сказала: «Пить бросишь, приходи ко мне жить, а пока пьешь не приходи, не позорь меня перед людьми». На неё она давно не обижается: «Я сама виновата, кому такая нужна?» — говорила она тем, кто пытался плохо говорить о её дочери.
За стеной теперь уже считали, сколько потратили денег вчера и сегодня «Ты, Зинаида, должна, мне отдать шестьдесят пять рублей» говорила Матрена». Ты что, Мотька, много ли я у тебя съела? Да и выпила совсем немного, потому, как пришла к тебе уже на бровях» — ответствовала Зинаида. «А молока я для тебя вчерась цельный литр взяла, ты ведь одна его и выдула, даже девке ни глотка не оставила, а водку мы с Томкой что ли всю выпили?» — начиная сердиться, гундела Матрёна. Федька пытался их успокоить, предлагая выпить за то, чтобы деньги водились. Зинаида застряла у Матрёны на целую неделю, помогая ей отремонтировать крылечко, матюгая её зятя Федьку за руки, приставленные к заднему месту. Надо отметить, что всякая работа в руках Зинаиды спорилась. В свои, уже семьдесят пять лет, она могла работать на огороде весь день и уж какие ровные и красивые грядки у неё получались. С её лёгкой руки у Матрёны всегда хорошо росли овощи.
Несмотря на неустроенный быт, у Зинаиды были красивые белые зубы, которые она берегла пуще всего, денег порой не было, но в кармане всегда, присутствовала зубная щётка и паста, которыми она подолгу драила каждый зуб. А у Матрёны во рту всего один зуб и тот прорезался на седьмом десятке, пробовала она его чистить, чтобы сберечь, да однажды плюнула на это дело, так как от него никакой пользы не видела хоть и зовётся он «зубом мудрости».
Линда услышала стук в окошко, выглянув, она увидела Матрёну, открыв дверь и впустив соседку в дом сказала: «Ну и вонь от тебя, тётка Матрёна, не пей так много ведь умереть можешь, не семнадцать тебе уже». «А я не одна пью, у меня гости, вот и тебя, соседушка, приглашаю на рюмашку, другую. А если не хочешь ко мне — к тебе придём чайку попить». Линда открыла форточку и сославшись на неотложные дела, сказала, что сегодня ей некогда — может, в следующий раз забежит в гости. «Ой, соседка, брезговаешь наверное — а зря, я к тебе со всею душой». В стену постучали, звали Мотю, наверное, невтерпеж уже было ждать.
И опять за стеной Линда услышала пьяные голоса взрослых, выводившие песню «Шумел камыш...» а в них, как ленточка в косу, вплетается детский голосок Иринки — «Сумел камыс»…