Первая рабочая неделя (Глава 2)

Оказалось, что тот самый косоглазый красноносый тип, с которым я разговаривал в первый день своего появления на заводе, теперь мой напарник. Фамилия его была Никитин. Он проработал в охране всю жизнь. Работать он не любил, особенно физически, его любимым занятием было нажимать на кнопки и смотреть телевизор. Кроме завода, он ещё в одной конторе работал ночным сторожем, точнее он там ужинал за счёт заведения и спал. Ну, и не забывал приходить в кассу в день выдачи зарплаты. Жил он с дочерью в коммунальной квартире около Балтийского вокзала. До этого места он пять лет проработал в колонии тем же охранником. Никогда не было понятно, шутит он, или говорит серьёзно, такую ахинею он произносил. Когда ему давали какое-нибудь поручение, он первым делом думал, как от него избавиться, или перепоручить его кому-нибудь другому. Одним словом, скучно с ним не было, но и верить ему на слово не приходилось.
Другими моими сослуживцами стали Надя и Александр Макарович. Жили они оба в Тосно, вместе сменили не одно место работы, в охране чуть ли не с раннего детства. Были они каждый старше меня, а Александра был сын, у Нади сын и дочь. Относились они к работе ответственно, но без лишнего рвения. В первые дни работы они помогали мне вникнуть в суть происходящего, давали дельные советы. Никитин же на любой вопрос всегда переспрашивал, растягивая гласные: — Андрюха, тебе это надо?
Старшим у нас был Валерий Иванович Иванов. Первая мысль, которая приходила к каждому, кто знакомился с Валерием, ну почему родители не назвали его Иваном? Ему самому этот вопрос задавали так часто, что он перестал на него обижаться. Ну не назвали, и что теперь? Он был майором в отставке, служил в органах милиции. Человек ответственный за порученное ему дело, голова лысая, тонкие гусарские усы, накаченное тело. Думается, что женщины на него заглядываются и сегодня. Про себя он говорил так: — Я люблю три вещи в жизни, — баню, женщин, и кошек. Когда я у него поинтересовался, что разве женщины и кошки это не одно и то же, он мне хитро подмигнул, но ничего не ответил. Вообще с Валерием Ивановичем нам в смене всем повезло. Он не был ни хамом, ни моральным уродом. Работа в милиции его совершенно не испортила. Такого благородного человека ещё надо поискать.
Ну, а мой первый день начался с того, что я забыл фирменные брюки. Рубашку и куртку я сложил заранее, ещё до болезни, а потом забыл о брюках. Ботинки и галстук тоже были давно отложены, так что первый мой вопрос был именно о брюках. На вопрос, сколько времени мне добираться до дома, я ответил, что полчаса. Валерий Иванович почесал затылок и сказал, что, пожалуй, мне ехать за ними не стоит. Так что свой первый день я провёл в джинсах, благо никого из начальства весь день не было.
Итак, мы встали полукругом. Это построение называлось развод. Изобразить другую геометрическую фигуру на этом маленьком пятачке между архивом и отделом кадров не представлялось возможным. Валерий Иванович обвёл нас добрым отеческим взглядом и сказал несколько слов. Конспективно если отметить его речь, то он сказал, кто на каком посту сегодня дежурит, представил нового сотрудника, то есть меня, а также напомнил, что несмотря на выходной день, расслабляться ни в коем случае не следует, руководство может нагрянуть в любой момент. После чего спросил, если у кого-нибудь вопросы. Вопросов не было. После чего была дана команда, — приступить к охране объекта.
Мне выпало в этот день дежурить на посту №1, то есть на главной проходной. Вместе со мной вахту несла Надя. Александр пошёл с напарницей на транспортную проходную, а Никитин отправился в патрульную прогулку. Про напарницу Александра ничего не говорю потому, что в этот раз вышла не наша постоянная сотрудница, а девушка из другой смены. Я её не запомнил.
Производство на заводе функционирует круглосуточно и без выходных дней. В будние дни работники проходили проходную по пропускам, без предварительных записей. А каждую пятницу на стол старшего смены ложились списки, предоставленные начальниками цехов с фамилиями работников, которые должны были выйти на работу. А так же было проставлено время, в которое они должны были появиться. И вот эти списки лежали на журнальном столике возле турникетов. Приходящие сотрудники должны были громко и чётко назвать свою фамилию и название цеха. Доблестный охранник находил фамилию в списках, и проставлял точное время прихода на работу. Рабочий или рабочая проходили хитрое устройство, а на большом мониторе возникала фотография прошедшего и его фамилия. Сравнивать произнесённую фамилию с прописанной тоже входило в обязанности дежурного на посту.
Всё это Надя объяснила мне в двух словах. После сдачи высшей математики в институте, эти задачи показались мне не сложными. Я уселся на стул, раскрыл списки на первой странице и стал ждать тружеников фарфоровой промышленности. Они приходили каждые 10 минут.
Надя сначала стояла рядом, потом отошла за стеклянную будочку, где женщина – охранник обычно проводит всю смену. Её задача в будни записывать всех, кто приходит по спецпропускам. На территории завода постоянно велись ремонтные работы, шли экскурсии, разовые посетители, клиенты, и т.д. И всё это надо было аккуратно вносить в соответствующий журнал. За запись ремонтника в журнал для разовых посетителей можно было лишиться своего места. Хотя, когда я спросил Надю, а читает ли кто-нибудь эти журналы, она сказала, что она о таких случаях не знает.
Через полчаса Надя подошла ко мне поближе. Несмотря на её суровый внешний вид, она была человек душевный, открытый, и с чувством юмора. А работать на такой должности и не шутить, это можно через пару недель застрелиться от тоски. Я начал шутить сразу. И Наде моё отношение такое к делу понравилось. Например, я спрашивал, — Какая у вас сегодня фамилия? И человек на пару секунд задумывался. Надю это забавляло. Ведь непосредственно к самой деятельности на посту это не имело отношение. Всё, что надо, я чётко записывал.
Через пару часов к посту вразвалочку подошёл Никитин, и, подмигивая левым глазом, предложил мне сходить попить чаю. Это была обычная практика первого поста. Через два часа поменять на маленький технический перерыв. Чаю я не хотел, а вот спать хотелось очень. Всё-таки вставать в шесть утра для такой совы, как я, это непросто. Обычно я засыпаю около двух ночи и просыпаюсь около десяти утра. Так что положенные свои двадцать минут отдыха я проспал сидя на стуле. Настроение улучшилось.
Потом отошла Надя, и мы вдвоём с Никитиным сторожили списки. Иногда нас баловал своими посещениями Валерий Иванович. Он конечно переживал из-за меня, как за нового, ещё не опытного работника. А вот я не переживал совсем. Меня эта работа ничуть не напрягала. В мыслях своих я был очень далеко отсюда.
На заводе существуют два магазина. Один магазин бракованных изделий, там продаются дешёвые, не раскрашенные товары. Их отбирают специалисты. Найти брак в чашке или блюдце иногда сможет только опытный профессионал. Их потому и не отдают художникам, что сами изделия стоят не дорого, нет смысла. Этот магазин находится возле транспортной проходной. А вот возле первого поста находится главный магазин. Здесь ничего дешевле двух тысяч долларов не продают. На ночь магазин сдаётся под сигнализацию старшему смены. От входа в магазин до турникетов проходной всего два метра. В будние дни в вестибюле царит суматоха. Рабочие, техники, покупатели, туристы, менеджеры, ремонтники, сопровождающие, — от их постоянного перемещения стоит ровный гул от голосов. В субботу народу намного меньше. В основном покупатели.
Когда Надя вернулась после чайной паузы на своё место, настал мой черёд идти в обход. Мне выдали рацию с цифрой 6 на боку. Она должна была всё время работать на приёме, потому как сообщение для меня могло прийти в любой момент. Собственно, любые разговоры по рации мог слышать любой охранник. Поэтому говоривший сначала называл адресат по его номеру, а потом уже называл себя. Я положил рацию в верхний карман зимней куртки, застегнулся на все кнопки, поднял воротник, положил руки в карманы, и вышел на свою первую самостоятельную прогулку. По графику обход в выходные дни проходил каждый час. Больше всего был задействован в этом штатный патрульный, потому как ему не надо было подменять других охранников на обед. Кстати, о еде. Поскольку столовая на выходные дни закрыта, то нам из столовой принесли готовые обеды на два дня. В меню значились первое, второе, салат, и хлеб. Иногда нас баловали пирожками. Столовая на самом деле не относилась к заводу. Хозяин арендовал это помещение у завода. Деньги на кормёжку охранников перечислялись по безналу, так что для нас готовили на ту сумму, что за нас заплатили. Но сами работники столовой нас жалели, и иногда добавляли что-нибудь ещё.
Я вышел на ещё холодный воздух апреля. После простуды заболеть снова никак не хотелось. Прогулки пешком полезны, а на свежем воздухе тем более. Солнце, однако, светило яркое, и снег таял на глазах. Мне же первую часть пути пришлось проходить под крышей, да ещё и по работающему цеху. Фуникулёр по выходным дням отдыхал. Проходя мимо него, я почувствовал, как вспотел. Пройдя положенный мне маршрут до четвёртой кнопки, я сел на скамейку передохнуть. Я совсем не устал, но идти мокрому навстречу ветру мне никак не хотелось. С собой у меня была моя походная записная книжка. В неё я записывал свои стихи, когда не был дома. Я захватил её на дежурство, так как обязательно выпадет свободная минутка для творчества. Сейчас у меня был всего один час, чтобы я мог что-то написать, но и должен был пройти весь свой маршрут. Пожалуй, писать стихи сейчас не стоило. Лучше освободить голову от всех мыслей и просто пройтись по улице. В смысле, по территории.
Я посидел ещё пять минут, и двинулся тем самым путём, что ходил, когда устраивался. Тогда был будний день, и всюду ходили люди, будь то рабочие или строители. Сейчас некоторые цеха работали, но никого не было видно. Я шёл не спеша, положив руки в карманы куртки. Это такая моя привычка, не люблю, когда руки болтаются вдоль тела, как у обезьяны. Мне так удобнее.
Вернувшись на пост, я доложил, как меня учили: — Обход закончен. Замечаний нет. После чего вернулся за книжный столик возле проходной. Было только одно желание, — спать.
В час дня меня пригласили на обед. Потом я понял, что мог бы и отказаться есть именно в это время, я привык обедать позже, но не хотел в первый день задавать много вопросов. Мне сказали, что я могу взять суп, второе, и салат. Плюс хлеб и булочка к чаю. В раздевалке стояла микроволновая печь и чайник. Ложка и вилка были дежурные для всех, но можно было принести свои из дома. Я из дома принёс только кружку для чая с надписью «Виталий».
Обед показался мне безвкусным. Наверное, такие обеды имели в виду Ильф и Петров, когда путешествовали по Америке. В нашей столовой готовили обеды для разных организаций, в которые обеды привозили прямо на рабочие места. Столовая начинала работать рано, и её работники приходили раньше всех. Это же касалось и транспорта. Постоянный водитель, которого звали Андрей, приезжал ровно в шесть утра. Об этом я узнал позже, когда моя смена пришлась на транспортную проходную. А пока пообедал, чем наша столовая угостила, после чего спать захотелось ещё сильнее. А ведь не было ещё и двух часов дня, при этом сменить нас придут только в половине девятого утра на следующий день.
Эта тягомотина тянулась до девяти вечера. Я, то сидел, записывая фамилии, то ходил по территории, то иногда ко мне подходил Валерий Иванович и спрашивал, как я решил стать охранником. Я честно рассказал ему свою биографию. Он внимательно слушал, иногда посмеиваясь в свои гусарские усы. Сам он раньше работал оперативником, умел не только слушать, но и слышать, и никогда не перебивал собеседника. Мне же он предложил сдать экзамен на знание, что должен, и что не должен охранник. С одной стороны, это было обязательное условие работы, с другой, если бы я не сдал, то вряд ли бы меня сразу же отчислили. Вопросов было порядка пятидесяти, ответы на них заняли три страницы формата А4. Пришлось мне очередной раз изменить своим жизненным принципам, и попытаться всё это выучить. Но поскольку любые инструкции в моей голове не держатся, то это было сделать непросто. Мой мозг устроен так, что запоминает художественный литературный текст. А вот юридические, технические, и медицинские термины в нём не задерживаются.
В восемь часов вечера магазин закрылся, и его сдали под сигнализацию. После чего входную дверь в вестибюль закрыли на ключ, а столик поставили в цент вестибюля. Свет был погашен, и теперь изнутри было прекрасно видно всё, что происходит на улице. Уже стемнело, ярко горели уличные фонари, а метров за двести мигали цветные огни автозаправочной станции. Валерий Иванович положил на столик график дежурства нашей смены. Я первый раз взял его в руки. На нём были написаны фамилии охранников, а справа, в клеточках, стояли знаки, объясняющие, что каждый час конкретный охранник должен делать. Начиная с девяти часов вечера, все по очереди отправлялись спать. Тут был определённый порядок. Сначала спал мужчина с первого поста, потом женщина, потом патрульный. На сон давалось три часа. То есть я должен был пойти спать первым с девяти вечера до полуночи. Патрульному было проще, он спал с трёх часов ночи до 6 утра. Как раз самое время для снов. Но выбора у меня не было, и в девять вечера я вошёл в комнату для отдыха. Здесь стоял топчан, на котором была подушка, простыня и одеяло. Надя мне сказала, что меня разбудит. Вообще, проспать тут было нереально. Сменщик обязательно напомнит о себе. Я быстро снял контактные линзы, положил их в контейнер, снял куртку и рубашку, брюки, ботинки, и лёг. На удивление, я быстро заснул.
Когда меня Надя разбудила стуком в дверь, я, на удивление, почувствовал себя отдохнувшим. Как мог, быстро оделся, и вышел в вестибюль.
В нём стояли Валерий Иванович и Никитин. Увидев меня. Никитин хитро прищурился.
— Ну как, Андрюха, нравится охранять? – он опять сладко тянул гласные в конце каждого слова.
— Очень интересно, — ответил я, подавив зевок.
— Вам приходилось работать по ночам раньше? – Валерий Иванович ко мне всё время обращался на Вы, что мне было приятно, во-первых, и во-вторых, я почувствовал с его стороны уважение к своей персоне.
— Да, я знаю, что это такое. Самый сложный интервал с двух до пяти ночи.
— Вот поэтому старшие смены и спят в это время, — засмеялся Валерий Иванович, показывая график.
Действительно, старший смены именно в этот временной промежуток спал по ночам.
— Вы сейчас два часа подряд сидите на первом посту. Постарайтесь не заснуть. Внимательно следите за тем, что происходит перед главным входом, а может произойти всё, что угодно. От разбойного нападения на прохожего, до проникновения на территорию предприятия проверяющего. Они любят делать это по ночам. Садитесь на стул и наблюдайте. Устанете сидеть, встаньте и пройдитесь по вестибюлю, но не переставайте наблюдать. Если что, немедленно сообщайте мне. Понятно?
В его фразе, понятно, была просто информация, я чувствовал, что это говорит мой коллега по работе, хотя и мой начальник. Во фразах Сергея всегда чувствовался начальный тон. Поэтому мне и хотелось держаться от него подальше.
Старший смены и Никитин ушли, оставив меня одного. Сидеть мне не хотелось, и я подошёл к дверям поближе. Они были в два ряда, между ними располагался небольшой тамбур, который в холодное время подогревался. В апреле днём подогрев выключали, но ночью на улице стояла минусовая температура, поэтому подогрев работал. На улице было красиво. Я давно не наблюдал за жизнью города ночью. Вообще, весь вестибюль завода был сделан из прочного стекла, и просматривался насквозь. Однако пространство по ту сторону было не таким уж и большим. Участок проспекта Обуховской обороны, часть Володарского моста, остановка трамваев перед подъёмом на мост, вот в общем-то и всё. Навигация ещё не началась, и смотреть на караваны судов, идущих по Неве, было рано. Но мне хватило и этого. Быть сторонним наблюдателем надо тоже уметь, а уж члену Межрегионального Союза Писателей, тем более.
Я какое-то время постоял возле стекла, смотря на то, что происходит за окном. Потом вернулся на своё рабочее место, достал записную книжку, ручку, и задумался. Самое трудное в написании стихов, — это с чего начать. Первая строчка должна быть ударной, за ней следует пауза, и слушатель, или читатель, должны остановиться после того, как её услышат, или прочитают, чтобы потом почувствовать себя очевидцем происходящего. Удаётся такое не всегда. Опять же, я изложил своё понимание творчества. Именно так я и пишу стихи. Мне приходят в голову не отдельные слова, а строчки целиком. Одним словом, я пытался поймать логическую цепочку, которая неизвестно ещё чем закончится. Свет в вестибюле был притушен, чтобы охранника не было видно с улицы. Но для написания произведения света мне хватило. Строчка первая нашлась, и я не спеша написал своё первое стихотворение на новой работе. В эту ночь оно было одно. Потом уже, летом, я писал за смену от трёх до пяти стихотворений. А пока я остался доволен собой.
Незаметно пролетели два часа, и меня отправили на обход. Валерий Иванович ушёл спать, закрыв за собой дверь. Это был единственный временной промежуток, с двух ночи до пяти утра, когда дверь в комнату старшего смены была закрыта. Никитин сел на моё место в вестибюле, а я пошёл по известному мне маршруту. Если до этого момента, я не поднимался на второй этаж мимо фуникулёра до третей отметки, то теперь я решил это сделать. И вот почему.
В детстве я всегда боялся темноты. Мне казалось, что из тьмы появится какое-нибудь чудище и похитит меня. Двигающаяся тень наводила на меня панику и ужас. Прочитав «Собаку Баскервилей», я не мог вечерами выходить из дома. Потом как-то я и тёмное время суток долгое время не пересекались. И вот, наконец, мне выпадает шанс покончить с дикими страхами детства. Я медленно поднимаюсь на второй этаж. Кругом стоит зловещая тишина. Ступеньки не скрипят, потому что они из бетона. Двери все заперты, и на них Никитин повесил пломбы. От этого мне почему-то стало смешно. Я поворачиваю направо, и сталкиваюсь с подвешенной на фуникулёре пустой полкой. Она ждёт своего часа, когда на неё поставят изготовленные предметы для сушки, а пока она просто висит на том месте, где её застал конец работы дружного коллектива. Я её обхожу, и иду дальше, наверх.
Вдоль узкого коридора висит ещё несколько полок, но они заставлены тарелками, чашками, мисками, и такими же белыми предметами. Я прохожу мимо, стараясь их не задевать. Поднимаюсь наверх, и вхожу на территорию цеха. Справа, у стены течёт кран. Вода льётся тонкой струёй на удлинитель электрического кабеля. Свет еле-еле проникает сквозь окно в переходе, но воду возможно разглядеть. По инструкции, охранник обязан доложить о неисправностях старшему смены. Но старший сейчас спит. Надо ли его будить? До пяти утра подождёт. Не пожар, в конце концов.
Успокаивая себя, что не зря сюда поднялся, я дохожу до третей отметки, поворачиваю назад и вижу, как из темноты на меня глядят два зелёных глаза.
То, что это именно глаза, а не что-нибудь другое, я понял сразу. Они смотрели на меня издалека, где находились рабочие места, чуть левее прохода в центре цеха. Было ощущение, что смотрящий на меня, то открывал глаза, то закрывал. Фонарика у меня с собой не было, хотя мне его и предлагали. Я стоял на месте. Зелёный цвет тоже был на месте, но, как это делает обычно светофор, на время исчезал, чтобы потом снова появиться. Я набрался смелости, и хлопнул два раза громко в ладоши, после чего крикнул в пустоту: — Эге-гей, хали гали!
В ответ раздалось громкое мяуканье, зелёный свет тут же пропал, и мимо моих ног быстро пробежала кошка. Я громко рассмеялся ещё и потому, что тут была хорошая акустика. Когда эхо моего крика улеглось спать, я двинулся с места. На душе было прикольно. А вот победил ли я страх, не знаю до сих пор. Мне думается, что да.
Когда я вернулся, Надя проснулась, и уже сидела на первом посту, а Никитин пошёл спать. Мне надлежало ещё раз пройтись по территории. На этот раз я не пошёл наверх, а сел на скамейку, которая стояла возле второй отметки, в тоннеле. Писать стихи мне не хотелось нисколько, а вот спать очень даже. Поэтому я сел на скамью, и честно полчаса проспал. Если бы в этот момент на завод залез проверяющий, то его бы никто не нашёл. Но он не залез, и я немного поспал. Так что потом я прогулялся с большим удовольствием.
Когда Валерий Иванович проснулся, и вышел на разминку в вестибюль, я рассказал ему о протекающем кране. Он захотел посмотреть на это безобразие своими глазами. Я его подвёл к этому месту. Вода по-прежнему стекала вниз на электрические розетки. Валерий Иванович удивлённо вскинул брови.
— А ведь перед вами, Андрей, тут дважды проходил Никитин. Он вообще видел эту протечку? Вы молодец, всё правильно сделали. Сейчас ночью никто исправлять её не придёт. Но я сделаю запись в журнале, и завтра днём сюда вызовут слесаря, и он этим займётся.
Мы вышли на свежий воздух. Валерий Иванович предложил вместе пройти маршрут патрульного. Я не возражал.
Валерий Иванович хотел убедиться, насколько я хорошо запомнил контрольные отметки. Выяснилось, что хорошо. Можно сказать, даже отлично. Мы подошли до предпоследней, тринадцатой отметки, когда Валерий Иванович обратил особое внимание на парковку.
— Я не зря предупреждаю о проверяющих. Они получают хорошую зарплату за то, что внедряются на территорию в неурочное время, в самых неожиданных местах. Так что вы имейте в виду, территория стоянки не видна из вестибюля. И из 303 кабинета тоже видна не вся.
— А что это за 303 кабинет такой?
— А вот на следующей вашей смене и узнаете. Это кабинет, где по ночам сидят охранники, и контролируют запасной выезд с территории завода. Вот из этого окна, — и он показал рукой на одно из окон третьего этажа здания.
Мне на это момент было уже всё равно, что делать. Я постоянно смотрел на часы, и ждал окончания рабочего дня. В 6 утра проснулся Никитин, и щурясь одним глазом, пошёл на свой очередной обход. Я сел за свой столик и принялся записывать приходящих на работу сотрудников. При этом ещё у меня остался неистраченный запас юмора.
— Простите, пожалуйста, вы не антисемит случайно?
— Нет, вроде бы. А в чём проблема?
— Я вам хочу время семь сорок поставить, вы не против?
— Раз в это время я пришёл, так это и ставьте, а что не так?
— Всё так, я вам поставлю именно то время. когда вы пришли.
— А что, я разве опоздал? Мне же к восьми надо!
— Вы пришли вовремя, не волнуйтесь, я только хотел уточнить.
— Вы хотели уточнить, что я точно в семь сорок пришёл?
— Да, именно это.
— Так вы убедились?
— Ну безусловно! Вот видите, напротив вашей фамилии Нипельбаум стоит время, — семь сорок.
— Так я могу идти?
— А я вас и не держу.
Всё-таки с теми, у кого чувство юмора хромает на обе ноги, мне общаться иногда очень тяжело.
Смена закончилась банально и неинтересно. Пришли мои коллеги по работе, провели свой развод, и прогнали нас с насиженных мест. Я переоделся и поехал домой. Дома я тут же лёг спать, и полдня проспал. Два своих остальных выходных от службы в охране я занимался декоративными оградками, а потом приехал на работу в среду. В этот день моя главная задача была патрулировать.
Брюки на этот раз я не забыл, так что теперь я был одет по всей форме. Развод опять же прошёл на узком пятачке. На этот раз нас было больше людей. Добавились охранник третьего поста, и сторож парковки. Кроме того, с нами в смену вышла та красивая миниатюрная девушка огненно-рыжего цвета. Сегодня она работала на первом посту с Александром, а Надя с Никитиным сторожили транспортные ворота. Валерий Иванович коротко обрисовал ситуацию в мире, и позвал Сергея. Тот повторил сказанное Валерием Ивановичем и спросил, есть у кого-нибудь вопросы. Вопросов не было. Мы приступили к дежурству.
Первым делом надо было взять талоны на бесплатное питание. Каждый охранник отдавал их на кассе. За свой счёт взять можно было что угодно, а вот по талону немногое из меню было доступно. Но поскольку патрульный обедать ходит последним, то мне предстояло сначала сделать пару обходов по маршруту, подменить на первом посту обоих охранников, пока они попьют кофе, и только потом идти менять на обед. Почему-то всегда сначала меняли охранников второго поста, то есть с транспортной проходной.
Никитин вразвалочку, точно медведь после похмелья, первым пошёл обедать. Время было только двенадцать часов, я в такое время обычно завтракаю, и то не всегда. Пока он ходил, Надя объясняла мне, как правильно записывать в журнал номера машин, которые проезжают через проходную, в какой именно журнал. Под стеклом на столе были написаны номера машин, на которые был выписан временный пропуск.
И всё равно, как раздавался звонок в ворота, сначала я смотрел на номер машины, а потом шёл к Наде, спрашивая, что мне делать. В этот день я все машины пропустил. Но потом я столкнулся с такой ситуацией, что пропуск на машину выписали, а нам позвонить забыли. В этом случае Надя перезванивала и уточняла, что нам делать. Меня через ворота в это время материли находящиеся в машине люди. Мне почему-то было весело от этого.
После Никитина ушла есть Надя, и сразу стало скучно. В отличие от меня, Никитин шутил вместо работы, а не во время. Поэтому, когда мы с ним остались вдвоём, то у нас возникла небольшая пробка на проходной, так как я ещё не умел читать документы, которые показывали мне водители, а Никитин их никогда и не знал. Хорошо, что эта пауза затянулась не на долгий срок. Надя быстро вернулась, и стала разбирать наши завалы.
Потом я поменял охранников с первого поста. Тут мне было уже многое знакомо, только всё время через проходную шатались менеджеры. Среди них было много красивых молодых девчонок, но кто я для них? Разве можно общаться с охранником? Это фактически говорящая дверь.
На третьем посту я раньше никогда не был, и толком даже не знал, где он находится. Но парень, который там находился, вышел мне навстречу. Это была будка, которая находилась на строительных лесах. Шёл ремонт фасада здания, и бригада ремонтников находилась между кирпичной стеной, и строительной сеткой. Внутри на высоту четырёх этажей находились строительные леса, по которым рабочие могли перемещаться как угодно. А вот выйти на улицу можно было только с разрешения охранника на посту. Поэтому сюда и брали самых жёстких, прошедших школу армии бойцов, лишённых романтических чувств на корню. Мне по большому счёту делать тут было нечего, и только служебный долг отпустить коллегу на обед привёл меня сюда. Мне были даны короткие чёткие инструкции.
— Вот тебе ключ, закрой за мной дверь. Никого не впускай и не выпускай, чтобы тебе кто не говорил. Туалет у них тут внутри, я никого не отпускал. Я их в лицо знаю всех, ты можешь перепутать. Говори, что до моего возвращения никто никуда не уйдёт, вплоть до увольнения. Я быстро поем. Да, тут тоже ходят на обход каждый час, но я только его сделал, так что вернусь, и сам потом сделаю ещё один. Залезай наверх.
Я закрыл за ним дверь, и полез на второй ярус. Лестница была крутой, упасть с неё ничего не стоило. В каморке стояло два стула, столик, на котором помещался журнал дежурств, телефон, и чайник. В маленькое окошко была видна Нева, перекрёсток Фарфоровой улицы и проспекта Обуховской обороны, а так же противоположный берег Невы, где шло довольно-таки сильное движение автотранспорта. Было так приятно посидеть в одиночестве, что я заснул.
Проснулся от сильных ударов в дверь. Это вернулся охранник, которого я подменял. Ужасно не хотелось спускаться вниз, я был ещё пару часов так же бы поспал, но мне надо было идти менять последнего не обедавшего из нас, не считая меня, то есть сторожа со стоянки.
На этом посту будка была просторная, там работала походная печка. Внутри было для меня даже жарко. Это было самое простое место работы из всех. Над столом на стене висел список машин, которые могли занять место на стоянке. Он был сделан в правильном порядке, то есть по номерам, а не по моделям автомобилей. Пульт управления состоял из простого настенного выключателя. Нажмёшь клавишу, — и шлагбаум откроется. Вернёшь её в обратное положение, – и закроешь выезд.
От повышенной для меня температуры я заснул, и был разбужен гудком автомобиля. Кто-то собирался выехать со стоянки. Я открыл шлагбаум и записал точное время выезда автомобиля в журнале напротив его номера. Почему на эту должность брали пенсионеров, для меня перестало быть тайной.
Вернулся сторож на своё рабочее место, и я с чувством выполненного долга пошёл обедать сам. Столовая занимала довольно просторное помещение, которое заполнялось максимум на четверть. Поскольку это была частная собственность, не подчиняющаяся администрации завода, то её использовали и как банкетный зал. Для этих целей открывался вход со стороны проспекта Обуховской обороны. Всё остальное время эта дверь должна была быть закрытой и опечатанной.
Мне понравилось, как меня накормили. Возможно, была разница в приготовлении, для всех сотрудников предприятия или только для охраны. Обед, что я ел в прошлую субботу, мне не понравился, он был какой-то безвкусный. А тут я бы попросил добавки, но за свой счёт брать не хотелось, а больше было не положено.
После обеда опять захотелось спать, но мне надо было поменять охранников с первого поста. Простояв там около часа, я вышел на прогулку, или на обход, как это называлось официально. Бороться со сном на ногах довольно сложно, а сеть куда-нибудь я не мог, об этом могли доложить начальству. Со временем я понял, что это для меня самая большая проблема на дежурстве, — как бы не заснуть. Ночью было проще. Я уходил куда-нибудь под свет фонаря, и писал стихи. Если в первую ночь я написал только одно стихотворение, то потом в течение дня я писал по три, а иногда и по пять стихотворений. Мне при этом казалось, что никаких нарушений режима не происходило. По крайней мере, замечаний я не получал.
В 20.00 в будний день одновременно закрывались на ключ и магазин, и парковка. Но если в магазин никто уже не мог войти, то с парковки ещё выезжали служащие, засидевшиеся в своих кабинетах. Приходилось брать ключи, отпирать замок, и выпускать энтузиастов фарфоровой промышленности на свободу. Ну, хоть какое-то разнообразие в работе.
Валерий Иванович, пользуясь моментом, что всё начальство укатило домой, и можно сидеть на скамейке в вестибюле, устроил мне допрос на предмет сдачи зачёта. Я конечно один раз прочитал предложенную мне инструкцию, только юридические термины плохо застревают в моей гуманитарной голове. Я старался отвечать литературным языком, и первые пять минут мы не понимали друг друга. Потом я постарался перейти на сленг старшего, и даже правильно ответил на пару каверзных вопросов. Валерий Иванович заметил, что сдавать мне зачёт придётся Сергею, а он шуток не понимает точно. Я это знал, и пообещал, что буду ещё учить, как только выпадет свободное время. Валерий Иванович кивнул головой, и отправил меня опечатывать дверь закрытых на ночь помещений. Я взял с собой пломбы, журнал для записи номеров пломб и ушёл в ночь.
Мне надо было продержаться до половины пятого утра. Именно тогда наступало моё время для сна. Первым отправился спать Александр, потом апельсиновая девушка, затем стояночный сторож. И только потом моя очередь. Выделено было всем по два с половиной часа. Остальное время кто-то из нас или был в патруле, или сидел на посту №1, или был на третьем этаже в комнате 303. Там было очень мягкое кресло, в котором я тут же заснул, благо что после этого кабинета была моя очередь спать. Фактически сном заканчивалась рабочая смена. После пробуждения надо было пройтись последний раз в патрульный обход, и ждать полчаса, пока новая смена не встанет на вахту.
В последующие дни работа на первом посту и в патруле ничего нового для меня не принесли. Первые впечатления от работы так и остались не изменёнными, вплоть до увольнения. Были разовые ситуации, но суть оставалась прежней. Стоишь, ходишь, подменяешь, записываешь. Я позволял себе иногда шутить, что делало работу не такой монотонной. Да и работой я бы эту деятельность не назвал. Место, где лежала моя трудовая книжка. Работой своей я считал производство оградок. Но объёмы падали каждый год, цена на сырьё росла, и мой внутренний голос мне уже тогда говорил, что надо с этим заканчивать. Тогда мне не хватило смелости. Или решимости. А может быть, уверенности в себе. Скорее всего, всё вместе. Но всё это мелочи по сравнению с тем, что я познакомился с Апельсинкой. Правда и этому событию сопутствовала одна предыстория.