Приключения старого телевизора

Мастер баланса и «тупой» гастарбайтер
Громоздкий ящик с электронно-лучевой трубкой был «приговорён» к утилизации, но исполнить намерение не успели, хозяин вместе с семьёй уехал в Швецию преподавать в университете.
В это время у его мамы, Валерии Михайловны, случился перекос семейного бюджета в сторону увеличения расходов. Потратив значительную часть жизни на сведение дебета с кредитом, она вышла на пенсию и переключилась на фитнес, курорты, выставки и театральные действа. Чтобы восстановить равновесие, у главного бухгалтера возникла идея сдать в аренду жильё сына.
— Как можно пустить в дом чужих людей? – удивился муж.
— Тебе ничего не нужно, кроме рыбалки и спортивных программ, – парировала супруга, — а мне предлагают путёвку в Лиссабон.
— Я с тобой не поеду, — вздрогнув, предупредил мужчина, — в крайнем случае, могу сходить в филармонию.
Валерия Михайловна нашла-таки достойного арендатора: немецкого инженера из транснациональной компании.
Вместе с немцем по имени Ральф, представительным мужчиной лет сорока, в квартиру сына въехала русская девушка лет двадцати, худенькая, с осветлёнными волосами, подстриженными каскадом, увеличенными губами и стандартным макияжем на, возможно, оригинальном, от природы, лице.
Она-то и попросила, очаровательно картавя, плоский экран в спальню вместо «старичка», хотя в гостиной на стене висела плазменная панель. Инженер из Германии работал на компьютере, оттуда и «черпал» информацию, он не нуждался в телевизорах, но плохо владел русским языком, поэтому подтвердил слова девушки кивком головы.
Следующий приступ расчётливости подсказал Валерии Михайловне, что, на всякий случай, «добро» лучше не выбрасывать, а перенести в свою квартиру, немцу отдать их жидкокристаллический, а себе купить Smart TV.
Муж в этот день страдал от гипертонической болезни и не собирался таскать тяжести:
— Если тебе что-то придёт в голову, не отступишь, пока своего не добьёшься.
— Заметь, я к тебе не обращаюсь.
Жена надела серый спортивный костюм, стёганную, тёмно-синюю жилетку, шапочку из мягкой шерстяной пряжи под цвет жилетки и, довольная своей внешностью, отправилась решать задачу по переноске телевизоров.
Расстояние от одной квартиры до другой — семь минут ходу. Валерия Михайловна попыталась найти помощника в небольшом магазине «Продукты».
— Грузчик сейчас придёт, — обрадовалась скучающая продавщица, — отнесёт что надо, и куда надо. Он у нас молодой, красивый, высокий, вышел на пять минут.
Женщина за прилавком не имела солидности посетительницы и уверенности в себе. В глазах светилось желание обратить внимание людей на то, какой она приятный человек, но никого это не интересовало и Валерию Михайловну тоже.
«Что делает в небольшом магазине, где, наверное, и прибыли нет, молодой, высокий и красивый?» — заработал компьютер в голове специалиста по учёту и контролю активов.
С каждой минутой ожидания возвращения «труженика» на рабочее место, этот вопрос прояснялся, он отсутствовал уже около часа.
Валерия Михайловна вышла подышать свежим воздухом на улицу. Под аркой дома увидела парня азиатской внешности, худенького, невысокого, одетого в тёмное, с выражением неблагополучия на лице. Он подрагивал и подскакивал от холода, выясняя что-то по мобильнику.
«Почему бы не обратиться к этому гастарбайтеру, это, конечно, не Геракл, интересно, сколько возьмёт?» — оглядела Валерия Михайловна тощую фигурку.
Инженер заплатил за аренду квартиры немало, но не в правилах главбуха «бросать деньги на ветер». Тысячи, предназначенные для определённой покупки, отличалась у Валерии Михайловны от тысяч, которым надлежало быть истраченным на планируемые мероприятия, и они не имели ничего общего с деньгами на банковских картах, ими семья расплачивалась за продукты и коммунальные услуги.
«Или подождать, пока красавец вернётся на рабочее место?» — продолжала размышлять женщина, наблюдая за подпрыгивающим субъектом.
Его звали Садык. Нужда занесла молодого человека из кишлака под Ташкентом в северный мегаполис чужой страны. Двоюродный брат нашёл здесь работу по уборке мусора на территории стройки.
Парень трудился до поздней осени и переслал немного наличности маме, для которой был единственной опорой, отец умер давно. Наступила зима, мигрантов позвали ломать стены в подвале здания. Нагрянули полицейские и арестовали всех, кроме Садыка. Услышав крики, он вылез через щель в подвальном окне, настолько узкую, что до него этим лазом пользовались только коты. Мигрант остался на свободе, потому что в ЖЭКе не хватило доски, чтобы наглухо забить просвет.
Брат пропал, постоянной работы не было. Садык жил с земляками в трёхкомнатной квартире на окраине города. В каждой комнате стояло по несколько раскладушек.
Путь от станции метро до снимаемого жилья лежал через православное кладбище, минут двадцать пешком, а на то, чтобы обойти погост, требовалось не менее часа. Он бежал короткой дорогой мимо крестов, скорбных символов чужой веры, в надежде согреться, ибо ещё осенью наступили холода, о которых не подозревал.
Один из земляков принёс мешки со сгнившим изюмом и курагой, предложил просушить их и продать. Из мешков выползли прозрачные, хорошо организованные, муравьи и шустрые тараканы, незваные гости не ограничились одной квартирой. Муравьи проложили дорожки по всему дому, а ошалелые тараканы появлялись то в кухнях, то на лестничных площадках. Взбешённые жильцы дома провели расследование, обнаружили источник неприятностей и велели хозяину выгнать неаккуратных квартиросъёмщиков.
Вечером Садыку надлежало внести деньги за аренду нового жилья. Не хватало одной тысячи рублей. Если не заработает, негде будет спать замерзшему маленькому человечку с раскосыми глазками в темных тенях и серым от неприятностей лицом. Место, куда он дозванивался, было последней надеждой.
Кому звонил, парень не знал, и что должен взять, не ведал, известно было, что полученное необходимо отвезти по адресу, который назовут, за это обещали пятьсот рублей. Что отвечали по мобильнику и почему обрывали разговор, он не понимал. Неудачный день для, вконец, обедневшего Садыка. Сегодня он не ел и, похоже, напрасно потратился на два жетона метро.
В школе получал пятёрки по русскому. Когда ехал в эту страну, надеялся, что будет свободно понимать и говорить, однако, вокруг звучали неизвестные слова: гастарбайтер, твою мать, эфэмэс. Тоска по дому, по солнцу отражалась на жалком лице молодого человека, не отнимающего от уха мобильник.
Валерия Михайловна оглядела двор, соображая, кто ещё может помочь. На детской площадке тусовались мужчины с красными лицами. Один из них был её соседом по парте со второго по четвёртый класс.
— Лера, привет, ты, ведь, Лера? – крикнул бывший одноклассник, сначала непослушный мальчик, потом нагловатый юноша, затем испорченный вином и грязными женщинами мужчина, а, теперь опустившийся человек, — посиди с нами, поговорим.
— Спасибо, Володя, некогда, — ответила женщина, долгие годы наблюдавшая за его метаморфозой, потому что жили в одном микрорайоне.
«Если бы нужно было нести только старый телевизор, возможно, дала бы подзаработать алкашам на следующую бутылку, но большой, плоский им доверить нельзя. Да, и не хочется вступать в денежные отношения с Володей, потом от него будет не отвязаться», — размышляла Валерия Михайловна.
Под аркой находилось ещё одно существо, до которого никому не было дела: кот «помоечного» вида, крупный, серый, крутолобый, щекастый, с порванным ухом, не имевший ни хозяев, ни имени, ни дома. Сначала он прятался под скамейкой, на которой пьяницы закусывали водку колбасой. Принюхавшись, признал колбасу несъедобной, отправился на улицу в поисках пищи и остановился под аркой, предчувствуя неприятности от спешащих мимо людей и пролетающих машин. Недавно закончился март, он был потрёпан в боях за продолжение рода, похудел и оголодал.
Красавец-грузчик «завис», по-видимому, надолго.
Терпение женщины закончилось.
— Простите, — обратилась она к азиату, — не могли бы вы мне помочь? Нужно отнести телевизор из этого дома в другой, недалеко отсюда.
Занятый своими мыслями человек не понял её.
«Какой тупой гастарбайтер», — подумала Валерия Михайловна, и ещё раз медленно повторила вопрос.
На лице парня появилась гримаса.
— Харашо, мать, памагу, но мне нужно пазванить.
Валерию Михайловну раздражало, когда в общественных местах её называли «мать», впрочем, как и «девушка», но воспитывать азиата она не собиралась, а желания заработать не заметила.
«Похоже, он богат и в деньгах не нуждается», — съязвила про себя, глядя на нищенскую одежду и допотопный мобильник.
— Может быть, будем нести и дозваниваться? — попросила ещё раз, не зря муж говорил, что, если ей надо, напряжёт всех вокруг.
— Харашо мать, куда идти?
Валерия Михайловна приложила магнитный ключ к кодовому замку двери, расположенной рядом с аркой. Кот решил «попытать счастья» на лестничной клетке. Женщина придержала дверь, пропуская его, предположив, что живёт в одной из квартир. Поднялись на третий этаж. Кот – за ними.
Девушка открыла дверь, немца не было, в прихожей стоял старый телевизор и большая сумка, приготовленная заранее.
Азиат, напрягшись, поместил телевизор в сумку, спустил с третьего этажа на первый, останавливаясь и отдыхая после каждого пролёта. Когда вышли во двор, передал Валерии Михайловне вторую ручку, понесли.
Груз оказался чувствительным. Женщина поискала глазами выпивающих мужчин, готова была согласиться на их помощь, но скамейка опустела.
«Интересно, сколько с меня возьмёт? – приступил к вычислениям не умеющий отдыхать мозг, — мы, ведь, вдвоём несём. Мифический грузчик-силач, наверное, дотащил бы один, и больше тысячи не попросил».
— Откуда вы приехали? – она начала разговор из приличия, потому что глупо вдвоём тащить груз и молчать.
— Узбэк.
— Давно в Петербурге?
— Одын год. Сначала думал, сразу поеду назад, а тэпэр привык. Когда встрэчай добрый чэловэк, хочу долго здэсь быть, когда злой, хочу уехат.
— Понятно. Где поселились?
— Далэко, у нас там, даже, казахы живут. Я нэ, как другые луды, ни разу нэ сказал ему, что он казах.
Женщине стало ясно, что есть какой-то рейтинг, по которому узбек считает себя выше казаха.
Попросила:
— Давайте отдохнём, я поменяю руки.
— Стараст нэ радаст, — улыбнулся гастарбайтер, наконец-то, ему удалось применить полученные в школе знания.
Валерия Михайловна не обиделась на наивную бестактность бесхитростного человека, но огорчилась:
«Неужели выгляжу старухой?».
Напрягшись из последних сил, голодный Садык затащил на третий этаж груз и, едва, не умер. Стало жаль его. Дверь открыл высокий, интересный когда-то, мужчина с бледным лицом и отёками под глазами. Держась рукой за затылок, он кивнул Садыку на большой плоский экран, помещённый в самодельную коробку, обмотанную скотчем так, что коробка имела две ручки с разных сторон.
— Сколько я вам буду должна? – спросила женщина, соображая, что может дома разменять купюру в тысячу рублей, ущербный гастарбайтер, по её мнению, столько не заработал.
— Нэ сколько, мать, — удивился вопросу Садык, — нэ могу взять дэнги у старой женщины.
Её супруг усмехнулся, парень понравился хозяину квартиры.
Валерия Михайловна уже догадалась, что не следует ждать галантности от носильщика, пожалела, что произнёс эту фразу при муже.
— Но, как же так? Вы выполнили мою просьбу, бесплатно никто не трудится в наше время…
— Нэт, мать, — маленький человечек сердито, по-мужски, нахмурил брови и расправил плечи, продолжение дискуссии по этому вопросу оскорбило бы его.
«Не возьмёт, — поняла женщина, — он и не собирался зарабатывать, пошёл помочь».
— Вы один живёте? – спросила на обратном пути.
Телевизор был лёгким, но большим, нести неудобно.
— Одын не могу, родствэннык много.
— Кто готовит еду?
— Сам научился дэлать лепёшка.
Помолчали.
— Когда здэсь солнце будет? — тоскливо спросил Садык, — надаело, што пагода такая.
— Так вот же оно, — женщина удивлённо показала на лучики, пробивающиеся сквозь облака, — в прошлом году снег лежал до конца месяца, а сейчас хороший апрель.
Донесли телевизор и вручили «игрушку» девушке, тоже, игрушке.
— Спасибо, — сказала Валерия Михайловна, когда вышли из дома, — я не буду платить за работу, но хочу подарить тебе ужин в кафе.
Она проявила наивность, полагая, что человек, имеющий сомнительную надежду на ночлег, захочет истратить деньги в заведении общепита.
Садык достал мобильник и, вдруг, смысл сказанного дошёл до него.
— Пойди и хорошенько поешь, ладно? Ты не можешь отказаться, это подарок, — женщина протянула купюру в тысячу рублей.
— Спасыбо, мать, зачэм, мать? – растерялся узбек.
— Бери, бери, сынок, — в первый раз она употребила это слово не относительно своего мальчика.
Парень, вдруг, осознал, что аллах сотворил чудо: привёл под арку добрую женщину, ей вздумалось переносить телевизоры, на один из которых, даже на его родине, не нашлось бы претендентов. И из тоскливого, неблагополучного человека он превратился в абсолютно счастливого ребёнка с весёлыми глазами и белозубой улыбкой.
А Валерии Михайловне тысяча эта показалась не «выброшенной на ветер», а потраченной с пользой, как ни одна до встречи с двадцатилетним мужчиной из узбекского кишлака. Внутри было столько тепла, что она, даже, забыла подумать, в какую графу семейного бюджета поместить сумму пожертвования.
Кот-сирота, истинный ариец и русские девушки
— Какой ховошенький котик, кто тебе ушко повъедив? Ты, навевное, говодный, кис, кис, кис.
Валерия Михайловна и Садык услышали голос девушки, когда покидали дом.
Котяра, прятавшийся под тёплой батареей парового отопления, нерешительно вылез и прошёл в прихожую. Имея серьёзный жизненный опыт, он не ожидал подвоха от «хозяйки», но, на всякий случай, был настороже.
— Сейчас тебя наковмлю, — она достала из холодильника маленькую консервную баночку с надписями на немецком языке, всего их было три. Девушка не подозревала, какую ценность они имели для немца.
Куда бы не отправлялся Ральф, серьёзный, уважаемый специалист, мамочка покупала ему в дорогу паштет из гусиной печени — эксклюзивные дорогие консервы, которые производились на небольшом предприятии в баварском городке.
Двухгодичную командировку в Россию мужчина считал рискованным мероприятием, но согласился на него потому, что ему посоветовали обратить внимание на русских женщин. В европейских странах Ральфу не везло, и невозможно было понять причину.
Внешность аристократа, прекрасная одежда, высокое образование, престижная работа, тонкое чувство музыки и культурный секс должны были гарантировать успех. Но женщины уходили, а Ральф не понимал, почему он, доставляющий удовольствие от общения с собой и потрясающее наслаждение от секса, должен оплачивать посещение ресторана, покупать билеты в филармонию или оперу, делать подарки и обещать вступить в брак? Он же не просит, чтобы платили за него, и честно предупреждает, что не женится никогда. Однажды, он так увлекся Мануэлой с прекрасной фигурой и умными глазами, что даже купил серебряное кольцо. Лицо избранницы становилось всё печальнее и, наконец, от неё остался только дешёвый перстенёк на подоконнике в холодной спальне его дома под Мюнхеном.
Алису, не говорившую по-немецки, с плохим английским Ральф нашёл на сайте знакомств.
Она слабо представляла юриспруденцию которой училась платно за счёт родителей, после расставания с мужем подкинула дитя «предкам». Выглядела не на свои двадцать шесть, а на девятнадцать, потому что имела вид ничего не знавшего, не испытавшего, пожизненного ребёнка. Несмотря на обилие проблем, девушка проводила время перед телевизором или искала, чем заняться. Кота пригласила от скуки.
В её анкете на сайте знакомств Ральфа привлекло маленькое уточнение: вегетарианка.
Поскольку, все искательницы партнёров были похожи между собой макияжем, причёсками, позами и выражением лиц, немец, из соображений экономии, выбрал ту, которая не ест мясо. Как бы не нравилась Ральфу Мануэла, у него щемило внутри, когда за утренним кофе она намазывала содержимое его персональной баночки на свой кусочек французского багета.
— It is meat, — сказал Ральф Алисе, показав консервы, убедился, что девушка поняла и спокойно пошёл на работу.
Итак, содержимое первой драгоценной баночки Алиса выложила на красивое блюдце из мейсенского фарфора, наследство бабушки Валерии Михайловны. Не имея опыта в делах аренды, хозяйка не спрятала его и не унесла в другую квартиру.
Кот без имени сожрал печень, облизал антикварный фарфор, икнул, удивился, что еда закончилась, принялся нюхать воздух и получил вторую порцию, съел её не так быстро, и, шатаясь, пошёл к выходу. Хотел пометить телевизор, стоявший на полу в прихожей, благодаря которому попал в кошачий рай, но помешал неожиданный приступ лени. Он отправился на чердак, с трудом «протёк» в щель между неплотно закрытой дверью и её коробкой и развалился на керамзите животом вверх. Пройди мимо мышь, кот, конечно, зацепил бы её когтями, но, только, в том случае, если для этого не нужно вставать.
Ральф пришёл в бешенство, когда вернулся с работы и узнал, с трудом разобрав путаный английский, что какой-то кот сожрал любимые консервы.
Алиса не умом, а интуицией, как воспринимал окружающее усатый полосатый гость, почувствовала, что до замужества в случае с немцем далеко, к тому же второй день Ральф возвращался с работы с пустыми руками, сытый, то есть обедал где-то и её не приглашал.
Мужчина прошёл в гостиную, сел за пианино. Им вдвоём надлежало переговорить и перечувствовать плохое настроение от потери двух баночек гусиной печени, от того, что воздух в городе грязен и от безмозглого штампа вместо женщины.
Пианино звучало, как оркестр, послышался посторонний шум или щелчок. Ральф вышел в прихожую, исчезли его подруга и её багажная сумка на колёсиках. В окно он увидел, как Алиса шла через детскую площадку мимо скамейки, где недавно тусовались алкоголики. Возле уха держала мобильник. Два дня она не отвечала на звонки «спонсора» или «папика», женатого преподавателя, доцента ВУЗа. «Купила» у него экзамен, наивно предложив себя, больше нечего было предложить, и теперь боялась потерять покровителя. Ральфа снова бросили.
Он посмотрел на запечатанную коробку в прихожей, освободил «пленника» из картона, отнёс в кабинет и подключил к ноутбуку. Применение ненужной вещи было найдено, телевизор станет большим экраном маленького компьютера.
Потом Ральф вернулся к музыкальному инструменту, им было хорошо вместе, но божественные звуки Вагнера нарушил колокольчик входного звонка.
Немец поднялся, прошёл в прихожую и открыл дверь. Женщина, похожая на тень, одетая в серое обтягивающее длинное пальто стояла перед ним. Чёрный вязаный шарф, обнимал её голову, шею и плечи. Она удивлённо смотрела на мужчину большими серыми глазами.
— Sorry. Русский не говорить, — немец хотел закрыть дверь.
— Do you speak English?
— Yes, I dо.
Далее два человека продолжили разговор на правильном английском, как это делают иностранцы, мужчина свободно, а женщина, медленно подбирая слова.
— Я удивлена, ищу Фёдора Николаевича, Вы его гость?
— Нет, я арендовал эту квартиру два дня назад.
— Вот как… Простите меня, до свидания, — со слабой улыбкой, — ваш Вагнер звучит по-другому, Федор Николаевич не мог так играть, с самого начала я должна была это понять.
— Мадам знаток музыки?
— Нет, профессионал, даю уроки детям.
— О, зайдите, пожалуйста, мне кажется пианино настроено не совсем правильно.
У «мадам» было имя – Елена, утром она вернулась из родного городка, где пробыла более месяца подле умирающего отца. Оставшиеся после похорон деньги положила в шкатулку, сообщила об этом из аэропорта, чтобы у матери не было возможности их вернуть.
С мужем она находилась на гране развода. После серии удачных гастролей он приобрёл квартиру и переехал туда, давая почувствовать, что без его материальной поддержки Елена пропадёт. Они прожили вместе пятнадцать лет, отсутствие наличности не сказывалось на отношениях, семья разваливалась из-за того, что к мужчине пришёл успех. Он требовал особого уважения, а жена умела его любить только так, как раньше.
Четырнадцатилетняя дочь вернулась от папы, в холодильнике пусто, купить продукты не на что. В музыкальной школе, месте её постоянной работы, зарплату выдадут недели через четыре. Пришлось обзванивать родителей учеников, с которыми занималась частным порядком, не дозвонившись, решила зайти, попросить аванс.
Она вошла в квартиру, которая ей была хорошо знакома, сняла сапоги, громадный шарф, Ральф помог с пальто. На женщине оказались чёрные брюки и облегающий свитер того же цвета с высоким воротом. Шея, очень длинная, и лицо отливали лунным светом в обрамлении густых тёмных волос, расчёсанных на прямой пробор, собранных в пучок. Она прошла в комнату и села за инструмент.
Говорили про старое пианино на чугунной раме, долго держащее звук, именно, оно привлекло Ральфа, когда выбирал квартиру, обсуждали музыку и исполнителей. Ей показалось, что он играет неправильно, а ему, что она несколько формальна в исполнении. Попробовали игру в четыре руки, стали фантазировать на темы известных композиторов. Тут Елена вспомнила, о дочери и засобиралась домой.
Немец пригласил «мадам» на чашечку кофе, она не хотела огорчать его отказом, но ожившее лицо снова сделалось чёрно-белой фотографией.
Ральф хотел, чтобы женщина пришла ещё раз.
Удивилась бы умная Мануэла, увидев, что её бывший возлюбленный сам достал из холодильника последнюю чудесную баночку, открыл её и приготовил бутерброд к вечернему некрепкому кофе, нанеся тончайший слой паштета на кусочек багета.
Чтобы удовольствие было полным, гостья должна получить вместе с ним радость от лёгкого, вкусного ужина.
Елене запах паштета понравился, как и качество кофе.
— Очень вкусно, спасибо.
— Мадам, — наконец, придумал Ральф, — прошу вас дать мне несколько уроков музыки.
— Но вы хорошо играете, — сказала она, но не вполне осталась довольна. У неё был синдром отличницы: всё должно исполняться по правилам. Муж так не считал, учился хуже неё, но добился успеха.
— Прошу вас, — немец ждал ответа.
— Хорошо, — она нуждалась в деньгах.
— Сколько стоит урок? — внутри шевелился страх понести убытки из-за неожиданного мероприятия.
Елена ответила, что занимается с детьми и назвала цену, это был пустяк, ведь, речь шла об удовольствии музицировать и говорить с женщиной, разделяющий его интересы.
— Сегодняшний день я считаю уроком, — Ральф достал евро.
Женщина не отказалась, оделась, взяла деньги, попрощалась, отправилась в банк обменять их на рубли и в магазин. По дороге думала, что ей посчастливилось познакомиться с чудаковатым немцем, но заниматься с ним будет сложно.
«Легче учить заново, чем переучивать», — это была последняя мысль о новом знакомом.
Если бы Елена обратилась к мужу за помощью, то стала бы другим человеком, а меняться в её намерения не входило.
Ральф тоже не хотел меняться, попроси его, даже, такая женщина, как Елена, о замужестве, он отказал бы, но фокус в том, что она не попросила и не попросит, это было ясно и по тому, как держалась, по обручальному кольцу на безымянном пальце и полному отсутствию стандартов в облике.
Он прошёл в кабинет, включил ноутбук, загорелся экран телевизора, отметил про себя, что изображение стало крупным, но мысли о таинственной гостье мешали сосредоточиться.
Старенький мальчик и его боевая тётка
Володя, мальчик шестидесяти лет, несостоявшийся мужчина, рассмеялся истерично и зло. Хотел похвалиться перед собутыльниками знакомством с женщиной, от которой веяло благополучием, Лера не подошла. Водка кончилась, друзья разбрелись. Делать нечего, идти некуда, получить деньги на спиртное у девяностолетней тётки сегодня не реально.
После смерти мужа, не допускавшего в комнату беспутного племянника, Вова «обнёс» жильё старухи дочиста, ничего не осталось от сервиза, хрустальных ваз, мельхиоровых ножей и вилок, икон, вышитых полотенец, книг. Когда всё это продал, принялся искать «товар» на помойках….
Его бывшая одноклассница в это время вернулась домой, сообщила мужу, что идёт в гости к подруге, она приехала из Лондона, где видела не только Тауэр, но и живого Абрамовича. Поцеловала мужа, поинтересовалась, помнит ли он, что она приготовила на ужин, и исчезла.
Странную вещь заметил мужчина: когда супруга затевала какое-нибудь мероприятие или совместную поездку в далёкие края, давление его подпрыгивало вверх, этот эффект пропадал, как только волны её деятельности переходили в штиль.
Валерия Михайловна успокоилась, муж почувствовал себя лучше, взгромоздил «монстра» на тумбочку, где раньше стоял телевизор, перекочевавший к немцу. Перебрав несколько программ, убедился, что «ящик» его не устраивает.
Привыкший делать всё основательно, мужчина аккуратно вырезал из бумажного листа форматом А4 полоску шириной сантиметра в два и каллиграфическим почерком вывел слово: «работает». Положил полоску на телевизор и закрепил её, наклеив сверху прозрачный скотч, затем переместил ящик вместе с пультом обратно в сумку, оделся и вышел на лестницу. Груз не был для него «смертельным», с улыбкой вспомнил едва живого азиата и супругу в сбившейся на затылок шапочке.
Мужчина подошёл к месту, огороженному для отходов, и оставил там ношу вместе с тарой.
Его дальнейший путь лежал в цифровой маркет, где он приобрёл новый «голубой экран». Закончилась напряжённая работа по проектированию оружия, споры, ругань, нервотрёпки, испытания, длительные командировки. Теперь ему не хотелось выезжать из дома, даже, просто, спешить.
А для Вовы это была четвёртая «мусорка», которые он исследовал на предмет продажи, на глаза попалась большая сумка с надписью: «работает».
Вспомнил: у тётки испортился телевизор, она имеет приличную пенсию, но где прячет деньги, Вова не знал. Под подушкой, откуда их доставала, всегда была тысяча или полторы, он не раз проверял, когда она, медлительная и неловкая, отворачивалась к столу или выходила из комнаты. Знал: не покупает новый, «жмотина», из-за боязни, что Вова его продаст. Источник получения денег на следующую бутылку определился. Он повёз сумку по асфальту, оглядываясь по сторонам, надеясь, встретить кого-то из дружков, потому что не привык напрягаться.
Среди пешеходов увидел работника магазина, в котором его соседка по квартире, Капа, работает продавщицей, парня лет двадцати пяти в стиле Геракл.
— Привет Лёша, закинь-ка тётке сумку, жалко старую, живёт без телевизора, в мои годы, понимаешь, нет сил таскать тяжёлые вещи.
Работу Вова не переносил. Когда приблизился к пенсионному возрасту, стало легче находить «отмазки» от любой деятельности.
Лёша поморщился, он уже несколько часов не был в магазине, боялся, что, добрая Капа, его фактическая начальница, рассердится. Место это его устраивало: в рабочее время имел возможность посещать спортивные клубы, где не только качал мускулы, но и торговал запрещёнными анаболиками, которые хранил в помещении склада магазина.
Капу обманывали мужчины, сначала муж ушёл к подруге, потом любовник развёл на деньги и так далее. В сорок пять она дала себе слово отказывать всем, но никто ничего не просил. Она работала за гроши, потому что не могла расстроить уходом хозяина, и сама передвигала тяжёлые ящики с вином и пивом из-за того, что не умела быть строгой с красавцем-атлетом.
Лёша сообразил, что часа полтора «спишет» «хозяйке» на бабку, с которой Капа живёт в коммуналке и очень жалеет её из-за племянника-алкаша, который к нему «прицепился». Он подхватил сумку и быстрым шагом направился к дому, с которого начались приключения телевизора, Вова, почти, бежал за ним.
На такой скорый шаг расслабленный старенький мальчик не рассчитывал, пришлось напрячься, как на работе. Наконец, в парадной, из которой телевизор был вынесен пару часов назад, на том же третьем этаже Вова открыл соседнюю, с арендованной квартирой, дверь. Геракл вытащил телевизор из сумки, бабка сидела на кровати рядом с подушкой, охраняла полторы тысячи.
— Достал тебе не новый за два «куска», — проговорил Вова, — быстро, быстро, старая, пятьсот рублей грузчику за работу.
Бабка забеспокоилась, передала атлету купюру, ему удалось-таки, заработать на этом телевизоре.
— Остальные деньги — после получения пенсии, — сказала старуха низким голосом, протягивая Вове тысячу, она была не дура, привыкла, что за каждым действием племянника стоял какой-то подвох.
Вова пил до вечера в пустой комнате с пролёжанным диваном, потом заснул, проснулся и потерял себя или же раздвоился.
— Вова, где ты? Вы не видели Вову? — он стучал в комнаты, в ванную, туалет.
Соседи не стали тревожить тётку, вызвали скорую и были впечатлены, как свободно санитары нашли общий язык с потерявшим себя, с какой лёгкостью, не сопротивляясь, ушёл с ними беспокойный сосед, ведя беседы на тему, что пил вчера и позавчера.
Капа зашла к старухе сообщить, что Вова в больнице, спросила, не вернуть ли деньги и документы, бабка прятала их у неё. Она знала Капу с детства, укрывала её в своей комнате, пока непутёвая мать разбиралась с любовниками.
— Пропадёт он, если умру, — не без оснований предположила пожилая женщина, — пойдём к нотариусу, завещание на тебя составлю, а ты позволь ему жить в этой комнате, если свою пропьёт, недолго ему осталось куролесить.
— Я Вас не подведу, тётя, — искренно заверила Капа, потому что любила её и считала родным человеком.
— Знаю, боюсь, что облапошит тебя снова какой-нибудь мужик, — в глазах старухи была мудрость женщины, повидавшей жизнь, и не позволившей людям и обстоятельствам себя поломать.
— Я всё помню, чему вы учили, — пробормотала Капа наставнице.
— Помнить хорошо, но уважать себя нужно.
Соседка уходила с вопросом:
«Что делать, если не за что себя уважать?»
Старуха разнервничалась, взяла в руки пульт и оживила «старичка» после долгих лет «комы».
Жилище старой женщины, где нашёл пристанище телевизор-путешественник, и спальню, обречённого на одиночество, немца разделяла стена. Старуха была глуховата, и Ральф вечером имел некоторое беспокойство от громких звуков за стеной, но потом, всё-таки, заснул.
Если бы телевизор был одушевлённым предметом, то мог удивиться, почему, чтобы переместить его из одного помещения в соседнее, понадобилось привлекать несколько человек, спускать и поднимать по лестницам в старой сумке, оставлять на улице около дурно пахнущего контейнера.
Но телевизору не доступны переживания, он кричал негодующими голосами ведущих телеканалов, «заводя» слушателей, гарантируя им неспокойный сон, чувства недоброжелательности и страха.
Володину тётку не интересовали сериалы. Переключая программы, она беспокоилась, не началась ли война, помнила, как отправляли её класс в эвакуацию и в соседний вагон попала бомба. Эта картина до сей поры стоит перед глазами.
«Благодаря» дикторам, отрабатывающим большие гонорары, она в девяносто лет боялась погибнуть от изменения климата, таянья ледников, падения метеорита, готовилась к войне с украинцами, американцами, англичанами и давними врагами — немцами, не представляя, что потомок бывших захватчиков, «чистокровный ариец» спит за стеной, ему снится русская женщина, похожая на тень, появившаяся в его жизни неожиданно, и растворившаяся в большом городе, как звуки музыки, которые нельзя подержать в руках.