"Посвящение." 16-я глава

В прогретом воздухе пахло пропиткой для шпал; в это амбре вклинивался тёплый ветер, несущий запах отцветающей сирени и первой скошенной травы, привядшей на солнце.
Весна была не такая, как всегда. Она была не ранняя и не затяжная.
После солнечных дней небо покрывалось тучами. Ветер приносил холодный дождь.
На фоне повылазившей, не смотря на пожары, травы, поверх, по зелёному, яркому разнотравью, вплетался ещё не сбившийся в комья, тополиный пух.

Серые, синеватые и розовые с чёрным тона, вперемежку с коричневыми и жёлтыми оттенками озаряли утро, лучами своими проникая в щёлочки закрытых ставен; вкруживались вихревыми порывами в звуки неба; заставляли вслушиваться в колебания происходящего; в мелодию ещё одного наступившего дня.

Незнакомый человек, крайне улыбчивый, очень высокий и необычайно белокурый, с причёской, как у «Песняров», зашёл во двор под ручку с мамой. На его фоне, могучем, на две головы выше неё, он казался великаном.

Фруктовые сады уже отцвели. Их двор погрузился в новую, зеленую после белого, крону.
Они остановились возле палисадника, рядом с колодцем.
Мама привела незнакомца знакомиться с родителями. Это был первый мужчина, появившийся в их дворе за почти что последние семь лет. Он пробыл у них в гостях не долго. Буквально, до вечера. Оставшись просто эпизодом. Без имени.

На правах будущего мужа, подвыпив, он решил поучить пасынка, и когда тот кинулся убегать, лихо сбил его пластмассовой белой двадцатилитровой поливалкой, прямо за калиткой. Как кеглю. По ногам. Триумф этого дискобола был не долгим. Его нейлоновая розовая рубашка и он сам были вышиблены за двор в прямом смысле слова. Товарищ бывший старшина, и по совместительству единственный дед любимого внука, никогда никому не позволял обижать малого. Больше блондинистого кандидата в мужья и в папаши на горизонте никто не видел.

Ни слуху, ни духу.

«Свадьба мамы».

Этот человек появился в середине лета. Накаченный, с широкими плечами, слегка косматой мускулистой грудью, в модных сандалиях сабо, и с длинными по моде волосами, набок, прикрывающими проступающую залысину. На фоне мамы он выглядел моложе. Всё время держал её за руку и провожал взглядом.

Мама наверное уже рассказала ему про тест на будущее отцовство, поэтому малой, был обласкан по полной программе. Он притащил дяде Толе все имеющиеся у него игрушки и целый день ревниво таскал его за руку, боясь, что тот уйдёт, как другой дядя и больше никогда не появится.

— Я приду через неделю. Но ты должен приготовиться. У нас будет битва. Твои солдатики против моих.
При этом, дядя Толя показал, как из пустого спичечного коробка сделать пушку, зарядив туда пластиковую шашку. Как из катушки ниток, сделать арбалет, примотав к ней резинку от трусов и вставив внутрь карандаш, натягивать и стрелять. А ещё катапульту. Из обычной деревянной линейки и стирательной резинки.

Всю неделю малой готовился к сражению. На арбалеты он перевёл несколько катушек бабкиных ниток, ещё полных, обычных и мулине. Нарезал резинок, купленных в «Галантерее», на Шиферном. На дедовой наковальне, куске рельса длинною в метр, выковал из трех сантиметровых гвоздей турецкие мечи, не единожды засадив молотком по пальцам, до запёкшейся крови. Даже вооружил своего любимого пластмассового белого мишку мечом из расплющенного гвоздя, предварительно накалив гвоздь на огне, и проткнув ему правую лапу.
Полем боя он избрал бабкину кровать. Он будет со стороны окна в сад. А дядя возле шифоньера.

Дядя явился через неделю, как и обещал. Он принёс им торт, маме цветы, пару бутылок болгарского «Медвежья кровь» и солдатиков: алюминиевых, плоских, времён Великой Отечественной и пластмассовых коричневых ковбоев, мечте каждого пацана на районе, купленных в «Детском мире» за трояк у спекулянтов.

Свадьба мамы была в августе. Прямо перед началом первого в жизни сына учебного года. Расписали их во Дворце Бракосочетания, на Сумской.

Взрослые гуляли во дворе, накрыв столы в саду.
Под навесом, обвитым виноградом, примыкающим к летней террасе, громоздились банки с законсервированной вишней, плетёные бутыли с самогоном, кастрюли с тушеной картошкой, вёдра оливье, жареные карпы и ещё много всего вкусного.

Взрослые: друзья и родственники деда, бабы, дядья и тётки, их мужья и жены, мамины подруги и друзья жениха, кричали: «Горько»; пили и ели, играли на гармошке, включали на всю улицу кассетный дядин магнитофон с песнями Пугачёвой " Арлекин", по восьмому разу, Высоцкого и Мирей Матьё, по кругу.

Летняя кухня была отдана малым: друзьям и братьям маминого сына, друзьям друзей и их друзей.
Один мальчик, самый старший, вытащил из кухонного стола заныканые кем -то из гостей бутылку самогонки и зеленые, цвета бутылочного стекла, конусообразные стопки. Налил себе половинку, сыну невесты и брату его тётки, всё со знанием дела. Как взрослым.

Самогонка оказалась мерзкой и вонючей. После этого, тот же паренёк, продемонстрировал украденную у взрослых папиросу. Закурил и подал братьям. Те сделали по затяжке. После чего кашляли и рыгали целый вечер. У одного из них страшно болела голова.

Взрослым было не до них. Они включили переноску. Всю ночь, до утра, музыка волала на весь район. Победитель игрушечной битвы спал в саду. К его кровати дед приспособил простыню, к быльцам, чтоб не кусали комары. Сон его был счастливым. С завтрашнего дня он получил разрешение называть дядю Толю папой. И теперь у него, как и у всех ребят на улице, будет отец. Настоящий папка.

На второй день его деда, присутствовавшие не совсем трезвые тёти, накрасили зачем- то, нарядили цыганкой; в чёрном цветастом с розами платке, в бабкиной юбке, с накрашенными губами, он и дядько Сашко, пузатый бабкин родной брат, живущий в соседнем дворе; и дед Андрей, дедов друг, все ряженные цыганами, ходили по дворам, по всей улице; наливали всем желающим из прозрачного графина по стаканяке.

Движение это продолжалось до сентября. Так что в школу малого повела бабка.
Дядя Толя, ставший папкой, умудрился залезть в клетку к кролям и утром его нашли там спящим. Маме с её мужем выделили комнату. Так что он теперь стал жить с ними. А приёмный сын в зале, с проходными комнатами; из окон которого можно было либо через бабкину спальню вылезти в сад, с паричкой, перелезть через забор к соседям, бабкиному брату; или же из другого окна взобраться на здоровенную, больше дома вишню, растущую рядом со сливовым деревом, названным в его честь-«Слива- Слава.»

А потом наступил сентябрь. Два мешка игрушек: пистолет с пистонами, кубики, пластмассового крокодила Гену и Чебурашку, в придачу, коня на колёсиках, железную разноцветную юлу, пупса, со пушенными штанами, резиновых мишек — пищалок, танчики, машинки и ракетницу с присосками- всё это выкинули за линию.

Вместо них новый папа купил ему ранец, синего цвета. Тяжеленные, для первоклашки книжки, тетради и пенал; ластики, краски и карандаши, шариковые ручки с синей и красной ампулками; альбом для рисования, контурные карты, сменную обувь.
Плюс пятнадцать копеек на еду, бутерброд и яблоко. Плюс поход за три км на уроки.
На этом лето для него закончилось.

И казалось бы, что может быть проще. Как тогда, во время сна в детском саду. Где все мечтали пойти в школу, чтобы не спать днём. Где однажды, заглянув к воспитателям, он, ещё совсем маленьким мальчиком, увидел, как те, стерилизуют здоровенные стеклянные шприцы, чтоб делать уколы. Увидел и испугался. Представил, как раскалённым с длиннющей иглой, тётка в белом колет его в попу. Как он оставил свой горшок, вылез в окно, и по знакомой дороге убежал домой. А взрослые искали его целый день, когда пришли забирать. Как пороли его ремнём.

Всё равно это оказалось хуже. Хуже, чем в садике. Тяжёлый ранец приходилось встряхивать, чтоб ослабить спину. И волочить ноги на скучные уроки. Всё время завязывать шнурки, делать на продлёнке домашнее задание. Зайцем кататься в автобусе до дома, экономя 5 копеек.

Кто виноват во всём этом переходе во взрослую жизнь?
Он не знал об этом.
Он просто запомнил этот год.
Год, когда мама вышла замуж.
И её свадьбу.
И своего нового, наконец то появившегося папу.
Этот год, стал годом посвящения для него.
Посвящением во взрослую жизнь.

Вячеслав Жадан, 16-я глава, книга «Посвящение.», Харьков, 21 мая, 47 лет спустя.