Кошатница

Глава из сборника «Забытый разговор, диалог девяностый»
Родным, соседям, близким и не только… посвящается.

Дела-дела…
дела – лишь пыль!
Слова? Слова!
хранят нам быль,
а с нею мысль
и нашу жизнь!..

…
– Да-а-а, дела-а, – удивлённо тянет молодая девушка в белом халате, выходя из-за тяжелой неказистой двери старого одноэтажного деревянного дома-барака на Загородной улице в пригороде Ленинграда, оказавшаяся здесь в составе, Бог весть кем вызванной, бригады санэпидемконтроля.
– Что там?.. Что там?.. – неистово прыгают вокруг неё хороводом малыши-дошколята, запрудившие в бывших довоенных общежитиях судоремонтного завода, кажется, всё и вся пространство вокруг…

И до всего-то им есть дело!
И всё-то им нужно увидеть своими глазами, потрогать, узнать, сунуть свои шаловливые любопытные носики-курносики во все… истории.
И откуда их только тут так много взялось?
Впрочем, чего удивляться-то, теперь, в начале третьего послевоенного десятилетия, повидавшие виды довоенные бараки, перестроив, превратили во вполне себе комфортабельные отдельные комнатки-квартирки со своим собственным печным отоплением, верандой и удобствами для естественных надобностей прямо во дворах.
Ныне в них, как правило, квартируют молодые семьи лимитчиков, активно прибывающие в большой город из различных уголков «великой и необъятной» по призыву Комсомола, в которых во все времена, несмотря на любые житейские обстоятельства, всегда много детей.
И это здорово!
Никто из них не ждёт ни пособий, ни помощи, ни лучших времен и условий, просто и незатейливо живут и делают то, что и предначертано им природой.

…
– Вот же, саранча, – беззлобно отбивается от них та. – Ничего, ничего интересного, кроме больных кошек, там нет.
– Каких, ещё кошек? – удивлённо басит тучный мужчина, из любопытства заглянувший сюда на гомон ребятни из соседнего двора.
– Наших, наших… кошек, – галдят те, перекрикивая всех и, действительно, кажется, заполняя собой всё пространство.
– Да каких ва-а-аших-то, каких?.. – устало тянет пожилой санитар в круглых, словно доктор, очках, выбираясь вслед за девушкой из злополучной квартиры. – У старой ведьмы почти полсотни доходяг доживают свой век.
– Это наши, наши, – галдят малыши. – Их бабе Любе со всей округи приносят, а она их…
– Да кто, кто приносит-то?.. – перебив, сердится доктор.
– Да кто придется-то, – заслышав непривычный переполох, выглядывает на шум из соседней от злополучной квартиры двери молодая женщина.
– Тетя Валя, тётя Валя, – защебетали хором дети, – скажите им, что это наши кошки.
– Да замолчите же вы, наконец, оболтусы, – цыкает на них пожилой дядька в очках.
– Скажу, всё скажу, галчата, не шумите, – улыбается им Валентина. – Бегите вон в песочницу, взрослые и без вас разберутся.
– Да-а, разберутся, – тянет один из них, самый шустрый, чернявый, с живыми ярко-серыми глазами. – Сдадут наших кошек на мыло и всё разбирательство…
– Не дадим, не дадим в обиду, – шумит с новой неистовой силой вслед за ним детвора.
– Никто никого не заберёт, – строго уверенно говорит им молодая хозяйка. – Ну-ка, Лека, марш, говорю, в песочницу, – это она уже своему, сероглазому, – и всю команду с собой забирай.
Испуганная малышня, лишь заслышав строгие нотки в голосе мамы их заводилы, разом покидает поле, развернувшейся было битвы за братьев своих меньших, оставив взрослых в полном покое.
– Ну, слава Богу, – облегченно выдыхает молодая санитарка. – Лихо это вы с ними справились, – восхищённо разводит руками, – а то у меня голова аж кругом пошла, а тут ещё… эта напасть.
– Что случилось то? – озабочено вскидывает глаза молодая хозяйка. – Скажите толком.
– Да вот, – многозначительно поднимает палец верх старший, поправив съехавшие на нос очки. – Поступил сигнал: срочно и решительно ликвидировать рассадник антисанитарии в жилом секторе трудящихся.
– Ах, ты, тошнёшеньки! – возмущённо взмахивает руками Валентина. – Опять кому-то кошки бабы Любы помешали?
– Да если б кошки, миленькая, – горестно качает головой молоденькая санитарка. – Пишут, мол, она сама умом тронулась, антисанитарию с этими кошками на всю округу развела, несмотря на ранее неоднократно выписанные её предупреждения.
– Да где же, где антисанитарию?.. – яростно вступается за старушку молодая мамочка. – В прошлом году, когда всё её домашнее подворьё по такой же вот кляузе в вашу «кутузку», – кивает в сторону грузовичка с красным крестом, сиротливо вставшим напротив их крыльца, – забрали, тут такое нашествие крыс было. На земле, чай, живём, у пруда, да, к тому же, не в многоэтажках каменных на бетонном фундаменте, а в деревянных бараках с прогнившими подвалами. Вот где настоящая антисанитария была, когда там крысы свои гнёзда свили. Так мы, после того, всей улицей тех бездомных кошек и котов вызволять ходили, да опоздали, а после по всему городу новых собирали и её приносили.
– Да зачем же ей-то, зачем этой кошатнице? – дивится сердитый интеллигент в очках. – Она, что, совсем ненормальная, после стольких предупреждений опять за старое.
– Сами вы ненормальный, – глядя на него с сожалением, парирует молодая хозяйка. – Наша тетё Люба, здесь, на Ораниенбаумском плацдарме, с сорок первого до сорок четвертого всю блокаду, от звонка до звонка, на заводе проработала. А жить здесь в ту пору сложней, чем в городе приходилось. Про Ладожскую дорогу жизни слышали?..
– Конечно, – кивает санитар.
– Так вот сюда, в Ломоносов, по льду Финского залива была проложена другая… малая дорога жизни, – горят глаза Валентины. – По которой из большого голодающего города кое-что отправляли защитникам важных стратегических высот, открывающих путь на Кронштадт и к южным границам Ленинграда. Но чем город мог помочь жителям этого малюсенького пяточка? Вот они с подругой и выжили-то благодаря кошкам.
– Как это, благодаря?.. – вскидывает полные слёз глаза молоденькая санитарка.
– А так, – украдкой обернувшись в сторону детей, понижает голос мамочка. – Приманивали их к себе в комнату погреться, а после… – шепчет, – съедали.
– Ах, – тут же горестно вырывается у девушки.
– А как вы думали? – сверкают глаза заступницы. – И не такое, говорят, было тогда, – качает головой. – Так вот теперь, она мимо ни одной бездомную кошку пройти не может: кормит их, лечит, домой приносит. А мы все… помогаем ей: кто молоко, кто рыбу, а кто просто кашу в свой подвал в миске ставит, а кошки знают это, сами через воздуховоды приходят, крыс и мышей отпугивают, ловят.
– Здорово, – дивится доктор.
– То-то, здорово, – продолжает Валентина, – так что знайте: не дадим в обиду ни тетю Любу, ни её кошек.
– А заявление напишите? – радостно восклицает девушка-санитар.
– Лучше коллективное, – по-деловому подхватывает бывалый хранитель санитарного порядка.
– Конечно, напишем, – за всех отвечает подоспевшая на шум от соседнего дома-барака соседка, тетя Нина.
– И мы все… подпишем, – радуется тучный сосед, с интересом прослушавший, по-видимому, неизвестную ему историю.
– Я сейчас, – звенит кареглазая хозяйка, убегая в дом, – сейчас ручку и бумагу принесу.
– И мы, и мы подпишем, – галдят малыши-дошколята, родившиеся здесь, на Загородной улице в пригороде города-героя Ленинграда в самом начале третьего послевоенного десятилетия, незаметно вновь подкравшись сюда к крыльцу из своей песочницы…
25.01.2021г.

Автор благодарит своего критика ЕМЮ за оказанную помощь, а также приносит свои извинения за возможное совпадение имен, событий, диалогов, потому как рассказ, безусловно, является художественным, вымышленным, хотя и случайно подслушан в разговоре с ЕВИ.
Да, и ещё: рассказ написан на ходу и в нём наверняка всего масса стилистических и орфографических ошибок, при нахождении которых автор, в очередной раз извинившись за неудобство перед скрупулезными лингвистами, просит направить их администратору группы «Питер из окна автомобиля», на любой удобной Вам платформе (ВК, ОК, ФБ), либо оставить их прямо под текстом.
Спасибо за внимание и… сопереживание.