"Посвящение. 17-я глава."
Возрастные ограничения 18+
Все события в нашей жизни имеют свою окраску. Актеры в них подбираются самим Его Величеством Случаем. А сценарий, является полной импровизацией, где каждый желающий может проявить талант или в крайнем случае- способности.
«Я, — говорит,- артист больших и малых театров, а фамилия моя широко известная, чтобы я её называл»
Жорж Милославский
Безусловно, город Харьков является общепризнанной культурной столицей Украины. И талантов в нём хватает. Тем более артистов.
Большая защитного цвета машина «Урал», авто- зак, подъехала к угловому дому улицы, имеющей форму перевёрнутой буквы «Г», как ходит конь.
Группа захвата в количестве трёх человек, в серых милицейских кителях, обтягивающих мощные телеса не сходящиеся на пузе и застегнутых на все латунные блестящие пуговицы, со взмокшими чубами, налипшими на лоб от жары и с лицами такими же красными, как и околыши их фуражек; кинулися до дверей калитки, выходящей к ж/д насыпи уже упомянутой буквы «Г». Водила о чем то махнул стражу правопорядка и двойник пузатого отделился и побежал за угол, туда, где окнами своими дом выходил на улицу с другой стороны.
Один из участников спецоперации гупал в калитку ногой, держа в руках папку на завязках. Пот застил ему глаза. Он снял фуражку, вытираясь сжамканым платком, через щель в заборе пытаясь рассмотреть, есть ли признаки присутствия жизни во дворе.
Заметив явное движение в доме, он заорал что есть силы:- Откройте, милиция!
Послышался скрип отрывающихся ставен.
С противоположной от калитки стороны, из окна выпрыгнула фигура, у брюках клеш, цвета синих под импортные, джинсов, босяком, в рубахе с петухами, не застёгнутой, развеваемой ветром от хаотичного движения тощих ручёнок, похожего на упражнение " мельница"; на впалой груди его красовалась портачная наколка женской головы.
Фигура прыгнула на забор, оттолкнулась ногами и всем телом перевалилась на улицу, как упавшее бревно. Послышалась возня.
Через минуту вся улица, те кто выбежал на шум, увидели, как два пузатых милиционера, тащат под руки тщедушного дядьку, мелкого и чахлого, патлатого хипаря. Он улыбался не злобно, как гладиатор приветствующий публику, всем желающим, своими железными зубами; маленький его курносый нос кровил, от схватки с ментами.
Он было хотел попрощаться со зрителями, поднял руки вверх для приветствия, мол дружба-мир, как в тот же момент два бугая закинули в будку его шестидесяти килограммовое тельце.
Так он и поехал на свой второй срок. За тунеядство.
«Дядя Серёжа»
«Он кто? Инженеришка!
А ты вор. Джентельмен удачи.
Украл, выпил- в тюрьму.
Романтика.»
Доцент
«Как до Киева рачки»
Статья 209 УК СССР «Об усилении борьбы с лицами(бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно- полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни», предусматривала уголовную ответственность на срок до двух лет, либо же принудительное выселение на исправительные работы в отдалённые регионы нашей тогдашне необъятной родины.
Так что, все совершеннолетние трудоспособные граждане, не желающие выполнять важнейшую конституционную обязанность-честно трудиться по своим способностям, уклоняющиеся от общественно- полезного труда и ведущие антиобщественный паразитический образ жизни, могли проявить эти свои способности и таланты на крайнем Севере, БАМе или при строительстве Каракумского канала.
История эта забегает далеко вперёд. Путается. Возвращается назад. Вплетает людей и события, и время. И судьбы.
Уже давно, с момента описуемых событий, двор перегороженный палисадником, разделился забором, образовав два дворика одного домовладения.
Срок паразита тянулся, как до Киева раком.
Гонка вооружений, развязанная проклятыми империалистами, требовала ответных мер.
Все «борзые»( без определённого рода занятий) рыли лопатами котлованы для баллистических ракет в вечной мерзлоте, оставляя там свои костяные зубы и получая от родины взамен железные, вечные, тбц и отмороженные конечности. После чего, некоторые не особо склонные к общественно полезному труду, без энтузиазма использовали своё конституционное право на труд в должностях, не требующих особой физической нагрузки: дворник, кочегар, экспедитор, рыбак в рыбхозе, старатель, библиотекарь, в общем в тех профессиях, в которых требовалось по-особому свободное
проявление таланта индивидуума.
«Прощай, моя Одесса, Славный карантин!
Нас завтра угоняют на остров Сахалин»
Старинная каторжанская песня
С этого самого Сахалина его и привезли. Ещё ребёнком. И мамку его.С прицепом. В Харьков.
Его новый папка оказался пьющим, драчливым мужиком. Дубасил его, его мамку, своего родного брата, живущего в соседней половине дома, соседей.
Даже собутыльников, угощавших его на халяву в «Голубом Дунае».
Такая вот подлая судьба.
«Держи краба!», говорил его папаша вместо «здрасьте», растопырив пальцы, для рукопожатия, предлагая жертве сцепиться с ним по -морскому, при этом бывший матрос Тихоокеанского Краснознамённого флота с силой ломал фаланги приветствуемого.
При этом он радостно не трезво гоготал.
Кремезная его фигура, напоминающая циркового борца, вечно до пупа голого, в синей выцветшей майке, и в трениках из магазина «Динамо» за 11 рэ, не вызывала желания дать по роже в ответ.
Ещё никто на районе не смог выдержать его «держи краба», не брызнув слезами.
То он, то его пасынок, были частыми гостями дома напротив, запросто перешагнув через разделяющий их домовладение заборчик. А иногда их обоих опережал второй бабын брат, дед Сашко. Всё это происходило конечно же из страшной любви к их единственной родной сестре, и приводило к массовой драке при раздаче свежевыгнанной самогонки.
Оба два братана были обое пузатыми и мутузили друг друга на смерть в равной весовой категории.
Как мы уже говорили, «дядя Серёжа», имел субтильное телосложение, и в битве за тёткину любовь его обычно таскали мордой об цементный самодельный асфальт.
После чего вся компания расходилась, пьяная и довольная, до следующего старта бродильного процесса молодой бражки.
В свои двадцать шесть лет, дядя Серёжа уже имел статус «дяди». Так как, успел жениться, заклепать на соседнем Песчаном тупике ребёночка, развестись, посидеть в тюрьме за неуплату алиментов;
не сильно погулять на свободе и поехать на полюбившийся ему бескрайний Север, чтоб отчаянно ворваться прямо в снежную зарю по 209-й, за тунеядство.
За время его отсутствия весёлая жизнь их дворика на три домовладения поменялась кординально:
Его самого, выписали из домовой книги.
Сеструха его, вышла замуж повторно.Его дед, Дед Павло, муж бабы Веры, упал с крыши и сломал копчик. А вскоре умер. Оставив бабку одну в маленькой комнатушке с края дому и воспоминания о себе, как он во время голода в 33-м, работал кладовщиком и приносил домой стакан сахара и стакан масла, высыпал это всё в миску, садил вокруг своих пятерых детей с ложками, так и выжили.
Вскоре умерла и баба Вера.
Вызвав не малый ажиотаж в спорах о наследстве.
— Убили, — волала баба Феня на весь посёлок.
Её убитый супруг, с огромной кровоточащей шишкой на лбу, яростно боролся со своим родным братухой, вздымая кучу пыли и корябая спины о крыжовник.
Смерть бабы Веры первым обнаружил самопровозглашённый имеющий право на наследство дед Иван. Её комнатушка, имевшая отдельный вход, примыкала к его половине дома и как он считал, давало ему на это право.
Поняв, что мать его мертва, он со своею женою, бабой Галей, разобрав часть стены изнутри, проник со стороны кухни в комнату представившейся матери.
Тем временем, его братуха, дед Сашко, обнаружив у матери запертую дверь, вооружившись гвоздодёром, и своей второй половинкой, с улицы, попытались проникнуть к покойнице в гости, выломав входную дверь; предприняв попытку провести самозахват территории горячо любимой матери, исключительно в память о ней.
В это время его братуха, затаив дыхание поджидал у запертой двери изнутри, вооружившись топором; и когда брателла всунул внутрь во взломанную дверь свою пухлогубую физиономию, младший саданул его обухом по лбу. После чего схватка их перешла в партер.
А чуть погодя, все услышали «Убили!», а ещё через мгновенье свояченицы раздирали халаты друг на друге, корябали и пинали друг дружку, как боевые кони, драли волосся. Победу одержал Тихоокеанский флот.
«Похожа свиня на коня»
«Поспели вишни в саду у дяди
А дядя Ваня с тётей Груней нынче в бане
А мы с дружаней погулять как будто вышли»,- из- за колыхаемой лёгким ветерком тюли по пятому разу за утро наяривала музыка, создавая воскресное настроение всей отдыхающей от трудовых будней улице. Погода переливалась всеми красками и день только начался, обещая только хорошее.
На «Шиферном» за толстыми стеклами витрин уже красовались для работяг все имеющиеся атрибуты праздничного настроения:
«Белый аист» для имеющих нетрудовые доходы; «Советское Шампанское» для романтической встречи с дамой и звёздная линейка для пролетариев всех стран, соединяющая их:
«777»- Азербайджанский «Три топора», бецман 0,7, креплёный,«Агдам», с привкусом горелой резины, производимый из старых галош; Молдаванский «Солнцедар», крепостью 20%, политура для разбавления заборной краски,«Хересы», «Яблочное крепкое», «Мадера», а так же всякие кисляки, типа «Рислинга», «Ркацители» и «Каберне».
Безусловно, королём советских вин, считался знаменитый «Портвейн». Исключительным было правда не его качество, а объёмы его производства и потребления. Ежегодно по всему СССР его выпивали гараздо больше, чем всех других вин вместе взятых.
«Наряду с виноградными винами в нашей стране выпускается значительное количество плодово- ягодных вин. Эта продукция занимает важное место в общем объёме производства вин.
В 1980-м году их выпуск составил 134,8 млн. декалитров»
Газета «Труд»,1980 г
«Насажу я на крючок
Рубль двадцать восемь
Очень хочется поймать
»Золотую осень",- пели забулдыги не только на Шиферном.
«Золотая осень», она же «Гнилуха» или ласково «Жужка», стоила конечно же не 1р 28, а 1р 15 копеек для южных регионов и аж руп шестьдесят для третьего пояса.
В каждом колхозе или совхозе были цементные ямы, куда грузили вечно гниющий урожай с Когат: яблоки, сливы, груши и абрикосы, алычу и что -где- растет. Вся эта масса бродила, выделяя сок, гнила; туда бросали ароматизаторы, удовлетворяя растущие потребности советского народа в культурном отдыхе на целых 134 и 8 миллиона декалитров в год.
На «гнилуху» не престижно было скидываться из-за её низкой цены, как это делалось на троих в случае с водкой. Тем более в соседствующем рядом с магазином «Продукты» генделыке(некоторые харьковчане говорят «ганделык»), всегда в наличии было свежее неразбавленное для своих или кисляк для «чертей» с деревни «Жигулёвское» по 26 копеек, если конечно не вякать о доливе после отстоя пены.
Т.е каждая творческая личность, при наличии фантазии, могла реализовать своё конституционное право на отдых, имея в кармане рупь. А по дороге на Лопань, чтоб освежиться с плотины, с которой прыгать в воду запрещено, зайти в заводской клуб Шиферного завода, где было много интересного: живая музыка, танцульки, девочки, массовые драки, первый срок. То есть вся романтика Червонозаводского(Краснозаводского) района.
Вечер удался. Ещё не потемнело. Не родной племянник с Сахалина, отвергнутый приёмным папашей исключительно из племянической любви, настойчиво молотил в соседскую калитку. Он был до безобразия пьян и желал видеть свою тётку -бабу Любу.
Вечер бросал свои тени через ветви яблонь.
Дверь визитёру открыл мужик. С усами. С лысиной, на которую для маскировки густо с боку были начёсаны русые кудри, голый по пояс. На его мощном торсе громоздились сто кг мышц. За спиной неизвестного мужика на асфальте поблескивали две гири по 24 кг каждая. Он прерывисто дышал.
Фигура с железными зубами, не склонная к физическому труду, выдохнула ему в лицо перегаром: — Бабу Любу позови…
— О, племяш!-обрадовался дядя Серёжа, увидев под навесом ещё и сеструхиного сына, — Мамку позови!
Ревнивый новый папка не сильно обрадовался встрече с родственником, который только что освободился. Вдвоём с пасынком они взяли дядюшку за шиворот и за ремень. Вынесли его за калитку и раскачав, кинули того лицом вперёд. Он не сопротивлялся. Только покорно расставил руки в стороны, как планер, собираясь парить. При приземлении, он повернул лицо набок, видимо, чтобы смягчить посадку, и спланировал на грунтовку у забора, обозначив частями тела тормозной путь длинною в пол метра, подняв при этом столб пыли.
Курева развеялась. Он поднялся. С носа и из всех царапин на лице, с разодранных коленок просачивалась кровь. Оглушённый неудачным приземлением, он предпринял вторую попытку повидаться с родственниками, которые, к слову сказать, были заняты, а точнее крепко спали вдвоём с дедом после удачной дегустации бражки.
Обалдевший дядя Серёжа не понял такого тёплого приёма. И подойдя к калитке, стал стукать по ней ногой, двумя руками для равновесия упёршись вверху, в щеколду. Собака за домом разрывалась. А на ночь оставлять ведро с помойками в доме нельзя, чтоб не воняло, поэтому его двоюродная сеструха не придумала ничего лучшего, как поставить табуретку к калитке и вылить содержимое на братуху, через забор.
Эффект был велик. Вода из помойного ведра освежила путника. Шкурки от картошки аксельбантами повисли у него на плечах и впалой груди; кем то плюнутый в ведро харчёк орденом размазался на рубахе, мыльная пена и кухонный жир сделали лицо лоснящимся, а глаза залитыми. Не соображая по навигации, мокрое омытое и благоухающее нечистотами тело, поняло, что приём окончен и растопырив руки на автопилоте зачвакало в сторону дома.
Спектакль вызвал аншлаг в соседнем дворе.
Актёры были вызваны на бис.
Приёмный папаша бабкин брат, непобедимый на районе и подогретый двумя бецманами «портвейна» решил восстановить сатисфакцию.
Дверь калитки сотрясалась от его мощных ударов: — Выходи, сука! Я тебе покажу, лысый маздон! Монах!
Его текс был оборван резким апперкотом снизу. Прям по челюсти. Некогда непобедимый дядя Ваня желающий «дать краба» соседскому залётному Райкиному мужу скрутился калачиком прямо у забора. С минуту он лежал неподвижно. Потом открыл глаза, стал трясти головой, завалился на бок, попытался встать на коленку, упал опять, потом стал раком, постоял так с минуту. Потом поднялся. Сказал:- Ну ладно… И пошёл по направлению к своей половине двора.
Третьим актом пьесы стал импульсивный монолог бабы Гали из соседнего двора, которая не рискнула самолично засвидетельствовать претензии к родичам. Весь вечер с их стороны было слышно завместо радио, разные интонации и склонения работающие на публику.
С тех пор между двумя дворами пробежала чёрная кошка и все события, связанные с дядей Серёжей, можно было разве что визуализировать, как в аудио -спектаклях, тех, что пишут на пластинки.
От не любви, дядя Серёжа сгорел от водки. Деда Ивана хватил инсульт. На этой почве бабу Галю хватил инфаркт, и она умерла.
За дедом никто не хотел ухаживать, помня обиды и его драчливый характер. Оставшись один, он слонялся по району, умоляя соседских баб «помыть ему попку».
Попку мыть никто не хотел. Даже за наследование пол дома.
Однажды, зимой, деда хватил второй инсульт. Он упал задом на растопленную им же печь. И орал там, один, пока не зажарился. Страшная смерть.
Хату их отхапали родычи. И переделали. А все эти истории ушли в прошлое. Став лишь частью Нахаловских баек. Очередной главой данной книги.
Вячеслав Жадан, Харьков, 170-й день Великой войны
«Я, — говорит,- артист больших и малых театров, а фамилия моя широко известная, чтобы я её называл»
Жорж Милославский
Безусловно, город Харьков является общепризнанной культурной столицей Украины. И талантов в нём хватает. Тем более артистов.
Большая защитного цвета машина «Урал», авто- зак, подъехала к угловому дому улицы, имеющей форму перевёрнутой буквы «Г», как ходит конь.
Группа захвата в количестве трёх человек, в серых милицейских кителях, обтягивающих мощные телеса не сходящиеся на пузе и застегнутых на все латунные блестящие пуговицы, со взмокшими чубами, налипшими на лоб от жары и с лицами такими же красными, как и околыши их фуражек; кинулися до дверей калитки, выходящей к ж/д насыпи уже упомянутой буквы «Г». Водила о чем то махнул стражу правопорядка и двойник пузатого отделился и побежал за угол, туда, где окнами своими дом выходил на улицу с другой стороны.
Один из участников спецоперации гупал в калитку ногой, держа в руках папку на завязках. Пот застил ему глаза. Он снял фуражку, вытираясь сжамканым платком, через щель в заборе пытаясь рассмотреть, есть ли признаки присутствия жизни во дворе.
Заметив явное движение в доме, он заорал что есть силы:- Откройте, милиция!
Послышался скрип отрывающихся ставен.
С противоположной от калитки стороны, из окна выпрыгнула фигура, у брюках клеш, цвета синих под импортные, джинсов, босяком, в рубахе с петухами, не застёгнутой, развеваемой ветром от хаотичного движения тощих ручёнок, похожего на упражнение " мельница"; на впалой груди его красовалась портачная наколка женской головы.
Фигура прыгнула на забор, оттолкнулась ногами и всем телом перевалилась на улицу, как упавшее бревно. Послышалась возня.
Через минуту вся улица, те кто выбежал на шум, увидели, как два пузатых милиционера, тащат под руки тщедушного дядьку, мелкого и чахлого, патлатого хипаря. Он улыбался не злобно, как гладиатор приветствующий публику, всем желающим, своими железными зубами; маленький его курносый нос кровил, от схватки с ментами.
Он было хотел попрощаться со зрителями, поднял руки вверх для приветствия, мол дружба-мир, как в тот же момент два бугая закинули в будку его шестидесяти килограммовое тельце.
Так он и поехал на свой второй срок. За тунеядство.
«Дядя Серёжа»
«Он кто? Инженеришка!
А ты вор. Джентельмен удачи.
Украл, выпил- в тюрьму.
Романтика.»
Доцент
«Как до Киева рачки»
Статья 209 УК СССР «Об усилении борьбы с лицами(бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно- полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни», предусматривала уголовную ответственность на срок до двух лет, либо же принудительное выселение на исправительные работы в отдалённые регионы нашей тогдашне необъятной родины.
Так что, все совершеннолетние трудоспособные граждане, не желающие выполнять важнейшую конституционную обязанность-честно трудиться по своим способностям, уклоняющиеся от общественно- полезного труда и ведущие антиобщественный паразитический образ жизни, могли проявить эти свои способности и таланты на крайнем Севере, БАМе или при строительстве Каракумского канала.
История эта забегает далеко вперёд. Путается. Возвращается назад. Вплетает людей и события, и время. И судьбы.
Уже давно, с момента описуемых событий, двор перегороженный палисадником, разделился забором, образовав два дворика одного домовладения.
Срок паразита тянулся, как до Киева раком.
Гонка вооружений, развязанная проклятыми империалистами, требовала ответных мер.
Все «борзые»( без определённого рода занятий) рыли лопатами котлованы для баллистических ракет в вечной мерзлоте, оставляя там свои костяные зубы и получая от родины взамен железные, вечные, тбц и отмороженные конечности. После чего, некоторые не особо склонные к общественно полезному труду, без энтузиазма использовали своё конституционное право на труд в должностях, не требующих особой физической нагрузки: дворник, кочегар, экспедитор, рыбак в рыбхозе, старатель, библиотекарь, в общем в тех профессиях, в которых требовалось по-особому свободное
проявление таланта индивидуума.
«Прощай, моя Одесса, Славный карантин!
Нас завтра угоняют на остров Сахалин»
Старинная каторжанская песня
С этого самого Сахалина его и привезли. Ещё ребёнком. И мамку его.С прицепом. В Харьков.
Его новый папка оказался пьющим, драчливым мужиком. Дубасил его, его мамку, своего родного брата, живущего в соседней половине дома, соседей.
Даже собутыльников, угощавших его на халяву в «Голубом Дунае».
Такая вот подлая судьба.
«Держи краба!», говорил его папаша вместо «здрасьте», растопырив пальцы, для рукопожатия, предлагая жертве сцепиться с ним по -морскому, при этом бывший матрос Тихоокеанского Краснознамённого флота с силой ломал фаланги приветствуемого.
При этом он радостно не трезво гоготал.
Кремезная его фигура, напоминающая циркового борца, вечно до пупа голого, в синей выцветшей майке, и в трениках из магазина «Динамо» за 11 рэ, не вызывала желания дать по роже в ответ.
Ещё никто на районе не смог выдержать его «держи краба», не брызнув слезами.
То он, то его пасынок, были частыми гостями дома напротив, запросто перешагнув через разделяющий их домовладение заборчик. А иногда их обоих опережал второй бабын брат, дед Сашко. Всё это происходило конечно же из страшной любви к их единственной родной сестре, и приводило к массовой драке при раздаче свежевыгнанной самогонки.
Оба два братана были обое пузатыми и мутузили друг друга на смерть в равной весовой категории.
Как мы уже говорили, «дядя Серёжа», имел субтильное телосложение, и в битве за тёткину любовь его обычно таскали мордой об цементный самодельный асфальт.
После чего вся компания расходилась, пьяная и довольная, до следующего старта бродильного процесса молодой бражки.
В свои двадцать шесть лет, дядя Серёжа уже имел статус «дяди». Так как, успел жениться, заклепать на соседнем Песчаном тупике ребёночка, развестись, посидеть в тюрьме за неуплату алиментов;
не сильно погулять на свободе и поехать на полюбившийся ему бескрайний Север, чтоб отчаянно ворваться прямо в снежную зарю по 209-й, за тунеядство.
За время его отсутствия весёлая жизнь их дворика на три домовладения поменялась кординально:
Его самого, выписали из домовой книги.
Сеструха его, вышла замуж повторно.Его дед, Дед Павло, муж бабы Веры, упал с крыши и сломал копчик. А вскоре умер. Оставив бабку одну в маленькой комнатушке с края дому и воспоминания о себе, как он во время голода в 33-м, работал кладовщиком и приносил домой стакан сахара и стакан масла, высыпал это всё в миску, садил вокруг своих пятерых детей с ложками, так и выжили.
Вскоре умерла и баба Вера.
Вызвав не малый ажиотаж в спорах о наследстве.
— Убили, — волала баба Феня на весь посёлок.
Её убитый супруг, с огромной кровоточащей шишкой на лбу, яростно боролся со своим родным братухой, вздымая кучу пыли и корябая спины о крыжовник.
Смерть бабы Веры первым обнаружил самопровозглашённый имеющий право на наследство дед Иван. Её комнатушка, имевшая отдельный вход, примыкала к его половине дома и как он считал, давало ему на это право.
Поняв, что мать его мертва, он со своею женою, бабой Галей, разобрав часть стены изнутри, проник со стороны кухни в комнату представившейся матери.
Тем временем, его братуха, дед Сашко, обнаружив у матери запертую дверь, вооружившись гвоздодёром, и своей второй половинкой, с улицы, попытались проникнуть к покойнице в гости, выломав входную дверь; предприняв попытку провести самозахват территории горячо любимой матери, исключительно в память о ней.
В это время его братуха, затаив дыхание поджидал у запертой двери изнутри, вооружившись топором; и когда брателла всунул внутрь во взломанную дверь свою пухлогубую физиономию, младший саданул его обухом по лбу. После чего схватка их перешла в партер.
А чуть погодя, все услышали «Убили!», а ещё через мгновенье свояченицы раздирали халаты друг на друге, корябали и пинали друг дружку, как боевые кони, драли волосся. Победу одержал Тихоокеанский флот.
«Похожа свиня на коня»
«Поспели вишни в саду у дяди
А дядя Ваня с тётей Груней нынче в бане
А мы с дружаней погулять как будто вышли»,- из- за колыхаемой лёгким ветерком тюли по пятому разу за утро наяривала музыка, создавая воскресное настроение всей отдыхающей от трудовых будней улице. Погода переливалась всеми красками и день только начался, обещая только хорошее.
На «Шиферном» за толстыми стеклами витрин уже красовались для работяг все имеющиеся атрибуты праздничного настроения:
«Белый аист» для имеющих нетрудовые доходы; «Советское Шампанское» для романтической встречи с дамой и звёздная линейка для пролетариев всех стран, соединяющая их:
«777»- Азербайджанский «Три топора», бецман 0,7, креплёный,«Агдам», с привкусом горелой резины, производимый из старых галош; Молдаванский «Солнцедар», крепостью 20%, политура для разбавления заборной краски,«Хересы», «Яблочное крепкое», «Мадера», а так же всякие кисляки, типа «Рислинга», «Ркацители» и «Каберне».
Безусловно, королём советских вин, считался знаменитый «Портвейн». Исключительным было правда не его качество, а объёмы его производства и потребления. Ежегодно по всему СССР его выпивали гараздо больше, чем всех других вин вместе взятых.
«Наряду с виноградными винами в нашей стране выпускается значительное количество плодово- ягодных вин. Эта продукция занимает важное место в общем объёме производства вин.
В 1980-м году их выпуск составил 134,8 млн. декалитров»
Газета «Труд»,1980 г
«Насажу я на крючок
Рубль двадцать восемь
Очень хочется поймать
»Золотую осень",- пели забулдыги не только на Шиферном.
«Золотая осень», она же «Гнилуха» или ласково «Жужка», стоила конечно же не 1р 28, а 1р 15 копеек для южных регионов и аж руп шестьдесят для третьего пояса.
В каждом колхозе или совхозе были цементные ямы, куда грузили вечно гниющий урожай с Когат: яблоки, сливы, груши и абрикосы, алычу и что -где- растет. Вся эта масса бродила, выделяя сок, гнила; туда бросали ароматизаторы, удовлетворяя растущие потребности советского народа в культурном отдыхе на целых 134 и 8 миллиона декалитров в год.
На «гнилуху» не престижно было скидываться из-за её низкой цены, как это делалось на троих в случае с водкой. Тем более в соседствующем рядом с магазином «Продукты» генделыке(некоторые харьковчане говорят «ганделык»), всегда в наличии было свежее неразбавленное для своих или кисляк для «чертей» с деревни «Жигулёвское» по 26 копеек, если конечно не вякать о доливе после отстоя пены.
Т.е каждая творческая личность, при наличии фантазии, могла реализовать своё конституционное право на отдых, имея в кармане рупь. А по дороге на Лопань, чтоб освежиться с плотины, с которой прыгать в воду запрещено, зайти в заводской клуб Шиферного завода, где было много интересного: живая музыка, танцульки, девочки, массовые драки, первый срок. То есть вся романтика Червонозаводского(Краснозаводского) района.
Вечер удался. Ещё не потемнело. Не родной племянник с Сахалина, отвергнутый приёмным папашей исключительно из племянической любви, настойчиво молотил в соседскую калитку. Он был до безобразия пьян и желал видеть свою тётку -бабу Любу.
Вечер бросал свои тени через ветви яблонь.
Дверь визитёру открыл мужик. С усами. С лысиной, на которую для маскировки густо с боку были начёсаны русые кудри, голый по пояс. На его мощном торсе громоздились сто кг мышц. За спиной неизвестного мужика на асфальте поблескивали две гири по 24 кг каждая. Он прерывисто дышал.
Фигура с железными зубами, не склонная к физическому труду, выдохнула ему в лицо перегаром: — Бабу Любу позови…
— О, племяш!-обрадовался дядя Серёжа, увидев под навесом ещё и сеструхиного сына, — Мамку позови!
Ревнивый новый папка не сильно обрадовался встрече с родственником, который только что освободился. Вдвоём с пасынком они взяли дядюшку за шиворот и за ремень. Вынесли его за калитку и раскачав, кинули того лицом вперёд. Он не сопротивлялся. Только покорно расставил руки в стороны, как планер, собираясь парить. При приземлении, он повернул лицо набок, видимо, чтобы смягчить посадку, и спланировал на грунтовку у забора, обозначив частями тела тормозной путь длинною в пол метра, подняв при этом столб пыли.
Курева развеялась. Он поднялся. С носа и из всех царапин на лице, с разодранных коленок просачивалась кровь. Оглушённый неудачным приземлением, он предпринял вторую попытку повидаться с родственниками, которые, к слову сказать, были заняты, а точнее крепко спали вдвоём с дедом после удачной дегустации бражки.
Обалдевший дядя Серёжа не понял такого тёплого приёма. И подойдя к калитке, стал стукать по ней ногой, двумя руками для равновесия упёршись вверху, в щеколду. Собака за домом разрывалась. А на ночь оставлять ведро с помойками в доме нельзя, чтоб не воняло, поэтому его двоюродная сеструха не придумала ничего лучшего, как поставить табуретку к калитке и вылить содержимое на братуху, через забор.
Эффект был велик. Вода из помойного ведра освежила путника. Шкурки от картошки аксельбантами повисли у него на плечах и впалой груди; кем то плюнутый в ведро харчёк орденом размазался на рубахе, мыльная пена и кухонный жир сделали лицо лоснящимся, а глаза залитыми. Не соображая по навигации, мокрое омытое и благоухающее нечистотами тело, поняло, что приём окончен и растопырив руки на автопилоте зачвакало в сторону дома.
Спектакль вызвал аншлаг в соседнем дворе.
Актёры были вызваны на бис.
Приёмный папаша бабкин брат, непобедимый на районе и подогретый двумя бецманами «портвейна» решил восстановить сатисфакцию.
Дверь калитки сотрясалась от его мощных ударов: — Выходи, сука! Я тебе покажу, лысый маздон! Монах!
Его текс был оборван резким апперкотом снизу. Прям по челюсти. Некогда непобедимый дядя Ваня желающий «дать краба» соседскому залётному Райкиному мужу скрутился калачиком прямо у забора. С минуту он лежал неподвижно. Потом открыл глаза, стал трясти головой, завалился на бок, попытался встать на коленку, упал опять, потом стал раком, постоял так с минуту. Потом поднялся. Сказал:- Ну ладно… И пошёл по направлению к своей половине двора.
Третьим актом пьесы стал импульсивный монолог бабы Гали из соседнего двора, которая не рискнула самолично засвидетельствовать претензии к родичам. Весь вечер с их стороны было слышно завместо радио, разные интонации и склонения работающие на публику.
С тех пор между двумя дворами пробежала чёрная кошка и все события, связанные с дядей Серёжей, можно было разве что визуализировать, как в аудио -спектаклях, тех, что пишут на пластинки.
От не любви, дядя Серёжа сгорел от водки. Деда Ивана хватил инсульт. На этой почве бабу Галю хватил инфаркт, и она умерла.
За дедом никто не хотел ухаживать, помня обиды и его драчливый характер. Оставшись один, он слонялся по району, умоляя соседских баб «помыть ему попку».
Попку мыть никто не хотел. Даже за наследование пол дома.
Однажды, зимой, деда хватил второй инсульт. Он упал задом на растопленную им же печь. И орал там, один, пока не зажарился. Страшная смерть.
Хату их отхапали родычи. И переделали. А все эти истории ушли в прошлое. Став лишь частью Нахаловских баек. Очередной главой данной книги.
Вячеслав Жадан, Харьков, 170-й день Великой войны
Свидетельство о публикации (PSBN) 54794
Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 17 Августа 2022 года
Рецензии и комментарии 0