Близнецы

ТР (транспортный рефрижератор) «Шквал», ошвартованный в Камышовой бухте Севастополя, готовился к выходу в очередной рейс. На вахте у трапа стоял матрос Тимур Ненароков, курсант мореходки, проходивший производственную практику в СУОР – Севастопольском управлении океанического рыболовства.

Порт окутывала довольно прохладная для этого периода года в Крыму, мартовская ночь – наружный термометр показывал минус три градуса. Ненароков, кутаясь в вахтенный тулуп, вспомнил, как его кореш – моторист Мишка, тоже курсант, но только с Одесской мореходки, обзывал вахтенных у трапа – «тулупы с ушами» и ухмыльнулся: прозвище «маслопупы» для членов машинной команды компенсировало все обидные кликухи, придумываемые машиной для палубы.

По носу и корме «Шквала» стояли два траулера, на них также в дневное время велась подготовка к выходу на промысел: доукомплектовывались экипажи, завозилось снабжение, промвооружение, провизия, проводилось межрейсовое техобслуживание. На причале – ни души, лишь на кормовом траулере, еле слышно, что-то насвистывал вахтенный матрос, также коротавший ночь у трапа. Вахта Тимуру выдалась собачья – с ноля до восьми утра и оставалось ему топтаться у трапа ещё шесть часов.

Со стороны проходной порта послышался слабый шум, Тимур посмотрел в ту сторону и увидел чёрную фигурку человека, двигающегося в сторону причала. Снежок еле слышно поскрипывал у него под ногами. «На такси, видимо, приехал» — подумал Тимур, так как последний автобус из города в Камышовую приходил в двадцать три часа. Тем временем, незнакомец приближался к «Шквалу». Тимур, вглядываясь в приближавшегося мужчину, вскоре точно убедился, что этот человек не из их команды. Незнакомец, подойдя к парадному трапу, помахал Тимуру снизу рукой в перчатке:
— Вахта, привет!
— Ну, привет, — ответил Тимур, — проблемы, вопросы?
— Важный разговор есть, можно поднимусь? – Спросил незнакомец.
— Ну, поднимись, — пожал плечами Тимур.

Незнакомец ловко взбежал по скользкому трапу.
— Выручай, братан, — сказал ночной гость, доставая из-за пазухи куртки и раскрывая перед носом у Тимура удостоверение в красной обложке. «Инспектор уголовного розыска Павел...» — успел прочесть Тимур и книжечка захлопнулась.
— Понимаешь, я тут на задании…
— Не вопрос, — сказал Тимур, — но только, если стволом обеспечишь.
— Да не, — усмехнулся Павел, — обойдёмся без канонады. – Понимаешь ли, был я тут на задании, да подзадержался, ехать домой, так ни такси, ни автобусов. Пусти переночевать, а? Я ведь тоже бывший флотский, кстати.
— До которого часа? – Спросил Тимур.
— Да в шесть я свалю уже, к первому автобусу.
— Ну, тогда пошли, определю тебя в красном уголке – там тепло и мягкие диваны.
— Вот спасибо, дорогой, век не забуду, а то, понимаешь, к ночи похолодало, а я, вроде как не совсем по сезону одет.

Тимур оценивающим взглядом посмотрел на инспектора: крепкая фигура, усатый, но курточка, действительно, была «на рыбьем меху», идя сзади за ночным гостем по коридору, Тимур отметил со спины выпуклость под курткой. «А ствол-то имеет при себе» — подумал он.

— Располагайся, — сказал Тимур, когда они прибыли в красный уголок, — любой диван на выбор, господин сыщик, только одно условие: не курить – не сорить!
— Будь спок, дорогой, — сказал Павел, а затем, вглядевшись при хорошем освещении в лицо Тимура, воскликнул:
— Ну и ну! А мы ж с тобой уже пересекались по жизни!
— Да ну! Чегой-то я не помню. Вроде, как не участвовал и не привлекался.
— Вспомни: Баку, пароход «Индигирка», ну!
— Да уж, был такой пароход, УС (учебное судно) «Индигирка», так почти три года назад, но тебя что-то… – Тимур пытался вспомнить, но перед лицом всплывали разные лица в синей робе, но этого парня он вспомнить не мог.

— Так Паша я! Нас пять человек было, студентов — радистов из Таганрогского техникума, помнишь? Как тебя, Тимур, вроде? У тебя ещё корешок – азербайджанец был, Магомедов. Я его хорошо запомнил, хохмача.
— А, Паша, ну как же, помню-помню, — соврал Тимур. – Извини, не признал сразу, братан. – Ну да ладно, располагайся, а я – к трапу, а то строго тут у нас со службой: начальство – половина вояки бывшие, дракон на драконе, хотя и добрые внутри.

Тимур вернулся на свой пост и, облокотившись о планширь фальшборта у трапа, всё пытался вспомнить Пашу, студента-радиста и, вспоминая попутно свою первую морскую практику. Тогда, на УС «Индигирка» было их, практикантов, сто пять человек: пятьдесят человек из мореходки Тимура жили в одном кубрике, пятьдесят из Бакинской мореходки – в другом, а пять таганрогских радистов – в пятиместном кубрике, под полубаком.
УС «Индигирка» — старый пароход, 1920 года постройки, был трофейным судном, доставшимся по репарации от Германии Союзу после войны, какое-то время использовался по своему прямому назначению – перевозил генеральные грузы в своих трёх трюмах, а затем, когда всё больше времени стало уходить на его поддерживающие ремонты и всё меньше – на коммерческую работу, судно переоборудовали в учебное и передали во владение Бакинскому мореходному училищу. А так как учебных судов в стране, учитывая количество курсантов – мореходов было в обрез, то все училища любезно предоставляли свои суда друг другу, когда появлялась такая необходимость и наличие на этих судах свободных мест для практикантов.

Трюма судна были переоборудованы: два – под кубрики по пятьдесят мест в два яруса, а один – под столовую для курсантов, а между приёмами пищи он служил учебным классом. Старое название судна было «Страсбург», и оно то тут, то там проявлялось на элементах судна или инвентаре ( на рынде, например). Паровая машина, хоть и считается надёжной, но на «Индигирке» она часто в море ломалась, видимо от старости и, пока машинная команда устраняла неполадки, судно разворачивало лагом к ветру и, из-за его чрезмерной парусности, размашисто валяло с такой силой с борта на борт, что спать в кубриках можно было, только вцепившись обеими руками в буртики коек.
Судовая живность в виде клопов, крыс и тараканов, поколения которых, похоже, воспроизводились ещё со времён Рейха, комфорта на данном плавсредстве его обитателям не добавляли.
Впервые познакомившиеся со знаменитой каспийской мёртвой зыбью, салаги-первокурсники «травили», как бакланы. Средство от качки было одно – принайтовленная на корме бочка с ржаными сухарями. Тимур на своём печальном опыте убедился, что самое тяжкое состояние, когда желудок пустой и «травить» уже нечем. И поэтому он, вместе с сотоварищами, жевал, жевал и жевал в непогоду эти чёрные сухари. Они лезли назад, но все продолжали их жевать и это приносило облегчение, а вестибулярный аппарат постепенно привыкал к воздействию стихии.
Практиканты на судне разделялись на три отделения: вахтенное, учебное и рабочее; через неделю отделения менялись местами. Вахтенное отделение несло вахту, где только можно: в порту – у трапа, на палубе, на полубаке, на мостике, на корме. Каждые полчаса вахтенный на баке «отбивал склянки» в судовой колокол — рынду. В море курсанты — рулевые и вперёдсмотрящие, менялись через полчаса. Учебное отделение в столовой-классе и на палубе изучало устройство судна, теорию судна, сигнальное дело, такелажные работы: плели кранцы, маты, выброски, учились вязать узлы, сращивать концы и заплетать огоны или гаши на стальных концах. Одним словом, учились морскому делу.
В портах на судовых шлюпках – вельботах занимались греблей, ходили под парусом. Рабочее же отделение шкрябало, грунтовало, красило, драило крошёным кирпичом добела деревянные палубы, помогало коку, начпроду, а в случае необходимости, будущие судоводители привлекались в помощь и машинной команде.

Учебные тревоги по борьбе за живучесть проводились часто и в любое время суток: по борьбе с пожаром, заделке пробоин, заводке пластыря, шлюпочные тревоги. Во время стоянок в портах допускалось и увольнение на берег в дневное время, но только не более 50 процентов личного состава.

Занятия проводили 4 помощника капитана, боцман и подшкипер, а политзанятия – помполит. За преподавание им причиталась надбавка к должностным окладам. Через три месяца, к окончанию практики, курсанты сдавали экзамен на звание матроса второго класса, после чего уезжали по домам, в отпуск.

Курсанты – азербайджанцы в свободное время, если позволяла погода, любили собираться в носовой части судна, наяривали на своём инструменте, похожем на гармошку, лупили по другому инструменту в виде бубна и пели, как казалось славянам, что-то монотонное на своём языке.
— О чём вы поёте? — Как-то спросил Тимур своего корешка – Алёшу Магомедова.
-Наши песни – только про любовь, — отвечал тот.- Это вы поёте про Ленина, про Москву, а мы – только про любовь!
— С чего ты взял, что наши песни, лишь про Москву и про Ленина? – засмеялся Тимур.
— А то нет? Как включишь русское радио, а оттуда – типа, «Партия наш рулевой!» Потому я ваше радио не слушаю. У вас – партия рулевой, а у нас – матрос первого класса.

В конце практики, на сдаче экзамена, экзаменаторы показали Алёше на кнехт и спросили, как называется эта штука.
— Я не могу назвать это по-русски! – заявил Алёша.
— Так назовите по-азербайджански, — сказал азербайджанец – замполит.
— А в азербайджанском языке такого слова нет! – Парировал Магомедов.

Вспомнил почему-то Тимур и Володьку Долбилова, тихого, молчаливого парня, которого подшкипер, благодаря Володькиной фамилии, заставлял долбить об кнехт красный кирпич (кирпичной крошкой драили деревянный настил палуб). Где теперь тот Володька? Как-то незаметно отчислился из мореходки. Короче, вернулись из отпуска, а его уже нет. Сколько же народу дотянет до выпуска? – Размышлял Тимур. По его прикидкам выходило где-то две трети от учебной роты – человек шестьдесят. «Да, отсев – значительный» — вздохнул Тимур.

Вспоминая эпизоды из своей первой практики, Тимур так и не вспомнил Пашу-радиста. Может быть он тогда был без усов? Тимур вообще довольно смутно помнил эту таганрогскую пятёрку. Учились они, похоже, уже на последнем курсе в своём техникуме, жили отдельно от Тимура и «его команды», ни в какое отделение не входили, а целыми днями пропадали в радиорубке, занимаясь своими тренировками под руководством начальника радиостанции.

Паша – инспектор покинул судно – ещё не было шести утра, пожав Тимуру руку и ещё раз поблагодарив за оказанный приют.

Через два дня ТР «Шквал» отправился в трёхмесячный рейс. Первым портом захода был Новороссийск. Оттуда с грузом – в Александрию, затем, через Суэцкий канал — в Красное море, где частично загрузился мороженой рыбой с промышлявших там советских сейнеров, потом — заход в порт Аден, переход, обогнув Африку, к её юго-западным берегам, там – догрузка мороженой рыбой и рыбной мукой с траулеров, промышлявших в тех краях, заходы в порт Дакар, затем – Гибралтар и, вот, наконец, красавец «Шквал», западногерманской постройки, трёх лет отроду, стоит ошвартованный у Царской пристани Севастополя. Выгрузка – в две смены, ночью перекур. Команда, кто свободен от вахт и работ, развлекается на берегу. И опять, по закону подлости, Тимур Ненароков – на вахте у трапа с нуля до восьми. Но, как в песне поётся: «Такая, наша служба морская».

Друзья – курсанты, проходившие вместе с ним производственную практику на «Шквале», три матроса и два моториста отправились после рабочего дня в кабачок «Приморский», почему-то в морской среде обзываемый «Ржавым якорем».

— Везёт же людям! – По-хорошему позавидовал корешам Тимур. – Ну ничего, немного осталось до списания с судна и конца годичной практики, а там – отпуск, причём летом, красота! А потом – ещё полгодика учёбы, и – прощай мореходка! Вот так, настраивая себя на оптимистический лад, размышлял Тимур Ненароков, заступив на вахту.

Не пробило ещё и часа ночи, как на причале появилась знакомая до боли компашка. Трое покачивались, но шли своим ходом, четвёртого же, одессита Аркашку Уткина, несли двое, как раненого бойца, обвисшего на дружеских плечах. «А где же пятый?» — Подумал Тимур, — «Толика-то нет с ними!».

Тимур сбежал вниз по трапу навстречу подгулявшей компании.
— Толик где? – Спросил он у Мишки – моториста.
— Толик? А, Тооолик! Отстал где-то Толик. Никто так не полюбит как мулатка! – Вдруг заголосил он кабацкий шлягер.
— Да заткнись ты! – Зашипел Тимур. Хочешь, чтобы старпом выскочил? – Братва, Толика где потеряли?
— Да, уж, Толика где-то потеряли. Всё пошли искать! — Весёлая компашка нестройно развернулась на обратный курс и, переставляя ноги, как по качающейся палубе, двинулась на поиски Толика, с по-прежнему висящим на плечах друзей Аркашкой.

— Пьяного-то оставьте и идите вы вдвоём искать, вы потрезвее, а мы с Мишкой Аркашку в каюту затащим, покуда никого на палубе нет, — сказал Тимур «носильщикам».

Так и поступили. Но не прошло и часа, как парочка «поисковиков» возвратилась на судно ни с чем.
— Не нашли мы Толика, — развёл руками матрос Валера.
— Попытайтесь вспомнить, как он отстал от вас, — попросил Тимур. Гуляки призадумались.
— Слушай, а ведь мы когда из кабака вышли, Толик шёл сзади, а потом мы с ментом и двумя дружинниками разминулись и, вроде как, у него с ними какой-то базар был, и он потом отстал уже, — с трудом вспоминал Валера.

— Так, если базар был, чего же вы не насторожились, а топали себе, может, вязали там кореша?
— Да не, шума не было никакого, спокойно они там разговаривали.
— Эх вы! Чую, влип Толян, — расстроился Тимур. Толян был хорошим другом Тимура, жили они с ним в училище в одном кубрике, да и получалось так, что на все суда, на которых доводилось проходить практику, попадали вместе. Были с ним на практике и на «Индигирке», и на УС «Георгий Седов», на Чёрном море, а перед «Шквалом» семь месяцев «матросили» на траулере «Андромеда».

В расстроенных чувствах Тимур продолжал нести свою вахту. Вдруг, на деревянном ящичке-бюро, у поста вахтенного задребезжал телефон – по-приходу судна в порт на нём была подключена телефонная связь с городской линией.
— ТР «Шквал», вахтенный Ненароков, — буркнул в трубку Тимур.
— С вами говорит старший лейтенант милиции Лучко, — прозвучал в трубке приятный мужской баритон.
— Слушаю вас,- ответствовал Тимур.
— У нас сейчас находится некий Анатолий Токарев, говорит, что он матрос с вашего судна. Знаете такого?
— Так точно, это наш матрос.
— Будьте добры, поднимитесь на вторую палубу и в четырнадцатой каюте, в третьем рундуке, на второй полке сверху найдите его Паспорт моряка и сообщите нам его паспортные данные. Это нам необходимо для оформления протокола. Я пока трубку не вешаю, подожду.

«Ни хрена себе», — подумал Тимур,- «Похоже, Толька влип – дальше некуда!». «Ну, раз он сообщил им такие подробности, значит, так и надо поступить».
— Добро, сейчас найду паспорт, сказал Тимур в трубку и отправился в четырнадцатую каюту, где кроме Толяна жил он сам, а также Валерка. Зайдя в каюту, Тимур включил свет, но поддатый Валерка даже не шелохнулся, сладко сопя в подушку.

Спустившись к трапу, и сообщив все паспортные данные кореша, спросил, в каком отделении милиции тот находится и как его можно вызволить оттуда.
— Находится ваш Токарев ммм… в вытрезвителе сейчас, но после девяти утра приходите к шестому райотделу милиции, там и заберёте. Запишите адрес….
Записав адрес отделения милиции, Тимур возрадовался: может быть и пронесёт, судовое начальство, а по цепочке — контора, а потом – мореходка, даст Бог, ничего не узнают об этом деле, может, удастся договориться с ментами; ведь за вытрезвитель – однозначно – и виза накроется и с мореходки выкинут, несмотря ни на какие бывшие заслуги. А Толик был в училище на хорошем счету – неплохо учился, спортсмен, и к тому же, носил шевроны помощника старшины группы.

Утречком, сменившись с вахты, прихватив с собой двух Толькиных соучастников- собутыльников Мишку и Валерку, Тимур отправился с ними по обозначенному старлеем Лучко адресу.

Зайдя в шестой райотдел, троица узрела следующую картину: довольно просторное помещение, почти полностью перегороженное барьером наполовину деревянным, наполовину – стеклянным, с тремя, зачем-то, окошечками в стекле, как в билетной кассе, хотя только у одного из окошечек сидел капитан милиции, пожилой со свирепой физиономией. А внутри аквариума находились сержант и на длинной скамье ещё три человека: два каких-то ханурика, и между ними – наш Толян, выглядевший, как денди лондонский – в тёмном костюме с отливом, при заграничном чёрном галстуке с русалкой и в белоснежной рубашке.

Ни один мускул не дрогнул на невозмутимом лице матроса первого класса Анатолия Токарева при виде возникшей в отделении троицы.

— Вот же ж пижон, — подумал Тимур, — хоть бы глазом моргнул, гад.
— Здравия желаю, товарищ капитан! – Бодро обратился Тимур к менту. Группа поддержки топталась позади него.
— Кто такие, чего надо, — проскрипел капитан.
— Мы по-поводу, вот, друга своего, Токарева Анатолия, забрать пришли, на судно, на «Шквал».
— Ты сам кто такой? Прорычал мент.
— Я-то? Я – матрос, тоже со «Шквала», Ненароков моя фамилия, Тимур Фомич. Документ показать?

— Пошли вон отсюда! – Заорал капитан милиции. – Ваш «мариман» будет сидеть здесь, пока капитана судна ко мне сюда не приведёте!

Обескураженная троица ретировалась наружу. Расстроенные друзья присели на лавочку, стоявшую недалеко от входа в отделение.

— Да, похоже, влип Толян капитально, — пробормотал Валера. – Что же делать?
— Не знаю, — ответил Тимур мрачно.

Минут десять троица сидела в растерянности, не зная, что делать и куда идти, кого просить и к кому обращаться. У всех было одно на уме: «Всё. Пропал парень». Но тут, между входом в отделение и скамейкой остановился военного образца зелёный «Газон» и из него, крутя на пальце ключ с брелочком, выскочил коренастый, мускулистый и, с заметной царапиной на носу, парень в бобочке, лет двадцати пяти, и напрямую направился к скамейке с тоскующей троицей.

— Кто это? – Спросил Мишка – одессит.
— Не знаю! – В унисон ответили Валера с Тимуром.

Парень, подойдя к скамейке, обратился почему-то именно к Тимуру, протягивая ему руку.
— Здорово! С морей давно? – Спросил парень.
— Да нет… и тебе не хворать, — вяло отвечал Тимур.
— А чего кислый такой? Неприятности? – Парень кивнул в сторону райотдела.
— Да другана нашего повязали, не знаем, как выручить.
— За что повязали-то? И как звать? Я его случайно не знаю?
— Звать его — Анатолий Токарев, за что повязали – не знаем, а знаешь ли ты его, погляди на него и определишься, он там – в аквариуме, махнул рукой в сторону милиции Тимур.

— Токарев, говоришь? Ладно, попробуем разобраться. Сидите тут и не уходите никуда, — сказал незнакомец и вскоре скрылся в помещении райотдела.
— Ты чё, Тима, темнишь? – Спросил Мишка, — а ну — ка, колись, шо за тип?
— Да не знаю я, пацаны! Первый раз вижу! – сказал Тимур, надеясь на какое-то чудо.

Вскоре из дверей райотдела вышел тот самый незнакомец и опять направился к скамейке с Тимуром и его командой. И снова, как и в прошлый раз, протянул руку Тимуру, с возгласом: «Салют!» И опять Тимур пожал ему крепкую ладонь (жалко что ли?), хотя был изрядно удивлён.

— Так ты со «Шквала»? Когда пришли? – Спросил незнакомец. «Что за хрень?» — подумал Тимур, пристально вглядываясь в незнакомца- «дежавю какое-то»: у незнакомца исчезла царапина с носа, а бобочка из жёлтой превратилась в розовую. Боковым зрением он увидел, что Валерка усиленно трёт глаза, а у Мишки они стали круглыми, как два пятака.

— Да-да, со «Шквала», со «Шквала», браток, четвёртый день в порту, а тут – такая вот беда, — тупо бормотал Тимур.
— Ну ладно, сидите тут и никуда не уходите, — как и в прошлый раз сказал незнакомец и снова скрылся в помещении райотдела.

— Чё он там переодевается, что ли? А зачем? Для конспирации? – Глупо вопрошал Валера.
— Не, с пьянкой надо завязывать, — бормотал Мишка, — а ночью, представляете, негра приснилась, чёрная, аж синяя!
— Меньше в «Ржавом якоре» торчи и про «мулатку» песенки не слушай, а то сам посинеешь, как та негра, проворчал Тимур.

— Так что делаем, парни?- Спросил Валера.
— Сказали ж тебе ждать, причём два раза, за тупых нас принимает. А ты Тима чегой-то темнишь, — погрозил пальцем Тимуру Мишка. Тимур промолчал – неохота было вступать в полемику. Не тот настрой.

Ну вот, наконец, открылась дверь отделения милиции и оттуда вышли…
— Мама родная, двое из ларца! – хриплым шёпотом изрёк Мишка! «Опа! Близнецы!» — подумал Тимур.

Валерка ни о чём не думал, ему вдруг страшно захотелось холодного пива «и пропади оно всё пропадом – такая жизнь!» мелькнуло в неопохмелённой голове.

Между тем, парочка близнецов, похожих, как две капли воды, различавшихся лишь цветом бобочек и царапиной на носу одного из них, приблизилась к скамейке с нашими друзьями.

— Знакомься, Тимур, это брательник мой, Костя, я ему рассказывал, что мы с тобой когда-то на «Индигирке» морячили, да как ты в Астрахани своего однокашника, тонущего спасал, а так же, как меня в марте выручил – пустил на судно переночевать.

— А, Паша, извини, не сразу тебя узнал, ты с усами, вроде тогда был, или отклеил за ненадобностью? Да и, как-то, заматерел ты за эти три месяца.

— Отклеились, отклеились усики – жена заставила сбрить, — усмехнулся Паша. – Чегой-то ей казалось, что вид они мне подленький придают, а теперь, вроде как, и любит сильнее.

— А что там с нашим Толяном? – С надеждой спросил Тимур, — поможете вызволить?
— С Толяном вопрос решён. Дуйте в ближайшую сберкассу, здесь, недалеко, за углом, заплатите по этим вот счетам, — Костя достал из папочки две бумажки, — семь пятьдесят – за услуги вытрезвителя и десять рублей – за хулиганство. Получите квитанции – возвращайтесь сюда, в отделение не заходите, передадите квитанции нам, а мы подождём вас в машине, — сказал Константин, кивнув в сторону припаркованного его брательником «советского джипа».

— Огромное спасибо, мужики, — начал трясти им руки Тимур, – как вам это удалось? И ещё такой вопрос: как там, «сор из избы» не просыплется?
— Как удалось? Да мы оба тут в угро служим, и у нас здесь — «всё схвачено», как говорится, а насчёт «сора из избы», что ж мы, не понимаем, чем это чревато для курсанта? Не боись, считай, что всё «шито-крыто». А Толяна я вспомнил. Он ведь тоже на «Индигирке» практику проходил? – Спросил Паша.

— Точно так, Паша! — Радостно заорал Тимур. – Всё, пока, топаем в сберкассу!
А где-то минут через сорок, в сопровождении «двух из ларца», денди–хулиган, матрос Токарев, в шикарном костюме вышагивал из дверей райотдела.

— Може, по-пивку? — С надеждой испросил Валера.
— Не, братцы, на службе мы, — сказал Костя, глянув на часы, — в другой раз как-нибудь, мы и так с вами тут подзадержались, а нам надо кое-кого в гостинице «Севастополь» проведать, — недобро ухмыльнулся крепыш, что-то поправляя сзади за ремнём под рубахой.

Братья направились к машине, а наши «мариманы» помахав им дружно руками, направились в ближайший кафетерий. Усевшись за столик, обставившись бутылками с «Жигулёвским», и обложившись (на закусь) крутыми яйцами – кроме этих яиц в кафетерии наличествовала, лишь, некая выпечка под названием «куравье» и толпились на полке бутылки с кефиром,- возбуждённо занялись проведением анализа произошедших событий.

— А Тимур – темнила ещё тот, — изрёк Мишка, прихлёбывая пивко.
— Сам ты – темнила! – Отвечал Тимур, — ты чё, всех помнишь, с кем по-жизни пересекался? ( А сам себе думая: «А вот зрительная память у меня, похоже, действительно, ни к чёрту»)

— А он сам – ихний агент! – Выдал Валерка, залпом всосав бутылку и отдышавшись. – Думаете почему его по ночам на вахту ставят? Он же как филин – всё ночью в темноте видит, никакая сволочь на трап не заскочит незаметно!
— Давайте, давайте, поливайте кореша, пробурчал Тимур, — Толик, расскажи, а что же ты там такое нахулиганил, что тебя сначала – в вытрезвиловку, а потом – на нары?

— Ой, нахулиганил, братцы, дальше некуда! Короче, приотстал я, малость от ребят, а тут – эти – мент с дружинниками, Ну я, возьми ему и заяви: « А, вот, твоя рожа, мент, мне точно не нравится». Ну, после этого они меня, говоря по-морскому сразу «скойлали и запатронарили», а ребята и не заметили.

— Да на фига ты это выдал, обормот?! – Воскликнул Тимур.
— Ну, знаешь, Тима, что у трезвого на уме…
И тут все надолго задумались.

— Так, чую, мент родился, надо обмыть, — наконец прервал тишину Мишка,- хозяюшка, ещё нам толику «Жигулей» в честь свободы Толика!