Розовая... баночка

Четвёртый рассказ: «Про розовый табурет… и рыжего кота»
из повести: «Общага или на сломе эпох»
в первый том сборника «Просто о прошлом»

…Начало девяностых.
Зима. Мягкий пушистый снег за окном.
Поздний вечер, точнее… уже начало ночи.
В окне заводского общежития на улице Федюнинского в ближайшем пригороде большого города по-прежнему одиноко горит тусклый желтый свет от редких вольфрамовых ламп.
— Да, с тобой точно… не соскучишься, — шепчет мужу на ухо утомлённая долгим нескончаемым днём девушка, едва разменявшая второй десяток, только-только уложив своего годовалого сынишку и трехлетнюю дочурку спать в разборные кресла, плотно прижатые к их с мужем полутора спальной тахте.
— Конечно, не соскучишься, — снова нарочито бодро, чтоб как-то поддержать свою жену, выдыхает вчерашний скоропалительный отставник из рядов военно-морского флота по случаю массового сокращения его личного состава старший лейтенант запаса Феликс Стариков. — Ну, выкладывай, с какими ещё новыми странными людьми, окружающими нас здесь, в нашем новом временном пристанище, ты познакомилась?..
— Ничто так не постоянно, как временное, — улыбаясь, отвечает ему его Малышка.
— Согласен, — улыбается и тот в ответ своей такой же, как и у неё, юной, почти ещё не тронутой утратами времени и судьбой, улыбкой, — философ ты мой ненаглядный, но всё же.
— Да ладно, чего уж там? — вяло машет она рукой, давая понять, что не о чём тут больше говорить. — Здесь, в этом общежитии, пожалуй, все люди странные, не такие как у нас в Минной гавани были. А помнишь, — оживает, — как у нас там, на старом месте мичман-сосед с морских тральщиков – это ж ещё до начала Перестройки, кажется, ещё было! – с женой поссорился и открыл стрельбу из охотничьего ружья прямо в комнате по картинам. А стенки-то там… у нас фанерные были, словно и нет их.
— Помню-помню, — задорно улыбается парень, — только не поссорился он с ней, а поспорил.
— Какая разница, поспорил, поссорился, главное, что палить во все стороны начал. И как только не уложил кого-нибудь из соседей?
— Ну, понервничал человек малость, — смеётся. — Да и как тут не занервничать, когда речь зашла о продаже ружья. Ей, видишь ли, денег на покупку запорожца не хватало, вот она это и сказала, мол, всё равно стрелять не умеешь, ни одной даже жалкой дичи с охоты ни разу не принёс, а так хоть польза от этой рухляди будет
— И что?
— Да, ничего! Вот он и решил ей доказать, что умеет стрелять: вначале вместо уток – пальнул с обоих стволов по воронам, что каркают, с его слов, словно она, к ним в окно каждое утро, а затем разгорячился и по картинам пальнул для острастки.
— Попал?
— Не-е, — закрыв ладонью рот, давится от хохота, — и не мог попасть, у него ж ружьё холостыми хлопушками было заряжено. Это ж он так… для острастки бабахнул, чтоб жену напугать, да от мысли о продаже отвадить. Ружьё-то ему-то от деда досталось. Это же память, понимать надо! А на охоту он с друзьями товарищами так просто… пообщаться ходит, отдохнуть от службы и… жены.
— Вот, значит, почему, — снисходительно улыбается жена в ответ, — вы с механиком тогда так смело к нему в комнату отнимать ружьё кинулись, знали, что оно безопасное.
— Совсем даже и не знали!.. Откуда?.. Он про то лишь на партсобрании поведал – пришлось ему признаваться, а то, глядишь, дело б и до суда дошло иль психушки. А так – повезло, отделался лёгким испугом: выговором, да конфискацией ружья в пользу… комдива.
— Что ж, правильно решили, — кивает. — А деньги-то ему, хотя б какие-то, заплатили?
— Не знаю, но, судя по появлению автомобиля у жены мичмана, заплатили.
— Ну вот, правду говорят: хорошо то, что хорошо заканчивается!.. — радуется девушка. — А помнишь, как однажды там же в комнате под нами какой-то капитан-лейтенант со службы размагничивания ночью явился с компанией и врубил свой японский транзистор на полную мощность.
— Как не помнить? — улыбается Феликс. — Ты ж тогда мне прямо в дивизион по служебным каналам каким-то чудом дозвониться умудрилась. Всех на уши поставила, заяви, что в общежитие нашествие хулиганов.
— А как по другому-то?.. Если этого бездельника никто урезонить не мог. Вся женская половина общаги к его двери на грохот собралась, мужиков, как на грех, никого дома нет – все в гавани по штормовой готовности, а этот забаррикадировался в своей конуре, да пуще прежнего громкость добавляет.
— Спасибо нашему начальнику штаба, — весело подхватывает Стариков, — он тут же сориентировался и отправил меня к вам наводить порядок.
— А что, кстати, ты тогда сотворил, что так быстро утихомирил этого умалишенного.
— Да ничего такого особенно, — нарочито серьезно хмурит брови, — маленькая техническая хитрость.
— Он после твоего быстротечного появления, а затем такого же внезапного исчезновения, всю ночь по коридорам полураздетый бегал, грозил нас всех в политотдел базы вызвать.
— Да он и вызвал, — не выдержав, хохочет Феликс. — Да только ему ж за ту выходку и досталось, а меня лишь слегка пожурили за нарушение техники безопасности.
— Вот как?
— Ну, да! — жмет плечами. — Я ж ему за неимением времени объясняться просто взял и кусок силового провода в щитке на вводе в комнату вырезал, вот он без электричества до утра и остался. Правда и меня при этом, могло немного тряхнуть, да я аккуратно, как Листопадов, электрик с Антилопы, в прошлый раз показывал, подключая нашу с тобой комнату.
— Вот здорово, — округляет глаза жена. — И что он?
— А что он?.. Где он ночью провод найдёт, да специалиста по ремонту. А с утра он, как и обещал, всё разузнав, жаловаться в политотдел помчался, мол, молодые лейтенанты с дивизиона рейдовых тральщиков совсем распоясались их, стариков вспомогательного флота, ни во что не ставят, не замечают.
— Ну вот, — счастливо улыбается, — и вправду: хорошо то, что хорошо… заканчивается, справедливо… как надо!
— Согласен! — кивает муж. — Кстати, совсем забыл, я ж по дороге домой тебе грузинский мандариновый сок купил, — достает из-под стола огромную трехлитровую банку. — Не смог пройти мимо.
— Ничего себе, — радостно шепчет Малышка. — Два года мандарины не ели, такие очереди за ними теперь везде и всюду стоят, хотя и цена, казалось бы, запредельная. А тут гляди-ка, такое богатство: три литра сока, это ж не меньше пяти килограммов фруктов.
— Вообще-то я две банки купил, — виновато улыбается Феликс, аккуратно открывая банку. — Да пока их тащил на четвертый этаж, одну банку слегка о батарею зацепил, не донёс.
— Жалко, — жмурится от удовольствия девушка, вдыхая аромат южного экзотического фрукта, нежданно празднично наполнившего их комнатушку.
— А уж мне-то, как жалко, хоть и достались почти даром, по «догайдаровским» ценам.
— Видать срок годности вот-вот выйдет?
— Думаю уже вышел, — отзывается Стариков, — вот они эти банки под шумок в овощном ларьке и сбагривают.
— Не знаю, не знаю, но на вкус очень даже вкусно, чуть горчит только, — вожделенно шепчет. — А, помнишь, — вдруг вспыхивает, — как мы с тобой, на первое наше новоселье, десятью бутылками такого же вот мандаринового сока весь твой экипаж «Антилопы» напоили.
— Помню, конечно, — подхватывает, — а ещё помню, как прежде чем отпраздновать то новоселье, мы с боцманом и механиком дверь, словно заправские плотники, вскрывали, а затем ещё по всем правилам юриспруденции опись с понятыми составляли, а после, как рыцари на ратном поле, рукопашный бой на юте Антилопы с превосходящими силами соседнего дивизиона приняли. А ещё помню, как…
— Как… — перебивает его жена, — прямо на полу нашего первого самостоятельного жилья, устроили грандиозный пир для всех участников того небольшого похода, говоря тосты и чокаясь стеклянными полулитровыми бутылками, словно бокалами шампанского.
— И это тоже помню, — смеётся муж. — Благо, что там сок в каждом магазине можно было купить, да и стоил он тогда немногим больше лимонада.
— Точно-точно, тара, дороже шла.
— Странно, почему ныне он вдруг золотым стал, — вскидывает брови, — а стеклянные бутылки за копейки идут?
— Ну, видно, мало его стало, все предприятия страны стоят, разруха, а тары под него много осталось, вот она и подешевела относительно содержимого в нём: теперь у нас рынок, однако!
— Ры-ы-нок, — грустно вслед за ней тянет Стариков.
— Да уж, ничего не попишешь!
— А помнишь, — резко перебив, вдруг снова загораются его глаза, — как Шурик со службой доставки этой нашей с тобой долгожданной тахты, — кивает в угол — грузинским мандариновым ликёрчиком расплатился.
— Да помню, помню, — хохочет Малышка, — с оригинальным итальянским названием «Амаретто»… собственного производства.
— Так точно, — весело подхватывает Феликс. — Он же тогда к нам случайно… проездом заглянул, а тут как раз в неурочный час её и привезли, когда нас дома нет, вот ему и пришлось самому как-то подручным неприкосновенным запасом шила и сока импровизировать, чтобы хоть как-то их заинтересовать.
— И как пошёл тот ликёрчик?
— На ура, — смеётся, — грузчики те пол литра тут же, сидя на упаковке тахты напротив нашей двери у комнаты, приговорили, не поперхнувшись. Да ведь Шурик и нас с тобой – помнишь? – дождавшись, тем своим натур продуктом – пятьдесят на пятьдесят! – угощал.
— Конечно, помню, — блаженно выдыхает жена, с удовольствием потягивая принесённый мужем мандариновый сок. — Кстати он и сегодня, вместе с женой заходил, тебя ждали, — вдруг огорчается, вспомнив, — оба такие красивые в кожаных модных куртках, как на парад, говорят, только-только на Сенной барахолке у корейцев прикупили.
— А чего хотел?
— Да вроде бы и ничего, обновки наверно показать, да поболтать просто, давно ж не виделись. Я ему на всякий случай дала телефон твоего диспетчера на работе, другого-то у нас всё равно нет.
— Пока нет, — невесело кивает муж, — но обязательно будет, прямо сюда в комнату проведу, а ты не грусти, и у нас всё наладится, образуется, мы ведь теперь уже дома: вот на новую работу вышли, зарплату скоро первую заплатят, поедем и мы с тобой за обновками.
— Да ладно-ладно, это я так, — улыбается в ответ, — и без кожанок проживём, у нас и так всё имеется. А где, кстати, Шурик с женой теперь работают, служат?
— Ну-у, насколько мне известно, они ещё в прошлом году, после трех непростых автономок, до массового сокращения флота, успели сюда, домой в какое-то НИИ на исследовательскую работу перебраться.
— Мо-лод-цы-ы, — задумчиво тянет, — но эти его страшные автономки не прошли даром – совсем поседел, а ведь твой ровесник, одноклассник.
— Да, что там страшного-то, — по-мальчишески хорохорится парень. — Во-первых, ему эта седина даже идёт, солидности в двадцать шесть лет добавляет. А, во-вторых, он с неплохими деньгами и двойной выслугой домой вернулся, — важно поднимает указательный палец вверх, — да под сокращение, как мы с тобой не угодил, хватило видно мозгов у кого-то не сокращать всё подчистую, хоть что-то-то оставить… на чёрный день.
— Ненужно нам тех денег… и той выслуги, — жмется Малышка к мужу, — у меня муж один… и на все времена, мне он сам нужен, живой и здоровый, а не там его регалии, выслуга и статус.
— Да понятно, понятно, — нарочито строго хмурит брови Феликс, нежно прижимая жену, — с тобой не поспоришь, у вас, у женщин, всегда и на всё своё мнение имеется, мужскому пониманию не доступное… А Шурик, несмотря на это, теперь, в свои юные годы, кандидатскую работу пишет, скоро научное звание получит, доцентом станет.
— Вот и молодец, — улыбаясь, шепчет ему жена, — семь футов ему под килем, будем гордиться знакомством с ним, а сами как-нибудь перебьёмся, будем поднимать народное хозяйство, куда тебя, сократив с флота, и направила партия и правительство.
— Да будем, будем, кончено, куда мы денемся, — смеётся в ответ муж. — А куда, кстати, у него жена здесь на работу устроилась, не говорили?
— Говорили, — шепчет девушка, — в двадцатый детский садик вместе с дочкой в ясельную группу пошла воспитателем.
— Здорово, вот бы и нам так.
— Нам не получится, теперь детей только с двух с половиной в сад берут, а нашему младшему и года нет, да и образования у меня соответствующего нет.
— И что с того? — жмёт плечами парень. — Я вон вчера в школе «слаботочку» тянул, с директором познакомился, так он, когда узнал, что я бывший командир корабля, на любых условиях учителем физики или математики предлагал стать
— Как это? — округляет глаза Малышка. — Ты ж по гражданской специальности вообще… инженер-электротехник, какой из тебя учитель.
— Вот именно, инженер! А у них второй год эти две вакансии закрыть не кем. Физику преподаёт географ, а математику – по очереди химичка с музычкой, без педагогического образования, кстати обе. Что ему делать остаётся? Вот он и зовёт любого с более-менее профильным по предмету образованием, лишь бы хоть как-то с обезумевшей современной детворой справиться смог.
— И что ты?.. Согласился? — радуется жена. — Это же, наверно, по любому лучше, чем боевому офицеру с высшим образованием и опытом работы электромонтажником в частной конторе на побегушках подрабатывать, провода тянуть, да и денег, должно быть, в школе больше платят.
— Ну, насчет денег ты по нынешним временам, пожалуй, совсем неправа: за те провода раза в два ныне больше платят, чем у самого директора той школы. Да дело даже не в этом…
— А в чем? — вскидывает брови.
— В нашей конторе, обещают, как только освободится вакансия, перевести меня на центральный диспетчерский пульт, мы его сейчас как раз и формируем, стану, как прежде… по всевозможным неординарным и аварийным ситуациям выезжать на место происшествия, обеспечивая надёжность и безопасность инфраструктуры жизнеобеспечения всего нашего района.
— Ох, — пугается, — да ведь это ж… опасно, наверно.
— Поверь мне, Малышка, — крепко прижимает её к себе, — не опасней чем на старушке «Антилопе» в ночную бушующую Балтику с неисправной локацией выходить, когда вокруг дальше носового якорного огня ничего не видать, вот прямо, как у нас сейчас в комнате. А кстати, — нежно целует её в макушку, — чего это ты шторы на балкон задвинула?.. Пусть хоть уличный фонарь в комнату заглядывает, а то совсем, как в преисподней сидим, — направляется к окну, — тоскливо даже.
— Да ведь там, — вдруг с ужасом вскрикивает девушка
— Что там? — живо отзывается парень.
— Та-ам, — нерешительно тянет.
— Ну, говори же, говори, — загораются его глаза.
— Да ничего такого, вообще-то, просто Надька с соседнего холла там, напротив нашего окна, зачем-то своё бельё развесила.
— Как это… развесила? — нервно передёргивает плечами.
— А вот так, — отворачивается. — Я ей говорила, что мне и самой бы нужно пелёнки на ночь вывесить.
— А она?
— Говорит, что я здесь новенькая, и не мне свои порядки тут наводить.
— И какие ж у них тут порядки?
— Говорит, мол, принято вешать бельё на любое свободное место на этаже, если перед своим окном уже кем-то занято или, вдруг, места не хватило.
— Ну-у, вроде б, понятно, без проблем, — успокоившись, гаснут стальные глаза парня. — А что тут тогда не так? Что тебя беспокоит?
— Да ничего, конечно, — всхлипывает девушка. — Всё вроде бы так: и правильно, и удобно.
— Так чего ж ты тогда расстроилась, глупенькая? — заглядывает муж в глаза своей любимой. — Ну, так и повесила бы наши пелёнки где-нибудь на свободное место, у неё перед окном, к примеру, самую загаженную пеленку сынишки, — смеётся.
— Да я и повесила, — прячет глаза.
— Тут, что-то не так, — сердится муж, снова направляясь к окну.
— Феликс, только не заводись! — шепчет ему любимая.
— Ах, вон оно что, — снова знакомым азартным светом загораются его глаза. — А где, скажи-ка мне, эта мадам проживает?
— Ни в коем случае, Феликс, не трогай… это!.. — вскрикивает с ужасом. — К ней тут какой-то ухажёр ходит, говорят, местный амбал с сопровождающими, их все в общаге боятся, а она пользуется, наглеет.
— Ну, если он действительно местный, то я как-нибудь с ним разберусь, — сжимает кулаки Стариков. — Это, напомню, мой город детства, тут меня каждая собака помнит.
— А если приезжие?
— Ну, а уж, если приезжие, то… тем более разберусь.
И не медля больше ни минуты в чём был, забыв даже с досады надеть тапки, он босиком выскочил на промерзший узенький общий балкон, прихватив с собой лишь свою старую корабельную баночку-табуретку, на которой только что сидел у телевизора. Там, предварительно брезгливо двумя пальцами скинув на неё дорогое ажурное, такое только в кино и увидишь, безразмерное женское нижнее белью, спешно двинулся к нужной ему двери, легко опознав её по развешанным перед ней таким же безразмерным входящим в моду дорогим мужским трусам-боксёркам.
— Так, внимание! — со всей силой колошматя по хлипкой раме, взрывается он, несмотря на поздний час, грозным рёвом на весь этаж. — Немедленно откройте дверь и… приготовьте свои паспорта для проверки личности.
— Что?.. Что случилось?.. — практически тут же в узком балконном проёме появляется обескураженная яйцевидная голова незнакомого ему амбала.
— Полиция нравов, — заметив за его спиной испуганное метание по комнате в одном неглиже крупной дамы, нервно хохочет Стариков, неистово сверкая глазами и не переставая стучать в балконную дверь. — Я тут ваше бельишко в качестве «вещдоков» прямо в логово разврата доставил.
— Спасибо, — глупо хрипит в ответ «питекантроп», инстинктивно пятясь от протянутой Феликсом баночки с бельём внутрь темной комнаты за занавески и одновременно придерживая хлипкую раму обеими руками, чтоб та не рухнула под его напором.
— И имейте оба в виду, — чуть успокоившись, бросает офицер. — В следующий раз всю эту вашу богадельню, — кивает на стул, — скину с четвёртого этажа на землю, а к вам заявлюсь… с кем положено для проверки законности вашего пребывания здесь, в общественном месте, в ночное время вдвоём.
— Я понял, всё понял, — шлёпает губами незнакомец.
— Табуретку, покрасишь и вернёшь, — окончательно придя в себя, выдыхает недавний отставник и, в последний раз стукнув дверь ногой, уходит, с грохотом поставив табуретку на пол.
В окне заводского общежития на улице Федюнинского в ближайшем пригороде большого города наконец гаснет тусклый желтый свет от редких вольфрамовых ламп.
Поздний вечер или уже точно… начало ночи.
Зима. Мягкий пушистый снег за окном.
Начало девяностых…

PS:
Утром свежевыкрашенная почему-то в розовый цвет, видно другого цвета ночью под рукой у заводских не оказалось, табуретка будет найдена Малышкой посреди их общего холла с предупреждающей табличкой: «Внимание окрашено».
Что интересно, она, ну эта розовая табуретка – до сих пор не понадобилось её перекрашивать, качественная, видно, оказалась краска и… наука! – до сих пор, спустя тридцать с лишним лет, стоит на балконе их собственной трехкомнатной квартиры, на которой ныне любит проводить время их рыжий кот Тихон…
10.07.2019-2023гг

Автор, как обычно благодарит своего критика (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение выслушать всё это в сто первый раз, а также приносит извинения за возможные совпадения имен и описанных ситуаций, дабы не желает обидеть кого-либо своим невинным желанием слегка приукрасить некогда запавшие в его памяти обычные, в сущности, житейские ситуации. Все описанные здесь события, диалоги, действующие лица, безусловно, вымышленные, потому как рассказ является художественным и ни в коем случае не претендует на документальность, хотя основа сюжета и взята из дневников и воспоминаний друзей, товарищей, коллег периода 1991-1995гг.
Да, и ещё: рассказ написан на ходу и в нём наверняка всего масса стилистических и орфографических ошибок, при нахождении которых автор, в очередной раз извинившись за неудобство перед скрупулезными лингвистами, просит направить их администратору группы «Питер из окна автомобиля», на любой удобной Вам платформе (ВК, ОК, ТМ), либо оставить их прямо под текстом.
Спасибо за внимание и… сопереживание.