Глава 9. Легко ли быть… готом? Летний лагерь и две фанатки. (Глава 13)

— На последний звонок пойдешь? – будит меня мама в конце мая.
— А в какую школу? – ну да, в «старой» школе явно будут озадачены моим присутствием, да и наш класс не ходит на «линейки», а в «новую» идти нет смысла, я ведь оттуда ухожу. Вряд ли сегодня кто-то из девчонок будет гулять: у кого-то сладкий стол, у кого-то прогулка или парк, так что можно даже не рассчитывать выйти раньше вечера.
— Нет, я не выйду! – говорит Мика. Хоть они с девчонками и помирились, но подруга редко выходит вечером, в основном днём. Мы же наоборот выползаем из дома к пяти-шести, когда начинает проходить жара. – Тебе не жарко в чёрном?
— Нормально.

На город обрушивается лето. Мы свободны от уроков и тетрадок на целых три месяца – в первые дни каникул это кажется вечностью! Я с удовольствием складываю свой письменный стол, превращая его в тумбочку – на лето хватит и «журнального», а в комнате станет больше места. Я довольная возвращаюсь с прогулки почти в полночь, засыпаю к трём ночи и просыпаюсь в полдень – вот что значит «свобода»!

Годы спустя таких, как я, начали называть «гот». Но тогда шёл 2000 год и о таком термине мы слышали разве что на уроках истории. Чёрные «бутсы» на платформе, чёрная юбка, чёрная кофточка – тринадцатилетняя я очень любила чёрный цвет. А как носить то, что нравится, если вещи тебе выбирает мама и, чаще всего, ваши вкусы не совпадают?! Уф… Мама едет в Харьков, на огромный рынок – там цены в разы ниже и много её знакомых ездит туда за одеждой.
— Что тебе привезти?
— Футболку Marilyn Manson. И «гриндерсы». – я раскатываю губу по полной.
Три дня спустя распаковываю мамину сумку в надежде… Ага!
Ужасный, просто ужасный «летний костюм»: шорты-парашюты, к нему безрукавка с капюшоном на замочке спереди… Салатово-красно-сине-жёлтый. Будто набор красок взорвался. Это крах… Так, что там ещё? О, чёрная куртка-плащик из какого-то модного на тот момент полимера. Чёрная футболка – можно жить. Ботинки. Естественно, не «гриндерсы», но на платформе, со шнуровкой, выглядят достаточно «неформально». Мама первым делом запихивает меня в ужасный «летний костюм» и восхищается, как же красиво. Мне кажется, плакали даже постеры на стенах…
Нужно немного уточнить: лет с 12 мой рост равняется 176 см. К счастью, тогда я перестала расти! В результате резкого снижения физических нагрузок я ещё и набрала вес – то есть выгляжу, как толстая шпала. А в этом костюме дикого цвета – как толстая шпала, которую разрисовал пьяный Пикассо!

Я ненавидела свою внешность. В зеркале ванной вижу свою ужасную жирную фигуру (при росте 176 см вес целых 70 кг!), пузо висит, толстые ноги… Ужасное некрасивое лицо – глаза как-то опущены вниз, брови-палочки, слишком большой нос, непропорциональные губы, огромные щеки… Я абсолютно не нравилась себе! Наверное, как и каждому подростку не нравится собственное отражение в зеркале. И если лицо можно исправить косметикой, то что делать с этим ужасным телом?! Хватаю мамину бритву и – до свидания, волосы на ногах! И на руках! И везде вообще!
— Ты что сделала? – ругается мама. – Они же теперь вырастут ещё длиннее!
Девочки, никогда, НИКОГДА так не делайте: они правда вырастут и правда вырастут ещё длиннее!

Валяюсь, читаю книжку, из старенького магнитофона звучит найденный у папы Black Sabbath. На пороге возникает Мика – моя «лучшая подруга» по умолчанию. Умница-отличница: русая коса, примерное поведение. Мика на меня злится – наши музыкальные вкусы резко перестали совпадать и это трагедия мирового масштаба. Мика жалуется девчонкам, что я сижу дома и слушаю «свою гадость» вместо того, чтобы сидеть с ней целыми днями.

Мы – типичные подростки «двухтысячных». Вот Машка – маленькая рэпперша, любитель Bad Balance и «импортной попсы»: на её стене красуется её любимый Децл в окружении Мерайи Кэри, Бритни Спирс и прочих «поющих девочек». Вот вторая Машка – не разлей вода подруга первой, подражатель её вкусам и предпочтениям, немного младше нас. Её кумиры – Backstreet Boys. Вот Рыська – любитель латиносов, Алёна и Блу вдвоём вздыхают по группе Hi-Fi. И вот я – всё, где звучит гитара, всё моё!
Стучусь к Машке, расправив в руках большой плакат, как бы «между прочим». Дверь открывается и подъезд заполняется девчачьими визгами счастья – я принесла ей большущий плакат с её кумиром. Сокровище тут же торжественно вешается на стенку, а мне в руки дают большую пачку журнальных статей. Так и живём!

В гости приходят кумовья с папиной Крестницей. Уговариваем родителей разрешить Крестнице остаться у нас на пару дней и через часок-другой нытья родители соглашаются. Пусть побудет, успокоится. У неё недавно погибла одноклассница, выпрыгнула в окно посреди урока, разбилась насмерть. Почему? Учительница долго и красочно объясняла девочке, что она – никчёмная, мусор на обочине. Девочка не выдержала. Учительница ответила «Ой, её всё равно никто не любил!».
Мы спим в зале на моём диване, кресла ставят рядом так, что бы мы могли на них вытянуть ноги. Перед сном вечером по телевизору идёт какой-то смешной подростковый фильм и мы смотрим, весело смеясь. До ночи болтаем. Днём мама идёт по делам, а Крестница – курить на балкон. Потом с мамой идём через лес к папе в гараж, к нам присоединяется Мика, мы уходим гулять на речку… Может, ещё на денёк? И мама позволяет. Вечером следующего дня отводим Крестницу домой и, конечно же, засиживаемся в гостях допоздна…
— Тётя Вика, — Крестница делает «молящие глаза» — а можно Наташа останется у нас? Ну, пожалуйста?! Мы на дискотеку идём сегодня с девочками, будет весело!
Мне тоже не хочется уходить: если останусь, то будем до полуночи с девчонками бродяжничать, потом тётя Света постелит нам на полу, как в детстве, и ещё полночи мы будем тихонько болтать…
Но мама тащит меня домой, а я уже намечтала, как мы будем всю неделю ночевать друг у друга.

Рассматриваю журнальные статьи, рядом скучает Мика.
— Хочу покраситься в красный. – вслух мечтаю я. – Вот, как Мэнсон.
— Ну и на кого ты будешь похожа?
— На девушку с красными волосами!
— Это вульгарно. И тебе не пойдёт!
Похоже, что мою подругу здорово искусали мухи.
— Да кроме тебя никому больше такая музыка не нравится!
— А спорим, что нравится?
— Кому? Наркоманам? Дебилам?
— Нет, обычным людям. Если бы не было спроса – не было бы предложения.
— Ты дура и дома сидишь, потому что любишь дурака! – кричит Мика, плачет и убегает.
Выхожу во двор немного позже. Мика видит меня и быстро уходит на другую лавочку, картинно рыдая. Обалдеть, как всё серьезно.
— Чего это она? – спрашиваю Машку.
— Да кто её разберёт. Сказала, что ты хочешь из-за кретина испортить вашу дружбу. На, вот. – подруга протягивает мне целых два журнальных листа, по цветам понимаю, что статья – про НЕГО. – Я Мике не отдала, она просила, что бы якобы тебе передать, но я подумала, что она их порвёт.
Мы, конечно, любим издеваться над кумирами друг друга, но моя подруга бережёт мою любовь, она знает, что важнее этих двух журнальных листочков нет ничего!

Провожаем Машку на лето в деревню в Россию. Маша раздаёт указания: в её отсутствие покупать журнал «Кул», написать ей письмо всем табуном. Обнимаем подругу – аж до августа не увидимся!

И вот с отъездом Машки начинается самое интересное.
Невольно я вспоминаю вопрос Ники, заданный мне за год до этих событий. Мы с ней любили удрать вдвоём куда-нибудь в заросли, подальше от людей и поболтать о только нам понятной выдуманной чепухе. И с появлением Мики в нашем дворе для нас двоих стало настоящей проблемой от неё отвязаться: девчонка буквально нас сторожила и всеми силами старалась подальше отодвинуть мою Нику. Так, например, она могла зайти к моей подруге и наплести нечто вроде «ой, а Наташа к бабушке уехала, ты в курсе?». При этом бабушки у меня нет и Ника это знала. Или на дачу – но у нас нет дачи. После многих таких неудачных попыток Мика начала девчонку просто травить, пока Ника не обиделась и Мика просто не заняла её место. Как-то мы не спеша брели к бабушке Ники, обсуждая слишком навязчивую девчонку и подруга спросила меня «Слушай, а в двенадцать лет можно быть лесбиянкой?». Обсудив теорию и заглянув во все медицинские справочники, ответа мы так и не нашли, зато много нового узнали о жизни.
Будучи уже взрослой и как-то вспомнив агрессивно-надоедливую Мику, я подумала «Вот чёрт...». А вот вы говорите, что в наше время такого не было. Было!
Я даже попыталась проанализировать ситуацию.
Вот есть Мика, живёт с мамой, семья не полная. Да-да, это не беда, вот у Мелкой семья тоже не полная. Но её мама встречается с парнями (она очень молодая и красивая), все знают историю родителей Мелкой, папа приезжает к ней на праздники и они общаются. История Мики покрыта мраком. Однажды Машка попыталась расспросить нашу подругу, что да как и общается ли она с отцом. Мика смущалась, стеснялась и нехотя рассказала пару слов. Так мы узнали, что девчонка никогда лично с отцом не общалась и дважды, когда он был в гостях и хотел увидеться, просто пробежала по лестнице выше, поздоровавшись на ходу. Можно предположить, что о здоровых отношениях дяди и тёти она не знает ничего. У её мамы никого нет.
И вот – мы подростки. Начинают бушевать гормоны, вся вот эта «перестройка, товарищи!» в организме. И девочка, не зная, как нужно общаться с противоположным полом, обращает внимание на свой же пол. А тут я – выгляжу старше других, значит – имею представление. Или красивая (ну, можно тут себе польстить или нет, в конце концов!). Да ещё говорю о том, что очень люблю Баффи – не скрываю своих чувств к девушке, пусть и героине сериала.
И тут появляется Великий и Ужасный – ну, не смотря на внешний вид и макияж, Мэнсон уж слишком мужик, да и музыка не девчачья. Ревность, буря, огонь! Подруга восприняла этого мрачного-ироничного философа прямо как личного соперника.
Помню, как ждала её в комнате на кресле, пока Мика одевалась. На столике лежала толстая тетрадка с рисунком. Из любопытства я взяла её в руки, думая, что это песенник или анкета. Оказалось – это Дневник. Читать чужие Дневники не хорошо, но, закрывая тетрадь, я успела уловить строчки «… а Наташе теперь нравится этот идиот Мэнсон. Не знаю, как теперь жить дальше, вчера я плакала всю ночь… Ненавижу его, он украл у меня...» — в лёгком шоке я захлопнула записи. Ну и дела… А ведь оказывается, что всё было более, чем серьёзно!

Родители отправляют меня в детский лагерь на берегу Азовского моря. Раннее утро, сажусь в старенький автобус, прохожу в самый зад: «бутсы», чёрная юбчонка, черная кофточка, чёрный лаковый рюкзачок, тёмно-коричневая помада, плеер. Рядом подсаживают двух девчонок, вроде мои ровесницы, рассматриваю незнакомок краем глаза. Одна из них держит в руках большой альбом для рисования и показывает второй свои шедевры. Лошади, лошади, какая-то девушка, лошади… Стоп…Что???!!!
— Это Мэрилин Мэнсон, любимый.
Перевариваю. Мне послышалось? Она правда сказала это имя?
— Прости, ты, кажется, сказала, что тебе нравиться Мэрилин Мэнсон?
— Да! – девчонка в зелёных штанах и с короткой стрижкой готова броситься на защиту кумира. Молча открываю свой Дневник, достаю большое фото из журнала – оригинал её рисунка. Сестрёнка моя!!! Пять минут спустя всецело уходим в обсуждения «А ты читала…», «А ты видела...», нужно ведь всё узнать друг о друге.
Прибываем к морю, бежим к корпусу, занимать кровати (обязательно рядом!), раскладывать вещи. Идём в столовую за руку, идём на открытие смены за руку, вместе – в туалет, вместе в беседку. Летним вечером сидим на лавочке, показывая друг другу свои Дневники, девчонка красит губы моей серебристой помадой, я листаю её рисунки…
— Слушай, а как тебя хоть зовут?
— Лина (сокращение настоящего имени. Прости меня, пожалуйста, я знаю, что ты этого не любишь, но это – книжка, а в книжке не стоит упоминать настоящие имена).
У неё красивые карие глаза, выщипанные брови, приятный голос и нежная улыбка, она немного ниже меня и чуть полнее, но в ней столько очарования и шарма, что моя новая подружка кажется мне красавицей.

Распаковываю собранные мамой «нужные вещи». Так, чёрная юбка, ещё одна, чёрные штаны, чёрные майки, ах ты же… ФУ, изыди, «летний костюмчик»! Это что? Спортивный ярко-фиолетовый костюм! Мама, ну я же «рокер», я не ношу это! Детские футболочки… Капец… А где мой красный ультракороткий сарафан? Вообще носить нечего, одежда детская, меня же просто засмеют!
Ночью не спится. С соседками по палате устраиваем дебош и обвешиваем корпус туалетной бумагой. Утром нас ждёт выговор от вожатых.

Дежурим по лагерю. Скучаем в вожатской: я пишу в Дневник, Лина рисует для расписания смены рыбок и морские звёздочки. Находим маркер.
— А нарисуй татуировку?
— Где?
— На мне, конечно!
— А ты мне нарисуешь потом?
Через полчаса две девочки разрисованы маркерами везде, где видно и не видно…
Маленькие «неформалки» держатся вместе: после еды и вместо дискотеки забираемся в «тайное место», откуда видно море, разговариваем. Лина рассказывает мне о своих подростковых бедах, я ей – о своих, делимся самым личным, самым сокровенным, бесконечно обсуждаем нашего кумира
— Хочу стрижку и цвет волос, как у Него… — делюсь мечтами с Линой.
— Как в “The Dope Show” или как в “Rock Is Dead”? – уточняет Лина.
— Как в “Rock Is Dead”. – после минуты раздумья отвечаю я. – И костюм такой хочу, чтоб весь сеточкой.
— И ботинки! Я хочу такие ботинки! Ох, он такой крутой!
Решаю утереть нос Мике и прошу Лину написать мне расписку о том, что ей действительно нравиться ММ. Годы спустя клочок бумажки с детскими каракулями храниться в моём Дневнике, как залог того, что мы – вместе. Молчаливое доказательство того, что вдвоём мы сильнее целой армии.
Родители приезжают меня проведать. Без слов и договоров забираем с собой Лину и весь день проводим у моря.
Лина – на год младше меня, но выглядит взрослой, она милая, открытая, со стильной стрижкой и нравится моей маме. Во второй приезд родители так же забирают на целый день меня и Лину, наврав в вожатской, что та моя десятиюродная сестра по бабке. «А мы думаем, что же девчонки так похожи!»
Купаться разрешают заходить только по колышки, забитые в двух метрах от берега. Мне там по пояс. В Широкино, как оказалось, мне всюду по пояс! Но какой же это восторг – заплыть на матрасе со стороны моря к этим несчастным колышкам и дразнить своих одногодок «по ту сторону»!
Ночной пикник – весь отряд сидит у костра, нереально холодно, я кутаюсь в кучу кофт, одеяло и Лину. Приходят местные ребята, начинают с нами заигрывать – девчонки из отряда смотрят с завистью, на меня и Лину обратили внимание взрослые мальчики!
Лина не расстаётся со своим альбомом и в её руке всегда карандаш, который она держит, смешно вывернув пальцы с длинными ноготками. Мы сидим на нашем месте и её руки создают… мои глаза, овал моего лица, непослушные волосы, слегка асимметрично загнутые брови. Она рисует меня! Замечает мой взгляд и хитро улыбается, и рисует, рисует… Господи, я хочу, что бы эта смена в лагере никогда не заканчивалась! Как я буду жить без неё, без Лины?! Вдруг мы уедем по домам и больше никогда в жизни не поговорим? Вот бы вечно так сидеть здесь, в этих травах, смотреть на море внизу, сбежав от вожатых и отряда, наспех поужинав или пополудничав в столовке, говорить обо всём на свете, до самого отбоя, а потом засыпать в кроватях и хихикать «Ты мне по лбу дала!».
— Давай, когда мы вернёмся в Донецк, будем дружить? – ловит мою мысль Лина и я забываю, как дышать.
— Давай вечно будем дружить? И следующим летом опять поедем вместе в лагерь?
— И будем звонить друг другу каждый день!
— И отпросимся в гости!
— Клянусь! Подруги на веки вечные!
— Клянусь! Подруги на веки вечные!
Клятву девочек слышит море, июльское звёздное небо, высокие некошеные заросли травы, старенькие постройки детского лагеря и Вселенная.

Дружба.
Однажды одна взрослая тётя пренебрежительно сказала мне: «Да что там эти друзья, сегодня есть, а завтра – нет!». Я не стала спорить – что докажешь человеку, которому в жизни такое счастье не выпало? – просто молча посочувствовала.
У меня всегда была напряжёнка с дружбой, не просто я человек, наверное. Девчонки, с которыми я росла или училась, не разделяли ни моих интересов, ни моих фантазий, ни игр. А человек, как правило, не очень любит то, что не может понять. И вот – Лина. Как будто вторая Я. Как будто вы из идентичных атомов, вот была одна кучка и на двух существ хватило! Наши мысли часто совпадали на столько, что специально не придумаешь. Мы могли в один день поехать в один салон и подстричься одинаково, не сговариваясь. Мы хвастались одинаковыми кофточками из одного магазина. Я успевала проснуться и взять в руки телефон за секунду до того, как на экране высветится её имя. «Так эта песня прицепилась с утра, весь день её напеваю!» — говорила мне Лина о мелодии, которую я сутра бурчу себе под нос. Мы могли начать говорить хором одну и ту же фразу. Нам снились похожие сны, мы понимали друг друга с полуслова, мы угадывали вещи, которые понравятся ей или мне.
Оба наших папы работали на одном заводе. Когда мы листали альбомы с детских новогодних ёлок в ДК, то увидели кадры, сделанные совсем рядом: вот же я в «снежинке», дети, родители, какая-то девочка поместилась на половину… а у неё на фото – другая половина той же девочки! В детский лагерь «Металлург» я поехала в четыре года – Лине было только три и на следующий год мы бы встретились в отряде, если бы не перестройка. Мы ходили в одну парикмахерскую всю жизнь! Мы наши тонну совпадений, когда нам друг до друга два шага не хватило – будто Вселенная тебя уже пинками гонит! И вот, наконец-то, этот автобус: она успела сесть впереди, а рядом со мной сели две малышки, которых укачало и сопровождающей пришлось поменять местами детей.
«Я всегда мечтала о такой подруге!» — говорит Лина то, что я хочу сказать.
Дружба – это одна душа, живущая в двух телах.
Конечно, а лагере мы двадцать один день общались не только друг с другом. И, положа руку на сердце, могу сказать, что это была лучшая поездка в моей детской жизни: вот мы удрали из окна комнаты с девчонками на море ночью. Спустились по решётке для винограда. Вот мы стащили несколько палок сервелата в столовой и ночью сгрызли с заранее натасканным с обедов хлебом, резали пилочкой. Девчонка Лена в нашей комнате умела красиво петь и после отбоя она тихонько напевала нам песни в стиле «Полюбил пацан девчонку, а она не дождалась и умчалась, а он предал друга...» — «дворовой шансон», как я его называю. Рассказывали страшные истории, которые точно были на самом деле, потому что мамина тётя знает соседку сестры этих героев. Прогулки отрядом с вожатыми за территорией лагеря – нас водили в село, на рынок. Подростки умудрились пронести пиво и водку, а мы с Линой – джин-тоник. Конкурсы, весёлые старты, любовь с первого взгляда и прочие мероприятия – я не любитель, но поболеть за отряд приходила. Конечно же – стрижки, покраски, накладные ногти и другие радости вырвавшихся на свободу девчонок!

Последний день в лагере. Шествие с факелами, выступления ровесников, «королевская ночь». Рисую подруге на руке свою роспись, она мне – свою, обмениваемся телефонами, адресами. «Я буду звонить тебе каждый день!». Упаковываем две первые совместные фотки – мы попросили фотографа снять нас вдвоём, на память: девочка в чёрном и девочка в драных джинсах возле слепленной нами фигуры из песка; фото на «нашем месте» — в пол-оборота две маленькие «неформалки» на фоне моря… В родном городе Лина хватает меня за руку и подводит к своим родителям: «Мама, папа, это Наташка – моя лучшая подруга». У Лины мамина улыбка и чёрные глаза, абсолютно бездонные. Я привыкла быть с ней каждый день с утра до вечера и как же мне будет её не хватать.
(Лина, мурочка моя, сегодня ровно двадцать три года с того дня, как ты открыла свой альбом в автобусе к Широкино, а потом открыла мне свою душу! И мне так же безумно не хватает тебя в каждом моём дне!)

Заваливаюсь домой. Как же я соскучилась по дому, по музыке, по МТВ, по своим постерам! Папа даёт мне письмо от подружек со двора, читаю, смеюсь. Звонит телефон. Лина уже соскучилась.
Письмо от подружек мне в лагерь… Мелкая пишет, как они проводят время и как меня не хватает, рассказывает последние новости. Мика пишет, какой Мэнсон дурак и как сильно она ненавидит моего кумира…
Довольная, показываю Мике расписку от Лины. «Ну и дура какая-то!» — слышу в ответ. Каждый день по три часа болтаем с новой подругой по телефону – прошло уже сто лет, а я до сих пор помню наизусть простой номер, который набирала сто раз в день! Мика злится и ревнует – что это там за подружка у меня такая! «А вот моей сестре тоже нравился ММ, а потом она взяла все статьи и плакаты и смыла в унитаз!» — мстит девочка-подросток, придумывая небылицы на ходу.

Девочки познакомились со Взрослыми Мальчиками из соседнего дома, пока я была в лагере: играли в бадминтон, те попросились с ними. Вечером меня торжественно представляют новым знакомым.
— Они любят «рок», как ты! – улыбается Мелкая. Мелкая – меломан, ей и моя музыка нравится иногда, она просит у меня записать ей то одну, то другую песню.
— А ты Мэнсона слушаешь? – спрашивает один из ребят.
— Та! – махает в мою сторону рукой Мика.
— А чего ты «такаешь», Мик? – делаю замечание я. – Да, мне очень нравится, сегодня как раз купила себе “Mechanical Animals”.
Мика надувается. Она надеялась, что за три недели в лагере «все эти глупости» выветрятся из моей головы и наш Мир Фанаток заживёт, как раньше. А я познакомилась с Линой и теперь у меня есть единомышленница, которая будет на меня плохо влиять.

Лина звонит мне каждый день и мы болтаем по два часа обо всём на свете.
Мика тоже приходит ко мне каждый день и через раз пытается испортить мне настроение.
— Прекрати, мне не приятно слушать эти гадости, большинство из которых – твои выдумки. – Прерываю подругу и её очередную историю из серии «вот какой этот твой Мэнсон дебил».
— А я хочу это всему миру рассказать! – нагло улыбается Мика. – Мне наплевать!
— Если ты такая принципиальная, то зачем со мной дружишь? Ведь «все его фанатки такие же конченые, как он сам», как ты сказала. Значит, и я конченая. — Я уже не на шутку рассердилась: сколько можно полоскать мои нервы в своей желчи? — И вообще — мне нравится всё, что он творит, всячески поддерживаю и считаю это правильным!
— Знаешь что? – Мика бежит в коридор, обувается, расплакалась… опять. – Ну и сиди тут со своим Мэнсоном и своей Линой, я за тобой бегать не буду.
— Да что вы как кошка с собакой! – удивляются девчонки во дворе. – Это всего лишь кумиры, нам с ними детей не крестить!
— Вот Мика боится, что как раз крестить! – отшучиваюсь я.
Мика не приходит пару дней, потом приносит мне маленький календарик с «Мумий Тролль», как бы извиняясь за свои психи. Я не хочу брать подарок, но она настаивает.

— И это положи, и это… — мама упаковывает вещи в большущую сумку. – Нет, не надевай эту футболку, она чистая! Надень эту!
Стучат колёса поезда Донецк-Симферополь. Мне не спится и я ворочаюсь с боку на бок, мечтая о концертах или о красивой одежде, которую я однажды надену, мечтая о кумире – вот бы мы встретились однажды!
Алушта встречает жарой, ароматом моря и терпкими запахами хвои и кипарисов. Приморский городок чуть подрос за год. Моя кожа быстро темнеет от солнца – я редко обгораю, я люблю солнце и тепло, весь мой организм будто создан для лета! Днём мы валяемся у моря – приходится вставать очень рано, что бы было место на городском пляже.
— Давайте уже сначала в Воронцовский парк, а на обратном пути посмотрим эту канатку поближе. – мудро решает папа, когда автобус проезжает мимо фуникулёра. Гуляем по парку, любуемся дворцом – как же прекрасна Воронцовка! Но ещё прекраснее – парящая над всем этим величественная Ай-Петри!
Очередь за билетами просто невозможная и, прострадав в ней полжизни, я, наконец-то, захожу в вагончик, поднимаюсь выше и выше. Могучие сосны уже не стремятся коснуться неба, на вершине они жмутся к скалам, стелятся по горе… Мы идём к самой высокой точке Ай-Петри, загадываем желание и уже в сумерках, отстояв такую же очередь, как и внизу, возвращаемся на землю.
Море! Эта любимейшая и восхитительнейшая из стихий! Я бегу по бетонному пирсу, разгоняюсь и бросаюсь в солёные объятья! Раз, второй, десятый, сотый! Лицо, вернее, пазухи под глазами, уже заполнены водой и папа заставляет посидеть лицом в низ, вылить воду. Я едва выдерживаю полчаса и снова бегу к пирсу…
Те, кто хитренько занял место на пляже поближе к морю, внезапно вскакивают. Волна. Вторая. Третья. Их подстилки уплыли! Шторм! Начинается шторм! Тринадцатилетняя девочка в синем купальнике со звёздочками забегает в море! Ах, не тут-то было: волна, свернувшаяся в барашку, выбрасывает меня прочь! Ах, так? Пробую ещё раз и выезжаю из моря на попе кверху ногами. Нужно проскочить между волнами, когда первая отходит, а вторая ещё не превратилась в центрифугу стиральной машины. С третьего раза у меня получается и я весело подпрыгиваю на волнах, высоко-высоко! Главное, что бы не затянуло в барашку.
А у полукруглого пирса-площадки – самое веселье! Здесь волна набирает огромную мощь, вода взлетает в воздух и тут же обрушивается на тебя сверху! И я уже тут как тут, вцепилась в перила и стараюсь не свалиться в пучину и не уехать по пирсу кататься на попе!
Две недели в Алуште пролетают не заметно. Все батарейки для плеера уже сели, кожа уже темнее некуда, в рюкзаке лежат чокер, пирсинг-обманка в пупок, новенькие голубые джинсы, колечки и браслетики. Перед троллейбусом до Симферополя я бегу на причал – попрощаться с морем до следующего лета и кинуть монетку, что бы вернуться…

Возвращаюсь в прежнюю школу. Понимаю, что встретят меня более чем враждебно – конечно, я же предательски ушла и не заходила даже в гости.
Вижу Шпротика на своём пороге – пришла узнать, правдивы ли слухи о моём возвращении. Ей открывает дверь Новая Я – в чёрной обтягивающей футболке с огромным декольте, с чёрным маникюром и помадой цвета «будто кого-то съела». Шпротик изумлённо открывает рот.
— Ты бы это… принесла Королевне каких-то вырезок, что-то интересное ей, что бы она тебя приняла обратно.
ЧТО?
— Королевна может поцеловать мой зад. – улыбаюсь я.

Мелкая стоит на моём пороге в джинсах и кофточке с длинным рукавом поверх футболки.
— Там такая холодина! Выходи!
Я надеваю новые джинсы, кофточку и мы выходим из подъезда. И одновременно с нами из подъезда Мелкой выходит…
— МАШКА! – хором вскрикиваем мы и обнимаем хохочущую подружку. Никто никогда не знает точную дату её возвращения, ведь у нас нет интернета, что бы подруга могла послать весточку.
— Ты наше письмо получила? – спрашивает Мелкая. В конце июля мы написали подружке каждая по страничке и скинулись на заказное письмо, да ещё вложили несколько вырезок из журналов, что бы она там не сильно скучала.
— Нет! – грустно говорит Машка. – Эй, вы там голову ДеЦла не отправили?!
— Ты что, она у Блу лежит. – В журнале «Кул» несколько месяцев выходил «мегапостер» из нескольких частей и самой последней, которую подруга не успела купить до отъезда, была голова. – Идём забирать!
— Машка! Ты письмо наше получила?! – тут же спрашивает Блу.
— Ага! Два!
— А что, мы два отправляли? – удивляется Блу и все хохочут. – Сейчас я выйду!
И девчонки трещат, перебивая друг друга, рассказывают новости, которые не дошли в письме, приносим подруге пачку важной макулатуры, которую скопили для неё за лето. Договариваемся завтра выйти на роликах – Машка целое лето не каталась и нужно наверстать упущенное.
— Завтра перекличка! – напоминает мама. Значит, осталось всего два дня лета… Я раскрываю свой изрядно растолстевший Дневник, сделать последнюю летнюю запись. Флаера и рекламки с набережной в Крыму, билетик на канатку, Линины зарисовочки из лагеря, список прочитанных за лето книжек с впечатлениями о них… Пролистываю странички, пробегаю глазами… Со времени первой записи стиль описания заметно улучшился, стал более подробным, мысли и рассуждения стали глубже и более развёрнутые. Всё-таки, не зря я его пишу!