Чёрт и менеджер

Чёрт и менеджер
1.
Максим, бывший морпех, ныне банковский менеджер средней руки, сотрудник отдела по работе с проблемными задолженностями, после очередной тяжёлой трудовой недели размышляя о добре и зле, сидел в кухоньке своей однокомнатной квартиры. Сидел и пил. Пил по-чёрному, сам на сам.
Откупорив уже вторую бутылку за вечер и налив в гранёный стакан почти до половины, бросил свой изрядно помутневший взгляд на проём окна, за которым поздние вечерние сумерки плавно перетекали в тёмную, чёрную ночь.
И — оба-на! Что же он там увидел?
А увидел он, что прямо на его кухонном подоконнике сидит чёрт. В классическом своём облике. Весь в коричневой густой шерсти, рыльце — поросячьим пяточком, на голове небольшие рожки, на коротеньких пальцах лохматых ручонок вместо ногтей коготки, ну а на ногах, как и положено иметь всем чертям, — настоящие копыта.
Вы, дорогой читатель, понимаете, что спутать его с вездесущими соседскими котами, которые шастают где ни попадя, было уж очень даже проблематично.
Но, не сморгнув и глазом и не передёрнув ни одной мышцей лица, Максим завершил начатое действо, уверенно залив содержимое стакана себе в рот. Когда же он, проглотив всё залитое одним большим глотком, поставил стакан на стол, то начал с нескрываемым любопытством рассматривать невесть от куда свалившегося на его подоконник гостя.
Широкое, округлое, раскрасневшееся от выпитой водки лицо его с маленькими серыми глазками, обрамлёнными едва заметными рыжими тычинками ресниц, не отображало ни только ни капельки страха, но даже малейшего удивления.
Непривыкший к такой реакции людей на своё появление чёрт изрядно сконфузился. Красные глазки его от удивления расширились. А голые белесые веки с длинными коричневыми ресничками захлопали, как шторки старинного фотоаппарата.
Вид в этот момент он имел уж очень жалкий и очень растерянный.
Не давая гостю опомниться, а беря быка за рога, Максим голосом уверенного в себе хозяина, не терпящего никаких возражений, указал чёрту на стул, стоящий напротив него у стола, и сказал:
— Садись чёртушка, не стесняйся. Сейчас я тебе водочки плесну.
— И, придерживаясь рукой за стол, чтобы ненароком не громыхнуться, Максим, слегка пошатываясь, неуверенно оторвав свой опухший за время гражданской службы зад от стула, привстал, достал с полки, свисавшей над столом, гранёный стакан классической формы и поставил его на стол напротив пустующего пока ещё стула. Чем окончательно ввёл в смятение и так изрядно опешившего чёрта.
Того аж передёрнуло. По телу его пробежала плохо скрываемая нервная дрожь. Он лёгкой тенью соскользнул с подоконника и, примостившись на краешек стула, стал с нескрываемым удивлением рассматривать Максима.
Водка по стаканам была уже разлита.
— Ну что, по чуть-чуть, за знакомство? Как тебя звать то? — протягивая гостю вилку с наколотым на неё огурцом, отрезая пути к отступлению, пьяно растягивая слова, пробормотал Максим.
А чёрт был не из таковских. Не для того его сюда занесла нелёгкая, чтобы он вот так просто отступил от задуманных планов из-за какого-то там человечишки. Он уверенно взял предложенную закусь и поднял стакан.
Чокнулись, выпили.
— Хрум, — хрустнув огурцом, чёрт на секунду задумался. — Звать то меня как… ну, допустим, зовут меня Велиар. Ну а ты можешь обращаться ко мне просто Валя.
— Валёк… ты можешь со мною того… без всяких этих экивоков. Я человек без предрассудков, мно-о-гое уже понимаю, — слегка покачиваясь на стуле, пробормотал пьяненький Максим. — Что поделаешь, у каждого своя работа… Вот ты, Валёк, по жизни чем занимаешься? — без всяких обиняков, прямо в лоб спросил чёрта Максим.
Тот скромно пожал плечами и, нервно заелозив задницей на стуле, стал поудобнее на нём усаживаться. Потом, опершись о стол локтями, змеёй вытянув своё худенькое тельце над столом, подался в сторону Максима и почти шёпотом, но достаточно громко, чтобы его смог услышать хозяин, мягким и вкрадчивым голосом прошептал:
— Да что ты, Максимушка… чем занимались всё время, тем и сейчас занимаемся… Вас, неразумное человеческое племя, с пути истинного сбиваем да в грехи вгоняем, — и чертяка украдкой стал наблюдать за реакцией Максима. Заметив, что они не произвели на того никакого впечатления, продоложил: — Только вот работы у нас с каждым годом становится всё меньше и меньше, понимаешь Максимушка?
Максим сидел с широко расставленными руками, оперевшись о стол. Пытаясь ровно держать свою отяжелевшую, непроизвольно кивающую голову.
— Нас, чертей, становится всё больше и больше, — продолжил вкрадчивым голоском чёрт, — а вас, людишек, всё меньше и меньше.
— А чего это оно так? — икнув, еле выговорил Максим.
— Да вот так! Конкуренция понима-аешь… — имитируя голос недавно почившего Ельцина, басисто растягивая слова, произнёс чёрт. — За век-то минувший из вашего брата человека сколько в наши чертячьи ряды то влилось? — вопрошающе, снова стараясь подражать усопшему, произнёс чёрт.
— Как это так? — удивился Максим. — С какого это перепугу люди в чертей-то перевоплощаться стали?
— Хи-хи-хи, — ехидно захихикал чёрт, — да вот так, братец, вот так! Сейчас я тебе, Максимушка, всё-о-о доходчиво объясню, — интригующе ухмыльнувшись, почти шёпотом, но достаточно громко, чтобы его услышал Максим, сказал чёрт. — Если тебе интересно конечно?
Максим несколько раз резко помотал головою из стороны в сторону, пытаясь таким образом освободить её от выпитого алкоголя. Замутнённый до этого взгляд его начал понемножку проясняться, и он уже повнимательнее стал прислушиваться к тому, что говорит чёрт.
А чёрт тем временем зыркнул по пустым стаканам, стоящим на столе, явно всем своим видом давая понять принимающей его стороне, что пора бы налить и выпить уже и по второму стаканчику.
Максима долго уговаривать не пришлось, хотя он и был сильно пьян, но сразу же уловил желание гостя ещё разочек промочить горло. Взяв бутылку, он начал разливать пьянящую жидкость по стаканам. Но как только он захотел оторвать горлышко бутылки от чертячьего стакана, чёрт так сильно прижал горлышко бутылки своими короткими когтистыми пальцами к гранёному краю, что она чуть было не выскользнула из рук Максима. И удерживал её до тех пор, пока стакан не наполнился больше чем на половину.
Он посмотрев на изрядно опустевшую бутылку, слёзы жадности крупными горошинами покатились по пухлым щёчкам Максима.
— Т-ю-ю, да не расстраивайся ты так! — заметив, как сильно расстроился Максим, воскликнул чёрт. “Наш человек!” — между тем подумал он, от удовольствия потирая ладошками под столом. — Этого добра у нас — валом! — Продолжил чертяка. — Что бы мы без неё, родимой, делали! Да как бы мы вас, человечков, с пути истинного сбивали да в грехи вгоняли? Это ведь наипервейший инструмент в нашем деле.
Чёрт звонко щёлкнул пальцами над столом, и — вуаля! на столе появилась новая непочатая бутылка водки, кокетливо перевязанная красной ленточкой с бантиком.
Лицо Максима расплылось в широкой улыбке, и он налил в свой стакан тоже больше чем на половину.
Снова чокнувшись, выпили. Чёрт осушил свой стакан до донышка, а Максим, опасаясь, что в конец опьянеет и не поймёт наставления гостя, отпил из своего стакана всего лишь малюсенький глоточек.
— Ну-ну, давай просвещай, как в ваши чертячьи ряды попадают? — пробурчал Максим.
— Да тут, Максимушка, и просвещать-то мне тебя не сильно надобно, ведь сам сказал, что многое уже понимаешь. — начал чёрт опять мягким и вкрадчивым голосом. — Вот когда ты долги с людишек востребуешь, что ты чувствуешь Максимушка, в душе своей? Жалость к ним испытываешь? Аль, может какую радость чувствуешь?
Максим призадумался.
— Да и сам не знаю, — после некоторого раздумья, растягивая слова, начал Максим. — Иных иногда вроде и жаль становится. Смотришь… люди вроде бы и не глупые, образованные, но таких дел с этими кредитами наворочают, столько проблем себе наделают, что и не знаешь, как они из всего этого выпутываться будут…
Максим, задумавшись, снова замолчал.
— А тебе-то что до этого? — заполняя повисшую паузу, начал чёрт. — Ты-то здесь при чём? Сами делов наделали, сами пусть и выпутываются. Твоё дело маленькое — долги с этих людишек собрать да банку денежки вернуть.
— Так-то оно так, конечно. Но иногда мне плоховато всё же бывает… Помню, один раз пришлось женщину с двумя детишками выселять, взяла квартиру в ипотеку да через год раком заболела, а платить нужно… Уже более двух лет не оплачивала её, банк в суд и подал. Ну а суд решил квартиру изъять, продать да банку денежки вернуть. Вот когда мы её с приставами из квартиры выносили, что-то дурно мне сделалось. Баба рыдает, дети плачут… Рак у неё уже в четвёртой, последней, стадии был, вот-вот помрёт… Жуть, одним словом.
— Э-э-э… Максимушка, так нельзя. Коли ты в наши чертячьи ряды собираешься, так знай: жалость в нашем ремесле — последнее дело. Сколько она, проклятущая, отличных ребят сгубила. И в наши ряды не попали, ну а в рай дорога им уже и так заказана была. — чёрт покачал головой, резко махнув рукою, словно отгоняя назойливую муху. — Ну да и хрен с ними, пусть себе в аду маются! Ты сейчас, Максимушка, не о том думай, а думай, как бы тебе самому в гиену огненную не угодить. А накуролесил ты для того, чтобы туда попасть, предостаточно.
Максим, резко развернувшись на стуле, привалился спиною к стене и, глядя куда-то себе под ноги, сжав кулаки, начал играть желваками, угрожающе при этом поскрипывая зубами.
Гостя аж лёгкий озноб пробил. “Неужто драться полезет?” — мелькнула тревожная мысль. Он с опаской стал наблюдать за поведением Максима. “Да вроде бы нет, вроде бы пронесло”. — через минуты полторы наблюдения, решил черт.
Максим продолжал сидеть, прислонившись спиною к стене. Только скрежет зубов выдавал его внутреннее напряжение. Чёрт в общих чертах, конечно, догадывался, о чём сейчас мог думать Максим. Он знал, что за время службы в десанте Максиму пришлось побывать не в одной горячей точке и что магазины своего автомата он разряжал не по бумажным мишеням.
Ещё немного выждав и заметив, что Максим потихоньку стал успокаиваться, побледневшее лицо его осунулось, кулаки постепенно разжались, чёрт начал снова своим мягким и вкрадчивым голоском:
— Да не расстраивайся ты так, Максимушка. Я уже давно за тобой наблюдаю, всё ты правильно делал, если бы что делал не так, не было бы меня сейчас здесь…
Максим, качнувшись, оторвался от стены, развернулся к столу и резким движением схватил чертячью бутылку с бантиком, сорвав с неё бант, откупорил и, налив себе полный стакан, одним махом его осушил.
— Давай, Валёк, рассказывай, как в ваши чертячьи ряды попадают. — уверенным голосом человека, решившегося на бесповоротный поступок, выдохнул он перегаром прямо чёрту в лицо.
2.
Чёрт сразу заметил, какие метаморфозы произошли в душе своего визави. Не мешкая соскочил со стула. Зацокав копытами, подбежал к холодильнику и распахнул его.
И этот холодильник, в котором редкостным явлением был даже кусок колбасы, оказался плотно забит яствами, которые чёрт ловко стал метать на стол. Большинство метрдотелей дорогих ресторанов смогли бы только позавидовать сервировке и меню чёртовых угощений. Чего там только не было: икра и красная, и чёрная, да не в виде скромных бутербродиков, а целыми мисками; рыба и пареная, и жареная, и копчёная, и сушеная; мясо различное, с любыми соусами и фигоусами; в общем, пропасть всего-всего, что только чрево человеческое может пожелать.
Впрочем, Максима закуски явно не интересовали. Он сидел, монотонно, как маятник, раскачиваясь на стуле, и безразлично взирал на всё происходящее.
— Ты давай, Валёк, не отвлекайся, а всё толком мне растолкуй, как в ваши чёртовы ряды попадают… А то чувствую, что в ад угожу, ой, не миновать мне его, ой, не миновать… — продолжая раскачиваться на стуле, сквозь зубы простонал Максим.
— Не торопись, Максимушка, не торопись. На-ка вот, нежнейшей осетринки отведай, куда нам спешить-то с тобою, до утра ещё далёко… Всё успеем — и поговорить, и выпить… — беря бразды правления банкетом в свои руки, чёрт начал разливать по хрустальным бокалам вино из отпотевшей бутылочки, только что выдернутой им из холодильника. — Так вот, Максимушка. В наши ряды попасть проще простого, ну… есть свои нюансы, конечно, о них я тебе сейчас всё подробненько растолкую. Давай только для начала махнём по маленькой, — и чёрт пододвинул к Максиму бокал, в который только что налил красное, как кровь, вино из отпотевшей бутылочки.
Максим одним залпом выпил и закусил выпитое небольшим куском малосолёной сёмги. Не знаю, что разлил чёрт по бокалам, но, пока Максим жевал рыбу, в голове у него стало проясняться, дурманящий хмель улетучился, и он стал всё чётко воспринимать и понимать. Как будто до этого не было выпито ни капли алкоголя.
— Ну, слушай Максимушка, — продолжал чёрт, покручивая в правой руке серебряной вилочкой с наколотой на её зубья виноградиной и при этом зачем-то внимательно рассматривая ягоду. — Хотя дело то и простое, но не всякий человечек может воспользоваться им. Только избранные… такие, как ты, например… — чёрт медленно перевёл свой взгляд с виноградины на Максима.
Максим, уже почти совсем трезвый, сидел и внимательно слушал то, что говорит ему чёрт.
— Вот видишь, Максимушка, виноградинка? Не каждой ягодке дано стать искристым вином или соком… иная просто в грязную землю затоптана будет… Но! Но, Максимушка… — чёрт назидательно помахал указательным пальцем почти перед самым носом Максима. — Из этой втоптанной в грязь виноградины может виноградная лоза взрасти… Думай, Максимушка. Думай… А эту, — чёрт взглядом указал на виноградину, наколотую на зубья вилки, поднёс её ко рту и продолжил: — А эту я просто съем, пусть она службу сослужит мне сейчас, утолив мой голод и жажду. Вот так и людишки, друг мой Максимушка, все-е-е для чего-то или для кого-то, рождаясь предназначены…
Максим снова призадумался…
А чёрт, продолжал своим тихим и вкрадчивым голосом с внезапно появившимися назидательными нотками в нём:
— Помнится, в сороковых годах прошлого века столько хороших кандидатов в наши ряды было, просто не жизнь, а сказка какая-то была. По концентрационным лагерям мы тогда работали. Кандидатов было — пруд пруди. Но отбор среди них был жесточайший, это тебе не хухры-мухры, каждого не брали, только особо отличившееся тогда в наши ряды попадали. Даже лимит нам тогда Хозяин установил. В общем, человек по десять на одно вакантное место было. Ну а куда деваться, ведь их так много было, что не приведи господи. Тьфу ты! Зараза! Опять он к языку моему прилип.
Чёрт взял стакан, набрал в рот водки, тщательно его прополоскал и, слегка повернувшись, сплюнул содержимое прямо на пол. Растёкшееся мокрое пятно покраснело, запузырившись, зашипело и, не оставив следа, испарилось розовой дымкой.
— Не-е, чёртушка, зачем ты мне про прошлый век рассказываешь? Ты мне расскажи, как мне сейчас быть. То было и прошло, туда мы сейчас не вернёмся, там, у них, была своя свадьба, а у нас здесь сейчас свой коленкор, — Максим так сжал державший в руке мандарин, что тот брызгами разлетелся во все стороны, и одна только шкурка задержалась в ладони Максима.
— Не спеши, Максимушка, не спеши, а слушай. Я же обещал нюансы все разъяснить, что да как, вот ты и послушай. Время было лихое, человек человека не только убивал, а истязал себе подобных с превеликим удовольствием… Вот кто издевался над людишками с удовольствием, с особым, так сказать, оттягом, тот в наши ряды наипервейшим кандидатом и был, теми наши ряды и пополнились.
Максим с прищуром посмотрел на гостя.
— Ты что, Валёк, предлагаешь опять мне, что ли, в контрактники податься?
— Не-не, боже упаси… Тьфу ты! — опять поперхнулся черт. — Что-то он покоя он сегодня мне не даёт, — снова водкой прополоскав рот и смачно сплюнув на пол, чертяка продолжал: — Ты, Максимушка, сейчас на том самом месте, где и нам добрую службу сослужить сможешь, и себе тёпленькое местечко в наших рядах обеспечить. Не сумневайся… —загадочно подмигнул Максиму чёрт. Подняв стакан с вином и отпив небольшой глоток, чёрт, оттолкнувшись от стола, откинулся на спинку стула, закатил вверх глаза и с задумчивым и философичным видом продолжил: — Пуля, она, как говорится, дура. Но есть и более действенные инструменты в нашем арсенале, которые стреляют без промаха. Это те самые радужные бумажки, которые люди называют деньгами. Поверь мне, они разят всех наповал, и малых, и старых, и сирых, и убогих. Как только человечки начинают понимать, что за эти бумажки они смогут приобрести для себя различные блага, прикрыть свою срамную наготу разными одеждами, насытить своё всегда жаждущее чрево, вот тут разум их и покидает. Каждому хочется всё больше и больше этих бумажек, и нет этому конца, и некогда не наступит предела… — Поставив стакан на стол и подавшись всем своим существом в сторону Максима, чёрт заговорщицки полушёпотом продолжал: — От них нет защиты, никакой бронежилет от них не поможет, и придумать его невозможно! Это только раньше дикие люди могли рассчитываться между собою шкурками собольими да разными ракушками диковинными, а сейчас ни-ни, никто тебе этого не позволит, ничего ты без наших денежек не сделаешь, точно тебе говорю! Ну, да ты и сам понимаешь, что без денежек наших, будешь гол как сокол, да не только гол, но и с голоду сдохнешь, как последняя тварь подзаборная…
Блуждающий взгляд Максима споткнулся о бокал с вином, стоящий перед чёртом, и о ужас! То, что он в нём увидел, ввергло его в шок. Максим оцепенел и, впав в прострацию, слушал чёртовы наставления уже как заворожённый. В бокале, как в какой-то странной страшной карусели или страшном хороводе кружились люди беспрерывной чередою. Точнее, не люди, а бесконечная череда вопиющих человеческих истощённых фигурок, словно сошедших с полотен Иеронима Босха.
— Хе-хе-хе, помнишь, Максимушка, помнишь?.. — прищурив глазки с внезапно вспыхнувшими и медленно запульсировавшими в них жгучими красными угольками, продолжил змеёю шипеть чертяка. — Как ты закинул гранаты в тот подвал? Ты ведь знал, что в нём нету боевиков, только женщины да дети были в нём. Видел же, видел, как гуськом они пробрались и укрылись в нём, две женщины с гурьбой детворы, но всё же ты закинул гранатки… — чёрт, смакуя реакцию, произведённую своими словами на Максима, с упоённым наслаждением наблюдал за ним.
Оцепеневший Максим сидел с опустошённым взглядом не в силах оторвать его от страшного хоровода, кружившегося в вине чёртового бокала.
— Не-е, не ищи ты их там, Максимушка, их там нету… И не ищи себе оправдания, оно тебе совсем и не нужно. Ты ведь в тот самый момент наслаждался страданьем людишек? Да-да, не пытайся обманывать себя, а меня ты и подавно обмануть не сможешь. Да оно и незачем, коли ты в наши чертячьи ряды собираешься, жалость для нас — это последнее дело, говорил же я об этом тебе уже!
Взяв сушёную воблу, чёрт с хрустом откусил ей голову, и она, как в шредере исчезает бумага, исчезла в чреве его, оставшаяся тушка с хвостом исчезли в том же направлении, лишь сухая рыбья чешуя перхотью осыпалась на пол.
— А вот того духа, которому ты пальчики на броне разбивал, если всмотришься хорошенечко, то вполне сможешь и обнаружить. Помнишь?.. Как молоточком да по ноготочкам да до самой железячки, вай-вай, Лимон с Арбузом его держат, а ты ему бах — и нету пальчика, бах — и нету второго. И вопросы вы ему не задавали, вы тогда страданиями его упивались… Внутри ваших души всё горело, стыд за страх перенесённый тогда вам душу сжигал, и вы его молоточком да по ноготочкам, вы так пытались от стыда своего избавиться. Да, Максимушка? Да?..
Пытаясь заглянуть Максиму в глаза и увидеть, что творится в душе рекрутируемого, чёрт дунул в соломинку, торчащую из бокала Вино забурлило, закипело, покрылось розовой пеной, и скрылись хороводы вопиющих. Максим непроизвольно оторвал свой взгляд от бокала, посмотрел в сторону чёрта, и тому не составило большого труда поймать его и всмотреться в Максимова душу.
То, что он там увидел, какая тревожная смута бушует в душе рекрутируемого, чертяку изрядно порадовало и вдохновило. Осталось совсем немножко до подписания контракта. Клиент был почти готов, осталась только самая малость, и некуда будет деваться Максимке.
— Так вот запомни, Максимушка, такие человеческие излишества, как совесть и жалость, должны превратиться у тебя в не нужные рудименты. Ой-ёй, не нужны они чёрту, ой-ё-ёй, совсем не нужны! От них только одна морока, они, как ржа разъедает металл, разъедают душу нашу чертячью, чем быстрее избавишься от них, тем легче и проще будет дорога тебе в наши ряды, — чёрт, несколько раз цокнув языком, как бы смакуя послевкусие отпитого вина, продолжил: — Самое главное, ты не должен испытывать никаких эмоций к людишкам. Смотри на них, как смотрит рыбак на опарышей, шевелятся себе что-то там в банке, ну и пусть себе шевелятся. И будет тебе счастье, Максимушка. И по службе, и по жизни, мы тебе подмогнём и на том, и на этом свете, будешь как сыр в масле кататься, точнее, «жирным котом» в этой, человеческой жизни станешь. Точно тебе говорю! Не сумневайся…
Почесав затылок и поелозив задницей на стуле, чёрт, заговорщицки понизив голос, приблизился поближе к Максиму:
— Не только, Максимушка, кредиты востребовать будешь, но и раздавать их людишкам. Поверь мне, кредиты лучше всяких оков и пут железных держат человечков в нашей жёсткой узде, и они, Максимушка, намного полезней и покрепче застенков тюремных будут. Точно тебе говорю! Человечек думает, что он свободен, ан не-е-т… Это ему только так кажется, это иллюзия, Максимушка, иллюзия… Вот и пусть он в этой сладкой иллюзии пребывает, это же нам только на руку, Максимушка.
3.
Максим, развернувшись на стуле, снова привалился спиною к стене, прикрыв глаза, попытался хоть немного расслабиться и поразмышлять о сделанном ему чёртом предложении. Но мысли роились, путались, скакали одна за другой. И все они были какие-то тревожные, беспокойные…
То его взбудораженное алкоголем воображение рисовало ему ряд чёрных скрипучих виселиц, уходящих вдаль до самого горизонта. На которых медленно, раскачивались человеческие тела, завёрнутые в грязное, серое рубище… То вдруг невесть откуда взявшееся вулканическая лава накрывала его с головой. То неведомая сила отрывала от земли и уносила в страшную чёрную бездну…
Но вдруг внезапно послышался ласковый шелест прибоя, тело окутало мягким, нежным теплом. Он явственно ощутил и увидел себя на шезлонге у тёплого моря. Невдалеке в пене прибоя плескалась стайка юных чаровниц. А запах… Ах, какой он уловил тонкий и волнующий запах… В нём было всё — и свежесть весеннего сада, и запах первой любви, и аппетитный дымок от мангала…
Непроизвольно он поднялся с шезлонга и ринулся к группе прекрасных шалуний, но не смог сделать и шага, ноги были опутаны путами… И со всего маху плашмя, он плюхнулся на белый песок. Страшная боль пронизала всё тело. Открыв глаза, он увидел перед собой ребристую плоскость кухонной батареи, по которой расплывались кровавые пятна.
Во рту стоял отвратительный запах, шершавая сухость саднила всё горло, в висках гулко стучало, тошнило… Зажав разбитое лицо ладонями, он поспешил в ванную комнату.
Подняв до упора рычаг смесителя, ополоснув разбитое лицо и выпив несколько пригоршней окрашенной кровью в розовый цвет воды, подставил начавшую лысеть голову под струю, хлеставшую из крана.
«Всё, с водкой нужно завязывать, — засвербила тревожная мысль. — Блин, уже черти чудиться начали… Если и дальше так пойдёт, то точно, в дурку можно угодить… Сейчас чуть-чуть опохмелюсь и всё, в завязку».
Обмотав голову полотенцем, он вышел из ванной комнаты и начал свободной рукой шарить по столу, пытаясь найти недопитую бутылку водки. Вдруг что-то со звоном упало на пол.
— Чёрт! — Ругнулся Максим и, сорвал с головы полотенце.
От увиденного он сначала оторопел, потом его начала бить мелкая, нервная дрожь. Он всё вспомнил… Вспомнил ночного гостя, а закуски, оставшиеся на столе, явно говорили, что это не было ни сном, ни пьяным бредом.
С этого дня Максима больше никто не видел. В банке, в котором он работал, он не появлялся. Начальник отдела не единожды пытался вызвонить его, но телефон сначала был не в сети, а потом и вообще оказался заблокирован. Отправленные ходоки по адресу, где жил Максим, возвращались ни с чем, на звонки и стук в дверь никто не отзывался. В квартире стояла мёртвая тишина.
Однажды выглянул сосед по лестничной площадке и сказал, что Максим попросил присмотреть за квартирой, оставил ему ключи и, ничего не объясняя, удалился.
Где-то через полгода среди коллег Максима прошел слух, что якобы кто-то видел грязного и дурно пахнущего Максима в компании бомжей. Другие же утверждали, что они точно видели его на пляжах Паттайи оказывающим мелкие услуги отдыхающим.
Ну а через год появились вообще невероятные слухи, что его видели на каком-то крупном международном экономическом форуме равным среди равных в компании всем известным банкиров.