Самолётик

Осень вошла в свои права, методично усыпая землю сухой листвой. Было достаточно прохладно, но ещё не холодно. Дни стояли сухие и слегка ветреные. Он любил именно такие её моменты. Пенсионный возраст настаивал на регулярных прогулках на свежем воздухе и он не упускал подходящие для этого дни. Теплая ветровка и кепка с убирающимися внутрь клапанами для ушей позволяли ему прогулки на длительное время. Во внутреннем дворике, окружённым с трёх сторон многоэтажными домами, был небольшой сквер с детской площадкой и скамейками для взрослых. Здесь он отдыхал, когда уставал. Вот и сейчас, присмотрев для себя скамейку хорошо освещаемую солнцем, уселся на неё с наслаждением вытянув перед собой ноги. Лёгкий порыв ветра, освободил окружающие деревца от очередной порции сухой листвы. К упавшим на скамью листьям, плавно приземлился бумажный голубь из тетрадного листа в клеточку.

Мальчишки забавляются — подумал он и огляделся вокруг. В сквере никого кроме него не было. Тогда он осмотрел окна соседних домов, в надежде увидеть там того, кто запускал бумажного голубя. Окна были закрыты.

— Наверное застрял в ветках дерева и висел там, пока ветер его оттуда не сдул вместе с листьями. — Подумал он беря в руки незамысловатую детскую игрушку. Сложил его в первоначальный вид, крепко прогладив пальцами линии сгиба крыльев. Слегка расправил их, готовясь запустить его в небо, и обратил внимание на надпись которая открылась между крыльями: " Я люблю тебя!"

— Вот оно оказывается как! Так ты у нас, братец, почтовый. — Он внимательно рассмотрел послание. Написано было хорошо сложившимся аккуратным почерком.

— Девчонка писала. Очень аккуратно вывела. Старшеклассница.

Продолжая рассматривать необычное письмо, оказавшееся в его руках, вспомнил, что в его детстве таких голубков называли «самолётиками». Чаще всего их запускали внутри класса. И никаких откровений на них никто не писал, так как сразу вычислялся тот, кто запускал и в кого. Он вспомнил свой класс и безмятежную атмосферу того времени. Всем им тогда казалось что впереди у каждого большая и долгая жизнь. И, только войдя в выпускной класс, вдруг остро ощутилось что их безмятежная тусовка стремительно приближается к своему завершению. Класс стал разбиваться на небольшие компании и даже на пары. В атмосфере ощущалось острое желание из всего разрушающего привычного образа жизни удержать рядом с собой кого-нибудь, с кем особенно сильно не хотелось расставаться. Вспомнил как ёкнуло сердечко, когда вдруг понял, что одну девчонку одноклассницу он может больше не увидеть. Закончив школу, она уедет поступать в какой-нибудь институт в другом городе и история их знакомства на этом закончится. Её парта находилась в средине первого от окна ряда. Когда она о чём-то думала, то взгляд её всегда был направлен в окно. И ему, сидевшему на среднем ряду, было видно как луч света от окна просвечивал её розовую мочку уха. У неё была абсолютно белая кожа, которая даже на летнем солнце оставалась бархатно — белой. Это всегда бросалось в глаза в сентябре на фоне плотного загара у всех остальных одноклассников. Его в классе дразнили «беляком» за то что жгучее летнее солнце за весь сезон с трудом покрывало его очень слабым загаром, заставляя кожу несколько раз отслоиться от своего хозяина. Говорила она всегда мягким тихим голосом с бархатными оттенками. Опрятность её школьной формы всегда была безукоризненна. А на улице было заметно её ладно скроенная одежда, шапочки и варежки. Вот этот уличный её наряд, в отличие от других, менялся несколько раз в неделю, не утрачивая своей безукоризненности. Все его одноклассники отдавая дань тому непростому времени, заметно отличались от неё, донашивая за своими братьями и сёстрами, то что ещё можно было одеть. Она отлично успевала по всем предметам и никогда не отказывала в просьбе списать у неё домашнюю работу тем, кому она оказалась не по силам. Именно потому она пребывала всегда в тихом, как её голос, авторитете. Весь её внешний вид говорил, что её семья жила не опускаясь в нужду, как это было почти у всех в то время. Другим бы не простили такой яркой разницы во внешнем виде, но за неё активно заступались все ребята, которые не скатывались до «двоечников», благодаря списанным у неё домашним заданиям. Звали её Татьяна Резникова. Именно так — Татьяна. Все учителя, которые нас называли простыми именами Петя, Вася, Толя, Маша, Света, её называли только Татьяна. Ему легко давались математика, физика, химия и он считал, что для его будущей жизни этого вполне достаточно. На всех внутри школьных и между школьных Олимпиадах по этим трём предметам они выступали вместе, представляя класс или школу. Именно тогда, когда они оказывались за одной партой, он очень остро чувствовал свою неловкость за такое резкое различие во внешнем виде. Сам он никогда ни у кого ничего не списывал, тем более у неё. Но от этого она только больше казалась ему привлекательной. И, если на математике, физике и химии он внимателен был на уроке, то на всех других позволял себе украдкой рассматривать её. И, когда нечаянно их взгляды встречались, она вспыхивала розовым румянцем, от которого мочка уха просвечивалась ещё ярче. В такие моменты он не мог отвести свой взгляд от неё. И тогда это делала она, опустив глаза и повернув лицо к тетраде.

Период школьной учёбы закончился, как и у всех, выпускным вечером. В этой школе у него была своя особенность — в двадцати минутах ходьбы от неё было море. Половину этого пути занимал красивый ступенчатый спуск с площадками осмотра, зайти на которые можно было по полукруглым ступенчатым обводам с двух сторон. По этому сам вечер не заканчивался поздно ночью, а продолжался до утра с обязательной прогулкой к морю, на берегу которого выпускники встречали рассвет. На спуске, его неожиданно взяла под руку Татьяна и спросила:

— Ты уже выбрал себе институт для поступления?

Она впервые оказалась настолько близко, что он решительно посмотрел ей в лицо, остро чувствуя скорое расставание. Фонари не позволяли рассмотреть румянец её щёк, но неясное волнение, с которым прозвучал вопрос, неожиданно цепко связало всего его. С огромным удовольствием так близко рассматривая её лицо, неожиданно услышал свой ответ.

— Танюшка, ну какой институт? У меня даже по тому языку, которым я с тобой разговариваю, тройка с натяжкой.

Её рука стала заметно теплее и в бархатных нотках голоса ощутилось заметное волнение.

— Тебе же всё это даётся намного легче чем мне. Ты учился играясь. Что нравилось — то учил, а остальное — как получалось. Если захочешь, быстро нагонишь всё упущенное и с легкостью сдашь вступительные экзамены. У тебя способность к учёбе высокая. Это как талант — его развивать нужно.

Он не стал ей говорить, что его мать надрывается на работе, чтобы хоть как-то обеспечить свою семью. И своей самой первой задачей он считал возможность как можно скорее начать зарабатывать деньги, чтобы помочь ей. Осмелившись положить свою ладонь на её руку и, почувствовав её тепло, спросил:

— Ты не замёрзла?

Она отрицательно покачала головой и тихо сказала:

— Нет.

Шумная гурьба выпускников продвигалась к морю по лестничному спуску. Среди них заметны были отдельные родители и классный руководитель с женой. Внизу всех встретил довольно свежий ночной бриз. С проходящего мимо них одноклассника стянул куртку, которую ему предусмотрительно принесла к концу выпускного его мама.

— Потерпи немножко, ладно? У меня Танюшка мёрзнет.

Тот в ответ благодушно махнул рукой и куртка легла на Танины плечи.

На берегу взрослые наперебой стали вспоминать свои выпускные вечера, выхватывая из них только самые весёлые моменты. Рассказывали разные истории того времени, перебивая и дополняя друг друга какими-то тонкостями и смешными моментами. Вся компания тесно прижималась друг к другу, спасаясь от предутренней прохлады. В какой-то момент кто-то громко крикнул:

— Светает!

Полоска неба над горизонтом моря заметно посветлела, а ближе к воде в ней стали просвечивать розовые тона. Появившийся краюшек солнца был встречен восторженными криками: «Ура!!!» И после этих криков стало ясно что компания никак не может расстаться. Ситуацию разрешили классный руководитель с женой. Они пригласили всех к себе домой на чашечку кофе, после чего выпускной предложили признать закончившимся и разойтись по домам. В большой комнате их квартиры на полу лежал такой же большой ковёр. Весь класс разместился именно на нём, сознательно игнорируя стулья, диван и кухонные табуретки. Всю ночь он не выпускал Татьянину руку из своей и, когда она устало опустилась на ковёр, сел рядом с ней. В комнату внесли кофе, заваренный в большом эмалированном ведре и, половником, разливали его во всё из чего только можно было пить. Запах кофе плотно насытил воздух в помещении, но сам кофе бодрости никому не принёс. Сидящие на полу постепенно переходили в лежачее положение и засыпали. Почувствовав что его тоже клонит к горизонту, он уложил свою голову на ноги сидящей рядом Тани. Её ладонь легла сверху. Он заснул. Его толкнули, намекнув, что уже пора двигаться в сторону своего дома. В комнате от класса осталось несколько человек. На вопрос:

— Где остальные?

— Ушли домой. — хором прозвучал ответ.

Вяло встав на ноги и осмотревшись, спросил:

— А где Таня Резникова?

— Её родители забрали с собой.

Больше он её никогда не видел и даже не знал её адреса. У него позже была работа, потом армия, потом всё, что бывает у всех отслуживших армию. Но судьба не предусмотрела для него ещё одной встречи с ней.

Вернувшись домой, в коридоре сменил ботинки на тапочки и громко позвал:

— Дуняша! Давай уже ужинать, поздно уже.

Из комнаты лениво показалась кошка и остановилась, бросив взгляд на пустую миску в углу.

— Сейчас, сейчас. Подожди чуток.

Достал из кармана самолётик и вложил его в лежащую на тумбочке книжку. В кухне из разогретого в микроволновке супа вынул куриную ножку и положил её в Дунину миску:

— Вот это тебе. Ешь.

Сам ел неохотно, не ощущая вкуса, мысленно вспоминая тот выпускной. Помыл посуду, убрал на столе и, вернувшись в комнату, отыскал на полках альбом с выпускными фотографиями. На общей фотографии без труда нашёл Татьяну Резникову и долго боролся с щемящим ощущением внутри. Достал из книжки самолётик, раскрыл его, чтобы читалась надпись. Потом по очереди сложил сначала его затем альбом и поместил всё это на полку, поближе к себе. Застелил себе диван для сна и пол ночи разговаривал с кошкой, объясняя ей, что она даже представления никакого не имеет о том, как важно, чтобы в твоей жизни было счастье. Без него жизнь — пустышка. Уверял её что в его жизни счастье было, пусть не долгое, но было же! Он со своим счастьем пять лет в одном классе за соседней партой сидел и даже за руку держал. Сытая кошка заснула сразу, а ему сон не дался. Память по кругу прокручивала в его сознании детали выпускного вечера, несколько дольше задерживаясь на том моменте, когда его голова коснулась её колена, а сверху легла тёплая ладонь его счастья.