Привет, Питония!
Возрастные ограничения 18+
четвёртый эпизод в сборник рассказов на Литресе: «Привет, Питония восьмидесятых»
…Апрель восемьдесят первого года прошлого века.
Город-герой Ленинград, здание Нахимовского военно-морского училища, третий этаж, второе окно слева прямо напротив Авроры.
Обычный день – кажется, вторник – точнее утро – время без малого восемь! – по распорядку дня в училище идёт «Малая приборка».
Так заведено – за каждым нахимовцем, как, впрочем, за любым военнослужащим во всех родах войск, закреплен конкретный участок приборки, который тот убирает два раза в день: утром до занятий и вечером после них. Это окно на третьем этаже тридцать первого класса или по-другому первого взвода третьей роты – главный объект моей приборки. Это лишь кажется, что там нечего делать, протирая один и тот же подоконник изо дня в день утром и вечером, да ещё полтора часа в субботу во время «Большой приборки».
Во-первых, окно огромное, около трех метров в высоту и двух с лишним в ширину…
Если вдруг не верится, всегда можно съездить к Авроре и, внимательно присмотревшись к этому замечательному зданию с минами да старинными пушками у входов со стороны Петроградской и Петровской набережных, убедиться в том самому.
Словно сейчас, помню, как мы пели о нём, слегка подменив слова популярного тогда гимна студентов:
«В Петроградской стороне
у моста Свободы
стоит домик голубой
с пушками у входа».
…А, во-вторых, моё окно поделено деревянными рамами ровно на тридцать прямоугольников, так что общая длина старой прокрашенной деревяшки с учетом двойного остекления на нём достигает 50 погонных метров длины, да ещё 12 квадратных метров старого стеклянного полотна, выходящего, кстати, на оживлённую проезжую часть…
Сорок лет назад она, кстати, тоже была весьма интенсивна!
…Малейшая грязинка или пылинка на нём сразу всем видна, как вон, например, та черная ворона на льдине, проплывающей сейчас по серебрящейся в лучах восходящего солнца Неве за моим окном. Так что «плевый», казалось бы, участок приборки, на самом деле оказывается совсем даже немалым и простым, требуя к себе постоянного и пристального внимания, как, впрочем, и всё в нашей жизни, только в свои пятнадцать лет об этом ещё не догадываешься.
Вообще-то в классе четыре окна и во время «Малой приборки» – в это время в учебный корпус прибывают лишь по одному ответственному за помещение – приходится присматривать за всеми, но это, второе слева на третьем этаже, окно – моё любимое в классе! Да что там, в классе, во всем училище – оно самое интересное, главное, потому что именно оно смотрит на трап легендарного крейсера «Авроры», у которого круглосуточно стоит вооруженный матрос-часовой. Каждое утро ровно в восемь у него я вместе с командой корабля участвую в подъеме флага, который, кстати, проходит по всем правилам этикета Русского флота: с отбитием склянок и звуками живой корабельной дудки, трубы. Экипаж крейсера первого ранга во всем парадном выстраивается на верхней палубе. Два сигнальщика разбегаются в разные стороны к флагштокам на бак и на ют для поднятия гюйса и флага соответственно. Трубач, разбрасывая, словно соловей, волшебные трели, вначале играет тревожный «Большой сбор», затем – торжественный «Подъем флага», а после его окончания по-хулигански задиристо и кратко выдаёт жизнеутверждающий сигнал «Вольно». Под эти фантастические звуки морской трубы и «звон склянок», встав по стойке «смирно» у моего окна, наблюдаю, как флаг и гюйс плавно, ни на секунду не останавливаясь, медленно-медленно почти вечность ползут по короткому трехметровому фалу флагштока вверх. Точней в бок! Сигнальщики до максимума растягивают их в стороны, чтоб хоть как-то увеличить путь огромных полотен…
Тогда, в восьмидесятые, на подъем флага к самому известному до сих пор крейсеру страны, как на смену караула у мавзолея в Москве, съезжались сотни горожан и, видимо, туристов, чтоб полюбоваться отточенными движениями моряков. Увы, с 2010 года крейсер вывели из состава военно-морского флота. У трапа нет больше её матроса. Хотя, надо отдать должное, флаг и гюйс на крейсере остались на прежнем месте – это, безусловно, радует! – но, похоже, висят они там, на носовом и кормовом флагштоках… чисто ритуально. Корабль без Вэ-Мэ-эФ (так говорили у нас) и без своей команды моряков – всего лишь красиво убранная могила, ну или… музей, как, впрочем, его и обзывают теперь.
…Бесконечно люблю эти утренние минуты в классе. В это время здесь никого нет, весь наш взвод разбегается по своим местам уборки, а их в училище не счесть, а у окна только я и моя Аврора, с которой у нас ежедневное утреннее свидание, после которого всегда повышается настроение…
До сих пор, кстати, повышается, когда утром еду мимо с дома к месту службы по противоположному от неё правому берегу первого разлома Невы на два русла.
…В Питере сразу после весеннего солнцестояния входят в свои права волшебные «Белые ночи»: в 07-15 на зарядке – уже… не темно, а в 21-40 на вечерней прогулке – ещё не темно. Подъем и спуск флага на фоне Ленинградских сумерек особенно впечатляющ, неподражаем. А сегодня так совсем как-то по-особому хорошо: весеннее солнце радостно сияет со стороны выглядывающих над Литейным мостом куполов Смольного собора, бросая загадочные косые лучи на толстые отполированные до блеска трубы крейсера. По ярко-синей глади Невы со скоростью быстро идущего человека несутся огромные белые ладожские льдины, а на одной из них в стае вечно снующих над рекой черноголовых чаек действительно сидит огромная черная ворона. Она, похоже, жмурится, отворачиваясь от серебрящейся на солнце воды и отраженных бликов зеркального крейсера, и в какой-то момент, не выдержав, раскрывает клюв и недовольно лает в нашу с Авророй сторону. Это очень потешно – смешно, весело! Мне вдруг непреодолимо хочется послать привет… ей, этой вороне, крейсеру и… моему замечательному негромкому городу за окном, ласково во все глаза глядящего на меня сквозь волшебное окно всё понимающего ласкового, но все-таки уже потихоньку улетающего от меня вдаль, детства.
Распахнув окно, встаю на широкий белоснежный подоконник во весь рост и, глядя сквозь трубы Авроры куда-то вдаль в сторону гостиницы «ЛЕНИНГРАД» на противоположной стороне истока Большой Невки, медленно с чувством и расстановкой начинаю семафорить первое, что приходит в голову:
Правая рука – вертикально вверх, левая – горизонтально: «П».
Левая рука – вертикально вверх, правая – горизонтально: «Р».
Правая рука – вертикально вверх, левая – вертикально вниз: «И».
Правая рука – горизонтально, левая – вертикально вниз: «В».
Правая рука – под углом 45 градусов вверх, левая – вертикально вниз: «Е».
Правая и левая руки подняты горизонтально: «Т».
Энергичное одновременное движение рук сверху вниз: «знак окончания слова».
Правая и левая руки приподняты на 45 градусов внизу: «А».
Правая рука – горизонтально, левая – вертикально вниз: «В».
Левая рука – вертикально вверх, правая – горизонтально: «Р».
Левая рука приподнята на 45 градусов вниз, правая – вертикально вниз: «О».
Левая рука – вертикально вверх, правая – горизонтально: «Р».
Правая и левая руки приподняты на 45 градусов внизу: «А».
Энергичное одновременное движение рук сверху вниз: «знак окончания семафора».
Мне удивительно хорошо и приятно стоять на подоконнике в одной «робе» (рабочем платье – очень удобная повседневная хлопчатобумажная одежда моряков-матросов, типа широкого кимоно, которые ныне, похоже, уже не используют). Как раз вчера вечером мы с Сережкой Рябинским всё вечернее СамПо – самоподготовку – готовились к зачету по флажному семафору, попеременно читая и передавая друг другу всевозможные знаки, предложения, анекдоты. И вот теперь эти два слова «Привет, Аврора» просемафорились у меня четко, быстро, без запинки. Они вылетели сразу, сами, не задумываясь и не кочевряжась, кто знает, может быть из самой души, предназначенные всем, всем, всем и понеслись, понеслись вдаль вместе с необычной веселой вороной на льдине. Свежий и ещё довольно-таки холодный ветер шевелит на мне коротко под полубокс остриженные волосы на макушке и хлопает огромным матросским гюйсом по мальчишеским плечам.
Огромные тяжёлые ладожские льдины, отражая солнечный свет, на фоне чистой темно-сиреневой воды реки кажутся лёгкими белоснежными пушинками, скользящими по её поверхности. Мой город, без какой-то там помпы, прекрасен и прекрасен… в любое время года, достаточно лишь взглянуть на него не торопясь, чтобы понять это и влюбиться в него уже навсегда.
И тут, вдруг, прямо на капитанском мостике корабля ВМФ номер один вижу её командира, усиленно машущего мне двумя руками крест-накрест над головой – это знак сигнальщиков всех флотов мира, означающий: «Примите семафор».
Это очень удивительно, необычно и… страшно – не натворил ли что-то такого… ненужного, запретного! – но инстинктивно, даже не успев опомниться, даю отмашку крест-накрест руками внизу у ног, что означает: «Понял, готов к приему семафора».
Опытный капитан первого ранга пишет медленно, уверенно, не торопясь, фиксируя каждую букву и знак, понимая мою неопытность в этом деле:
Правая рука – вертикально вверх, левая – горизонтально: «П».
Левая рука – вертикально вверх, правая – горизонтально: «Р».
Правая рука – вертикально вверх, левая – вертикально вниз: «И».
Правая рука – горизонтально, левая – вертикально вниз: «В».
Правая рука – под углом 45 градусов вверх, левая – вертикально вниз: «Е».
Правая и левая руки подняты горизонтально: «Т».
Энергичное одновременное движение рук сверху вниз: «знак окончания слова».
Правая рука – вертикально вверх, левая – горизонтально: «П».
Правая рука – вертикально вверх, левая – вертикально вниз: «И».
Правая и левая руки подняты горизонтально: «Т».
Левая рука приподнята на 45 градусов вниз, правая – вертикально вниз: «О».
Правая рука приподнята на 45 градусов вниз, левая – вертикально вниз: «Н».
Правая рука – вертикально вверх, левая – вертикально вниз: «И».
Левая рука – вертикально вверх, права – согнута в локте и прижата к животу, образуя перпендикулярную линию с левой рукой: «Я».
Энергичное одновременное движение рук сверху вниз: «знак окончания слова, семафора».
Радуюсь прочитанному – «Привет, Питония» – а главное тому, что сумел разобрать сигналы командира флагманского крейсера, и весело даю повторную отмашку крест-накрест внизу: «Понял».
Командир улыбается – мне это отчетливо видно, мое зрение не то, что теперь – и, напоследок, по-приятельски махнув рукой, скрывается в ходовой рубке…
Ныне проходя, иногда с женой и внуками, мимо этого старинного, построенного в 1910-1912 годах в стиле ретроспективизма архитектором А. И. Дмитриевым здания, в котором с 1944 года разместилось старейшее Нахимовское училище страны, с радостью замечаю многие положительные изменения коснувшиеся его современного облика. Построенные рядом с ним новые корпуса училища гармонично вписались в его прежний образ моих восьмидесятых. С того памятного дня прошло уже (как у А.С. Пушкина) тридцать лет и три года, даже, честно говоря, теперь уже… много больше. Сейчас у меня самого, как у того командира крейсера, три большие звезды на плечах. Теперь я с внешней стороны «Питонии», но мои глаза по-прежнему каждый раз, когда бываю здесь, отыскивают и отыскивают то моё окно. Иногда вижу там силуэт очередного её воспитанника издавна, возможно с его основания, называющих себя Питонами (воспитанник, питомец, питон – так, кажется, нам говорили наши предшественники, а им их) и каждый раз вспоминаю то чувство случайного весеннего восторга. Каждый раз невольно перебегаю глазами с окна на ходовую рубку великого крейсера, участника настоящих славных, но, увы, ныне малоизвестных боевых сражений, в том числе и совместно с легендарным крейсером «Варягом». После проведённого ремонта он, несомненно, выглядит вполне превосходно, но всё же неужели больше никогда наш крейсер не войдёт в состав военно-морского флота, ведь нахимовцев до сих пор зовут внуками «Авроры», а она обозвана странным словом музей. Конечно, её историческое прошлое кому-то может показаться сомнительным, но, как бы ни были круты исторические повороты государства, оно только тогда и только тогда может называться великим, когда у него есть великая память и великая преемственность своей истории – всей истории, кстати, без исключения, какая бы она там кому-то ни казалась. «Великое – заметно лишь на расстоянии!..». Да и не мной это всё, в конце-то концов, придумано, ведь весь сегодняшний оскал так называемой «западной демократии», направленный в нашу сторону, уже давно заставил мою Родину устами… (ох, как бы только не получилось пафосно) воскликнуть: «Великой стране вовсе не требуется Запад… Россия возвращается к себе самой. Россия возвращается в свою историю». Мне искренне верится, что и моя…наша «Аврора» вернется в строй боевых кораблей и наши мальчишки-нахимовцы, как и прежде, будут вместе с её командой поднимать и опускать её настоящий военно-морской флаг, и над Невой с новой силой взлетит её прежняя песня: «Что тебе снится, крейсер Аврора, в час, когда утро встает над Невой…».
И вот тогда, придя сюда снова и снова, может быть, кому-то из нас, выпускников училища начала восьмидесятых, удастся увидеть в её окне восторженное лицо нынешнего её обитателя, вдохновленного звуками морской трубы и звоном «склянок», возжелавшего вдруг просемафорить миру свой свежий мальчишеский привет, наполняющий паруса надежды. И нам с не меньшей радостью и чувством глубокой ностальгии и зовущей в этот прекрасный мир романтики под названием морская стихия, захочется ответить ему и этому дорогому нашему сердцу домику: «Привет тебе, милая моя Питония, от всех питонов… восьмидесятых!»
Сможем ли?
Сможем – точно сможем, ведь я до сих пор помню флажный семафор.
А ты, Питон, помнишь?
Ну, конечно же, ты помнишь, ты всё помнишь…
Автор, как обычно, приносит извинения за возможные совпадения имен и ситуаций, дабы не желает обидеть кого-либо своим невинным желанием слегка приукрасить некогда запавшие в его памяти обычные, в сущности, житейские корабельные события. Всё, описанное здесь, безусловно, является вымышленным, потому как рассказ является художественным и ни в коем случае не претендует на документальность, хотя основа сюжета и взята из дневников и воспоминаний друзей и товарищей периода 1980-1987гг.
Автор, благодарит критика (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение всё это выслушать в сто двадцать первый раз, а также напоминает, что эта миниатюра-черновик всего лишь рукопись, набросок. Здесь, вероятно, масса стилистических и орфографических ошибок, при нахождении которых автор, принеся свои извинения за неудобство перед скрупулезными лингвистами, просит направить их администратору группы «Питер из окна автомобиля», на любой удобной Вам платформе (ВК, ОК, ТМ), для исправления, либо оставить их прямо под текстом.
Спасибо за внимание и… сопереживание.
2014-11.09.2023г.
…Апрель восемьдесят первого года прошлого века.
Город-герой Ленинград, здание Нахимовского военно-морского училища, третий этаж, второе окно слева прямо напротив Авроры.
Обычный день – кажется, вторник – точнее утро – время без малого восемь! – по распорядку дня в училище идёт «Малая приборка».
Так заведено – за каждым нахимовцем, как, впрочем, за любым военнослужащим во всех родах войск, закреплен конкретный участок приборки, который тот убирает два раза в день: утром до занятий и вечером после них. Это окно на третьем этаже тридцать первого класса или по-другому первого взвода третьей роты – главный объект моей приборки. Это лишь кажется, что там нечего делать, протирая один и тот же подоконник изо дня в день утром и вечером, да ещё полтора часа в субботу во время «Большой приборки».
Во-первых, окно огромное, около трех метров в высоту и двух с лишним в ширину…
Если вдруг не верится, всегда можно съездить к Авроре и, внимательно присмотревшись к этому замечательному зданию с минами да старинными пушками у входов со стороны Петроградской и Петровской набережных, убедиться в том самому.
Словно сейчас, помню, как мы пели о нём, слегка подменив слова популярного тогда гимна студентов:
«В Петроградской стороне
у моста Свободы
стоит домик голубой
с пушками у входа».
…А, во-вторых, моё окно поделено деревянными рамами ровно на тридцать прямоугольников, так что общая длина старой прокрашенной деревяшки с учетом двойного остекления на нём достигает 50 погонных метров длины, да ещё 12 квадратных метров старого стеклянного полотна, выходящего, кстати, на оживлённую проезжую часть…
Сорок лет назад она, кстати, тоже была весьма интенсивна!
…Малейшая грязинка или пылинка на нём сразу всем видна, как вон, например, та черная ворона на льдине, проплывающей сейчас по серебрящейся в лучах восходящего солнца Неве за моим окном. Так что «плевый», казалось бы, участок приборки, на самом деле оказывается совсем даже немалым и простым, требуя к себе постоянного и пристального внимания, как, впрочем, и всё в нашей жизни, только в свои пятнадцать лет об этом ещё не догадываешься.
Вообще-то в классе четыре окна и во время «Малой приборки» – в это время в учебный корпус прибывают лишь по одному ответственному за помещение – приходится присматривать за всеми, но это, второе слева на третьем этаже, окно – моё любимое в классе! Да что там, в классе, во всем училище – оно самое интересное, главное, потому что именно оно смотрит на трап легендарного крейсера «Авроры», у которого круглосуточно стоит вооруженный матрос-часовой. Каждое утро ровно в восемь у него я вместе с командой корабля участвую в подъеме флага, который, кстати, проходит по всем правилам этикета Русского флота: с отбитием склянок и звуками живой корабельной дудки, трубы. Экипаж крейсера первого ранга во всем парадном выстраивается на верхней палубе. Два сигнальщика разбегаются в разные стороны к флагштокам на бак и на ют для поднятия гюйса и флага соответственно. Трубач, разбрасывая, словно соловей, волшебные трели, вначале играет тревожный «Большой сбор», затем – торжественный «Подъем флага», а после его окончания по-хулигански задиристо и кратко выдаёт жизнеутверждающий сигнал «Вольно». Под эти фантастические звуки морской трубы и «звон склянок», встав по стойке «смирно» у моего окна, наблюдаю, как флаг и гюйс плавно, ни на секунду не останавливаясь, медленно-медленно почти вечность ползут по короткому трехметровому фалу флагштока вверх. Точней в бок! Сигнальщики до максимума растягивают их в стороны, чтоб хоть как-то увеличить путь огромных полотен…
Тогда, в восьмидесятые, на подъем флага к самому известному до сих пор крейсеру страны, как на смену караула у мавзолея в Москве, съезжались сотни горожан и, видимо, туристов, чтоб полюбоваться отточенными движениями моряков. Увы, с 2010 года крейсер вывели из состава военно-морского флота. У трапа нет больше её матроса. Хотя, надо отдать должное, флаг и гюйс на крейсере остались на прежнем месте – это, безусловно, радует! – но, похоже, висят они там, на носовом и кормовом флагштоках… чисто ритуально. Корабль без Вэ-Мэ-эФ (так говорили у нас) и без своей команды моряков – всего лишь красиво убранная могила, ну или… музей, как, впрочем, его и обзывают теперь.
…Бесконечно люблю эти утренние минуты в классе. В это время здесь никого нет, весь наш взвод разбегается по своим местам уборки, а их в училище не счесть, а у окна только я и моя Аврора, с которой у нас ежедневное утреннее свидание, после которого всегда повышается настроение…
До сих пор, кстати, повышается, когда утром еду мимо с дома к месту службы по противоположному от неё правому берегу первого разлома Невы на два русла.
…В Питере сразу после весеннего солнцестояния входят в свои права волшебные «Белые ночи»: в 07-15 на зарядке – уже… не темно, а в 21-40 на вечерней прогулке – ещё не темно. Подъем и спуск флага на фоне Ленинградских сумерек особенно впечатляющ, неподражаем. А сегодня так совсем как-то по-особому хорошо: весеннее солнце радостно сияет со стороны выглядывающих над Литейным мостом куполов Смольного собора, бросая загадочные косые лучи на толстые отполированные до блеска трубы крейсера. По ярко-синей глади Невы со скоростью быстро идущего человека несутся огромные белые ладожские льдины, а на одной из них в стае вечно снующих над рекой черноголовых чаек действительно сидит огромная черная ворона. Она, похоже, жмурится, отворачиваясь от серебрящейся на солнце воды и отраженных бликов зеркального крейсера, и в какой-то момент, не выдержав, раскрывает клюв и недовольно лает в нашу с Авророй сторону. Это очень потешно – смешно, весело! Мне вдруг непреодолимо хочется послать привет… ей, этой вороне, крейсеру и… моему замечательному негромкому городу за окном, ласково во все глаза глядящего на меня сквозь волшебное окно всё понимающего ласкового, но все-таки уже потихоньку улетающего от меня вдаль, детства.
Распахнув окно, встаю на широкий белоснежный подоконник во весь рост и, глядя сквозь трубы Авроры куда-то вдаль в сторону гостиницы «ЛЕНИНГРАД» на противоположной стороне истока Большой Невки, медленно с чувством и расстановкой начинаю семафорить первое, что приходит в голову:
Правая рука – вертикально вверх, левая – горизонтально: «П».
Левая рука – вертикально вверх, правая – горизонтально: «Р».
Правая рука – вертикально вверх, левая – вертикально вниз: «И».
Правая рука – горизонтально, левая – вертикально вниз: «В».
Правая рука – под углом 45 градусов вверх, левая – вертикально вниз: «Е».
Правая и левая руки подняты горизонтально: «Т».
Энергичное одновременное движение рук сверху вниз: «знак окончания слова».
Правая и левая руки приподняты на 45 градусов внизу: «А».
Правая рука – горизонтально, левая – вертикально вниз: «В».
Левая рука – вертикально вверх, правая – горизонтально: «Р».
Левая рука приподнята на 45 градусов вниз, правая – вертикально вниз: «О».
Левая рука – вертикально вверх, правая – горизонтально: «Р».
Правая и левая руки приподняты на 45 градусов внизу: «А».
Энергичное одновременное движение рук сверху вниз: «знак окончания семафора».
Мне удивительно хорошо и приятно стоять на подоконнике в одной «робе» (рабочем платье – очень удобная повседневная хлопчатобумажная одежда моряков-матросов, типа широкого кимоно, которые ныне, похоже, уже не используют). Как раз вчера вечером мы с Сережкой Рябинским всё вечернее СамПо – самоподготовку – готовились к зачету по флажному семафору, попеременно читая и передавая друг другу всевозможные знаки, предложения, анекдоты. И вот теперь эти два слова «Привет, Аврора» просемафорились у меня четко, быстро, без запинки. Они вылетели сразу, сами, не задумываясь и не кочевряжась, кто знает, может быть из самой души, предназначенные всем, всем, всем и понеслись, понеслись вдаль вместе с необычной веселой вороной на льдине. Свежий и ещё довольно-таки холодный ветер шевелит на мне коротко под полубокс остриженные волосы на макушке и хлопает огромным матросским гюйсом по мальчишеским плечам.
Огромные тяжёлые ладожские льдины, отражая солнечный свет, на фоне чистой темно-сиреневой воды реки кажутся лёгкими белоснежными пушинками, скользящими по её поверхности. Мой город, без какой-то там помпы, прекрасен и прекрасен… в любое время года, достаточно лишь взглянуть на него не торопясь, чтобы понять это и влюбиться в него уже навсегда.
И тут, вдруг, прямо на капитанском мостике корабля ВМФ номер один вижу её командира, усиленно машущего мне двумя руками крест-накрест над головой – это знак сигнальщиков всех флотов мира, означающий: «Примите семафор».
Это очень удивительно, необычно и… страшно – не натворил ли что-то такого… ненужного, запретного! – но инстинктивно, даже не успев опомниться, даю отмашку крест-накрест руками внизу у ног, что означает: «Понял, готов к приему семафора».
Опытный капитан первого ранга пишет медленно, уверенно, не торопясь, фиксируя каждую букву и знак, понимая мою неопытность в этом деле:
Правая рука – вертикально вверх, левая – горизонтально: «П».
Левая рука – вертикально вверх, правая – горизонтально: «Р».
Правая рука – вертикально вверх, левая – вертикально вниз: «И».
Правая рука – горизонтально, левая – вертикально вниз: «В».
Правая рука – под углом 45 градусов вверх, левая – вертикально вниз: «Е».
Правая и левая руки подняты горизонтально: «Т».
Энергичное одновременное движение рук сверху вниз: «знак окончания слова».
Правая рука – вертикально вверх, левая – горизонтально: «П».
Правая рука – вертикально вверх, левая – вертикально вниз: «И».
Правая и левая руки подняты горизонтально: «Т».
Левая рука приподнята на 45 градусов вниз, правая – вертикально вниз: «О».
Правая рука приподнята на 45 градусов вниз, левая – вертикально вниз: «Н».
Правая рука – вертикально вверх, левая – вертикально вниз: «И».
Левая рука – вертикально вверх, права – согнута в локте и прижата к животу, образуя перпендикулярную линию с левой рукой: «Я».
Энергичное одновременное движение рук сверху вниз: «знак окончания слова, семафора».
Радуюсь прочитанному – «Привет, Питония» – а главное тому, что сумел разобрать сигналы командира флагманского крейсера, и весело даю повторную отмашку крест-накрест внизу: «Понял».
Командир улыбается – мне это отчетливо видно, мое зрение не то, что теперь – и, напоследок, по-приятельски махнув рукой, скрывается в ходовой рубке…
Ныне проходя, иногда с женой и внуками, мимо этого старинного, построенного в 1910-1912 годах в стиле ретроспективизма архитектором А. И. Дмитриевым здания, в котором с 1944 года разместилось старейшее Нахимовское училище страны, с радостью замечаю многие положительные изменения коснувшиеся его современного облика. Построенные рядом с ним новые корпуса училища гармонично вписались в его прежний образ моих восьмидесятых. С того памятного дня прошло уже (как у А.С. Пушкина) тридцать лет и три года, даже, честно говоря, теперь уже… много больше. Сейчас у меня самого, как у того командира крейсера, три большие звезды на плечах. Теперь я с внешней стороны «Питонии», но мои глаза по-прежнему каждый раз, когда бываю здесь, отыскивают и отыскивают то моё окно. Иногда вижу там силуэт очередного её воспитанника издавна, возможно с его основания, называющих себя Питонами (воспитанник, питомец, питон – так, кажется, нам говорили наши предшественники, а им их) и каждый раз вспоминаю то чувство случайного весеннего восторга. Каждый раз невольно перебегаю глазами с окна на ходовую рубку великого крейсера, участника настоящих славных, но, увы, ныне малоизвестных боевых сражений, в том числе и совместно с легендарным крейсером «Варягом». После проведённого ремонта он, несомненно, выглядит вполне превосходно, но всё же неужели больше никогда наш крейсер не войдёт в состав военно-морского флота, ведь нахимовцев до сих пор зовут внуками «Авроры», а она обозвана странным словом музей. Конечно, её историческое прошлое кому-то может показаться сомнительным, но, как бы ни были круты исторические повороты государства, оно только тогда и только тогда может называться великим, когда у него есть великая память и великая преемственность своей истории – всей истории, кстати, без исключения, какая бы она там кому-то ни казалась. «Великое – заметно лишь на расстоянии!..». Да и не мной это всё, в конце-то концов, придумано, ведь весь сегодняшний оскал так называемой «западной демократии», направленный в нашу сторону, уже давно заставил мою Родину устами… (ох, как бы только не получилось пафосно) воскликнуть: «Великой стране вовсе не требуется Запад… Россия возвращается к себе самой. Россия возвращается в свою историю». Мне искренне верится, что и моя…наша «Аврора» вернется в строй боевых кораблей и наши мальчишки-нахимовцы, как и прежде, будут вместе с её командой поднимать и опускать её настоящий военно-морской флаг, и над Невой с новой силой взлетит её прежняя песня: «Что тебе снится, крейсер Аврора, в час, когда утро встает над Невой…».
И вот тогда, придя сюда снова и снова, может быть, кому-то из нас, выпускников училища начала восьмидесятых, удастся увидеть в её окне восторженное лицо нынешнего её обитателя, вдохновленного звуками морской трубы и звоном «склянок», возжелавшего вдруг просемафорить миру свой свежий мальчишеский привет, наполняющий паруса надежды. И нам с не меньшей радостью и чувством глубокой ностальгии и зовущей в этот прекрасный мир романтики под названием морская стихия, захочется ответить ему и этому дорогому нашему сердцу домику: «Привет тебе, милая моя Питония, от всех питонов… восьмидесятых!»
Сможем ли?
Сможем – точно сможем, ведь я до сих пор помню флажный семафор.
А ты, Питон, помнишь?
Ну, конечно же, ты помнишь, ты всё помнишь…
Автор, как обычно, приносит извинения за возможные совпадения имен и ситуаций, дабы не желает обидеть кого-либо своим невинным желанием слегка приукрасить некогда запавшие в его памяти обычные, в сущности, житейские корабельные события. Всё, описанное здесь, безусловно, является вымышленным, потому как рассказ является художественным и ни в коем случае не претендует на документальность, хотя основа сюжета и взята из дневников и воспоминаний друзей и товарищей периода 1980-1987гг.
Автор, благодарит критика (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение всё это выслушать в сто двадцать первый раз, а также напоминает, что эта миниатюра-черновик всего лишь рукопись, набросок. Здесь, вероятно, масса стилистических и орфографических ошибок, при нахождении которых автор, принеся свои извинения за неудобство перед скрупулезными лингвистами, просит направить их администратору группы «Питер из окна автомобиля», на любой удобной Вам платформе (ВК, ОК, ТМ), для исправления, либо оставить их прямо под текстом.
Спасибо за внимание и… сопереживание.
2014-11.09.2023г.
Рецензии и комментарии 0