Части целого

После работы Женя всегда возвращалась одним и тем же маршрутом почему? Плохо знала себя, окружающих и относительно новое место жительства. А городок-то небольшой, провинциальный районный центр, за день обойти можно. Наверное. Я не пробовал, потому что нерв занимается только Евгенией, которая переехала сюда четыре месяца назад вслед за мной. Так или иначе – мы незнакомцы. Знаете, как вернее всего воплотить намерение в бесповоротную реальность? Обвести кружочком день на календаре, перечеркнув числа после него. Ставлю целью заявить о своём существовании Жене (с маленькой буквы она – исполнение заветного!) 15-го ноября. По её дороге домой чудесную интимную возможность предоставляет берёзовая аллея с фонарями и скамеечками по бережкам. Я познакомлюсь с ней – в любом случае – сегодня вечером.
— Артур, мне нужно, чтоб ты съездил к Ритмину и забрал груз, — просит босс и теоретически нарушает планы; ага, вот это видал? – расписался в накладных красивым почерком и подтвердил мою стопроцентную уверенность в доверии к тебе.
— Джем съездит.
— Слетаешь ты! – Ёлкин раскинул по столешнице пясти веером, когда в доказательство превосходства и правоты навис надо мной. – И никто тебя от этого не спасёт.
Кроме собрата. Друг и коллега Яблоков с годами расплылся в массе. Товарищу Ёлкину кажется, словно транспорт с излишеством Джема внутри перемещается медленнее, поэтому «слетаешь ты» ко мне, атлетическому телосложением, обращается чаще. Довольно о делах, проблема с лишним грузом решена, я жду Евгению в аллее на скамье. Сосредоточился на первых словах, действиях, как выгоднее их подать наверняка гурманке, а неприятности подкрались сзади и обрушились ударом по затылку!..

— Да ты помер, мартышкин! – финальная фраза прозвучала негромко и в претензионном тоне; худой, широкоплечий и низкорослый Теоретик хлестнул по спине упавшую на асфальт и живот жертву чрезмерно длинными рукавами угольного кардигана по колено. Телу должно быть равнодушно не видеть лица под собой, не чувствовать мягкие губы в асфальтовой трещине. Свались оно на щебневый волдырь, разбился бы насмерть какой-нибудь зуб.
Фразёр встал в желтоватое фонарное свечение засучить рукава по локоть, как поступают, когда одежде не надо бы пачкаться. Полуголые жилистые руки опустились «берёзовыми повислыми ветвями вдоль стройного стана»; шея вошла в плечи на несколько незначительных делений шаблонной, невзрачной длины выгнуть на свет сутулое положение с удержанием головы в чёрной шапочке по ветру наилучшего слуха. Вечерний час двадцать первый сравнится с тотальностью века, а вокруг – ни души пустозвонной. Ноябрьский морозец в безветрие всколыхнул тёмно-русые наручные редкие волоски едва ли. Теоретика передёрнуло. Совершив плавное па броском левой ноги к жертве, он вытянул руку и потребовал громче, жёстче претензии раньше:
— Дай я его добью. Пульс! Пульс! Пульс!
Черноволосый, в пепельном бомбере на грязно-серый спортивный костюм, средний рост и мускулистую фигуру, Практик передал просящему нож, блестящий и безразличный. Тот мужчина лёг на дорожное покрывало подобно ребёнку в кроватке, который в локотках согнул ручонки. Только не на спинке и вовсе не спит. Нож впился бы в живого, не помешай ему. Женя пряталась за двумя берёзками с единым стволом. Когда остриё понеслось вниз, к смерти, она закричала и побежала прочь.
— Чего ждала так долго, крыска? Любишь смотреть?! – сорвался Теоретик на истеричный вопль и, будто умалишённый, ринулся догонять, со свистом, смешками, кружением с деревьями и своей осью. Смурый напарник оттянул бессознательную добычу за щиколотки во тьму в мгновение ока, как пищу под раздел, и устремился способствовать поимке.
Двое либо знали каждую кочку на пути, либо видели в темноте, потому как выхватили девушку с островка, казалось бы, безопасности – ямы, над коей она и успела на крошку-секунду зависнуть в прыжке.
— Тихо, дурка, — Практика развеселила нелепость страстного желания подать спасительный голосок и вырваться, он сильно сдавил её щёки пальцами, — нам нужна пара. Он и она. Обещаю вернуть то, что останется…