Части целого**

Льющиеся вода и музыка обули его в мягкие домашние тапочки-зверушки. Как только стопы освободились от ботинок, тончайшие руки звуков окружили их плюшками на плотной подошве… «Хотя оставайся в носках!» — передумали и замахали звуковые деловые конечности, с чем тапочек-зверушек развеялся искусственный, из недр воображения, туман. И так, под покровом мытья посуды, скромного прослушивания лёгких ненавязчивых композиций и причинно-следственной задумчивости при тандеме условий, мужчина дуновением волшебного ветра очутился у дверного откоса прислониться плечом в наблюдении за хозяюшкой. Поразительно завлекательный акт бытовой пьесы – наведение порядка на кухне. Супруга прибрала – о да, шелковистые – светло-русые волосы в боковые хвосты, оголив для любования и лепки мозгом поцелуев шею. Пробор рассёк затылок на равные части и сбежал родниковым ручейком в позвоночник. Лето подарило худенькой жёнушке память о крыльях. Загар лёг двумя, длиной с ладонь, продольными хребту ромбами по лопаткам, ожёг спину болью и чешуйчатой корочкой на несколько дней; успокоился, порозовел и обнажил место, откуда росли, но сорвались необходимые в полёте, легендарные, элементы. Птичка. В телесного цвета пеньюаре на кружевных бретелях. Глубокое декольте устремлялось к бантику из пурпурной тесьмы. Стоит потянуть за его концы. Стоит. Словно кофточка вязаная, распускается книзу. Супруг заключил в объятия компактное двадцативосьмилетнее сокровище с предложением так же ответить:
— Как прошёл твой день?

Узница схватилась отёчными губами за мокрый язык привидения. Её поместили в сумрачную комнатку с низким потолком, унитазом, краном, раковиной, противоударными «буйнопомешанными» стенами, надувным спальным матрасом, металлической аспидной дверью с прочным круглым оконцем величиной с лицо взрослого человека. Смотреть в него удобнее всего сидя, и то, наверное, задумано за-ради обесчеловечивания квартиранта. Лампочки жалкие, тусклые, гнойные прыщи с красными ободками проводов у оснований. Никогда не затыкаются, их тошнит с прохождения электрического тока, рвёт иногда треском в мути гноя за стекляшками друг против друга. Тех – два, этих – две. Абсцесс настенный. В вентиляционную дырку не просочиться, не замёрзнуть, не вспотеть благодаря образцовой температуре поддержания единицы населения в помещении. Кормят и поят дважды в сутки, разглядывают гораздо чаще. Через оконце устанавливает зрительный контакт низкорослый пленитель в вечной горшечной шапочке. Здесь – оливкового цвета. Под, собственно, кожу надсмотрщика. Он всегда гладко выбрит и балует вкусностями каждый девичий рецептор. Если полюбить пристальность взгляда лаборанта на подопытного и гипнотическое очарование жонглирования диаметром пленительных зрачков. Женечка садилась и открывала глазки шире, чтобы пронизывало впечатлениями романтической реальности не хуже любовного сна с эротической вставкой.
— Думай о нём, крылатая душа, — перекатывал Теоретик слова у себя во рту, — кричи мыслью.

Две недели пронеслось с поганого вечера неудавшейся встречи. Возьми меня за руку и вышвырни на улицу – пойду искать, что пёс, по следу хилому. Псу нужен друг, а Джему – прогулка на ночь глядя. Он холост, опекун, растит подопечного племянника восьми лет, справляется вместе с бабушками да дедушками на пятёрку с четвёрками. Звонку в часе… двадцать втором обрадовался. Сели мы к нему в машину и направились в самый ближайший посёлок потому, что там (не обмани, надежда!) гостит и ждёт нас дорогими полуночниками одна моя знакомая с большого города. Увидел я Евгению в бассейне, услышал имя от подруги-щебетуньи и влип по уши в предначертанный наш союз. Даже сменил «порт приписки». Женя прошла проверку, мы неразлучны! Внутренний голос приведёт к ней, чую: не уйду с пустыми руками.

Практик сдавливал шею девушки медленно, пока магнетически впечатляющий, тонкокостный напарник усыхал на полу с пробитым головным аппаратом вследствие практически прикладного искусства, м-м-м. Он, который для Неё, должен был явиться один-одинёшенек. Сплоховал башковитый интеллектуал Теоретик: девчонка сумела внушить своему кавалеру о невозможности прибытия ко двору в единственном рыцарском экземпляре. Значит, внутри что-то есть и готовится щёлкнуть. Таланты не влагаются просто так, и все они должны служить во благо рода человеческого. Эта история о том, где третий – лишний. Двое топчутся у калитки в их временную обитель и поёживаются от морозца. Двое находятся в сознании, краснея белками глаз. Двое воспользовались шансом сомневаться в способностях и преуспели…
— Нет в ней ничего, Практик, кроме любви к жизни, — сказал Озорник и сел около Теоретика по-турецки, — остынь, я выключаю свет, и ложимся спать. Будут другие города. И пары. Свободные от нашей призрачной гениальности. Баста. Если всё это ты провернул только ради того, чтобы вывести в хлам чуть большую часть от исправного целого.

(**предыдущее https://proza.pishi.pro/gorodskaya-proza/72127/)