Естественность. Наиль.

— Самовозгорание с научной точки зрения перемещается в ядро Солнечной системы; оборачивает Солнце вокруг себя со скоростью трения рук при получения удовлетворяющего чванливое эго результата; ровным счётом никак не влияет на само положение при возгорании по естественным причинам; задымляет помещение и напоминает о наличии форточки, когда говорить становится не о чем, но такого в живых не бывает, — сказал и щёлкнул ударением пальцев по двум последним слогам Наиль. – Смотри, как торжествует справедливость и не кали о том, что её нет: два слога – два пальца и – щёлк! – совершенно спонтанно я делаю это дважды.
Кристина выкатила наружу белки вместо яблочек зрачка на блюдце. Её радужковые кольца «испепеляли» Наилево качественное определение цвета глаз стародоброй приятельницы. Состояли они сплошь из пепла, кой не терпел подле себя никого из прилагательной самостоятельности признака. Люди встречаются, их части организационного речевого оборота в порядке недвусмысленных вещей наливаются пеплом ворошить ассоциации от давнего знакомства. Радужка женщины приумножала молчание слов мужчины выразительностью природного языка… Пристальная белизна склер поела владычество тёмного круга словно леденящая пурга мёртвое тело. Играть в «снежки» Криста предпочитала в кошмаре из логического клубка Наиля. Которому просто необходимо стать на ноги и выключить чайник в многоэтажке.
— Открой подарок, умница, — вновь прозвучала его терпеливая просьба, пока гранулы кофе растворялись в шампанских бокалах. В бирюзовом футляре на кухонном столе классически могли таиться драгоценности. Крепкая дружба – первый повод для угощения праздничным настроением на безвозмездной основе. Кристина справилась с декоративным навесным замочком и подняла крышку.
— Пепел? – вопрос, безусловно, достиг адресата: Наиль накрыл небесной расцветки хранилище ладонью.
— Из крематория, сеньорита. Я не в курсе, чей, но он твой по зову глаз в глаза долгие годы…
Уже сегодня, до обеда, школьные друзья ворчливого города направятся туда, куда отправит их всех женское сердце. Футляр проводил ночь на возвышении в мебельном гарнитуре, господстве одиночества, без единой фотографии и памятной мелочишки какой-либо рядом в периметре полочки. Щепотку человеческого праха разделили с основной порошкообразной массой за безусловную плату, чтобы подвергнуть испытанию на прочность тягу Наиля к пеплу. Если сумел вручить, значит не отказался от сравнительной характеристики на уровне полной эквивалентности. Морального права сомкнуть веки сном Кристина лишилась самовольно; устроилась на кровати и спиной к стене, исключила источники света; смотрела и воображала. Скоро предстоит услышать голос пространства-времени о месте, где развеиванием завершится обретение покоя. Наиль думает, как чистоплотному доверию между ними двумя приходит конец через ложку излишка, высылает переживание сообщением на телефон. «Развёл костёр во дворе дачи, — пишется ему и пишется, — и буду стеречь до утра. Твой огонь».