Естественность. Савва.

Малыш заплакал. Ему не понравилось удаление из его жиденькой баловливой ручонки бутылочки с грудным молоком. Моложавая модная женщина повернула коляску с ребёнком так, чтобы с уверенностью произвести первое и последнее впечатление на потомство: «Смотри, как дядя не плачет. У него нет бутылочки-погремушки. Пойдём дальше? Ну конечно, нам с тобой долго гулять». Молоко грудное и агентская няня – в соображении о натуральности одного хотелось, а другого, соответственно, нет. Смотришь, делаешь выводы, наделяешь жидкость молочного цвета высококачественным отличием от истины биологической матери за спиной у маленького трёхколёсного человека. Да правда где? Можно было и спросить «вы молоко?» и «вы мама?», но чем отвечать на возникновение особого интереса в отсутствии такового? Августовский ливень закончился около двух часов назад. Областная столица дышала писаной свежестью; солнце вскочило с постели в семнадцатый сей час суток с воплем: «Эй-у! Золотов к работе в вечернюю смену приступить готов!» Мастер Золотов силён, преуспел в сушке, и луже диаметром с баскетболиста придётся разразиться подневольными брызгами немедля. Савва разбежался для установления в её сердцевине рекорда точности зрелищного попадания стоп. Он – студент, успокаивает плаксивую молодёжь взглядом; обольщает студенток на соседнем подберёзовике скамьи ребячеством со спортивным уклоном. Девушки обведены привлекательным контуром поздравительных аплодисментов, бутылка ситуативного, реквизитного, бесплотного шампанского изрыгает фонтан… Отрыв от земли стал подобен выстрелу пробки, которую не направляют книзу, иначе прольётся невинная игристая кровь. Парню взаимно ударила в голову студентка, стрелой посадившая себя лотосом в аналогичную лужу в миг разрыва летуна с твёрдой поверхностью. Пробка Савва не сделает больно в мгновении ока и ног не замочит. Цветочная группа поддержки в единственном лице воплотила, как украла, плёвую реальность – над зеркально безоблачным следствием дождя пронеслась тень, с лёгкостью самонадеянных расчётов что хлопнула сухостью обувных подошв по асфальту, а точно в заветный центр попало женское мягкое место. Девушки щедро брызнули на молниеносную творческую личность победной минералкой. Главная обида состояла в невозможности второй попытки, по-взрослому глупой и непростительно ребячливой. Савва вернулся раскинуть руки и ноги сидя на скамье в берёзовой роще. Говорят, и в луже люди тонут. Захлёбываются.
— Девчонки, привет! – крикнул и помахал им студент. – Здесь не место для купания, а вы не в купальниках, а купаетесь, то снимайте одежду. Мой водоём глубже. Нырнуть не желаете?
— Мы не поросятки, гений съёма, — пятеро загорелых наливных красоток дать сдачи не прочь. – Но голыми ножками можем пройтись по твоему мировому океану. Если в нём не водятся черви, как в нашем.
Если не убедиться, то продолжать пребывать в бездействии и неверии. Тоже темнокожий и внешне технично исполненный, «съёмщик» оголил стопы, отставил привязчивую обувь. Девушки последовали дельному «совету», раздевши самые низкие точки. Они словно с нетерпением, босые, блестящие глазками, ждали итога, пока эксперт со всей серьёзностью разглядывал океанскую каплю близ женщин. Бродил в ней, создавал волны, переводил стрелки только вперёд.
— Червей нет, русалочки…
Студентки дружно кинулись от него к водоёму принять предложение и нырнуть с пяточки по пальчик в толщу. Хохотали с прикосновения дна его лужи к чувствительным зонам.
— Не нашёл дождевых червей, а? – и чего, счастливые, над вопросами носятся, не спрашивают, а задаёшься. – Всё красиво, не мути! Не присматривайся! У тебя пить найдётся, гений? Мы минералку на полив извели.
Савва пришёл без бутылочки, и бабочек сдуло от жажды. Впору скатить по щеке кончик ногтя в соображении о натуральности. Какой же капризной бывает вода.