Записки промысловика.Медведь второй

Голубое небо упало в воду, зеркально отражая перистые облака на глади Каргыы-куель, что в переводе с нганасанского языка означает «мелководное озеро». В обиходе его называют просто Мелкое.

Солнце зависло над плато Путорана, ощупывая его своими лучами, согревало теплом, проникая в самую глубину ущелий, заставляя таять многометровые толщи снега, скопившегося в межгорьях за долгую полярную зиму.
Вода, сбегая по склонам базальтовых пород, многотысячными ручейками вливалась в котловины впадин холодной синевой. Переполнив их, срывалась с отвесного обрыва и устремлялась вниз, набирая силу. Падение с высоты этой огромной массы воды было таким мощным, что вытесненный ею из ущелья воздух бил порывами в отвесные камни, пригибая вокруг траву и мелкий кустарник, зацепившийся в расщелинах скал. Ударившись внизу о каменные валуны, шлифуя скальные породы, вода, разбиваясь на мелкие брызги, развешивала над водопадом полотна радуги. Рожденный водопадом мощный гул, вырвавшись на поверхность из раструба гор, многократно усиливался и был слышен на несколько километров вокруг.
Вода, вспенившись горной рекой, с шумом мчалась дальше, пробивая себе дорогу сквозь каменные глыбы. Подтачивала корни деревьев, кустарников, встретившихся на пути и, лишив их опоры, валила и тащила за собой в бурлящем потоке, сдирая с них кору, ломая ветки. Ледяная, прозрачная, с темным отливом она успокаивалась только внизу, соединившись с озером.

Стрелки часов приближались к полуночи. Мы сошлись бортами лодок посередине озера в очередной раз, ожидая, когда Толик Дрига заведет свой мотор. До конца нашего маршрута оставалось еще полтора часа хода.

Солнце светило прямо в глаза, заставляя щуриться. Сейчас оно двигалось по горизонту не такое яркое, как днем, но все же обжигало кожу. Прятать лицо не хотелось, тело истосковалась без этой теплоты за девять месяцев зимы. Слабые порывы ветерка серебряной рябью разбегались по воде.

Куда ни кинь взор, кругом вода. Берег проступал едва различимым контуром зеленой полосы, сливаясь с водой. И только горы на обширном волнистом плато со строговыми долинами и, глубокими каньонами задерживали взгляд, не давая перешагнуть за их пределы. На фоне синего неба открывалась величественная панорама Крайнего Севера, под названием — Таймыр.

Наш неизменный маршрут пролегал к озеру Лама. Уже много лет именно в этом уникальном прекрасном месте дружной компанией мы проводили выходные дни в летнюю навигацию. В эту поездку набралось пять лодок. По какой-то причине Петя Болотный в этот раз поехать с нами не смог, а свою лодку одолжил Толику Дриге. Тот, будучи постоянным «матросом» у Петра, наконец-то, получил возможность примерить на себя роль лоцмана и капитана. Зная его склонность к тому, чтобы всегда поучать, рекомендовать, советовать и выставлять свое «я», мы не мешали ему в его лидерских начинаниях. В любой компании Толик был заводилой, а где был он, там присутствовал смех, юмор, веселье.

Одолжив лодку, Петя не разрешил воспользоваться своим лодочным мотором, за которым всегда трепетно ухаживал. Поэтому Толику накануне поездки пришлось в поисках двигателя опросить всех знакомых. Буквально перед самым отъездом ему удалось раздобыть у кого-то «Вихрь 25». Двигатель всю зиму простоял в сейфе и требовал ревизии. Почистить свечи, отрегулировать зажигание и прочее Толик, соответственно, не успел.

Мотор начал капризничать с самого начала. С трудом завелся и совершенно отказывался работать на малых оборотах. Поэтому, как только двигатель, чихая и постреливая в карбюратор, начинал подавать признаки жизни, Толик крутил румпель до отказа. Лодка разгонялась, и он сразу уходил от нас в отрыв. Как только расстояние увеличивалось до такой степени, что мы начинали теряться из виду, он сбавлял скорость, чтобы подождать нас. Мотор глох и мы, приблизившись, томились в ожидании, когда он его вновь заведет. Так повторялось уже несколько раз.

С надеждой смотрим как он, в очередной раз, дергая за шнур стартера, пытается реанимировать двигатель. Длительные ожидания начинают раздражать. Время уходит, поэтому советуем ему двигаться до конечного пункта без остановки.

Наконец его мотор взревел, лодка приподняла нос и через несколько секунд вышла на глиссирование. Толик пошел в очередной отрыв. Прошли озеро Мелкое и вошли в речку Лама. Ширина реки около двух километров, но большое количество островов, проток, мелководных заливов, оставляло руслу не более двухсот метров.

Замелькали, кусты, деревья. Сейчас уже по недалеким берегам ощущалась скорость движения. Теплый встречный ветерок приятно ласкал лицо. Шелест воды, вылетающей из-под днища лодки, убаюкивал своей монотонностью, утяжелял веки, клонил в сон. Да и время уже было позднее.

То и дело по ходу движения лодок, на поверхности реки в разные стороны разбегалась рябь, напоминая закипающую воду. Это косяки ряпушки и тугуна скатывались в озеро.

Мы подходили к сужению реки, так называемым «Котлам». Где-то в этом месте несколько лет назад глубокой осенью затонул вездеход. Никто не пострадал, все остались живы и здоровы, но два ящика спирта, которые везли, спасти не успели. Так они и лежали где-то внутри вездехода, затянутого илом и песком. И каждый раз, проезжая это узкое место, мы вглядывались в водную глубину, в надежде обнаружить место затопления вездехода.

Толик двигался примерно в ста метрах впереди. Подходя к «Котлам», вдали на воде мы заметили силуэт животного, которого пока нельзя было разглядеть из-за большого расстояния. Здесь часто можно было встретить переплывающих водную преграду как одиночек, так и табуны оленей, мигрирующих на север. По звуку снижающего обороты мотора Толика поняли, опять предстоит остановка. Его мотор вновь заглох. Предчувствуя очередное ожидание, мы начали сбавлять скорость и на малом ходу подошли ближе. На наших глазах разыгралась настоящая трагикомедия.
Проходя сужение реки, где расстояние от фарватера до берегов в обе стороны всего несколько десятков метров, Толик увидел переплывающего речку медведя, сбавил газ и, сблизившись, решил наехать на него лодкой, что называется «притопить». При этом стал энергично подавать нам знаки рукой, чтобы привлечь внимание, и в азарте совершенно забыл, что его мотор не работает на малых оборотах.

Двигатель заглох в очередной раз. Лодка, скользя по инерции, носом уперлась в голову медведя и наехала на него. От испуга зверь дернулся в сторону и продолжил свой путь. Лодка, двигаясь тем же курсом, догоняла и ударяла медведя в затылок своим форштевнем. Зверь начал нервничать, фыркать и, поворачиваясь из стороны в сторону, старался отплыть как можно дальше, но лодка вновь настигала его. Взбешенный от такой наглости, медведь резко развернулся у борта, вцепился в привальный брус и повис на нем. Корпус качнулся. Подняв голову, медведь стал перебирать лапами по гладкой пластиковой поверхности. Когти скользили, не давая возможности зацепиться.

Судно остановилось. Процарапав обшивку глубокими бороздами, медведь вновь плюхнулся в воду и поплыл вдоль борта. Толик подошел к лобовому стеклу, с любопытством рассматривая зверя, смеясь, начал тыкать веслом ему в голову, подгоняя и покрикивая:

— Вперед! Поднажми, мишка!

Такого унижения зверь стерпеть уже не мог. Мощные лапы вновь зацепились за борт. Лодка резко накренилась. Толик пошатнулся, потерял равновесие и чуть было не выпал за борт. В последний момент ухватился за стекло и рухнул на дно лодки. Медведь, перебирая лапами, прошелся вдоль борта и повис на носу лодки. В порыве ярости сжал когти так, что насквозь проткнул ими палубу, тонкие волокна стеклоткани как капкан обхватили их. Попытка рывком высвободить когти не удалась. Тогда он пастью вцепился в торчащий из носа лодки рым и начал рвать его зубами, издавая такое свирепое рычание, что с соседнего островка в воздух поднялись все мирно дремавшие на нем чайки. Сильные, смелые, агрессивные птицы, увидев происходящее, начали летать вокруг, издавая громкий хохочущий крик. Грозный рев медведя всполошил и сидящих на гнездах крачек. Эти птицы не любят, когда кто-то вторгается на их территорию, которую они всегда ревностно охраняют. Событие происходило рядом с их гнездовьем, поэтому всей колонией они с тревожным криком покинули свое мелководье, набрали высоту и самоотверженно бросились на защиту своих владений. Атаку начали с пронзительным, с характерным потрескиванием, скрипучим криком «кирр», стараясь ударить клювом и медведя и Толика. На помощь им сразу же поспешили крачки с соседних островков.

Смех сменился паникой. Толик метался по лодке, не зная, что предпринять. Схватил весло, стараясь ударить им зверя по лапам, при этом умудрялся этим же веслом отмахиваться еще и от крачек. Но это только добавляло ярости зверю и сильнее будоражило чаек.

Медведь, пытаясь высвободить когти, делал один рывок за другим. Корпус лодки вздрагивал и содрогался. От толчков Толик подпрыгивал, как на батуте, и приземлялся на разные точки.

В его голове мысли судорожно искали выход из сложившейся ситуации. Панически настроенные подталкивали его за борт: «Прыгай. Прыгай!» Разумные твердили: «Прыгать в воду в такой близости от медведя, а потом соревноваться с ним в заплыве наперегонки — авантюра. Держись до последнего».

— Хорошо!- согласился Толик и, приободрившись, запел.

— Врагу не сдается наш гордый…

В очередной раз поднялся, схватил второе весло, присел на него, зажав между ног. Таким образом, добавил себе еще одну точку опоры, создавая телу устойчивость. Во что бы то ни стало, нужно было устоять на ногах, а это ему пока плохо удавалось.

Лодка дрейфовала по едва заметному течению, медведь, зацепившись когтями, висел на ее носу, вертел мордой по сторонам, явно что-то замышляя. И вдруг рванул лодку лапами вниз и в бок с такой силой, что корпус содрогнулся, шпангоуты палубной перегородки затрещали. Баки с бензином, вещи, продукты — все, что находилось в лодке, взлетело вверх. От неожиданного сильного толчка Толик выронил из рук весло, потерял опору. Ноги подкосились, голова воткнулась в борт, едва не пробив его.

Медведь, наконец, высвободил свои когти из «капкана» почувствовал свободу и опустился в воду. Толик в ожидании мирного исхода с облегчением глубоко вздохнул, улыбка вновь появилась на его лице.

— Мишка! Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел. От тебя-то, косолапый….

Зверь вздыхать не стал. Явно что-то задумав, ударяя по воде лапами начал плавать вокруг лодки, пристально глядя на обидчика. Толик заволновался. Улыбка вновь исчезла с его лица, глаза расширились, азбукой Морзе задергались веки передовая сигнал тревоги, в голове завыла сирена. Пытаясь урезонить зверя, он начал выкрикивать:

— Фу! Нельзя. Миру-мир! – но медведь не реагировал на мирные призывы и, перемешивая лапами воду, продолжая описывать круги, не выпуская Толика из вида.

— У нас всегда найдется, чем ответить агрессору, – Дрига вновь взял в руки весло и стал угрожать им медведю.

— Руки прочь от Каймановых островов! Свободу Анджеле Девис!

Продолжал выкрикивать он, тряся веслом. Но политика зверя не интересовала, а весло не пугало. Он фыркнул и погрузился в воду с головой. Поднырнул, всплыл у носа лодки, и опять ухватился за него лапами. Сильным, мощным рывком дернул на себя и огромная, тяжелая, мокрая масса, цепляясь когтями, оказалась на палубе. Корма взметнулась вверх. Лодка встала поплавком так резко, что Толик, как снаряд, выпущенный из катапульты, зажав между ног весло, успел только крикнуть знаменитое гагаринское:

— Поехали!

И пронесся над головой медведя, при этом, как нам показалось, зверь от неожиданности присел, увернулся и, защищаясь от пролетающего мимо тела, машинально выкинул лапу вверх. В его когтях повис резиновый сапог сорок четвертого размера. В полете, суча ногами, Толик расстался и со вторым. Вслед за сапогами парашютными куполами открылись портянки, обнажив голые ноги с розовыми пятками и кружа, как опавшие листья, мягко легли на воду, с которой не встречались уже больше года.

Полы его фуфайки раздулись, придавая форму крыльев, а зажатое между ног весло, напоминало известную картинку в сказке, о Бабе Яге, летящей на метле.
Крачки, вошедшие в очередное пике, чуть было не столкнулись с мощным летящим навстречу туловищем. Бакланы и чайки-хохотушки на мгновенье замолкли и шарахнулись в разные стороны.

Описав в воздухе дугу, преодолев несколько метров тело, образовав огромный фонтан, соединилось с водой. Шлепок был такой силы, что проплывающий мимо на небольшой глубине, косяк ряпушки был оглушен и резко развернулся в обратную сторону. Лодка, ударив по воде днищем, с еще боле громким шлепком, создав волну, вернулась в исходное положение. Косяк ряпушки заметался, окончательно потеряв миграционный путь.

Перевалив через лобовое стекло, медведь оказался внутри раскачивающего судна. Сделал реверсивное движение телом, шерсть встала дыбом, над лодкой повисла радуга от брызг, и несколько ведер воды вылилось на днище. Переваливаясь, осматриваясь по сторонам, он долго топтался на месте, раскачивая лодку, проверяя ее на устойчивость.

Обнюхал содержимое внутри, недружелюбно взглянул на нас, оценивая силы на случай противостояния, но понял, что мы простые любопытные зрители-зеваки и угрозы для него не представляем. Посмотрел в сторону берега, отыскивая глазами своего обидчика. Мы тоже стали с интересом наблюдать за спринтерским заплывом новоявленного капитана, зная, что он совсем не умеет плавать. Но Толик, по-видимому, об этом забыл и, как Чапаев, переплывающий Урал, греб почему-то одной рукой и в такт каждого погружения приговаривал:

— Врешь. Не возьмёшь!

Достигнув берега, по грудь увяз в илистой грязи и, делая потуги высвободить ноги, руками потянулся к кусту, пытаясь ухватиться за него. Было заметно, что силы покидают его, и понуро склонив голову над водой Толик запел:

— Черный ворон. Черный ворон. Что ты вьёшься надо мной?

Бело-серые чайки, кружащие над ним, в недоумении стали подозрительно присматриваться друг к другу.

Медведь топтался внутри лодки, раскачивая ее как колыбель. Подошел к транцу, поднял голову и начал обнюхивать воздух, часто вдыхая его ноздрями. Он не понимал, откуда несет этим неприятным запахом протухших яиц. Ветерком с берега, где завяз в топкой каше его обидчик, или от этих сплавляющихся по течению портянок, которые сложившись корабликом, мирно покачивались на воде и категорически отказывались ее впитывать.

Крачки тоже почувствовали этот запах. Заволновались, вспомнили об отложенных яйцах и, выйдя из очередного пике, с криком развернулись к своим гнездам.
Медведь приподнялся, оперся одной лапой на сиденье, а другой на мотор, кожух с которого был снят, а раскаленные цилиндры еще не успели остыть. Зверь, почувствовав жгучую боль, взревел, отдернул лапу, при этом захватил когтями за стартер и сорвал двигатель с транца. Ударившись винтом о корму, лодочный мотор исчез в воде и повис, натянув страховочный трос.

От ужасного звериного рева, бакланы, как подстреленные, сложили крылья и рассыпанным горохом попадали на свои островки. Раскачивая головой с открытыми клювами, перебирая перепончатыми лапками, засеменили по песку. Серые чайки замолкли, перестали хохотать. Лишь одна крачка в испуге зависла в воздухе, как жаворонок, продолжая, издавать свое трескучее «кирр-кирр». Остальные крачки, отыскивая свои гнезда, спешно стали разлетаться по сторонам с приглушенным «дык-дык». Крики птиц, слившись воедино, звучали панически, как «кирр-дык», «кирр-дык», и впервые в глазах смелых пернатых отражался ужас.

Медведь перевалился через борт и, снова оказавшись в воде, фыркнул и поплыл. Лодка, зачерпнув бортом очередную порцию воды, закачалась. Услышав рев и увидев, что зверь плюхнулся в воду, еще не зная, к какому берегу он поплывет, Толик в отчаянье скомандовал сам себе: «Полундра! Спасайся, кто может!».

Собрал оставшиеся силы, ухватился за куст и рывком, как Мюнхгаузен, вытащил сам себя из топкой каши. Почувствовал твердость берега и, подминая кусты, босиком рванул в лес. Определить путь его продвижения можно было по вздрагивающим верхушкам деревьев, а скорость едва улавливалась взором. По мере его удаления начал исчезать неприятный запах, зависший над водой. Портянки, словно получив пробоину, как Титаник, резко пошли ко дну, оставляя на поверхности темные пятна. Крачки опустились на мелководье и, отыскав свои гнезда, начали успокаиваться.

В этот день до нашего места мы так и не добрались. Переночевать решили на берегу. Толика кричали недолго. Он, по-видимому, еще не успел добежать до Аляски и через час, внимательно всматриваясь в кусты, появился почему-то сначала на берегу соседней протоки, всем своими видом показывая, что собирает хворост для костра. Мы тоже сделали вид, что поверили в это.

Стол накрыли прямо на земле, расстелив большую клеёнку. Выпивая и закусывая, долго обсуждали произошедшее. От смеха уже болели мышцы на лице. Странно, но Толик смеялся громче всех, правда, как-то скованно, нервно, при этом часто привставал, поглядывал на водную гладь реки, пристально всматриваясь вдаль. Спать легли уже под утро. Во сне наш укротитель медведей постоянно взмахивал руками, дергал ногами, иногда, вскрикивал:

— Да твою же мать!

Проснулись, когда солнце уже прилично пригревало. Чайки кружили над водой. На островах крачки, сменяя друг дружку, усаживались на гнезда.
На воде с едва заметным течением снова появилась кипящая рябь. Это косяки ряпушки и тугуна продолжали свой путь.

Толик проснулся позже всех. Радостно улыбаясь, прищуриваясь от яркого солнца, потянулся, раскинул руки по сторонам и громко сказал:

— Ребята! Такой сон мне сегодня приснился! Сейчас расскажу. Упадете от смеха. Короче, речку переплывает медведь. Я…., — он внимательно посмотрел на голые ноги, на воду, береговой кустарник, лодки стоящие на привязи, задумался и сконфуженно замолчал.