Раскол на Яике

Анатомия конфликта, вынесшего наверх Пугачева, малопонятна без отмеченного Пушкиным «разделения… казаков на две стороны: Атаманскую и Логиновскую, или народную», вполне актуального еще и тридцать лет спустя после того, как оно произошло.

… С самого 1762 года стороны Логиновской яицкие казаки начали жаловаться на различные притеснения, ими претерпеваемые от членов канцелярии, учрежденной в войске правительством… генерал-майоры Потапов, Черепов… принуждены были прибегнуть к силе оружия и к ужасу казней.… Наконец, в 1771 году, мятеж обнаружился во всей своей силе.… строгие и необходимые меры восстановили наружный порядок, но спокойствие было ненадежно. «То ли еще будет! — говорили прощеные мятежники, — так ли мы тряхнем Москвою».
А. С. Пушкин. История Пугачева.

1. Наступление на демократию.

… В XVIII столетии «золотой век» русского казачества уже миновал. Постепенно клонились к закату времена буйной вольницы — привилегированных казачьих автономий, бывших в XVII веке своего рода «государствами в государстве». Тогда казачьи сообщества еще вольготно чувствовали себя на окраинах России, оплачивая свою «волю» кровавыми схватками с окружающими кочевыми народами, нередко действуя по их «степным» законам — стремительными конными (а потом и морскими) набегами. Казачьи сообщества заставляли считаться с собой, будучи нередко основной воинской силой на отдаленных окраинах.

Но ситуация постепенно менялась. Четыре обстоятельства способствовали этому. Во-первых, Россия медленно «переваривала» степные окраины; прежняя «московская» пестрота и «лоскутность» русского общества и его государственной территории все больше уступали место «петербургской» рационалистической «регулярности». Во-вторых, казачья «вольность» нередко создавала помехи международным отношениям империи, настолько глубоко влезшей в европейскую политическую «кухню», что каждое ее неловкое движение тут же вызывало противодействие на всех международных «фронтах», в том числе и на легко уязвимом турецком, где роль казачества была особенно заметной. В-третьих, созданная при Петре регулярная армия во многом обесценила казачество как военную силу, все больше сводя его функции к вспомогательным — войсковой разведке, воинскому дозору, конным рейдам по дезорганизации и разорению тыла противника охране пограничных рубежей. В-четвертых, начинал сходить со сцены столетиями досаждавший России «степной фактор», породивший казачество как «адекватный симметричный ответ» ему.

Все это создавало почву для постепенной интеграции казачьих автономий. Державное вмешательство стало вполне ощутимым уже в самом начале XVIII века, когда после захвата Азова Россия все более активно стала использовать южные земли. Во время второго Азовского похода в мае 1696 года Петр и знаменитый Патрик Гордон еще видели их пустыми даже на более освоенном русскими правобережье почти на всем протяжении трехдневного плавания по Дону от Коротояка и лежащих за ним меловых пещерных монастырей (Дивногорья и «Шатрища») до первых донских казачьих станиц. Но в 1700-е годы в связи со строительством Воронежского флота эта «буферная» зона стала стремительно сокращаться, сфера хозяйственной, административной и военной активности государства вторглась в земли донских казаков. Это не могло пройти безболезненно — в результате в 1707-1708 годах вспыхнуло булавинское восстание, ставшее переломным моментом в ограничении автономии Дона. Как считал М. К. Любавский, донское казачество в итоге превратилось в служилое государственное сословие, что сопровождалось установлением верховной собственности государства на донские земли.

Былой самостоятельности Войска Донского приходил конец. Началась трансформация «вольных» казачьих войск в военизированные «служилые» ограниченные полуавтономии, обтесанные по лекалам «регулярства». Уже в первой половине XVIII века этот процесс так или иначе затронул все контингенты казачества — от донского до малороссийского, хотя и проявился везде по-разному. Правительство еще было заинтересовано в «казачестве как в военной силе и старалось без особой нужды не форсировать интеграцию, но все же делало серьезные шаги в этом направлении, сопровождавшееся внутренними изменениями в казачьей среде.

Правительственная политика явно расходилась с былыми традициями „казачьего демократизма“ и приводила порой к курьезным эпизодам: во время русско-турецкой войны 1735-1739 годов, значительная часть „запорожского жалования“ в 6150 рублей в год тайно выплачивалась войсковой верхушке, однако в мае 1739-го рядовые запорожцы, изрядно намяв бока, отняли у старшины уже поделенную ее часть (летом 1740-го фельдмаршал Миних обеспечил тайну этих раздач: на долю четырех человек из войскового руководства пришлась тогда четверть всеей суммы — 1500 рублей)