Приговоренные ко тьме. Эпизод 11 (Глава 11)

Эпизод 11. 1655-й год с даты основания Рима, 15-й год правления базилевса Льва Мудрого, 1-й год правления императора Запада Людовика Прованского
(10-12 июня 901 года от Рождества Христова)

Теодора не ошиблась — Людовик, прежде чем направить свои воинственные стопы в сторону Вероны, прежде заглянул в Павию, где пробыл около недели. За это время к нему подтянулись все верные ему вассалы. Не подкачал тосканский Адальберт, обеспечив финансирование похода, а также прислав пять сотен войска во главе с уже знакомым нам графом Хильдебрандом, еще три сотни воинов подошли из Ивреи от другого Адальберта. Всего под началом Людовика собралось около двух тысяч человек и, по оценкам всех стратегов императора, этого было вполне достаточно, чтобы склонить побежденной буйную голову Беренгария Фриульского. Единственное, что действительно расстроило Людовика, так это внезапный и скорый отъезд в Рим его верного слуги Теофилакта — гонец из Рима прислал письмо от папы Бенедикта, в котором понтифик слезно умолял своего консула срочно вернуться в город, где чернь устроила беспорядки.
В начале июня войско Людовика выступило из Павии. В условиях наступившей жары, отряд продвигался довольно медленно. Продвижение затрудняли постоянно возникающие по ходу проблемы с продовольствием. Людовик и его армия с удивлением и горечью обнаруживали по пути все новые свидетельства варварских набегов венгерских кочевников. Многие села были сожжены дотла, многие церкви были осквернены размещением в них язычников, не отягощенных культурой поведения и трепетным отношением к находящимся в церквях реликвиям.
После пересечения границ Фриульской марки войску Людовика начали попеременно попадаться на глаза конные разъезды. Очевидно, Беренгарию стало известно о новой напасти, посетившей его землю. Людовик приказал ускорить ход, чтобы по возможности сократить противнику временные рамки для подготовки к обороне. Вероятно, этот приказ сыграл на руку бургундцам, поскольку попутные мелкие города и замки веронского графа без сопротивления распахивали свои двери, встречая непрошеных гостей хлебом и солью.
Вечером 10 июня войско Людовика подошло к берегам Адидже, оказавшись всего в нескольких милях от Вероны, главной цели наступавших. Император приказал осуществить переправу до захода солнца, чтобы заночевать на противоположном берегу. Армия Бургундии и Тосканы начала медленный спуск к берегу с прилегающих холмов. Подойдя к реке, бургундцы внезапно увидели на возвышенности противоположного берега ряды вооруженных людей со штандартами и значками Итальянского королевства, Вероны и Фриуля. Армии встретились, и Беренгарий, по всей видимости, решился на сражение.
Свита Людовика молча оценивала ситуацию. Численность войска Беренгария оказалась несколько выше прогнозной и составляла около тысячи человек.
— У нас двухкратное превосходство в людях, ваше высочество, — бодро доложил Людовику граф Теобальд, герой недавнего турнира в Лукке.
— Да, но это единственный повод для оптимизма, мессер Теобальд, — парировал граф Хильдебранд, — мне категорически не нравится наше расположение. Мы в низине и враг может, перейдя реку выше или ниже течения, обойти нас так, что мы даже не заметим.
— Вы полагаете, что Беренгарий, презрев законы чести, может пуститься на обман? Принять мой вызов на бой, а вместо этого тайком проникнуть в наш тыл? — воскликнул Людовик.
— Охотно верю, что бургундские правители, когда ведут войны, так не поступают. Но здесь не Бургундия, ваше высочество. Для Беренгария от исхода этого сражения зависит слишком многое.
— Что же вы предлагаете, граф Хильдебранд? — спросил император.
— Отступить от реки и, вернувшись на холмы, переночевать там. Так мы будем в безопасности. А утром мы начнем переправу через реку и обрушимся на Беренгария всей силой.
— Отступить на виду у фриульцев? Нет! — горячо возразил Теобальд.
— Граф Теобальд, вы не на турнире. Здесь действуют иные правила, и хитрость и осторожность едва ли не большие добродетели, нежели безрассудная смелость.
— Даже если ваши опасения подтвердятся, граф Хильдебранд, — сказал Людовик, — фриульцу для этого придется сильно растянуть линию своего войска. Мои рыцари прорвут ее в любом месте и в любое время.
— Но, оказавшись у нас над головами, они получат дополнительный козырь, который приведет к росту потерь вашего войска. Я настоятельно прошу вас, ваше высочество, прислушаться к моему совету и отправить хотя бы часть вашего войска на холмы. Как раз очень кстати, свой спуск еще не закончили иврейцы. Оставьте отряд Адальберта Иврейского наверху.
Слова Хильдебранда звучали почти умоляюще, и Людовик заколебался. Не в силах принять самостоятельного решения, он в поисках совета, не постеснялся обратиться к пятнадцатилетнему Гуго Арльскому:
— Мой юный кузен, а что думаешь ты?
— Опыт графа Хильдебранда известен, а настойчивый тон его слов производит впечатление. Моему неискушенному в ратных делах разуму видится обоснованным оставить на холмах отряд Адальберта Иврейского.
— Да будет так, — провозгласил Людовик, в душе упрекая себя за то, что в такую минуту не смог рассуждать столь же просто и логично, как его желторотый племянник, — а сейчас разместить лагерь, выставить по периметру часовых, остальным время посвятить молитве и отдыху, никакого вина, никаких девок, поутру мы начнем переправу через Адидже, и да смилостивится Господь над фриульцем!
Ночь прошла абсолютно спокойно. Однако едва забрезжил рассвет, в шатер к Людовику настойчиво постучал граф Хильдебранд.
— Ваше высочество! Вставайте! Слышите, немедленно вставайте! Плохие новости!
— Что? Что такое, мессер Хильдебранд? Ад оказал поддержку Беренгарию?
— Вы удивитесь, насколько вы близки к истине! Взгляните на противоположный берег!
Людовик со своей свитой после кратких приготовлений наконец выскользнул из шатра. На противоположном берегу в полной готовности стояло войско Беренгария, за ночь прибавившее в численности раза в полтора.
— Откуда у него подкрепление? Кто эти люди?
— Обратите внимание, ваше высочество, на левый фланг их войска! Это не христиане!
Действительно, левый фланг фриульского войска составляли разношерстно одетые люди совершенно дикого вида, практически все конные, а на вооружении у каждого были копье и лук за спиной. Дикари при появлении военачальников противоборствующей стороны принялись подбадривать себя, издавая воинственный клич.
— Ху, ху, ху! — неслось с противоположной стороны Адидже.
— Это венгры, ваше высочество, — подсказал Людовику кто-то из веронских вассалов, накануне примкнувших к его войску.
— Вот как?! Ради войны с нами Беренгарий пошел на перемирие с язычниками?! Однако, каков этот король Италии!
— По всему видно, что он не просто заключил перемирие, а еще привлек их на свою сторону, — заметил Хильдебранд.
— Ситуация осложняется, благородные мессеры, — подытожил очевидное Людовик, но Хильдебранд его невежливо перебил:
— Самое страшное, что мы, быть может, видим сейчас только часть венгров. Никто не поручится, что остальные в эту минуту не заходят к нам в тыл.
— Разрази меня гром! А ведь и в самом деле! Как хорошо, что я послушался вас, граф Хильдебранд, и оставил отряд иврейцев наверху.
— Предлагаю, ваше высочество, немедленно послать им сотню тосканцев для укрепления их позиций, а нам самим все-таки тоже отступить к холмам и еще раз трезво оценить свои силы и возможности.
— Ну нет! Насчет сотни здесь я с вами соглашусь, распорядитесь немедленно послать ваших людей на помощь Иврее, а вот нам самим отступать негоже. Не для того мы пришли сюда, чтобы при первой же опасности показать спину, за нами сила и помощь Господа, позволившего мне стать цезарем здешних земель. Беренгарий изменил не только итальянской короне, он изменил самой Вере, заключив союз с безбожниками, до сей поры грабившими его церкви и замки и насилующими его дев!
Пылкий монолог Людовика заставил всю свиту с почтением поклониться. Между тем отряд тосканцев, отряженных на подмогу к людям Адальберта Иврейского, скоро начал взбираться на прилегающие холмы. Они прошли уже почти половину расстояния до расположения лагеря иврейцев, как внезапно в них с высоты холмов обильно полетели стрелы, а над самими холмами взвились незнакомые, белые с красным крестом посередине, стяги.
— Сполетцы! — в ужасе простонал Хильдебранд.
— Но откуда? Откуда здесь сполетцы? И где теперь граф Адальберт?
Тосканский отряд спешно вернулся вниз, потеряв от внезапной атаки лучников пару человек. На гребни близлежащих холмов густо выступили вооруженные пешие и конные люди, показалась и пара зловещего вида катапульт, не обещавших ничего хорошего сгрудившимся внизу чужакам.
Людовик продолжал, сбившись на крик, вопрошать окружающих обо всем наблюдаемом им в настоящий момент. Никто не отвечал, каждый, признаться, был уже занят подсчетом своих собственных шансов на благополучное спасение из создавшейся ситуации.
— Наше дело безнадежно, ваше высочество, мы окружены, — наконец изрек, нервно грызя ногти, Хильдебранд.
Людовик растерялся. Как, как такое могло произойти? Еще вчера, еще час тому назад он был уверен в своей скорой победе над мятежным фриульцем, воображение его рисовало картины завтрашнего дня, где полный смирения Беренгарий благодарит его, Людовика, за редкостное великодушие, проявляемое им к побежденным. Теперь же, напротив, в создавшейся ситуации можно рассчитывать только на великодушие самого Беренгария. Что если он отдал приказ свирепым венгерским наемникам вырезать под корень всю красу и гордость бургундского рыцарства?
— Глядите, ваше высочество, от них едет всадник на переговоры!
От сполетского войска, оказавшегося у них в тылу, действительно отделился человек высокого роста и могучего телосложения, сидящий на рыжем скакуне. В сопровождении двух оруженосцев он начал медленно спускаться к лагерю Людовика, к его копью было привязано полотнище белого цвета. Спустя четверть часа он предстал пред императором.
— Вас приветствует и просит вашей милости Альберих, герцог Сполето, граф Камерино, граф Фермо! Счастлив лицезреть и падаю ниц перед благочестивейшим Людовиком, королем Нижней Бургундии и Прованса!
— Если бы вы были действительно счастливы, мессер Альберих, то не забыли бы добавить к титулам нашего сюзерена титулы короля Италии и императора римлян и франков! — вступился за Людовика граф Хильдебранд.
— Разве это счастье, мессер Хильдебранд? Порой настоящее счастье испытываешь, когда улепетываешь с голым задом по нескошенным лугам Пьяченцы, и никакие титулы тебе в этот момент не нужны!
— Я думаю, мессер Альберих, за эти слова нам придется встретиться еще раз.
— С удовольствием, мессер Хильдебранд. Но в данный момент ваша фигура меня занимает меньше всего. Не для того я поднял свою задницу с теплых постелей своего замка, чтобы соревноваться с вами в остроумии. Ваше высочество, король Людовик, не надо быть Велизарием или Ганнибалом, чтобы понять, что ваша война проиграна.
— Возможно, мессер Альберих. Возможно, вам удалось нас обхитрить, призвав на помощь Вельзевула и его дьявольские войска. Но мои воины доблестны и честны, и по высокой цене продадут вам свои жизни.
— Ваши слова, ваше высочество, выдают в вас государя отважного и добродетельного. Они меня только укрепили сейчас в мысли, что я все сделаю правильно, предложив вам сдаться на почетных условиях.
Альберих спешился. Людовик пригласил его в свой шатер, в который также позволил войти Гуго Вьеннскому, Хильдебранду и Теобальду.
— Прежде чем узнать ваши условия, мессер Альберих, прошу вас, откройте мне секрет вашего появления.
— Пожалуйста. Я получил известие о вашем походе на моего сюзерена и как добрый вассал оказал ему посильную помощь. Только и всего. Может, вас интересует численность моего отряда? Извольте, еще вчера под моим началом было тысяча двести людей, сегодня же полторы тысячи за счет графа Адальберта Иврейского!
— Адальберт предал меня? Проклятье! Я предам огню все земли этого неверного соседа!
— Графу Адальберту этой ночью было предложено от Беренгария нечто такое, на что он согласился, ни секунды не раздумывая.
— И что же это?
— Рука Гизелы, дочери Беренгария!
Людовик со стоном опустился на низенький стул и склонил голову. Мягкие светлые волосы раскинулись на его плечах столь же бессильно, сколь бессильным сейчас чувствовал себя их владелец.
— Ловкий ход, мессер Альберих, — сказал Хильдебранд, — но мнится мне, что вы огласили не весь список предателей. Кто-то должен был предупредить вас и о походе на Верону, ведь вы подготовились к нему столь отменно, что сомневаюсь, что сие было сделано за один день.
— И кто же это может быть? — поднял голову Людовик.
— Кто же, как не эта мерзкая и сладкоголосая тварь Теодора, покинувшая вас еще в Лукке. Только у нее было время предупредить сполетцев. Вот и муженек ее заблаговременно покинул вас, ваше высочество, под предлогом, быть может, надуманным.
Людовик молчал, он вспоминал свой разговор с Теодорой и задавался глуповатым вопросом, неужели его оскорбительное прощание с ней, а точнее отсутствие этого прощания как такового, стало для этой женщины поводом для столь чудовищной мести.
Альберих также молчал, не зная, как выгородить Теодору. Внезапно на помощь пришел сам Людовик:
— Ну да, ну да. Такая измена могла быть выгодна и самому Тосканскому дому, чьих представителей я поспешил объявить своими наследниками.
Гуго постарался уйти в тень, понимая, что своим нелепым присутствием может сейчас навлечь на себя гнев Людовика.
— Граф Адальберт Тосканский дал вам, ваше высочество, своих людей и немалые финансы на поход. Если он в чем и заинтересован, то только в гибели Беренгария, чтобы избавиться от принесенной ему клятвы, — развеял сомнения Людовика Хильдебранд.
— Вы правы, мессер Хильдебранд, в вашем лице приношу свои извинения всей Тоскане. Итак, — с горькой усмешкой продолжил Людовик, — меня предала семья, которую я считал своей главной опорой в Италии. Вам всем урок, воины мои, но главный урок мне. Мессер Альберих, — сказал Людовик, вставая со своего стула и подходя к герцогу, — у меня и моих воинов от огромного Итальянского королевства остались сейчас только наши мечи и, пока они в наших руках, Беренгарию не бывать властителем здешних земель!
— Ваша речь, ваше высочество, выдает в вас храброго милеса. Но я не могу назвать ваше решение мудрым. В ваших руках в случае вашей сдачи остается ваше бургундское королевство, в ваших руках останется жизнь ваших мужественных вассалов, на вашей голове король Беренгарий клянется сохранить императорскую корону, раз она вам настолько дорога. В конце концов, какие дополнительные бенефиции, кроме греховного тщеславия, вам доставляет ее ношение? Разве кто-то из франкских королей преклоняет еще перед ней свои колени, как это было при великом Карле?
— Чего же хочет Беренгарий?
— Он требует от вас клятвы, что вы навсегда покинете пределы его королевства и его вассальных владений, то есть вы навсегда покинете Апеннины, и никогда ни вы, ни дети ваши не будут претендовать на титулы итальянских королей. За это Беренгарий согласен оставить вам и вашим людям жизнь и почет и предоставить каждому пятому человеку вашего войска оружие для беспрепятственного ухода на другую сторону Альп.
— А если я откажусь?
Альберих вздохнул.
— Чтобы вам легче думалось, ваше высочество, я вам сейчас покажу один фокус, который ускорит ваше желание покинуть здешние земли. Я знаю, вы большой любитель интересных зрелищ, но подозреваю, что такого вы еще не видели.
Альберих, фамильярно взяв императора за руку, вывел того из шатра. Оглядев императорский лагерь, он указал на левое крыло бургундского войска.
— Чьи шатры располагаются там, ваше высочество?
— Милесы Тосканы, мессер Альберих!
— О, псы клятвопреступника Адальберта! Вот и славно, пусть их пример послужит в назидание и устрашение прочим.
Альберих подошел к своему коню, отвязал копье с белым полотнищем, вышел на открытое место и, повернувшись к своему лагерю, несколько раз описал этим копьем круг. Все замерли, ожидая чего-то удивительного.
Спустя несколько минут со стороны холма, занятого войсками Сполето, вдруг взвились сопровождаемые грохотом языки пламени, и к лагерю Людовика понеслись косматые огненные шары. Они упали аккурат в шатры тосканской дружины, моментально воспламенив все вокруг. Среди войска Людовика послышались панические крики, все вокруг пришло в движение, ланциарии и катафракты без всякого приказа рассыпались тушить пожары и вытаскивать из огня пострадавших. Сам Людовик и его свита с ужасом смотрели на произведенные невиданным оружием разрушения и не сразу взяли в свои руки управление действиями своих людей.
— Ужасное, смертоносное оружие! Не находите, ваше высочество? — улыбаясь, прокричал в ухо королю Альберих, — Это дьявольское зелье горит даже в воде! Стоит ли, при столь мизерных шансах на успех, губить своих и чужих людей? Христиан, между прочим!
— Ну не все здесь христиане, мессер Альберих. Поведайте нам, откуда, у Беренгария появились венгры?
— Сей пример вам в уразумение, ваше высочество, как следует поступать, когда имеешь дело с необоримой силой. Король Беренгарий, потерпев ряд поражений от венгров, почел за меньшее зло золотом привлечь на свою сторону жестокие сердца этих язычников. Говорят, с некоторыми дьюлами, как называют венгры своих князей, у него завязалась настоящая дружба!
— Как может богобоязненный христианин водить дружбу с этими слугами дьявола?
— Перестаньте, ваше высочество. Они не бóльшие язычники, чем сарацины Фраксинета, а вы, говорят, отнюдь не гнушаетесь торговать с ними. Точно так же поступает даже сам папа римский, когда ему бывают нужны пунийцы Гарильяно.
— Да, но чего стоит слово язычника в сравнении со словом христианина? Тот же папа мне жаловался на притеснения, которые начали чинить ему эти пунийцы сразу после принесения клятвы дружбы и верности.
— Ага, сравните их, ваше высочество, с обоими богобоязненными Адальбертами или смиренной Теодорой, и пусть ваши чувства успокоятся. Надежность слова человека в его характере и принципах, а не в вере, которую он исповедует.
— Так что это за оружие, мессер Альберих?
— Его называют огнем Каллиника, ваше высочество. Рецепт изготовления мне абсолютно неизвестен, а сей подарок я получил от своих друзей. Говорят, в Константинополе им пользуются уже давно и держат рецепт изготовления в строжайшей тайне. Это оружие сеет смерть и ужас среди врагов базилевса. Опять же говорят, что не так давно греки уничтожили этим огнем огромный флот арабов, собиравшийся вторгнуться в их пределы. При этом греки не потеряли будто бы ни одного человека. Но мы увлеклись, ваше высочество, солнце близится к полудню, а если до полудня я не получу ответа на мое предложение, войска Беренгария и мои войска пойдут в совместную атаку.
Людовик предпринял последнюю попытку.
— Мессер Альберих, я вижу перед собой отважного и мудрого милеса. Я имею шанс склонить вас под свои знамена?
Альберих усмехнулся.
— Мы только что говорили о подобном, ваше высочество. Я принес клятву верности королю Беренгарию, король признал мои права на герцогство Сполето.
— Я отвечу вам тем же и даже сверх того! — воскликнул Людовик.
— Я так понимаю, за счет Тосканы? — Альберих с усмешкой взглянул на Хильдебранда, а тот, не на шутку встревожившись при виде столь переменчивого монарха, начал напряженно прислушиваться к их разговору, — боюсь, вам это будет грозить новыми неприятностями. Мой вам совет, ваше высочество, и заранее прошу прощения за дерзость, уезжайте отсюда, интриги местных баронов укоротят вам жизнь. Итак, я жду ответа до полудня!
Совещание в стане Людовика было недолгим. Император, утешая себя примером Адальберта Тосканского и полагая, что в данный момент легче принести в жертву слово свое, чем жизнь свою и войска, сам высказался за принятие условий, выдвинутых Беренгарием. В полдень над шатром императора появился белый флаг. В тот же момент с противоположного берега протрубил рог, возвещающий о намерении короля Беренгария прибыть в стан побежденного врага. Лагерь Людовика ответил ревом трубы, протяжным и печально-согласным.
Спустя три часа была наведена кое-какая переправа, и по деревянному помосту первым пересек реку Беренгарий. Вороной конь его был украшен богатыми восточными коврами, а сам непризнанный король постарался придать себе вид надменный и холодный. Стороны обошлись без церемониальных поклонов и лобзаний, Людовик вложил свои руки в руки Беренгария, после чего повел Беренгария в свой шатер, где они остались с глазу на глаз.
Беренгарий в течение последнего месяца провел отличную работу, подготовив свой народ к вторжению бургундско-тосканского войска. Получив информацию от Альбериха, Беренгарий спешно собрал своих вассалов, но главное, заручился поддержкой своих недавних обидчиков — венгров, пообещав им щедрое вознаграждение. Теперь уплату этого вознаграждения Беренгарий переложил на плечи Людовика, а точнее, на Адальберта Тосканского, которого имел все основания подозревать в клятвопреступлении. Людовик нисколько не сопротивлялся, напротив, с радостью свалил все обязанности по оплате вознаграждения наемников на своего богатого союзника.
Еще одним успешным маневром, предопределившим конечный успех Беренгария, было спешное предложение руки своей дочери Гизелы маркграфу Иврейскому. Династический союз сулил много выгод в дальнейшем, в том числе и в плане нейтрализации возможных будущих попыток Людовика взять реванш. В этот же момент сватовство Гизелы, предложение о котором Адальберту Иврейскому привез накануне ночной гонец, обеспечило Беренгарию никем из бургундцев не замеченный уход с поля предстоящего боя иврейского отряда, на позициях которого моментально обосновались сполетцы.
Беренгарий с Людовиком пробыли наедине около получаса. Выйдя из шатра, они объявили своим воинам о достигнутом между ними перемирии, которое завтра будет озвучено в веронской базилике Святого Петра и скреплено печатями обоих государей.
На следующий день, 12 июня 901 года, в присутствии епископа Вероны Адаларда, представителей высшей знати и духовенства Бургундии, Тосканы, Фриуля, Вероны и Сполето, коронованные особы на ступенях базилики Святого Петра, сыгравшей впоследствии роковую роль для них обоих, объявили собравшимся, а затем отразили в манускриптах следующее:
«Я, Людовик, сын Бозона, милостью Божьей коронованный император франкской империи, король Нижней Бургундии и Прованса, признаю законным королем Лангобардского королевства Беренгария, сына Эверарда, маркграфа Фриульского, и клянусь всемогущим Богом, этими четырьмя Евангелиями, этим крестом Господа нашего Иисуса Христа и телом Апостола Петра, что навсегда покину пределы Лангобардского королевства, и ни я, ни потомки мои не будут оспаривать у означенного Беренгария и потомков его право называть себя королем италийским или лангобардским и в действиях своих ни я, ни потомки мои вреда Беренгарию и потомкам его причинять не будут.
Я, Беренгарий, сын Эверарда, милостью Божией король Лангобардии, маркграф Фриульский, клянусь всемогущим Богом, этими четырьмя Евангелиями, этим крестом Господа нашего Иисуса Христа и телом Апостола Петра, что я сам и потомки мои признали и будут признавать право Людовика, сына Бозона, короля Нижней Бургундии и Прованса, именовать себя и потомков своих августами франкской империи. Клянусь, что не стану чинить препятствий и вреда для того, чтобы вышеозначенный Людовик во главе доблестного войска своего с оружием в руках покинул пределы Лангобардского королевства. А также обязуюсь во всех начинаниях Людовика в границах его владений поддерживать и посильную помощь в случае необходимости оказать».
Таким образом, каждый получил по мере сил, возможностей и желаний своих. Среди противоборствующих сторон не нашлось ни одной способной одержать решительную победу. Стороны просто зафиксировали сложившееся фактическое статус-кво. Людовик сохранил жизнь и честь своему войску и мог продолжать тешить свое тщеславие, оставив за собой уже во многом эфемерный титул правителя империи Карла Великого, Беренгарий же этим документом распространил свою фактическую власть на всю Северную Италию, пусть и остался «всего лишь» королем. Альберих сохранил и закрепил за собой герцогство Сполето, Теофилакты также удержали свои позиции, дарованные им Людовиком, вовремя переметнувшись в лагерь более сильной стороны. Проигравшими, но не сдавшимися оказались Адальберт и Берта Тосканские, потратившие значительные средства на подкуп неудачливого императора и организацию провального похода на Верону, а также ставшие клятвопреступниками в глазах Беренгария. И, наконец, оставшись над схваткой, из этого запутанного клубка страстей и интриг спокойно выбрался их главный инициатор, сто семнадцатый глава Римско-католической церкви папа Бенедикт Четвертый.